Я не хотел его убивать.Скользнув по семислойному горианскому щиту, нацеленное мне в голову длинное, тонкое острие лишь высекло сноп искр из прочного медного обода.Я не метнул своего копья. Каийла кочевника развернулась почти моментально — большое и мощное животное, несмотря на вес и комплекцию, проскочило всего четыре шага после столкновения со мной, а всадник уже приспустил поводья — теперь мне могло здорово достаться от клыков каийлы. Я взял копье наперевес, стараясь зайти со спины ворчащему, щелкающему зубами животному. Каийла вцепилась зубами в копье, отпрянула и атаковала вновь — все это время всадник пытался достать меня своим копьем, четырежды царапнув меня до крови, но это, конечно, были совсем не те удары, которые может нанести всадник, несущийся во весь опор, — он бил, не имея возможности размахнуться, и едва задевал меня наконечником. Затем произошло непредвиденное — его каийла ухватила мой щит зубами, и не успел я опомниться, как оказался в воздухе, подброшенный вздыбившимся животным. Я продолжал автоматически сжимать щит, пока не догадался разжать продетую в ремни руку. Падая на землю с высоты нескольких футов, я успел разглядеть, как коварная каийла, рыча, несколько раз встряхнула мой щит, после чего, мотнув головой, запустила его куда подальше.Я проверил вооружение.Конечно же, шлем из-за плеча куда-то пропал, но меч был по-прежнему на месте — в ножнах.И у меня в руках оставалось копье.Так я и стоял, окровавленный и запыхавшийся, посреди горианского поля, и положение мое было невеселым.Тачак хохотал во все горло.Я изготовился, чтобы бросить копье.Теперь хитрая тварь под седлом тачака принялась обходить меня осторожными, мелкими шажками; она двигалась по кругу рассчитанными, продуманными движениями, не отводя взгляда от копья в моей руке и явно стараясь не проворонить момент броска.Я с опозданием вспомнил, что каийл специально обучают уклоняться от пущенного копья — сначала метая в них тупые деревянные палки, а затем постепенно переходя к настоящим копьям с тяжелыми металлическими наконечниками. Их тренируют до тех пор, пока животные не обретают навыков, достаточных, чтобы выйти из любой ситуации, где пускается в ход копье, даже не оцарапавшись, — каийлы, которые этого не умеют, попросту погибают во время тренировок. В конце обучения каийла получает своеобразное вознаграждение — ей позволяется иметь потомство.Я не сомневался, впрочем, что с близкого расстояния смогу убить и каийлу. С таким оружием воин Гора без боязни выходит не то что на человека, а на ларла.Я не хотел убивать ни всадника, ни каийлу.Наверное, я удивил и его, и остальных — я отбросил копье в сторону.Тачак замер в седле. Не сомневаюсь — остолбенели и остальные. Затем тачак принялся стучать копьем по своему небольшому сияющему щиту, выражая восхищение моим поступком. Вслед за ним подобным образом поступили и остальные, в том числе воин-паравачи в белой накидке.Тачак воткнул в седельную петлю свое копье, повесил на луку щит и снял висевшее справа от седла бола с тремя шарами.Затем, затянув гортанную монотонную песню тачакского воина, он принялся медленно раскручивать бола над головой. Бола представляло собой три пятифутовых кожаных ремня с зашитыми тяжелыми шарами на концах. По всей вероятности, бола изобрели для охоты на тамитов — огромных плотоядных птиц, часто встречающихся в южных равнинах Гора; впрочем, кочевники не без успеха пользовались бола в бою. Если запустить бола низко, то летящие кожаные ленты разовьют такую скорость, что уклониться будет невозможно, и, достигнув жертвы, перевьют ей руки и ноги, затягиваясь и переплетаясь меж собой.Иногда при этом ноги жертвы ломаются, чаще же ленты опутывают жертву так, что расплести их уже невозможно. Можно запустить бола и высоко — тогда руки бегущей жертвы оказываются прочно примотаны к телу, ну а если окажется, что бола выпущено на уровне шеи, то, вероятнее всего, жертва будет удушена. Бросок на уровне головы — наиболее сложный и эффективный. Зашитые в кожу металлические шарики, как правило, пробивают череп, и воин может, не особенно торопясь, соскочить с каийлы и довершить начатое дело ножом, перерезав противнику горло.Мне никогда не приходилось иметь дело с таким оружием: должен сознаться — я не знал, как себя вести.Тачак же, похоже, достиг неплохих успехов во владении этим видом оружия: три ленты с грузами на концах уже слились в одно расплывчатое пятно.Внезапно он оборвал свою песню и ринулся в бой, издав боевой клич, сжимая одной рукой поводья, другой — вращающееся бола, а зубами — кинжал. «Он жаждет моей смерти, — невесело подумал я, — ещё бы, ведь на него смотрят… Вернее посылать бола низко, но в голову или в шею — эффекта больше. Насколько он тщеславен, насколько искусен?» Он должен был быть и тщеславным, и искусным одновременно, ведь это же тачак…Когда наконец выпущенное бола со страшным свистом понеслось к моей голове, я неожиданно для себя, вместо того чтобы пригнуться, подставил под удар остро отточенный меч города Ко-Ро-Ба, иные из которых способны на лету разрезать шелковую нить.Не успел никто и глазом моргнуть, как три смертоносные ленты, напоровшись на лезвие моего короткого меча, были рассечены и разлетелись, теряя скорость и унося в разные стороны зашитый в них груз.В тот же миг, едва ли успев осознать, что же все-таки произошло, тачакский воин соскочил с седла и с ножом-кайвой бросился ко мне, но вместо опутанного по рукам и ногам противника он нос к носу столкнулся с готовым к бою воином Ко-Ро-Ба. Ничуть не растерявшись, тачак тут же перебросил свой метательный нож рукоятью вперед, сделав это столь неуловимым движением, что я понял его маневр лишь когда он занес руку для броска и пущенное оружие понеслось ко мне, со свистом рассекая воздух, покрыв расстояние между нами за считанные доли секунды. Уклониться было невозможно, и я подставил меч. Нож со звоном ударился о сталь и отскочил. Я был спасен.На миг все замерло. Ошеломленный тачак и я стояли друг против друга, и лишь простиравшиеся вокруг нас равнины великой степи дрожали в потоках поднимавшегося с земли пыльного воздуха…Затем послышался громкий стук: трое воинов остальных кочевых племен — катайи, паравачи, кассар — забили копьями в щиты.— Здорово! — восхищенно воскликнул кассар.Тачакский воин сбросил на траву свой шлем, затем расстегнул кожаную куртку, обнажая грудь, и ослабил шнуровку плаща.Он долгим взглядом оглядел окрестности, где лениво паслись тучные стада босков, поднял голову, ещё раз взглянул на небо. Его каийла, беспокойно перебирая ногами, гарцевала в нескольких ярдах от нас.Вид у обоих был озабоченный.Тачак опустил голову и, быстро ухмыльнувшись, исподлобья взглянул на меня. Я смотрел в его смуглое, покрытое ужасающими шрамами лицо, не отводя взгляда от проницательных, черных как угли глаз.Он улыбнулся мне.— Да, — повторил он, — здорово.Я приблизился к нему и приставил острие короткого горианского меча к его груди.Он не шелохнулся.— Меня зовут Тэрл Кэбот, — произнес я, — и я пришел с миром.Я вложил клинок в ножны.На какое-то мгновение он, кажется, растерялся, но уже через секунду, запрокинув голову, оглушительно хохотал. Он смеялся до слез, согнувшись и колотя кулаками по коленям, но затем выпрямился, утирая лицо тыльной стороной руки.Я пожал плечами. А что мне оставалось делать?Внезапно тачак наклонился, набрал полную горсть земли вместе с травой — землю тачаков, траву, которой питаются боски, и эту землю и траву протянул в ладонях мне.— Да, — сказал он, — ты пришел с миром в страну народов фургонов. Глава 5. ПЛЕННИЦА Я проследовал за воином Камчаком в лагерь тачаков. Нас едва не сбили шесть всадников на топочущих каийлах, которые, развлекаясь, пронеслись мимо нас, скача меж сгрудившихся фургонов. Я услышал мычание боска. Тут и там меж повозок сновали дети, играющие с пробковым мячом и канвой. Игра заключалась в том, чтобы первым вонзить кайву в брошенный мяч. Тачакские женщины с открытыми лицами, в длинных кожаных платьях, с длинными, заплетенными в косы волосами возились над кострами из кизяков у подвешенных на треножниках из дерева тем котлов. Женщины не имели шрамов, но, словно боск, каждая из них носила кольцо в носу; подобное золотое кольцо у животных было тяжелым, а у женщин же оно было тонким, великолепно сделанным, напоминающим обручальные кольца моего старого мира. Я услышал, как меж фургонами распевал предсказатель: за кусок мяса он будет гадать по ветру и траве, за чашу вина — по звездам и полету птиц, а за жирный ужин — по печени слина или раба.Народы фургонов чрезвычайно внимательны к будущему, его знамениям, хотя, если их послушать, они на такие вещи не обращают внимания. На деле они относятся к ним с большим почтением. Камчак рассказывал мне, как однажды целая армия тачаков отступила только потому, что стая реноусов — ядовитых, похожих на крабов пустынных насекомых — не обороняла свое разрушенное гнездо, раздавленное колесом переднего фургона. Другой раз, более ста лет назад, фургон убара потерял чеку с правого колеса, и по этой причине кочевники ушли от самых ворот могучего Ара.У одного из костров я увидел тачака, усевшегося на корточки и, притопывая, танцующего самого для себя, пьяного от кумыса, танцующего, как сказал Камчак, «дабы порадовать небо».Тачаки, да и другие народы фургонов уважают Царствующих Жрецов, но не так, как жители городов, а тем более каста посвященных: они не оказывают Царствующим Жрецам публичного поклонения.Я подозреваю, что тачаки не религиозны в общем понимании этого слова, однако на деле они считают многие вещи святыми, и среди них — босков и искусство владения оружием. Но самая главная вещь, перед которой гордый тачак всегда готов снять шлем и склонить голову, — это небо, обыкновенное, просторное, прекрасное небо, с которого падает дождь и которое в мифах создало босков, землю и тачаков.Именно небу тачаки молятся, если они молятся и просят славы и счастья для себя, поражений и бед для врагов. Тачаки, как и другие народы фургонов, молятся только тогда, когда они находятся в седле и с оружием в руке, они молятся небу не так, как рабы — господину, и не так, как слуги — хозяину, но как воин — убару. Женщины народов фургонов, следует заметить, не допускаются к молитве. Впрочем, многие из них почитают предсказателей, которые, кроме предсказаний будущего с большей или меньшей аккуратностью в зависимости от платы, предоставляют невероятную коллекцию амулетов, талисманов, брелоков, любовных напитков, заклинании, чудодейственных зубов слина, великолепных отполированных рогов каийлака, а также разноцветных магических бечевок на шею, которые в зависимости от предназначения могут быть сплетены различным образом.Когда мы проходили мимо фургонов, я отскочил от клетки, на решетку которой бросился буроватый степной слин, попытавшись достать меня своей лапой с шестью когтями. В той же маленькой клетке метались ещё шесть слинов, они непрерывно извивались, как разъяренные змеи. Их освободят с наступлением темноты, чтобы они оберегали стада, выступая, как я и говорил, в качестве сторожей и надсмотрщиков. Также их использовали для поимки рабов, поскольку слин — очень эффективный, не поддающийся усталости, почти непобедимый охотник, способный по запаху взять след многодневной давности и пройти сотни пасангов, прежде чем наконец настичь свою жертву и разорвать её на куски.Заслышав звон колокольчиков раба, я развернулся и увидел девушку, одетую лишь в ошейник и колокольчики, тащившую что-то по проходу между фургонами.Камчак увидел, что я заметил девушку, и хихикнул, понимая, что я мог счесть зрелище странным — рабыня среди фургонов.Колокольчики позванивали с её запястий, свисали с лодыжек, окружая двойным рядом наручники и кандалы, закрытые на ключ. Шею обвивал необычный тарианский ошейник. Тарианский ошейник — это круглое кольцо, висящее на шее настолько свободно, что, если мужчина ухватится за него рукой, девушка сможет свободно повернуться. Обыкновенный горианский ошейник — это, как правило, плоский, плотно прилегающий к шее стальной обруч; оба ошейника имеют замок. Правду сказать, на тарианском ошейнике довольно сложно сделать гравировку, но, как и обычный, он помечен, чтобы в случае побега девушка могла быть быстро возвращена своему господину. К ошейнику этой рабыни тоже были прикреплены колокольчики.— Она тарианка? — спросил я.— Конечно, — ответил Камчак.— В городах, — заметил я, — только рабыни для наслаждений носят столько колокольчиков, и то обычно лишь когда танцуют.— Ее господин, — пояснил Камчак, — не доверяет ей.Эта простая фраза пролила мне свет на условия существования рабыни. Ей не позволяли надевать одежду, чтобы она не могла скрыть в ней оружие, а колокольчики предательски отмечали каждое её движение.— На ночь, — продолжил Камчак, — её приковывают под фургоном.Девушка уже исчезла.— Тарианские девушки горды, — пожал плечами тачак. — В результате из них получаются великолепные рабыни.То, что он сказал, меня не удивило; горианские господа, как правило, любят гордых девушек — тех, которые борются с бичом и ошейником, сопротивляясь до тех пор, пока, быть может, спустя месяц или больше не сдаются, провозглашая, что принадлежат господину — полностью и без остатка. В дальнейшем им приходится бояться только того, чтобы не надоесть господину, который может продать её другому.— Когда-нибудь, — сказал Камчак, — она будет молить о тряпье рабыни.Были основания предполагать, что так оно и будет.Терпению всякой девушки есть предел: когда-нибудь и эта преклонит колени перед господином, припадет головой к его стопам и попросит дать ей хоть кусочек тряпья, пригодный разве что для того, чтобы сшить из него кейджер. «Кейджер» — это наиболее распространенное слово для обозначения раба женского пола. Другое часто употребляемое слово «кафора» можно перевести как «дочь цепи». Для девушки, живущей среди фургонов, быть одетой в кейджер означало быть одетой в четыре предмета — два красных и два черных. Красный шнур — куурла — обвязывается вокруг талии. Чатка — длинная, узкая полоса черной кожи крепится к этому шнуру спереди, проходит между ног и крепится за шнур сзади. Чатка плотно натягивается, ещё надевается калмак — короткая жилетка без рукавов из черной кожи и, наконец, куура — полоска красной ткани, которой повязываются на затылке волосы. Последняя имеет тот же цвет, что и куурла. Рабыням народов фургонов запрещено заплетать либо как-нибудь по-другому укладывать волосы.Для раба или «кейджераса» народов фургонов (здесь их мало, разве что для тяжелых работ) считается почетным заслужить право носить кес — короткую тунику из плотной кожи без рукавов. Тут и там бродили девушки, одетые в кейджер, и я рассматривал их, пока мы с Камчаком шли к его фургону. Они были прекрасны. Они вели себя с истинной беспечностью рабыни, девки, которая сознает, что является собственностью, которую мужчина находит достаточно возбуждающей и достаточно прекрасной, чтобы заковать в ошейник. Свободные женщины народов фургонов, как я успел заметить, смотрели на этих девушек с презрением и ненавистью, а иногда колотили их палками, если те слишком близко приближались к котлам и пытались стащить кусок мяса.Очередная девушка, которой досталось палкой, рассмеялась и убежала, распушив свои каштановые волосы.Мы с Камчаком рассмеялись.Я был уверен, что красавице было нечего бояться своего господина, за исключением того, что она перестанет забавлять его.Дома на колесах, принадлежавшие кочевникам, выстроившись сотнями, тысячами в своем разноцветии, — великолепное зрелище. Почти все фургоны достаточно просторны внутри и имеют квадратную форму. Каждый фургон влечет двойная упряжка босков, по четыре в упряжке, и каждый боск связан ремнем с другим боском и поперечиной из дерева тем. Из этого дерева изготовлены и оси фургона. Возможно, именно прочность дерева тем в сочетании с исключительно ровной поверхностью горианских степей и позволила придать фургонам такую ширину — изготавливают их практически квадратными.Сам корпус фургона, отстоящий примерно на шесть футов от земли, изготавливается из черных полированных планок дерева тем. Внутри квадратного корпуса укреплена круглая рама, служащая основанием для шатра из выдубленных, расшитых и разукрашенных шкур боска. Эти шкуры окрашены в очень яркие цвета, и зачастую на них фантастические рисунки. Декор фургона является предметом соревнования между соседями. Закругленная рама шатра таким образом закреплена внутри корпуса фургона, что можно обойти его кругом. Борта повозки прорезаны бойницами для того, чтобы можно было послать стрелу, поскольку маленькие роговые луки народов фургонов могут быть использованы не только для стрельбы со спины каийлы, но и из такого укрепления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42