– За верных слуг короны, за славный род ди Осторов!
Такое продолжение было неожиданно для всех – обычно второй тост был за славных предков государя и продолжение рода Доргонов во веки вечные. Очередь «верных слуг» наступала только в самом разгаре празднества, когда уже всем было безразлично, за что пить.
Перед ди Осторами немедленно возник слуга с двумя кубками на подносе. Барон понадеялся на то, что Хенрик и на сей раз только пригубит вино, это сразу же вызовет крайнее недовольство императора и одним махом перечеркнёт неведомые заслуги юного выскочки. Но племянник, поймав на себе слегка замутнённый взгляд справедливого Лайя Доргона, влил в себя всё без остатка, причём, даже кадык на его тонкой шее не колыхался от глотательных движений – вино как будто само находило себе дорогу.
«Может, захлебнётся…» – успел подумать барон, но надежды его не оправдались.
– Узнаю повадки! – одобрил император Остора-младшего. – Садись-ка. – Он хлопнул ладонью по мягкому бархатному сиденью стула, предназначавшегося для моны Кулины, и по рядам пирующих прокатился удивлённый ропот. – Значит, говоришь, что ты превзошёл в магической силе этого поганца Раима Драя?
Все притихли, даже те, кто в этот момент жевал, замерли с кусками во рту, прислушиваясь к словам императора.
– Я лишь прикоснулся к тайнам магии, мой государь, – скромно ответил Хенрик. – Но ведь Раим без альвийских штучек вообще ничего не мог. Его нетрудно было превзойти.
– А ну-ка, изобрази нам чего-нибудь.
Барон, продолжавший стоять рядом с распорядителем трапезы, тихо порадовался – мальчишка наверняка осрамится: едва ли он мог чему-нибудь научиться у мага-шарлатана.
Но Хенрик нисколько не смутился, он запрокинул голову, прикрыл глаза, а из его гортани вырвались отрывистые хрипы. Со стороны могло показаться, что ему вдруг стало дурно. Хрипы превратились в трель сверчков, а её сменило завывание ветра. Лицо мальчишки порозовело, он поднял ладонь с растопыренными пальцами и сжал её в кулак. А когда пальцы вновь раздвинулись, на ладони обнаружилось бледное серебристое свечение, которое на глазах у всех превратилось в небольшой серебряный кубок.
– Вот, мой государь, – произнёс он, едва шевеля губами. – Это вам… В этом кубке может быть только вино… Только чистое вино или чистая вода… Если кто-то посмеет подлить в него яд или иное подлое снадобье, вино сразу же закипит и выплеснется… Никто не смеет навязывать государю чужую волю. Власть императора – высшая, самая грозная магия…
Лайя Доргон осторожно взял кубок и подставил его виночерпию – через мгновение он был полон.
– Значит, говоришь, закипит… – Государь с подозрением посмотрел на Хенрик и обратился ко всем сидящим за столом: – Эй, у кого с собой яд есть? – Ответом было испуганное молчание. – Ну, и ладно. – Он повернул большой рубин на одном из своих перстней и тряхнул им над кубком.
– Осторожно, мой государь! – успел крикнуть Хенрик и резко наклонился вправо, прикрывая императора.
Вино в кубке сначала лениво фыркнуло, а потом стремительно поднялось вверх высоким пенным столбом, разливаясь на скатерть и бросая брызги на новенький серый камзол Хенрика. На ткани остались мгновенно подсохшие мелкие рыжие пятна.
– О, как! – воскликнул император, когда суматоха улеглась, а лакеи торопливо поменяли посуду и скатерть, от которой отваливались превратившиеся в труху ошмётки ткани. – Вот теперь вижу: маг ты толковый… Полезный ты маг. Эй, барон, – обратился он к Иерониму. – Будем племянника твоего награждать. Угодил.
– Я ведь не ради наград… – поспешил заявить Хенрик.
– Ты не скромничай! – Император похлопал его по плечу, но тут же отдёрнул руку, заметив, что на месте пятен возникают дырки, сквозь которые виднеется нательное бельё. – Ты проси чего хочешь, а я уж, если смогу, то всегда пожалуйста…
– Я хотел бы служить Вашему Величеству…
Случилось то, чего барон и опасался. Желание «служить Вашему Величеству» означало желание служить при Дворе, причём, о мелкой должности здесь речь идти не могла. Не зря, значит, мелкий паршивец интересовался, не слишком ли хлопотно быть сокольничим – на место родного дяди метит, гадёныш!
– Мой государь, – вмешался в разговор Иероним. – Я полагаю, что мой племянник достоин высокой награды, и только его природная скромность не позволяет ему просить то, чего он действительно заслужил.
– Вот ты и попроси за него. У тебя-то нет никакой природной скромности. Так ведь?
– Воистину, ваша проницательность не знает границ.
– Это я уже слышал. Скажи что-нибудь новенькое.
– Замок Литт.
– Что? – переспросил император.
– Я думаю, будет уместно, если вы пожалуете моему племяннику титул лорда и замок Литт с прилегающими землями.
– Но ведь там же одни руины. Мои доблестные горландцы там постарались на славу.
– Если вы согласитесь передать Хенрику имущество шарлатана и заговорщика Раима Драя, то у него будут средства и на восстановление замка, и продолжение его весьма полезных изысканий. Вы же только что изволили убедиться, что опыты моего славного племянника не всегда бывают небезопасны. А так без малейшего ущерба для казны, будет восстановлена твердыня империи на юго-западе, и будет по достоинству вознаграждён человек, чьи заслуги несомненны.
– Умно, – одобрил император предложение барона после недолгих раздумий. – Эй, лорд-канцлер! Прикажи своим канцелярским крысам подготовить Указ. Я желаю его подписать здесь и сейчас, пока Обед не кончился.
Барон победно посмотрел на племянника, но то, казалось, совершенно не был смущён неожиданным поворотом событий – на его лице красовалась довольная улыбка. И улыбка эта была вполне искренней – за годы, проведённые при дворе, барон Иероним ди Остор научился без особого труда распознавать по глазам и скрытое недовольство, и затаённую радость.

ГЛАВА 13

«Магия заключена в любом предмете, даже в самом простом. Только надо уметь извлечь её оттуда…»
Из «Книги мудрецов Горной Рупии».


Ещё одна зима осталась позади, и, наблюдая за таяньем остатков последнего сугроба, притаившегося в ложбине, Трелли вдруг ясно осознал, что в следующий раз он, наверное, не скоро увидит снег. Почему? Кто знает… Ещё вчера учитель вскользь заметил, что он, пожалуй, передал своему ученику почти всё, что знал сам. Почти… В этом «почти» таилась некая загадка: почему у старика Тоббо остались немногие тайны, которыми он не пожелал делиться со своим единственным учеником? А ведь именно от Трелли сейчас зависела судьба всех, кто ещё остался в этом мире от некогда великого народа… Почему? Наверное, есть вещи, которые нужно постигнуть самому, которые не могут обрести ясность с чужих слов. Наверное… А может быть, всё проще: старик на самом деле не очень-то верит в то, что у Трелли что-то получится. Просто Тоббо решил продлить жизнь надежде, которая питает продолжение жизни. Кто меньше знает, тому легче верить…
– О чём задумался? – Почти повзрослевшая Лунна сидела рядом на длинном плоском камне, и уже не в первый раз пыталась о чём-то заговорить. Но сейчас Трелли было не до неё… Скоро придётся покинуть этот остров посреди болота, и вернуться можно будет лишь после того, как все фрагменты полотна чародея Хатто будут в его руках. Иначе и возвращаться не стоит.
Тоббо говорил, что многие уходили, но никто не вернулся. Может быть, кто-то до сих пор продолжает поиски? Может быть, кто-то из соплеменников, окунувшихся в мир людей, уже что-то нашёл? Может быть, кто-то из них встретиться ему на пути? Может быть…
– Трелли, ну скажи хоть что-нибудь, – потребовала Лунна, ткнула его в бок маленьким кулачком, и цепочка из золотых зай-грифонов звякнула на её запястье.
– Я хочу побыть один, – ответил он, стараясь, чтобы слова не прозвучали слишком резко.
– Ну, побудь. – Лунна не стала возражать. – Только я рядом посижу.
– Сиди. – Против этого Трелли ничего не имел – лишь бы не лезла с разговорами.
То, о чём умолчал Тоббо, можно было попытаться выспросить у духов, но эти бестелесные твари могли с самым серьёзным видом нести несусветную чушь, и со звонким хохотом говорить о серьёзнейших, действительно полезных вещах. Чтобы видеть и слышать духов, отличать звучащую в их устах правду ото лжи, нужно самому стать духом, оставив неподвижному телу лишь одну заботу – не забывать изредка вдыхать густой влажный прохладный воздух. То, что вначале было столь мучительно, на деле оказалось не так уж и трудно – не нужно было ломиться в призрачный мир, нужно было лишь впустить его в себя. Если б было возможно, освободившись от тела, облететь все долины, леса, горные склоны, заселённые людьми, проникнуть в тайные места каменных замков, то, прежде чем отправиться в путь, нетрудно было бы сначала узнать, где спрятано то, что следует искать… Но призрачный мир и мир людей почти не соприкасаются – разве что, в том месте, где остаётся тело, лишённое способности мыслить, видеть, слышать, двигаться. Впрочем, странные существа, населяющие бесплотное пространство, многое знают о мире людей и альвов, зверей и птиц, деревьев и трав. Откуда? Например, Тоббо, однажды вернувшись из бестелесного странствия, сообщил, что Сид каким-то чудом избежал смерти, но в этом нет никакой опасности для альвов – там, где он сейчас, и так знают всё, что он может сказать. Однажды, когда Трелли сам продирался сквозь дебри бесплотного леса одуванчиков, из зарослей высунулась сонная морда какого-то призрачного существа, похожего на огромную взлохмаченную дикую кошку, и, прежде чем растаять, неведомая зверушка, сдерживая зевок, заявила: «Трелли, Трелли… Сначала будет тяжело, а потом – ещё труднее…». Призрачная кошка откуда-то знала его имя и посмела рассуждать о том, что его ждёт…
– Трелли, ты чего?! – Обеспокоенная Лунна хватает его за руку, но уже поздно – опустевшее тело будет терпеливо ждать своего хозяина, а сам Трелли уже мчится над зелёными холмами, окружённый хороводом блуждающих огней.
Здесь нет расстояний и времени, прошлого и будущего, страха и боли… Здесь нет ничего такого, что однажды сумел преодолеть. Тогда, в первый раз, был страх, что он не сможет вернуться, и окружающее пространство казалось вязким и тёмным… Теперь же всё было наоборот: там, куда он должен был вернуться, его угнетала невозможность оторваться от земли, необходимость принимать пищу, теснота собственного тела… Почему бы всем оставшимся альвам не переселиться сюда, где нет ни жизни, ни смерти, ни радостей, ни скорбей – потому что всё это позади…
Блуждающие огни вдруг превратились в сверкающих золотом зай-грифонов, рассыпающих холодные искры при каждом взмахе маленьких крылышек, а над дальними холмами взошло личико Лунны.
– Трелли, ты чего?! – повторила настырная девчонка свой вопрос. – Что с тобой, Трелли? Мне страшно.
– А ты как сюда попала? – удивился Трелли – её старик Тоббо ничему такому не учил, он вообще держал призрачный мир в тайне ото всех, кроме Трелли, видимо, опасаясь, что альвы, не дождавшись своего срока, переселятся туда, где нет расстояний и времени, прошлого и будущего, страха и боли…
– Мне страшно стало, – ответила Лунна. Теперь она летела рядом, а ожившие зай-грифоны сцепились в браслет на её запястье. – Ты сидел там и не моргал, по-моему, и не дышал почти…
Понятно… Наверное, тот браслет, найденный ею на болоте, был не просто украшением, в нём таилась своя магия, неведомая сила, способная преодолевать грань между мирами. Подобные находки были не такой уж большой редкостью, но все вещицы, которые альвы находили раньше, и оружие, и украшения, вождь Китт хранил в своей землянке, а этих зай-грифонов почему-то решил оставить Лунне… Тоббо, помнится, был недоволен, но и перечить вождю тоже не стал.
– Сейчас и ты не моргаешь, – со вздохом заметил Трелли. – Давай-ка назад вернёмся.
– Назад?! А мне и здесь нравится. Смотри! – Она указала на висящий в искрящемся воздухе белокаменный дворец, увенчанный несколькими высокими шпилями. – Давай сперва посмотрим, что там.
Трелли схватил её за руку, а свободной ладонью прикрыл глаза, чтобы не видеть зелёных холмов, белокаменных кружев дворца. На самом деле ладонь была почти прозрачна, но само движение означало действие – отгородиться от здешних чудес означало покинуть их. Лунна не знала, не могла знать, что угодить сюда, не имея сил на возвращение, означало умереть в своём мире. Чем дольше задерживаешься среди несравненных красот, ощущая лишь лёгкость и свободу, тем меньше шансов вернуться. А здесь тоже выживают не все – слабые растворяются в этом дивном краю без остатка. Умереть при жизни – значит, умереть навсегда. Так говорил Тоббо. Не совсем понятно, но лучше просто поверить, что так оно и есть… Вот только удастся ли вытащить отсюда Лунну, если она этого не хочет?
Лишь почувствовав, что его окружили звуки и запахи, Трелли решился открыть глаза. И деревья с начинающими набухать почками, и мелкая зелёная трава, едва пробившаяся сквозь толщу прошлогодней листвы – всё было на месте, всё, кроме сугроба, который успел расплавиться под полуденным солнцем. Несколько мгновений, проведённых вне этого мира, продолжались здесь почти половину дня.
– Лунна…
– Что? – Казалось, что она ещё не успела осознать, что полёт к белокаменному дворцу, висящему над зелёными холмами, уже кончился.
– Отдай мне браслет.
– Это я нашла! – Теперь Лунна готова была обидеться. – Мне вождь сказал, что это моё.
– Вождь сам толком не знает, что это такое, – спокойно сказал Трелли. – Не хочешь мне отдавать – отдай Тоббо или самому Китту. Только не носи его на руке – занесёт куда-нибудь, и обратно не вернёшься.
– Нетушки! – Она вдруг снова превратилась в маленького капризного ребёнка, который ни за что не желает расстаться с любимой игрушкой.
– Ладно… – Не отнимать же, в самом деле… Может быть, станет старше – сама всё поймёт…
По тропе, выложенной мелкими камушками, медленно шёл Тоббо, за ним показалась сгорбленная фигура Энны, самой старшей из женщин племени, а следом двигались вождь Китт. Они шли медленно, и почему-то все, кроме Тоббо, старались не смотреть на Трелли.
Вот и всё… Значит, прямо сегодня и придётся отправиться в путь. Наверное, к миру людей будет труднее привыкнуть, чем к призрачному миру – люди жестоки и коварны, люди угрюмы и насмешливы, их жизнь коротка, и они не слишком ей дорожат. Одни люди подчинили себе других, и они ненавидят даже друг друга… Вот и всё – остаётся найти двенадцать обрывков родины далёких предков, даже не зная, уцелели ли они, эти обрывки… Но последним уцелевшим альвам не выжить без надежды.
– Ты готов, Трелли? – спросил учитель. Мог бы и не спрашивать… Если речь идёт о предназначение, следует быть готовым всегда – сам же говорил, сам же учил, сам же повторял сотни раз…
– Да, учитель. – Наверное, таков обычай: задавать вопрос, ответ на который и так знаешь – если спросить больше не о чем…
– Возьми. Переоденешься, когда через болото пройдёшь. – Тоббо бросил ему под ноги свёрток с одеждой, человеческой одеждой. Значит, не зря Китт и ещё несколько охотников где-то пропадали несколько дней… Значит, кто-то из людей поплатился за то, что альвам понадобилась его одежда. А может быть, даже не один – нужно было выбирать, одежда должна быть впору, и посланцу альвов нельзя было выглядеть нищим бродягой – только благородным господином, путешествующим по своим делам или посланным за чем-то каким-то ещё более благородным господином…
Трелли развернул узел и обнаружил там рубаху из тонких стальных колец, лёгкий бронзовый нагрудник с выбитыми на нём скрещёнными стрелами, поддёвку из тонко выделанных беличьих шкур, серый кожаный плащ, не слишком стоптанные сапоги… Вот и всё. И никаких долгих прощаний. И никто не отвлёкся от повседневных дел, чтобы проводить в дальний путь своего героя…
– Держи. – Китт протянул ему свой меч в драгоценных ножнах, убранных серебром и изумрудами, настоящий древний клинок, который, может быть, помнит те времена, когда альвы ещё не покинули Кармелла. – Это тебе точно пригодится.
Трелли не мог представить себе вождя без этого меча, и чувствовалось, что Китт расстаётся с ним с большой неохотой.
– Бери, бери, – подбодрил Трелли учитель. – Только учти – альвийский меч бесполезен против альва. Если вдруг встретишь альва, и он окажется твоим врагом, оставь меч в ножнах. И вообще, старайся как можно реже им пользоваться. Не всякий путь к цели можно прорубить мечом.
– Разве альвы могут быт врагами друг другу? – спросил Трелли, поражённый последними словами учителя.
– Всё может быть, малыш…
Энна молча вручила ему котомку, полную мешочков и глиняных флаконов со снадобьями, спасающими от хворей и ран, молча погладила его по плечу и молча, не оглядываясь, ушла. Она вообще всё делала молча… Тоббо говорил, что однажды она поняла, что уже сказала всё, что могла сказать, и больше ей слова не нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48