Ч Харч здеся-ка дорогой: оржаной хлеб реше
тный грош фунт, а ситный-то копейка… А к мясу и приступу нет: говядина фунт
три копейки, а свининка-то четыре Ч по базарной росписи, говорят…
Ч Пусть свинину баре жрут, Ч возразил парень с заячьей губой.
Помолились. Принялись за еду. Лукич расправил бороду, взял деревянную ло
жку, сказал:
Ч Эй, мужицкое крошево, кисло да дешево! Хлебай, робя!

5

Пьяница рыжебородый Митька перед началом работ направился, по примеру п
рошлых лет, в церковь, чтоб подать священнику «трезвую записку» с зароко
м не прикасаться к вину до положенного времени.
Сначала он зашел в церковную сторожку, битком набитую такими же, как и он,
бражниками. В унылых позах, с мутными глазами, стояли они перед седым дьяч
ком, строчившим «трезвые записки». Когда очередь дошла до Митрия, дьячок
спросил его:
Ч Сколько кладешь?
Ч Богу две копейки, тебе грошик.
Ч Маловато, чадо. По носу вижу, что ты питух горький, бесов возле тебя вьет
ся, как возле меду мух. Клади богу три копейки, священнику две, мне копеечк
у.
Митрий согласился. Дьячок, пофыркивая носом, стал скрипеть гусиным пером
по бумажке:
«Раб божий Димитрий зарекается пред престолом господним к вину не касат
ься до Михайлова дня, сиречь восьмого ноембврия, а ежели он, раб божий, зар
ок допрежь срока нарушит, да будут ему на том свете муки лютые».
Дьячок прочел, получил мзду, спросил:
Ч Ты, поди, неграмотный? Тогда становь вот здеся крестик.
После обедни все сто двадцать пьяниц слушали особый молебен о ниспослан
ии винопивцам воздержания. Затем священник отобрал от каждого записки, п
одсунул их под престол и сказал:
Ч Кто напьется до положенного срока и не смоет сего греха покаянием, тог
о ждут великие беды.
Все новые трезвенники вышли из церкви в глубоком унынии. Стиснув зубы и г
лядя в землю, они в озлобленном молчании расходились по домам.

Староста Лукич вскоре направился на постройку Мраморного дворца, чтобы
пригласить работавшего там своего земляка Ваньку Пронина сложить арте
ли русскую печку. На огромной постройке трудились главным образом рабоч
ие Барышникова. Здесь было более четырехсот человек. Работами распоряжа
лись приказчики да десятники, а главным командиром был смотритель Петр П
етрович Рябчиков. Он когда-то служил при сенате старшим писчиком, хапнул
крупную взятку со вдовы-помещицы, начальства не спросив и с начальством
не поделясь, а поэтому и выгнан был со службы «за пьяные дебоши и предосуд
ительное поведение». Вида он был свирепого: пучеглазый, лохматый, жилист
ый. Ходил руки назад, закусив зубами нижнюю губу. Чрез плечо Ч плеть. Он по
чти ежедневно пьян с утра, имел привычку пакостно ругаться, был также «ер
зок на руку». К месту постройки приходил раза два в день, и тогда его сиплы
й от перепоя голос гремел не переставая, наводя на рабочих уныние и страх.
Остальное время смотритель проводил по трактирам, иногда валялся пьяны
й где-нибудь в канаве.
Проходя мимо разговаривавшего с печником Прова Лукича, смотритель вытя
нул старика плетью. Лукич круто обернулся к обидчику, крикнул:
Ч Это за что же? А?..
Смотритель, потряхивая плетью, как ни в чем не бывало пошагал дальше, окру
женный приказчиками. Они уже успели накляузничать ему на некоторых нера
дивых, по их мнению, рабочих.
Подойдя к артели плотников, со всем старанием занятых своим делом, Рябчи
ков рявкнул:
Ч Который?
Ч А вот курносый, шея шарфом обмотана, Ч шепнул приказчик.
Смотритель взял курносого парня за шиворот и нанес несколько ударов пле
тью. Запуганный парень не посмел даже пикнуть.
День был субботний. В Петропавловской крепости, как раз через Неву, проти
в постройки, куранты отбили шесть раз. По городу заблаговестили ко всено
щной. Рабочие сняли шапки, покрестились и снова принялись за дело.
Даже под праздник им льготного времени не было. А многим вот как хотелось
сходить в церковь, душу отвести: послушать знаменитых певчих, поглазеть
на народ, на благолепное служение.
Печник Ванька Пронин, разминавший на подмостках глину, сказал Прову Луки
чу:
Ч Ты, отец, пройдись по набережной, а через часок-другой опять приходи. Эв
он, видишь, возле забора палатка белеет да флачок метлисит, Ч ну-к об это м
есто и приходи.
Лукич так и сделал. Погулял, полюбовался на зеркальную Неву, на рябики, на
увенчанный архангелом золотой шпиц Петропавловской крепости, посмотре
л, как сотни две солдат копрами сваи на Невской набережной бьют, наконец, п
ришел к палатке, что в углу строительного участка, и присел на штабель ско
бленых бревен.
У палатки стоял огромный дубовый чан с железными обручами. Возле чана Ч
высокий одноглазый человек с мочальной бороденкой, при фартуке и в черно
м картузе. Лукич с удивлением заметил: на вбитых по краям чана гвоздях вис
ели рубахи, картузы, портки, сапоги, даже лапти, и прочий ношеный скарб. «Чт
о такое?» Ч подумал он.
С воли, с площади скорым шагом приблизился к чану черномазый, с серьгой в у
хе, малый и резким голосом крикнул одноглазому:
Ч Ведро!
Одноглазый почерпнул из чана ведро жидкости и перелил её через воронку в
две полуведерные фляги. Черномазый забил фляги деревянными с тряпкой вт
улками, запихал в мешок, взял мешок под мышку и ушел.
«Вареная вода, должно», Ч подумал Лукич и направился к одноглазому напи
ться.
Ч А ну, приятель, почерпни-ка водички мне, Ч сказал он, Ч угорел чегой-то
я Ч знать, с селедок, страсть пить хочется.
Ч На сколько тебе? Ч спросил тот и подергал за протянутую меж кольями в
еревочку. Висевшие на ней оловянные посудинки в виде черпачков задрыгал
и, заплясали, как блестящие рыбки. Ч На копейку, на две, а вот эта Ч на три, в
ней три глотка добрых.
Ч Да бог с тобой, Ч поднял Лукич голос, Ч да ведь её вон сколько в Неве, во
дицы-то твоей…
Кривой всхохотнул бараньим голоском:
Ч С такой воды, браток, живо угоришь, и лапти вверх. Не вода это, а самая заб
ористая сивуха. Хлебнешь Ч упадешь, вскочишь Ч опять захочешь.
Ч Ты лясы-то, вижу, мастер точить. Ярославец, что ли?
Ч Нет, мы московские, Ч ответил кривоглазый, поддев из чана трехкопеечн
ым черпаком сивухи. Он понюхал её и стал тихонечко выливать обратно, очев
идно, пытаясь соблазнить старосту. Ч Эх, добро винцо!
Барышниковское! Ведь я не от себя, а от господина подрядчика Барышникова.

У него пять таких распивочных… У него, у Барышникова-то, мотри, в пяти мест
ах стройка идёт по Питенбурху, а в шестом Ч в Царском Селе Ч пруды он чис
тит. А вон тот парень, с серьгой в ухе, что ведро взял, этот от меня вразнос т
оргует.
Ч Так-так-так, Ч поддакивал Лукич и, указав на развешанное вокруг чана б
арахлишко, спросил:
Ч А это что же?
Ч А это… Кое пропито, кое в залог сдадено. Вот за эти самые сапожнишки нед
опито восем посудинок трехкопеечных. Сегодня суббота, хозяин придёт, бог
даст, допьет.
Оказалось, что кривой арендует палатку у Барышникова за тысячу рублей и
наживает, по его собственному признанию, чистоганом рублей шестьсот.
Ч Куда ж тебе, грешный ты человек, этакую прорву денег? Ч сердито спроси
л кривого Пров Лукич.
Ч Хах, ты, Ч и одноглазый снова засмеялся бараньим голоском. Ч Ну и дед-
всевед! Задом в гроб глядишь, а ума не нажил. Первым делом Ч избу я постави
л себе новую на Васильевском острову; вторым делом Ч корову-удойницу да
лошадок завел… Да вот графу Шереметеву платить надо, барину своему.
Ч Из крепостных, значит? Да ты бы выкупил себя на волю.
Ч Хах, ты, Ч опять хахнул кривой. Ч Он, брат, граф-то Шереметев, никому во
ли не дает, не-е-ет, брат! Многие его крепостные мужики в Питере да в Москве
в купцах ходят, в ба-а-ль-шущих купцах! Взять моего соседа из нашей деревни
Митрия Ивановича Пастухова Ч о-о-о, главный во всем Питере богач, самой п
ервой гильдии купец и фабрикант великий! Он к графу-то, к Шереметеву-то, на
четверке рысаков подъезжает, не как-нибудь. Во, брат, какие мужички есть! Э
то понимать надо, Ч и кривоглазый целовальник, захлебнувшись хвастливы
ми словами, вскинул палец вверх. Ч Уж он бы, Пастухов-то наш, мог бы на волю
откупиться, он графу миллион сулил, да граф не отпущает. Вот каков граф-то
Шереметев, барин-то наш!.. А ведь он, гляди, не гордый. Пастухова-то иным часо
м к обеду кличет… Призовет, а там уже целая застолица князьев, графьев да г
енералов. Ну, Митрий Иваныч обхождение знает, со всеми об ручку поздоровк
ается, сам в лучшем наряде, под бородой да на грудях медали со крестами; си
дит в кресле честь-честью, наравне во всеми пьет-ест. А граф подымается со
стаканом в руках да и говорит: «Ну, господа, тепереча выпьем мы за моего му
жичка, за Митрия Иваныча Пастухова, он мне миллион давал, чтобы я его на св
ободу выпустил, а я не хочу. Мне антиресно, Ч говорит, Ч что в крепостных
у меня такие мужики. Ведь вот он, миллионщик, пожалуй, всех вас, господа, с по
трохами купит, Ч а я, промежду прочим, могу его, как раба, сейчас же на коню
шню отправить и порку дать».
Ч Да уж не врешь ли ты? Ч усомнился Пров Лукич. Он заинтересовался расск
азом, стоял возле чана, расставив ноги и опершись подбородком на длинную
палку с завитком.
Ч Тьфу ты! Ч рассердился целовальник. Ч Мне сам камердинер его сиятел
ьства сказывал. А знаешь, сколько купец Пастухов платит Шереметеву оброк
у-то?
Ч Да, поди, тысяч с полсотни в год?
Ч Десять рублей всего! Ч закричал целовальник, и его большой кадык задв
игался вверх-вниз по хрящеватому горлу. Ч Вровень со мной платит… Не бер
ет больше граф! Понял ты это?

Вскоре ударил сигнальный колокол.
Ч Шабаш, шабаш! Ч раздавались всюду близкие и далекие выкрики.
К целовальнику подбежали два подростка.
Ч Что, пострелята, запозднились? Ч строго сказал целовальник. Ч Надев
ай скорей фартуки! Ч и, обратясь к Прову Лукичу, проговорил:
Ч Это наследники мои, отцу помогать прибежали.
Толпы рабочих быстро расходились по домам. А человек с полсотни, переска
кивая через котлованы, канавы, штабеля, мчались, как бешеные кони, к чану, ч
тобы занять поскорей очередь. Несколько позже набежали рабочие с чужих с
оседних строек.
Ч Налетай, налетай! Ч оживился целовальник, улыбаясь одним глазом. Ч Н
е все вдруг, по одному да почаще, по одному да почаще!
Прибежал и печник Ванька Пронин.
Ч Пров Лукич! Шагай скореича, Ч кричал он земляку. Ч Угощай, отец!..
Магарыч с тебя.
Лукич примостился с ним в очередь. Все, глотая слюну и держа в руках кто го
ловку лука, кто кусок хлеба с селедкой, начали чинно продвигаться к чудод
ейственному чану.
Длинный конопатый дядя принялся упрашивать хозяина отпустить ему два г
лоточка в долг. Целовальник замахал на него руками:
Ч Проваливай, проваливай!.. Ведь ты же заработок получил.
Ч Получил, да не пришлось мне ни хрена! Старик у меня умер, в деревню довел
ось послать денег-то. Да вот помянуть родителя-то, царство ему небесное, ж
елательно.
Ч Сымай рубаху, Ч скомандовал конопатому хозяин. Ч Шевелись, копайся,
в руки не давайся.
Ч Как же я голый по городу пойду? Без рубахи-то?
Ч Разувайся… Только сапожнишки твои гроша медного не стоят.
Влас стал, ругаясь, разуваться. Целовальник приказал сынишке перевязать
сапоги лычком и повесить на вбитый в чан гвоздик.
Влас, не торгуясь и не спросив, какую цену целовальник кладет на сапоги, вм
есто двух глотков выпил с горя четыре трехкопеечных ковшичка, по три хор
оших глотка каждый. Затем, шатаясь, отошел в сторонку, опустился на колени
, стал усердно креститься на Петропавловский крепостной собор, бить земн
ые поклоны и, пофыркивая носом, приговаривать:
Ч Упокой, господи, душеньку родителя моего Панфила… Эх, батька, батька…

А целовальник деловито кричал ему:
Ч Эй, богомолец! Рыжий! За сапожнишки твои тридцать копеек кладу, пропил
ты двенадцать.
Влас только рукой махнул, а люди зашумели:
Ч Уж больно обижаешь ты народ, Исай Кузьмич… Худо-бедно Ч рублевку стоя
т сапоги-то. Они, почитай, новые.
Подошел лохматый мужичок-карапузик в рваной однорядке с длинными, не по
росту, рукавами и в обмызганном, нескладном, как воронье гнездо, картузиш
ке. Весь облик его Ч жалкий, приниженный, виноватый. Он поднял на долговяз
ого целовальника свое изможденное, с козьей бородкой и редкими усиками л
ицо, подморгнул и прошептал стыдливо:
Ч Пять чепурушек трехкопеечных, Исай Кузьмич… На, получи! Ч И он сунул е
му горстку медяков.
Целовальник особым, среднего размера, ковшиком поддел порцию пойла и под
ал карапузику. Тот вздохнул, перекрестился и жадно прильнул к ковшу губа
ми. Целовальник крикнул:
Ч Пей над чаном! Сколько разов вам толковать! А то наземь текет добро-то.

Ч Ладно, Ч просипел мужичок, послушно перегнулся над чаном и с наслажде
нием, закрыв глаза и причмокивая, принялся тянуть из ковшика.
Вино, омывая усики, бороденку, подбородок, покапывало в чан.
И вдруг, когда уже в ковше засверкало донышко, грязный засаленный картуз
сорвался с головы питуха, шлепнулся в чан, как большая утка в озеро, и утон
ул.
Ч Ах ты, сволочь! Ч зашумел целовальник. Ч Четыре копейки штрафу с тебя.

Все захохотали. Парень с веселыми глазами крикнул:
Ч Пошто он утонул-то? Чугунный, что ли, у тя картуз-то?
Ч Трубка в нем цыганская, Ч засипел испугавшийся карапузик, утирая мок
рый рот подолом рубахи. Ч В кулак ростом трубка-то, глиняная.
Выудив со дна утопленные вещи, целовальник забросил трубку в репей, а наб
ухший вином картузище принялся, ради пущей экономии, выжимать, выкручива
ть над чаном, как прачка белье. Выжав почти досуха, целовальник со всей сил
ы хлестнул мужичка картузом по щеке.
К чану неожиданно подошел с воли все тот же широкоплечий малый с серьгой
в ухе и, как в первый раз, резко отрубил, словно в медную доску булатным мол
отом ударил:
Ч Ведро!
В стороне стояли двое беспоясных, подававших прошлое воскресенье свяще
ннику «трезвые записки». Они впились взорами в тех, что глотали водку, и то
и дело густо сплевывали, скоргоча зубами; на их напряженных лицах холодн
ая испарина.
Один, не выдержав, ткнул себя кулаком в грудь пониже бороды, хрипло закрич
ал:
Ч Зарок, так твою! Заррок!.. Ч и быстро пошагал прочь. По дороге он сгреб ка
мнище и, выпучив глаза, швырнул его в пробегавшую собаку.
Ч Заррок!..
Другой из зарочных, с печалью посмотрев приятелю вслед, остался на месте.
Вся душа его, видимо, стремилась к чану, но упрямые ноги будто вросли в гру
нт; посмеиваясь, люди говорили в его сторону:
Ч Мученик! А ведь, все одно, нарушит… Днем раньше, днем позже Ч обязатель
но обманет бога-то.

Глава 2.
Интимные вечера в Эрмитаже. Волшебные устрицы. Бунтишка.


1

Целовальник в своем рассказе Прову Лукичу действительно против истины
приукрасил очень мало.
Весь город говорил об именитом купце Ч крепостном крестьянине графа Ше
реметева; весь город дивился необычайному русскому мужику, пришедшему в
столицу с пустой котомкой, в лаптях и сумевшему стать миллионером, дивил
ся и одному из графов Шереметевых, который за свои несметные богатства б
ыл прозван Младшим Крезом.
Поводом к этим разговорам был званый обед в великолепном дворце графа Ше
реметева, что на Фонтанке. Среди высоких вельмож и знатных лиц, приглашен
ных на обед, присутствовал в качестве почетного гостя и худородный мужич
ок, подлый раб графа Дмитрий Иваныч Пастухов.

Эрмитаж Ч что значит: келья, убежище отшельника Ч был самым любимым во д
ворце местом Екатерины. Здание Эрмитажа, сооруженное французским зодчи
м Деламотом в 1765 году, выходило на Неву и было соединено с Зимним дворцом ар
кой, переброшенной через Зимнюю канавку. В Эрмитаже помещались театр и к
артинная галерея, основание которой положил Петр I. При Екатерине уже нас
читывалось более двух тысяч картин знаменитых европейских мастеров.
Здесь Екатерина проводила интимные вечера среди близких своих людей, и б
ыть приглашенным на такой вечер считалось большой честью. Гости и хозяйк
а подчинялись правилам, сочиненным в шутливой форме самой императрицей.

Например: «1. Оставить все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипач
е шпаги… 3. Быть веселым, однако и ничего не портить, не ломать и ничего не гр
ызть… 5. Говорить умеренно и не очень громко, дабы у прочих уши и головы не з
аболели… 9. Кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий всег
да мог найти свои ноги для выхода из дверей», и т. д.
За нарушение правил виноватый должен был выпить стакан холодной воды и п
рочесть страницу «Телемахиды». Регламентом предписывалось также при о
бращении к Екатерине называть её просто по имени или мадам, так как под св
одами Эрмитажа она желала быть лишь радушной хозяйкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14