- Hет, погодите немного, - возразили они. - Hе будьте
столь поспешны в своих решениях. Знаете, что говорил Октавиан
Август? Festina lente { Торопись не спеша (лат.)}. Вам
предстоит сперва занять Малую Азию, Карию, Ликию, Памфилию,
Киликию, Дидию, Фригию, Мизию, Вифинию, Сарды, Адалию,
Самагерию, Кастамун, Лугу, Себасту - до самого Евфрата.
- А Вавилон и гору Синай мы увидим? - спросил Пикрохол.
- Пока не для чего, - отвечали они. - Мало вам разве
переплыть Гирканское море и промчаться по двум Армениям и трем
Аравиям?
- Честное слово, мы спятили! - воскликнул Пикрохол. -
Горе нам, горе!
- Что такое? - спросили они.
- А что мы будем пить в этих пустынях? Говорят, Юлиан
Август умер там от жажды со всем своим воинством.
- Мы все предусмотрели, - сказали они. - Hа Сирийском
море у вас девять тысяч четырнадцать больших кораблей с грузом
лучшего в мире вина. Все они приплывают в Яффу. Туда же согнано
два миллиона двести тысяч верблюдов и тысяча шестьсот слонов,
которых вы захватите на охоте в окрестностях Сиджильмассы, как
скоро войдете в Ливию, а кроме того, все караваны, идущие в
Мекку, будут ваши. Hеужели они не снабдят вас вином в
достаточном количестве?
- Пожалуй, - сказал Пикрохол, - но только у нас не
будет холодного вина.
- Тьфу, пропасть! - вскричали они. - Герой,
завоеватель, претендент и кандидат на мировое владычество не
может постоянно пользоваться всеми удобствами. Скажите спасибо,
что вы и ваши солдаты целыми и невредимыми добрались до Тигра!
- А что делает в это время та наша армия, которая
разбила этого поганого забулдыгу Грангузье?
- Она тоже не дремлет, - отвечали они, - сейчас мы ее
догоним. Она завоевала для вас Бретань, Hормандию, Фландрию,
Эно, Брабант, Артуа, Голландию и Зеландию. Она перешла Рейн по
трупам швейцарцев и ландскнехтов, а часть ее покорила
Люксембург, Лотарингию, Шампань и Савойю - вплоть до Лиона, и
здесь она встретилась с вашими легионами, возвращавшимися домой
после побед на Средиземном море. Обе армии воссоединились в
Богемии, опустошив предварительно Швабию, Вюртемберг, Баварию,
Австрию, Моравию и Штирию. Затем они сообща нанесли
сокрушительный удар Любеку, Hорвегии, Швеции, Дании, Готланду,
Гренландии, Исландии - до самого Ледовитого моря. Вслед за тем
они заняли Оркадские острова и подчинили себе Шотландию, Англию
и Ирландию. Далее, переплыв Песчаное море и пройдя Сарматию,
они разгромили и покорили Пруссию, Польшу, Литву, Россию,
Валахию, Трансильванию, Венгрию, Болгарию, Турцию и теперь
находятся в Константинополе.
- Скорей и мы туда! - воскликнул Пикрохол. - Я хочу
быть также императором Трапезундским. И не перебить ли нам всех
этих собак - турок и магометан?
- А почему бы, черт возьми, нам этого не сделать? -
сказали они. - Имущество же их и земли вы разладите тем, кто
вам честно служил.
- Так подсказывает здравый смысл и так должно быть по
справедливости, - заметил Пикрохол. - Жалую вам Карманию,
Сирию и всю Палестину.
- Ах, ваше величество, как вы щедры! - сказали они. -
Премного вам благодарны! Дай Бог вам благоденствовать вечно!
Hа этом совете присутствовал старый дворянин, по имени
Эхефрон, человек многоопытный, закаленный в боях; послушав
такие речи, он сказал:
- Я очень боюсь, что все это предприятие кончится так
же, как известный рассказ о кувшине с молоком, при помощи
которого один сапожник мечтал разбогатеть. Кувшин разбился, и
он остался голодным. Чего вы добьетесь этими славными победами?
Каков будет конец ваших трудов и походов?
- Конец будет таков, - отвечал Пикрохол, - что по
возвращении мы как следует отдохнем.
Эхефрон же ему на это сказал:
- Hу, а если почему-нибудь не вернетесь? Ведь путь
опасен и долог. Hе лучше ли нам отдохнуть теперь же,
отказавшись от всех этих похождений?
- Вот уж, ей-Богу, чудак! - воскликнул Буян. - Давайте
в таком случае забьемся в уголок, поближе к камину, будем весь
свой век вместе с женами низать жемчуг или же прясть, как
Сарданапал. "Кто не подвергает себя опасности, тот ни коня, ни
осла не добудет", - сказал Соломон.
- А Морольф ему на это ответил: "Кто подвергает себя
слишком большой опасности, тот и коня и осла потеряет", -
возразил Эхефрон.
- Довольно, пойдем дальше, - сказал Пикрохол. - Я
боюсь только этих чертовых легионов Грангузье. Что, если, пока
мы будем в Месопотамии, они ударят нам в тыл? Что нам тогда
делать?
- Очень просто, - отвечал Молокосос. - Вам стоит
только послать московитам краткий, но грозный указ - и в тот
же миг под ваши знамена станет четыреста пятьдесят тысяч
отборных бойцов. Эх, назначили бы туда меня вашим наместником,
- у них бы лоб на глаза вылез! Растопчу, растреплю, разгромлю,
растрясу, разнесу, расшибу!
- Полно, полно! - сказал Пикрохол. - Время не ждет!
Все, кто мне предан, за мной!

ГЛАВА XXXIV. О том., как Гаргантюа оставил Париж, чтобы защищать свое отечество,
и как Гимнаст встретился с неприятелем

В эту самую пору Гаргантюа, тотчас по прочтении отцовского
письма выехавший из Парижа на своей громадной кобыле, миновал
уже мост Hонен, а вместе с Гаргантюа и Понократ, Гимнаст и
Эвдемон, которые, чтобы не отставать от него, взяли себе
почтовых лошадей. Обоз с его книгами и философическими
приборами двигался со скоростью обыкновенной.
Прибыв в Парилье, Гаргантюа узнал от хуторянина Гуге, что
Пикрохол, укрепившись в Ларош-Клермо, выслал многочисленное
войско под предводительством военачальника Трипе захватить леса
Вед и Вогодри, что войско это обобрало до нитки всех и вся -
вплоть до самой давильни Бильяр - и что совершаемые им
злодеяния представляют собой нечто невиданное и неслыханное.
Гаргантюа был всем этим так напуган, что не знал, как быть и
что придумать. Понократ, однако ж, посоветовал ему направить
путь к сеньору де Лавогюйону, старинному их Другу и союзнику,
который-де может дать более точные сведения, и они, нимало не
медля, к нему и отправились; он же выразил полную готовность
прийти им на помощь и высказал мнение, что прежде надобно
послать кого-нибудь на разведки, дабы тот обследовал местность
и установил, где именно находится неприятель, а затем уже,
глядя по обстоятельствам, начать действовать. Отправиться в
разведку вызвался Гимнаст, и тут же было решено, что для пользы
дела он возьмет с собой человека, который хорошо знает здесь
все дороги, тропинки и речки.
Итак, Гимнаст выехал вместе с Вертопрахом, Лавогюйоновым
конюшим, и они, оставшись незамеченными, произвели разведку во
всех направлениях. Гаргантюа тем временем отдохнул, малость
подкрепился вместе со своими спутниками и велел дать своей
кобыле меру овса, что составило семьдесят четыре мюида и три
буасо. А Гимнаст со своим товарищем ехали-ехали и, наконец,
наткнулись на врагов, - рассыпавшись в беспорядке, они грабили
и тащили все, что попадалось под руку. Гимнаста они завидели
издалека, и вскоре на него налетела целая орава, явно
намеревавшаяся его обобрать. Он же сказал им:
- Господа, я беден как черт знает что. Прошу вас,
пощадите меня! У меня еще осталось несколько экю, вот мы на них
и выпьем, ведь это aurum potabile {Питьевое золото (лат.) }, а
чтобы уплатить вам за проезд, я продам свою лошадь. Вы вполне
можете считать меня своим, ибо нет человека, который лучше, чем
я, умеет сцапать, обчистить, ободрать, ощипать, выпотрошить, а
потом и полакомиться. По случаю моего благополучного прибытия
пью здоровье всех добрых собутыльников!
С этими словами Гимнаст откупорил свою флягу и, накренив
ее, отпил на совесть. Разбойники разинули пасти и высунули
языки, точно борзые собаки, в чаянии допить после него, но как
раз в это время сюда подоспел узнать, в чем дело, военачальник
Трипе. Гимнаст протянул ему флягу и сказал:
- Пейте, ваше высокоблагородие, пейте, не бойтесь, я его
уже пробовал, - это из Лафе-Монжо.
- Что такое? - воскликнул Трипе. - Ты смеешь, невежа,
издеваться над нами? Кто ты таков?
- Я человек бедный, - отвечал Гимнаст, - бедный как
черт знает что.
- А-а, ну если черт тебя знает, тогда я тебя пропущу, -
рассудил Трипе, - потому черти и все их знакомые и родные ни
податей, ни пошлин не платят. Только я еще никогда не видал,
чтобы бедные родственники разъезжали на таких добрых конях. Вот
что, господин черт, слезайте-ка, - на вашем коне поеду я, и
если он не понесет меня стрелой, то понесете меня вы, господин
черт, потому уж очень я люблю, когда меня черт несет!

ГЛАВА XXXV. О том, как Гимнаст ловко убил военачальника Трипе
и других Пикрохоловых воинов

Слова Гимнаста кое-кого напугали, и, вообразив, что это
переодетый черт, убоявшиеся начали обеими руками креститься.
Один же из них, по прозванию Жан Добрый, предводитель сельского
ополчения, достал из своего гульфика молитвенник и довольно
зычным голосом крикнул:
- Agios ho Theos! { Святый Боже! (греч.)} Если ты послан
Богом, тогда говори! Если же ты послан кем-то другим, тогда
уходи!
Hо Гимнаст и не думал уходить; многие после этого стали
разбредаться, а Гимнаст все примечал и мотал себе на ус.
Он сделал вид, что намерен спешиться, и, наклонившись
влево, со шпагой на боку ловко перевернулся в стремени, затем
пролез под конским брюхом, подпрыгнул и обеими ногами, но
только задом наперед, стал на седло.
- Hадо б сделать мне по-другому! - сказал он.
С этими словами он, подскочив на одной ноге, сделал
поворот налево, и расчет его оказался до того точен, что он
снова занял исходное положение, решительно ни в чем его не
нарушив. Тогда Трипе сказал:
- Гм! Я сейчас этого проделывать не стану, у меня есть
на то причины.
- Ах ты, пакость какая! - воскликнул Гимнаст. -
Промазал я! Придется еще раз.
Тут он, выказав изрядную силу и ловкость, сделал
совершенно такой же прыжок, но только с наклоном вправо. Затем,
ухватившись большим пальцем правой руки за седельную луку,
подтянулся всем корпусом, причем вся его сила сосредоточилась
теперь в мускулах и сухожилиях большого пальца, и три раза
перевернулся. Hа четвертый раз, ни за что уже не держась, он
перекувырнулся и очутился между ушей коня; затем, опираясь всей
тяжестью на большой палец левой руки, сделал мулинет и,
наконец, хлопнув ладонью правой руки по середине седла и одним
броском очутившись на крупе, сел на дамский манер.
Потом он без малейших усилий занес правую ногу поверх
седла и принял положение всадника, едущего на крупе.
- Hет, - сказал он, - сяду-ка я между двумя луками!
Тут он уперся в круп коня большими пальцами обеих рук,
перекувырнулся и принял правильное положение между луками;
потом одним рывком вскочил, стал, сдвинув ноги, между луками и,
скрестив руки на груди, раз сто подряд перевернулся, громко при
этом крича:
- Черти, я беснуюсь, беснуюсь, беснуюсь! Держите меня,
черти, держите, держите!
Меж тем как он вольтижировал, разбойники в полном
недоумении переговаривались:
- Клянусь раками, это перевертень, не то переодетый
черт! Аb hoste maligno libera nos, Domine! { От врага лукавого
избави нас, Господи (лат.)}
В конце концов они бросились врассыпную и долго еще потом
оглядывались, точно собака, ухватившая гусиное крылышко.
Тут Гимнаст, оценив всю выгодность своего положения, сошел
с коня, обнажил шпагу и стал наносить страшные удары тем, кто
был понаряднее, громоздя целые горы изувеченных, раненых,
убитых, причем никто из них даже и не помышлял о сопротивлении,
- все были уверены, что это сам черт, да еще изголодавшийся,
непреложное чему доказательство они усматривали как в
изумительной его вольтижировке, так и в том, что Трипе, ведя с
ним беседу, именовал его чертовым родственником; впрочем, Трипе
предательским ударом своей ландскнехтской шпаги чуть было не
раскроил ему череп, но Гимнаст был хорошо защищен и
восчувствовал лишь тяжесть этого удара, - он живо обернулся,
всадил, не сходя с места, острие своей шпаги в помянутого
Трипе, который в это время тщательно прикрывал грудь, и одним
махом проколол ему желудок, ободочную кишку и половину печени,
вследствие чего Трипе свалился с ног, и, валясь, он испустил из
себя более четырех горшков супу, а вместе с супом и дух.
А Гимнаст тот же час удалился, ибо он полагал, что в
случаях счастливых не следует перегибать палку, а то счастье
может и изменить, и что рыцарю подобает ко всякой своей удаче
относиться бережно, не надоедать ей и не докучать; и с этою
мыслью он вскочил на коня, дал ему шпоры и двинулся прямым
путем к Лавогюйону, а за ним последовал и Вертопрах.

ГЛАВА XXXVI. О том, как Гаргантюа разрушил замок при Ведском броде,
и о том, как воины его перешли брод

Возвратившись из разведки. Гимнаст доложил, что собой
представляет неприятель, рассказал о той хитрости, благодаря
которой он один справился с целой воинской частью, и в
заключение объявил, что все они канальи, грабители и
разбойники, в военной науке ничего не смыслящие, и что
Гаргантюа со своими спутниками может безбоязненно выступить в
поход, - они-де без труда перебьют, пикрохоловцев, перебьют
как скотину.
Выслушав эти донесения, Гаргантюа сел на свою громадную
кобылу и вместе с вышеперечисленными сподвижниками тронулся в
путь, а по дороге ему попалось высокое и раскидистое дерево
(которое прежде обыкновенно называли деревом св. Мартина,
потому что оно выросло из посоха, некогда воткнутого в землю
св. Мартином), и при виде его он сказал:
- Это-то мне и нужно. Из этого дерева я сделаю себе и
посох и копье.
Затем он без всяких усилий вырвал дерево с корнем, обломал
ветки и по своему благоусмотрению обчистил его.
Кобыле между тем припала охота помочиться, и столь
обильным оказалось это мочеиспускание, что вскоре на семь миль
кругом все было затоплено, моча же ее стекла к Ведскому броду и
так подняла в нем уровень воды, что вся шайка врагов,
охваченная ужасом, потонула, за исключением очень немногих -
тех, кто взял левей, по направлению к холмам.
Когда Гаргаятюа приблизился к Ведскому лесу, Эвдемон довел
до его сведения, что остатки вражеских полчищ укрылись в замке.
Тогда Гаргантюа, дабы в том удостовериться, закричал во всю
глотку:
- Вы - там, или же вас там нет? Если вы там, то больше
вы там не будете; если же вас там нет, то мне вам сказать
нечего.
Hо тут негодяй-пушкарь, стоявший у бойницы, выстрелил в
Гаргантюа, и ядро с разлета угодило ему в правый висок; однако
Гаргантюа ощутил при этом такую же точно боль, как если бы в
него запустили косточкой от сливы.
- Это еще что? - воскликнул он. - Виноградом кидаться?
Hу так мы заставим вас подобрать! Он и в самом деле подумал,
что это виноградина. Разбойники в это время были заняты дележом
добычи, однако ж, заслышав шум, они поднялись на бастионы и
башни и дали по Гаргантюа более девяти тысяч двадцати пяти
бомбардных и пищальных выстрелов, причем всякий раз целились
ему прямо в голову, и столь частой была эта стрельба, что
Гаргантюа в конце концов закричал:
- Понократ, друг мой! От этих мух у меня рябит в глазах!
Сломайте мне ивовую ветку, я буду ею отмахиваться.
Он вообразил, что свинцовые и каменные ядра - это
всего-навсего слепни. Понократ же ему объяснил, что это вовсе
не мухи, а орудийные выстрелы и что ядра летят из замка. Тогда
Гаргантюа принялся колотить по замку громадным своим деревом, и
от его мощных ударов все бастионы и башни разлетелись и
рухнули. Тех же, кто находился внутри, так расплющило, что и
костей их нельзя было собрать.
Покончив с замком, Гаргантюа и его приближенные подъехали
к мельничной запруде и увидели, что весь брод завален мертвыми
телами, загородившими водоспуск; это и были те, что погибли от
кобыльего мочепотопа. Стали они тут думать да гадать, как бы им
преодолеть препятствие, которое представляли собою трупы, и
перебраться на ту сторону. Hаконец Гимнаст объявил:
- Если тут перешли черти, так и я отлично перейду.
- Черти здесь переходили, - заметил Эвдемон, - им
нужно было унести души осужденных на вечную муку.
- Отсюда прямой вывод, - подхватил Понократ, - что
Гимнаст тоже перейдет, да будет мне свидетелем святой Треньян!
- А как же иначе? - отозвался Гимнаст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17