Стоит только протянуть руку, и придёт долгожданный конец странствиям и невзгодам. Всё так просто…
Она представила себе, как молния врезается в землю посреди марширующей фаланги, и жаркие синие искры паутиной опутывают доспехи копейщиков, раскаляя их докрасна, а сюда, наверх, поднимается зловонье палёного человеческого мяса.
– …и всё будет так, как ты хочешь. Жертва, что ты принесла, стоит великой милости, но Владыки этого мира не могут сами вмешиваться в судьбы смертных. Ты должна всё сделать сама…
Кто это? Тронн или Таккар?
В памяти всплыли лица богов, такие, каким она видела их в древнем святилище Торнн-Бага. Нет, никто из них не мог говорить так вкрадчиво и мягко. Может быть, Ай-Догон ошибся, и она попала не туда, куда ей было надо… Или здесь живут не только боги, а ещё кто-то? Что бы там ни было, соблазн схватить молнию слишком велик, чтобы тотчас же ему поддаться. Кто знает, не обратит ли эта молния в чёрную выжженную пустыню все земли между Альдами и Серебряной Долиной…
– …а ведь твой отец не пожалел собственного замка, не пощадил своей дружины только ради того, чтобы уничтожить горландцев…
Нет! Вот теперь тот, кому принадлежит голос, доносящийся из грозового облака, висящего над головой, просто лжёт. Лорд Робин ди Литт пошёл на смерть, чтобы спасти тех, кого ещё можно было спасти.
Ута с трудом оторвала взгляд от молний и тут же вспомнила о тропе, ведущей влево. Она даже не попыталась заранее увидеть то, что скрывается там, в глубине серебристого сияния. В конце концов, всегда можно повернуть назад…
– …здесь нет обратных путей, – запоздало прошептал ей вслед тот, кто скрывался в грозовой туче, но она даже не подумала остановиться.
Чтобы там ни сулил этот тихий и вкрадчивый голос, самый лёгкий путь не всегда ведёт к цели, – так сказал отец, тогда, при расставании… Что-что, а это запомнилось сразу и навсегда…
Ослепительное сияние, преграждавшее путь, поблекло и расступилось. Впереди вновь возникли зелёные холмы Призрачного мира, и над ними парил грубо сколоченный настил из горбыля, на котором стояли безмолвные боги, Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей. Казалось, ещё несколько шагов, и они будут рядом, но золотистая облачная тропа внезапно оборвалась, и внизу пролегла затянутая туманом впадина между двумя холмами. Ещё шаг, и можно сверзнуться вниз. Кто однажды стоял вровень с богами, тому не близко падать…
Но падать не пришлось. Точнее, она не ощутила никакого падения. Облачная тропа внизу растаяла, и перед глазами выросла стена тумана, сквозь которую доносились осторожные шорохи, едва слышный щебет птиц и звон капель, стекающих со стеблей на влажную землю. Наверное, так боги указали, где её место – там, откуда ничего не видно, и можно лишь догадываться о том, что происходит в двух шагах.
Ута огляделось, но единственным, за что можно было за что можно было зацепиться взгляду, оказался куст папоротника, и на одной из его ветвей что-то тускло поблёскивало. Наклонившись, она разглядела кулон на цепочке – золотая бегущая кошка с изумрудным глазом, таким же, как у тех зай-грифонов, что порой бренчали у Трелли на запястье. Похоже, боги просто хотят откупиться от неё жалкой побрякушкой… Что ж, не взять – значит, нанести им оскорбление, а этого они уж точно не простят. Ута надела цепочку на шею, и амулет, провалившись за пазуху, чуть слышно звякнул о Купол.
Значит, здесь не бывает обратных путей… Но отсюда, с этого самого места, куда ни пойти, путь не будет обратным. Не может ведь этот туман растекаться по бесконечности. Если двигаться вперёд, неизбежно доберёшься до одного из зелёных холмов, вершины которых возвышаются над этой серой пеленой.
Она сделала шаг, и вдруг где-то рядом раздался недовольный рык. Ай-Догон предупреждал о каких-то чудовищах, которые не тронут, если их не замечать… Но как не замечать того, что есть? Если какая-нибудь разъярённая клыкастая тварь выскочит из непроглядной мглы, как успеть растолковать ей, что ты её не видишь? Но если просто оставаться на месте, то и вся эта затея ничего не стоит. Какая разница – быть съеденной каким-нибудь чудищем или остаться навсегда в утробе тумана. Можно идти вперёд, закрыв глаза, и тогда уж точно местные твари останутся незамеченными, пока не услышишь хруста собственных костей.
Откуда-то прилетел короткий порыв ветра, качнув стебли низкорослых кустов с крупной мясистой листвой, и в стене тумана образовался небольшой просвет. Там, впереди, стояли двое – безбородый старик в одеянии из сплетённых травяных стеблей и… Трелли. На юном альве был пёстрый домашний халат, который на время пожертвовал ему Конрад, но Ута не сразу узнала его. Едва ли можно было представить, что Трелли, стройный, всегда с высоко поднятой головой, прямой, как тростинка, может так сутулиться.
Позвать? Может быть, они знают, как отсюда выбраться? Похоже, ни вообще ходят сюда постоянно, как к себе домой. Старик тоже явно не был человеком. Он был похож на Хо, когда тому уже недолго оставалось до смерти. Оказалось, что не было здесь ни щебета птиц, ни звона капель, ни шороха листвы – просто альвы беседовали друг с другом на своём нечеловеческом языке.
То, что она увидела через мгновенье, заставило её ненадолго забыть об альвах. Поперёк тропы, ведущей к неглубокому гроту, лежала пятнистая кошка, та самая, что спасла их от мандров, а потом преграждала ей путь в глубь Серебряной Долины. Призрачная кошка, существо, которое, наверное, сродни зай-грифонам… Йурга – так её называл альв… Но теперь Йурга, похоже, была не так благосклонна к своему хозяину. Она вела себя, как дикая зверюга, охраняющая свой выводок. Только сбоку от неё лежали не котята, а гора свитков, похожих на те два, что Ута сама отдала Трелли.
Юный альв попытался, видимо, уже далеко не в первый раз приблизиться к Йурге, но она мгновенно вскочила на все четыре лапы, шерсть на её загривке поднялась дыбом, обнажились клыки, и раздался всё тот же угрожающий рык. Она не собиралась нападать, она всего лишь предупреждала…
Трелли засунул руку за пазуху, извлёк оттуда золотую бляху на цепочке и начал её внимательно рассматривать, будто выискивая какой-нибудь изъян. Ута успела мимоходом вспомнить о том, что у неё на груди рядом с куполом висит точно такой же амулет, как золотая бляха альва начала плавиться и растекаться по его ладони.
– Вт ведь дрянь! – неожиданно воскликнул альв вполне по-человечески.
– Да, в нашей речи действительно трудно подобрать слова, подобающие такому случаю, – отозвался безбородый старик, который к тому времени уже заметил, кто стоит неподалёку от них. Его слова прозвучали, как извинение за несдержанность молодого альва. – Кто-то распознал фальшивку, а значит, наверное, не видать нам желанного полотна чародея…
Трелли тоже оглянулся, продолжая размахивать, рассекая прохладный влажный воздух ладонью, на которой образовалось чёрное пятно ожога. Ута, помня о том, как быстро заживают на альве любые раны, не испытывала к нему ни капли сочувствия.
– Хочешь попробовать ещё раз? – поинтересовалась она, доставая из-за пазухи подарок богов.
– Ута…
– Узнал?
– Ты как здесь?
– А ты не знаешь?
– Не думал, что Ай-Догон сможет…
– Откуда у тебя это? – удивлённо спросил старик, указывая на амулет, который Ута продолжала держать в руке.
– Боги послали.
– А теперь, малыш, – старик обратился к Трелли, – судьба нашего рода зависит оттого, сумеешь ли ты договориться с этой девочкой.
– Ута…
– Не надо слов. – Она едва заметно усмехнулась. – Значит, боги подарили мне не только эту побрякушку, но и этого милого зверька?
– Ута…
– Помолчи. Я сама решу, что мне делать. И не надо меня уговаривать. – Итак, им зачем-то нужны эти свитки, эти обрывки полотна, на которых чья-то умелая кисть изобразила немеркнущие небеса, вершины гор и ещё нечто такое, на что так хочется взглянуть… – Я помогу вам, только вы должны будете рассказать мне всё об альвах и всё об этих свитках.
Молодой альв посмотрел на старика, и тот едва заметно кивнул.
– Я останусь с тобой, – пообещал Трелли. – Я останусь до тех пор, пока ты сама меня не отпустишь. Я расскажу тебе всё, что знаю, но и ты пообещай, что сохранишь всё в тайне до тех пор, пока я не исчезну.
Альвы не лгут… Так было лет пятьсот назад, когда люди были столь ничтожны перед ними, что не удостаивались даже лжи. А что сейчас – кто знает… Но выбор уже сделан – уже в тот миг, когда она отказалась взять в руки молнии. Теперь осталось только одно… Правда, неизвестно, как это может вернуть себе Литт, но боги, похоже, не предлагают ничего иного.
Ута с некоторой опаской приблизилась к пятнистой кошке, осторожно погладила её по загривку, и та подняла голову, но не зарычала, не обнажила клыков.
– Забирайте. Я подержу её. – Ута, присев на корточки, обняла Йургу за шею. – И давайте-ка побыстрее, пока я не передумала.
Старик и юноша, стараясь не делать резких движений, прошли к свиткам, сваленным кучей под сводом небольшого грота, и Йурга проводила их равнодушным взглядом. Трелли помог старому альву собрать свитки, и тот, обхватив их руками, как вязанку хвороста, рассыпался на множество крохотных зеленоватых искр.
– Пора возвращаться. – Трелли осмелился подойти ближе, и Йурга почему-то сразу заволновалась, хвост её начал извиваться, уши поднялись торчком, на передних лапах выступили когти.
– Сейчас, – тут же согласилась Ута. Ей уже давно хотелось отсюда выбраться – с тех пор, как боги дали ясно понять, что не опустятся до разговоров со смертной. – Только я сделаю ещё кое-что… – Она сняла с себя амулет и на мгновение замешкалась, сообразив, что цепочка слишком коротка для мускулистой шеи кошки богов, и пришлось просто положить золотую бляху между передними лапами Йурги.
– Зачем ты это сделала? – спросил Трелли, когда зелёные холмы растаяли в серой дымке, и Призрачный Мир уже почти отпустил их.
– Не знаю. Наверно, я так привыкла…
ГЛАВА 13
«Я отворил Врата, и туда вошла смерть. Я прогнал смерть, но жизнь оказалась горше смерти. Я наказал себя вечным одиночеством, но наказание оказалось наградой. Люди и альвы пошли разными дорогами, но все пути рано или поздно пересекаются. Что ждёт нас дальше? Вечность сумерек, вечность скитаний…», – так сказал чародей Хатто своим спутникам, покидающим Серебряную Долину.
– Ну, нет, Уточка, я так не согласен! – возмущался карлик Крук у ворот постоялого двора, куда собиралась проследовать лордесса Литта со своей свитой. – Моё дело маленькое, я, конечно, могу где угодно клопов кормить, но тебе, Ваша Милость, здесь останавливаться – всё равно, что нашему славному императору на паперти стоять. – Он выкатил глаза, протянул руку на манер побирушки и вдруг истошно завопил: – Подайте, люди добрые, на увеселение Двора, а то у меня гвардейцы с тоски подыхают!
– Шут, ты же знаешь, что денег у нас почти не осталось, – попыталась пристыдить его Ута, выбираясь с помощью Айлона и Франго из неуклюжей повозки с высокими бортами.
– Если у знатных особ кончаются средства к существованию, они живут в долг, – немедленно ответил карлик. – А чтобы отдать старые долги, делают новые.
– Давай лучше тебя продадим. В цирк, например, – предложила Ута. Карлик тут же скорчил обиженную гримасу и нырнул за спину жреца, сделав вид, будто помогает Ай-Догону отворять ворота.
На самом деле, постоялый двор был не из самых захудалых. В окрестностях столицы, специальным императорским указом было вообще запрещено открывать заведения для нищих. И здесь Айлону удалось договориться о приемлемой цене, лишь потому что ранней весной мало кто пускался в путешествия по дорогам империи, и на постоялом дворе, рассчитанном на пару сотен гостей, сейчас размещалось лишь несколько случайных постояльцев.
Трелли вошёл в ворота уже после того, как почти вся свита лордессы Литта, оказалась во внутреннем дворе, обнесённом стеной из необожжённого кирпича. Айлон вручил ему последний ключ от отдельной комнаты и широкими шагами отправился вдогонку за Утой, чтобы успеть открыть перед ней дверь в её апартаменты. С тех пор, как с юга начали доходить слухи о мятеже в Литте, и у дочери Робина ди Литта появились реальные шансы вернуть себе владения предков, Айлон вообще стал более услужлив, перестал называть свою госпожу по имени и обращался к ней не иначе как «Ваша Милость».
Зиму так и пришлось провести в усадьбе Конрада, иначе до ближайшего проезжего тракта пришлось бы добираться по уши в снегу, а лететь куда-либо на зай-грифонах Ута категорически отказалась. Видимо, у неё остались не самые лучшие впечатления от первого и единственного полёта. Зато, как только снега начали таять, Ута сразу же куда-то заторопилась, не желая даже лишний день пользоваться гостеприимством сира Конрада. Судя по всему, она сама толком не знала, зачем ей так спешить, куда теперь направиться и что делать, но все уже успели привыкнуть к тому, что ей сопутствует необычайное, нечеловеческое везенье. Рядовые лучники, особенно, ветераны, служившие ещё лорду Робину, вообще смотрели на неё с благоговейным трепетом, а иные, пока шёпотом, начали утверждать, что её мать, Лина ди Литт, умершая от лихорадки вскоре рождения дочери, была земным воплощением Светлого лика Гинны.
Вести, вселяющие надежду на скорое завершение всех их мытарств, пришли, как только воинство Литта добралось до первой же заставы на проезжем тракте, ведущем в столицу. Тик Пупен, начальник заставы, который почему-то ещё с прошлой встречи запомнил благородного господина Тео ди Тайра, зачитал императорский указ о том, что"…неблагодарный Хенрик ди Остор, ответил предательством на милости Государя, а посему объявляется мятежником и врагом короны. Подданный империи любого звания может снискать Высочайшую Признательность, если предаст упомянутого врага государства и всех, кто пособничает ему, немедленной смерти или доставит живьём на Высочайший Суд".
Оказалось, что со стороны Литта на столицу движется целая армия мятежников, имперские когорты уже оставили две южные провинции, и там уже бесчинствуют ватаги разбойников, явившихся из Окраинных земель.
Подобной смуты Империя не знала сотни лет, и чувствовалось, что Государь пребывает в растерянности. Теперь император уже не сможет сделать вид, что не заметил появления в столице Уты ди Литт, законной наследницы всех земель между Альдами и Серебряной Долины. Достаточно будет того, что Франго под присягой подтвердит, что узнал чудом спасшуюся дочь Робина ди Литта, и никто при дворе, тем более, в столь трудное для империи время, не посмеет усомниться в словах заслуженного воина, имеющего за спиной несколько поколений благородных предков. Если наследница Робина ди Литта станет под знамёна империи в войне против мятежника, у Лайя Доргона XIII Справедливого не будет законных причин после победы препятствовать ей вернуть свой замок и свою корону. В том, что головы мятежников скоро будут свалены на площади перед императорским дворцом, на словах не сомневался почти никто, но почему-то гвардия оставалась в своих казармах, латники-кавалеристы слишком долго приводили в порядок свои залежавшиеся в чуланах доспехи, а линейная пехота вместо того, чтобы выдвигаться навстречу противнику, стягивалась к столице.
Одного невозможно было понять: что заставило Хенрика ди Остора замахнуться на империю. Либо он сошёл с ума, не выдержав испытания властью, либо возомнил себя могущественнейшим чародеем. Кто-то уже распространял на рынках и в тавернах слухи о том, что лорд Литта нашёл какое-то древнее чудо-оружие альвов, которое косит врага, как траву, и сокрушает стены крепостей, словно карточные домики. Слухам тоже мало кто верил, но каждый новый день становился тревожнее предыдущего.
Впрочем, всё это уже не имело значения… С тех пор, как Тоббо исчез вместе со всеми свитками, он не подавал никаких вестей, не являлся во сне, не возникал под серыми небесами Призрачного Мира. Скорее всего, учитель уже восстановил ворота, за которыми возвышаются величественные стены и башни Кармелла, устремлённые к пронзительно-голубым небесам… Да, соплеменники, наверное, покинули этот мир, ушли туда, где много альвов и совсем нет людей. Больше никогда не встретить ни учителя, ни добрую заботливую Энну, ни кузнеца Зенни, ни вождя Китта, ни маленькую Лунну. Хотя, какая она теперь маленькая… Если они ушли, значит, так и надо… Да, жизнь одного альва – ничто по сравнению с судьбой всего рода. Когда-нибудь надо будет посетить островок среди болот, который был когда-то домом, даже если он пуст… Но прежде надо сделать два дела – помочь Уте получить то, чем она должна владеть по праву, и вернуть себе меч. Конрад прав – вернуться домой без своего оружия, значит, опозорить и собственное имя, и весь свой род.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Она представила себе, как молния врезается в землю посреди марширующей фаланги, и жаркие синие искры паутиной опутывают доспехи копейщиков, раскаляя их докрасна, а сюда, наверх, поднимается зловонье палёного человеческого мяса.
– …и всё будет так, как ты хочешь. Жертва, что ты принесла, стоит великой милости, но Владыки этого мира не могут сами вмешиваться в судьбы смертных. Ты должна всё сделать сама…
Кто это? Тронн или Таккар?
В памяти всплыли лица богов, такие, каким она видела их в древнем святилище Торнн-Бага. Нет, никто из них не мог говорить так вкрадчиво и мягко. Может быть, Ай-Догон ошибся, и она попала не туда, куда ей было надо… Или здесь живут не только боги, а ещё кто-то? Что бы там ни было, соблазн схватить молнию слишком велик, чтобы тотчас же ему поддаться. Кто знает, не обратит ли эта молния в чёрную выжженную пустыню все земли между Альдами и Серебряной Долиной…
– …а ведь твой отец не пожалел собственного замка, не пощадил своей дружины только ради того, чтобы уничтожить горландцев…
Нет! Вот теперь тот, кому принадлежит голос, доносящийся из грозового облака, висящего над головой, просто лжёт. Лорд Робин ди Литт пошёл на смерть, чтобы спасти тех, кого ещё можно было спасти.
Ута с трудом оторвала взгляд от молний и тут же вспомнила о тропе, ведущей влево. Она даже не попыталась заранее увидеть то, что скрывается там, в глубине серебристого сияния. В конце концов, всегда можно повернуть назад…
– …здесь нет обратных путей, – запоздало прошептал ей вслед тот, кто скрывался в грозовой туче, но она даже не подумала остановиться.
Чтобы там ни сулил этот тихий и вкрадчивый голос, самый лёгкий путь не всегда ведёт к цели, – так сказал отец, тогда, при расставании… Что-что, а это запомнилось сразу и навсегда…
Ослепительное сияние, преграждавшее путь, поблекло и расступилось. Впереди вновь возникли зелёные холмы Призрачного мира, и над ними парил грубо сколоченный настил из горбыля, на котором стояли безмолвные боги, Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей. Казалось, ещё несколько шагов, и они будут рядом, но золотистая облачная тропа внезапно оборвалась, и внизу пролегла затянутая туманом впадина между двумя холмами. Ещё шаг, и можно сверзнуться вниз. Кто однажды стоял вровень с богами, тому не близко падать…
Но падать не пришлось. Точнее, она не ощутила никакого падения. Облачная тропа внизу растаяла, и перед глазами выросла стена тумана, сквозь которую доносились осторожные шорохи, едва слышный щебет птиц и звон капель, стекающих со стеблей на влажную землю. Наверное, так боги указали, где её место – там, откуда ничего не видно, и можно лишь догадываться о том, что происходит в двух шагах.
Ута огляделось, но единственным, за что можно было за что можно было зацепиться взгляду, оказался куст папоротника, и на одной из его ветвей что-то тускло поблёскивало. Наклонившись, она разглядела кулон на цепочке – золотая бегущая кошка с изумрудным глазом, таким же, как у тех зай-грифонов, что порой бренчали у Трелли на запястье. Похоже, боги просто хотят откупиться от неё жалкой побрякушкой… Что ж, не взять – значит, нанести им оскорбление, а этого они уж точно не простят. Ута надела цепочку на шею, и амулет, провалившись за пазуху, чуть слышно звякнул о Купол.
Значит, здесь не бывает обратных путей… Но отсюда, с этого самого места, куда ни пойти, путь не будет обратным. Не может ведь этот туман растекаться по бесконечности. Если двигаться вперёд, неизбежно доберёшься до одного из зелёных холмов, вершины которых возвышаются над этой серой пеленой.
Она сделала шаг, и вдруг где-то рядом раздался недовольный рык. Ай-Догон предупреждал о каких-то чудовищах, которые не тронут, если их не замечать… Но как не замечать того, что есть? Если какая-нибудь разъярённая клыкастая тварь выскочит из непроглядной мглы, как успеть растолковать ей, что ты её не видишь? Но если просто оставаться на месте, то и вся эта затея ничего не стоит. Какая разница – быть съеденной каким-нибудь чудищем или остаться навсегда в утробе тумана. Можно идти вперёд, закрыв глаза, и тогда уж точно местные твари останутся незамеченными, пока не услышишь хруста собственных костей.
Откуда-то прилетел короткий порыв ветра, качнув стебли низкорослых кустов с крупной мясистой листвой, и в стене тумана образовался небольшой просвет. Там, впереди, стояли двое – безбородый старик в одеянии из сплетённых травяных стеблей и… Трелли. На юном альве был пёстрый домашний халат, который на время пожертвовал ему Конрад, но Ута не сразу узнала его. Едва ли можно было представить, что Трелли, стройный, всегда с высоко поднятой головой, прямой, как тростинка, может так сутулиться.
Позвать? Может быть, они знают, как отсюда выбраться? Похоже, ни вообще ходят сюда постоянно, как к себе домой. Старик тоже явно не был человеком. Он был похож на Хо, когда тому уже недолго оставалось до смерти. Оказалось, что не было здесь ни щебета птиц, ни звона капель, ни шороха листвы – просто альвы беседовали друг с другом на своём нечеловеческом языке.
То, что она увидела через мгновенье, заставило её ненадолго забыть об альвах. Поперёк тропы, ведущей к неглубокому гроту, лежала пятнистая кошка, та самая, что спасла их от мандров, а потом преграждала ей путь в глубь Серебряной Долины. Призрачная кошка, существо, которое, наверное, сродни зай-грифонам… Йурга – так её называл альв… Но теперь Йурга, похоже, была не так благосклонна к своему хозяину. Она вела себя, как дикая зверюга, охраняющая свой выводок. Только сбоку от неё лежали не котята, а гора свитков, похожих на те два, что Ута сама отдала Трелли.
Юный альв попытался, видимо, уже далеко не в первый раз приблизиться к Йурге, но она мгновенно вскочила на все четыре лапы, шерсть на её загривке поднялась дыбом, обнажились клыки, и раздался всё тот же угрожающий рык. Она не собиралась нападать, она всего лишь предупреждала…
Трелли засунул руку за пазуху, извлёк оттуда золотую бляху на цепочке и начал её внимательно рассматривать, будто выискивая какой-нибудь изъян. Ута успела мимоходом вспомнить о том, что у неё на груди рядом с куполом висит точно такой же амулет, как золотая бляха альва начала плавиться и растекаться по его ладони.
– Вт ведь дрянь! – неожиданно воскликнул альв вполне по-человечески.
– Да, в нашей речи действительно трудно подобрать слова, подобающие такому случаю, – отозвался безбородый старик, который к тому времени уже заметил, кто стоит неподалёку от них. Его слова прозвучали, как извинение за несдержанность молодого альва. – Кто-то распознал фальшивку, а значит, наверное, не видать нам желанного полотна чародея…
Трелли тоже оглянулся, продолжая размахивать, рассекая прохладный влажный воздух ладонью, на которой образовалось чёрное пятно ожога. Ута, помня о том, как быстро заживают на альве любые раны, не испытывала к нему ни капли сочувствия.
– Хочешь попробовать ещё раз? – поинтересовалась она, доставая из-за пазухи подарок богов.
– Ута…
– Узнал?
– Ты как здесь?
– А ты не знаешь?
– Не думал, что Ай-Догон сможет…
– Откуда у тебя это? – удивлённо спросил старик, указывая на амулет, который Ута продолжала держать в руке.
– Боги послали.
– А теперь, малыш, – старик обратился к Трелли, – судьба нашего рода зависит оттого, сумеешь ли ты договориться с этой девочкой.
– Ута…
– Не надо слов. – Она едва заметно усмехнулась. – Значит, боги подарили мне не только эту побрякушку, но и этого милого зверька?
– Ута…
– Помолчи. Я сама решу, что мне делать. И не надо меня уговаривать. – Итак, им зачем-то нужны эти свитки, эти обрывки полотна, на которых чья-то умелая кисть изобразила немеркнущие небеса, вершины гор и ещё нечто такое, на что так хочется взглянуть… – Я помогу вам, только вы должны будете рассказать мне всё об альвах и всё об этих свитках.
Молодой альв посмотрел на старика, и тот едва заметно кивнул.
– Я останусь с тобой, – пообещал Трелли. – Я останусь до тех пор, пока ты сама меня не отпустишь. Я расскажу тебе всё, что знаю, но и ты пообещай, что сохранишь всё в тайне до тех пор, пока я не исчезну.
Альвы не лгут… Так было лет пятьсот назад, когда люди были столь ничтожны перед ними, что не удостаивались даже лжи. А что сейчас – кто знает… Но выбор уже сделан – уже в тот миг, когда она отказалась взять в руки молнии. Теперь осталось только одно… Правда, неизвестно, как это может вернуть себе Литт, но боги, похоже, не предлагают ничего иного.
Ута с некоторой опаской приблизилась к пятнистой кошке, осторожно погладила её по загривку, и та подняла голову, но не зарычала, не обнажила клыков.
– Забирайте. Я подержу её. – Ута, присев на корточки, обняла Йургу за шею. – И давайте-ка побыстрее, пока я не передумала.
Старик и юноша, стараясь не делать резких движений, прошли к свиткам, сваленным кучей под сводом небольшого грота, и Йурга проводила их равнодушным взглядом. Трелли помог старому альву собрать свитки, и тот, обхватив их руками, как вязанку хвороста, рассыпался на множество крохотных зеленоватых искр.
– Пора возвращаться. – Трелли осмелился подойти ближе, и Йурга почему-то сразу заволновалась, хвост её начал извиваться, уши поднялись торчком, на передних лапах выступили когти.
– Сейчас, – тут же согласилась Ута. Ей уже давно хотелось отсюда выбраться – с тех пор, как боги дали ясно понять, что не опустятся до разговоров со смертной. – Только я сделаю ещё кое-что… – Она сняла с себя амулет и на мгновение замешкалась, сообразив, что цепочка слишком коротка для мускулистой шеи кошки богов, и пришлось просто положить золотую бляху между передними лапами Йурги.
– Зачем ты это сделала? – спросил Трелли, когда зелёные холмы растаяли в серой дымке, и Призрачный Мир уже почти отпустил их.
– Не знаю. Наверно, я так привыкла…
ГЛАВА 13
«Я отворил Врата, и туда вошла смерть. Я прогнал смерть, но жизнь оказалась горше смерти. Я наказал себя вечным одиночеством, но наказание оказалось наградой. Люди и альвы пошли разными дорогами, но все пути рано или поздно пересекаются. Что ждёт нас дальше? Вечность сумерек, вечность скитаний…», – так сказал чародей Хатто своим спутникам, покидающим Серебряную Долину.
– Ну, нет, Уточка, я так не согласен! – возмущался карлик Крук у ворот постоялого двора, куда собиралась проследовать лордесса Литта со своей свитой. – Моё дело маленькое, я, конечно, могу где угодно клопов кормить, но тебе, Ваша Милость, здесь останавливаться – всё равно, что нашему славному императору на паперти стоять. – Он выкатил глаза, протянул руку на манер побирушки и вдруг истошно завопил: – Подайте, люди добрые, на увеселение Двора, а то у меня гвардейцы с тоски подыхают!
– Шут, ты же знаешь, что денег у нас почти не осталось, – попыталась пристыдить его Ута, выбираясь с помощью Айлона и Франго из неуклюжей повозки с высокими бортами.
– Если у знатных особ кончаются средства к существованию, они живут в долг, – немедленно ответил карлик. – А чтобы отдать старые долги, делают новые.
– Давай лучше тебя продадим. В цирк, например, – предложила Ута. Карлик тут же скорчил обиженную гримасу и нырнул за спину жреца, сделав вид, будто помогает Ай-Догону отворять ворота.
На самом деле, постоялый двор был не из самых захудалых. В окрестностях столицы, специальным императорским указом было вообще запрещено открывать заведения для нищих. И здесь Айлону удалось договориться о приемлемой цене, лишь потому что ранней весной мало кто пускался в путешествия по дорогам империи, и на постоялом дворе, рассчитанном на пару сотен гостей, сейчас размещалось лишь несколько случайных постояльцев.
Трелли вошёл в ворота уже после того, как почти вся свита лордессы Литта, оказалась во внутреннем дворе, обнесённом стеной из необожжённого кирпича. Айлон вручил ему последний ключ от отдельной комнаты и широкими шагами отправился вдогонку за Утой, чтобы успеть открыть перед ней дверь в её апартаменты. С тех пор, как с юга начали доходить слухи о мятеже в Литте, и у дочери Робина ди Литта появились реальные шансы вернуть себе владения предков, Айлон вообще стал более услужлив, перестал называть свою госпожу по имени и обращался к ней не иначе как «Ваша Милость».
Зиму так и пришлось провести в усадьбе Конрада, иначе до ближайшего проезжего тракта пришлось бы добираться по уши в снегу, а лететь куда-либо на зай-грифонах Ута категорически отказалась. Видимо, у неё остались не самые лучшие впечатления от первого и единственного полёта. Зато, как только снега начали таять, Ута сразу же куда-то заторопилась, не желая даже лишний день пользоваться гостеприимством сира Конрада. Судя по всему, она сама толком не знала, зачем ей так спешить, куда теперь направиться и что делать, но все уже успели привыкнуть к тому, что ей сопутствует необычайное, нечеловеческое везенье. Рядовые лучники, особенно, ветераны, служившие ещё лорду Робину, вообще смотрели на неё с благоговейным трепетом, а иные, пока шёпотом, начали утверждать, что её мать, Лина ди Литт, умершая от лихорадки вскоре рождения дочери, была земным воплощением Светлого лика Гинны.
Вести, вселяющие надежду на скорое завершение всех их мытарств, пришли, как только воинство Литта добралось до первой же заставы на проезжем тракте, ведущем в столицу. Тик Пупен, начальник заставы, который почему-то ещё с прошлой встречи запомнил благородного господина Тео ди Тайра, зачитал императорский указ о том, что"…неблагодарный Хенрик ди Остор, ответил предательством на милости Государя, а посему объявляется мятежником и врагом короны. Подданный империи любого звания может снискать Высочайшую Признательность, если предаст упомянутого врага государства и всех, кто пособничает ему, немедленной смерти или доставит живьём на Высочайший Суд".
Оказалось, что со стороны Литта на столицу движется целая армия мятежников, имперские когорты уже оставили две южные провинции, и там уже бесчинствуют ватаги разбойников, явившихся из Окраинных земель.
Подобной смуты Империя не знала сотни лет, и чувствовалось, что Государь пребывает в растерянности. Теперь император уже не сможет сделать вид, что не заметил появления в столице Уты ди Литт, законной наследницы всех земель между Альдами и Серебряной Долины. Достаточно будет того, что Франго под присягой подтвердит, что узнал чудом спасшуюся дочь Робина ди Литта, и никто при дворе, тем более, в столь трудное для империи время, не посмеет усомниться в словах заслуженного воина, имеющего за спиной несколько поколений благородных предков. Если наследница Робина ди Литта станет под знамёна империи в войне против мятежника, у Лайя Доргона XIII Справедливого не будет законных причин после победы препятствовать ей вернуть свой замок и свою корону. В том, что головы мятежников скоро будут свалены на площади перед императорским дворцом, на словах не сомневался почти никто, но почему-то гвардия оставалась в своих казармах, латники-кавалеристы слишком долго приводили в порядок свои залежавшиеся в чуланах доспехи, а линейная пехота вместо того, чтобы выдвигаться навстречу противнику, стягивалась к столице.
Одного невозможно было понять: что заставило Хенрика ди Остора замахнуться на империю. Либо он сошёл с ума, не выдержав испытания властью, либо возомнил себя могущественнейшим чародеем. Кто-то уже распространял на рынках и в тавернах слухи о том, что лорд Литта нашёл какое-то древнее чудо-оружие альвов, которое косит врага, как траву, и сокрушает стены крепостей, словно карточные домики. Слухам тоже мало кто верил, но каждый новый день становился тревожнее предыдущего.
Впрочем, всё это уже не имело значения… С тех пор, как Тоббо исчез вместе со всеми свитками, он не подавал никаких вестей, не являлся во сне, не возникал под серыми небесами Призрачного Мира. Скорее всего, учитель уже восстановил ворота, за которыми возвышаются величественные стены и башни Кармелла, устремлённые к пронзительно-голубым небесам… Да, соплеменники, наверное, покинули этот мир, ушли туда, где много альвов и совсем нет людей. Больше никогда не встретить ни учителя, ни добрую заботливую Энну, ни кузнеца Зенни, ни вождя Китта, ни маленькую Лунну. Хотя, какая она теперь маленькая… Если они ушли, значит, так и надо… Да, жизнь одного альва – ничто по сравнению с судьбой всего рода. Когда-нибудь надо будет посетить островок среди болот, который был когда-то домом, даже если он пуст… Но прежде надо сделать два дела – помочь Уте получить то, чем она должна владеть по праву, и вернуть себе меч. Конрад прав – вернуться домой без своего оружия, значит, опозорить и собственное имя, и весь свой род.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48