Светов вдруг рассмеялся и погрозил кулаком. В то же мгновение налетел снежный вихрь, и все вокруг потонуло в белесой мгле. А когда она рассеялась, «Дерзновенный» уже мчался по мрачной грохочущей пустыне океана, обгоняя воющий на все лады ветер.
Через полчаса Светов перевел ручку машинного телеграфа на «малый». Порядов тоже не покидал мостика. Он все думал над тем, что увидел. И с каждой минутой для него становилось все яснее, что командир «Дерзновенного» был не только знаток своего дела, но еще и художник, недюжинный вдохновенный талант.
— Как настроение, Викентий Захарович? — спросил Светов.
— Молодец вы, Игорь Николаевич, — маневрировали, как бог, и, думаю, там, у «синих», посредники отметят: станцию «обстреляли» успешно и не один катер «потопили»... А что, если бы не налетел снежный вихрь? Или вы и его предвидели?
Светов улыбнулся.
— А что ж, моряк должен понимать погоду.
— Поздравляю!
Порядов с чувством пожал Светову руку. Тот достал портсигар и вдруг так и замер, не дотянувшись рукой до папиросы.
— Что с вами, Игорь Николаевич? — встревоженно спросил Порядов.
— Ничего... Но только я еще далеко не молодец... —Светов спрятал портсигар. — Знаете что, Викентий Захарович, идите-ка ложитесь у меня отдыхать.Порядов благодарно посмотрел на Светова. Если командир предлагает гостю собственную каюту — это признак особого уважения. По флотским традициям гость от такого приглашения так или иначе вежливо отказывается. Но сейчас корабль в походе, командиру нельзя оставить свой пост.
Светов перешел с мостика в ходовую рубку. Мысль, подспудно волновавшая его вот уже несколько часов, оформилась в решение. Он твердо знал, что блестяще выполнил разведывательное задание. Но не мог и не сделать более широких выводов — бухта так укреплена противником, что высадка десанта здесь грозит огромными потерями. Более того, вряд ли где-нибудь на западном побережье «синие» окажутся захваченными врасплох. Меж тем... вновь и вновь перед глазами командира «Дерзновенного» вставал пролив в Медвежьей голове. Он не мог идти к нему, не выполнив определенной штабом конкретной задачи, и, естественно, забыл о нем в минуту боя. Но теперь...
Светов пригласил в рубку старпома, штурмана, механика, заместителя по политчасти. Это был маленький корабельный военный совет.
Батырева уже ни ноги, ни руки не держали. Он, конечно, свалился бы за борт или на палубу и, может быть, разбился бы насмерть, не приди на помощь Канчук. Сильный и ловкий сигнальщик, закаленный в морских походах, быстро взобравшись па мачту, поддержал его, вместе они благополучно спустились на палубу.
Ноги у Батырева были, как войлочные, руки ломило, кожа на лице обожжена морозом. Прислонившись к надстройке, он собирался с силами. Канчук стоял рядом, неизвестно чему улыбаясь, не то слабости офицера, не то собственной удали.
Интуитивно чувствуя, что благодарить Канчука за помощь не то что неудобно, а совсем ни к чему, Батырев только крепко пожал руку старшины. Потом достал машинально пачку сигарет, будто ничего не произошло.
— Доложите штурману: я переведу дух и тотчас явлюсь.
Старшина кивнул головой и, балансируя, цепко ставя ноги, побежал по обледенелой, непрерывно обдаваемой брызгами палубе.
«Дерзновенный» походил на неустойчивый поплавок. Серая вспененная вода бурным потоком мчалась у борта. Учебные снаряды — болванки, которые моряки неизвестно почему называют «воробьями», падая с условным отклонением, поднимали всплески, едва заметные среди волн.
Батырев казался себе героем. Это было такое острое душевное чувство, и оно так переполняло его существо, что он готов был повторить или сделать в стократ большее, чем сделал. Однако сил уже не было.
Когда он хотел сунуть обратно в карман шинели сигареты, корабль накренился. Батырев вдруг ощутил за своей спиной неприятную пустоту — настройка куда-то валилась; шаря по железу одеревенелыми руками, он упал вначале на колени, потом на бок. Пачка наркотических сигарет скользнула по палубе, как шайба на хоккейном поле. Ветер подхватил ее и сдул в море.
Батырев и сам покатился к борту. Пальцы его напрасно пытались уцепиться за гладкую палубу. Крен все увеличивался, ветер дул со страшной силой, удесятеренной быстрым ходом корабля. В душе не было страха, мысли — ясны, но мускулы ослабели. Батырев видел, что кто-то спешит к нему, видел ноги и черные полы шипели и черную блестящую палубу, казавшуюся крутым склоном, по которому он сползал в море. Все решали секунды. Под его руками оказались минные рельсы, но ладони только скользнули по ним. И тут впервые обожгла мысль: «Неужели конец?» В лицо, слепя, ударили водяные брызги, потом его окутало белое морозное облако. Он не знал, что это был налетевший на «Дерзновенный» снежный заряд, и если Светов в этот миг благословлял природу, то Батырев проклинал ее. Сознание мутилось. Волна, хлынувшая на палубу, подхватила его. И тут жажда жизни придала ему новые силы—Батыреву удалось ухватиться за леера. Он разодрал в кровь ладонь.
Корабль выровнялся. Батырев подтянул под себя ногу, пытаясь, встать, кто-то схватил его за воротник шинели, потащил за собой. В снежной крутоверти мелькнуло красное обветренное лицо Донцова.
...Бережно обняв Батырева за плечи, Донцов повел его в каюту. Лейтенанты были почти одного возраста. Но сейчас Донцов ощущал себя много более старшим и умудренным жизнью. Чувство было такое: будто ведет он озорного, но славного младшего брата. Симпатия к Батыреву, показавшемуся по первому впечатлению пустым щеголем и ловчилой, возникла еще в ту минуту, когда он бескорыстно, от чистого сердца протянул ключи от своей квартиры. Теперь эта симпатия усилилась. Не то, чтобы Донцов вполне одобрял поступок Батырева, бросившегося спасать флаг (не ему ведь было приказано), но все же он угадывал его благородный душевный взлет. У трапа Донцов покрепче прижал Батырева к себе. Но тот неожиданно рассердился и, высвободившись, сказал:
— Что вы меня обнимаете, как девушку... Батыреву было бы неприятно, если бы Донцов счел его неженкой. Так уж случилось, что с первого дня приезда в Белые Скалы у них началось что-то вроде негласного соревнования. И здесь, хотя Батырев и не признался бы в этом себе, пожалуй, не последнюю роль играла Дуся.
Словом, Батырев постарался принять независимый и небрежный вид.
— Шли бы вы, Донцов, матросов воодушевлять. А у меня и так, как говорят, «тип-топ».
Донцов невольно улыбнулся. Мокрая и промерзшая шинель на Батыреве стояла колом. Лицо его было из-желта-зеленым. Несмотря на видимые усилия, он едва стоял па ногах. «Хорошенькое «тип-топ».
— Ну, для чего вам ломаться, Валентин Корнее-вич, — сказал Донцов и снова обнял пошатнувшегося Батырева. — Пошли...
На пороге каюты Батырев вдруг проговорил хрипло и взволнованно:
— Впрочем, я буду всю жизнь помнить, как вы меня, словно кутенка, волокли от борта. Ну и силач же вы! — Так Батырев благодарил, признавая превосходство Донцова в физической силе. Но только в ней...
ГЛАВА ПЯТАЯ
На исходе ночи Порядов проснулся. Удивился, что нет качки, что не слышно ударов волн и характерного монотонного, глухого воя форсируемых турбин. «Дерзновенный» шел самым малым ходом, таким малым, словно вокруг были рифы и мели.
Порядов поспешно надел китель. С верхней палубы доносились неясные звуки, скрежет металла, стук матросских тяжелых башмаков. Все казалось Порядову странным: и необычно осторожный ход корабля, и присутствие множества людей па верхней палубе. Он знал, что после разведки «Дерзновенный» должен вернуться в бухту Казацкую. По там корабль может быть, по сто расчетам, лишь к вечеру. Л еще не наступило утро. Значит, что-то случилось непредвиденное. Порядов заторопился на мостик.
После освещенной каюты океан показался ему черным, как сажа. Но небо чуть просветлело. Серое тускло светящееся облако низко висело над кораблем, отражая, как экран, первые блики рассвета. Порядов постоял немного, жмуря глаза, вглядываясь во мрак. И то, что он увидел, поразило его до крайности. Из сереющей мглы выступал мрачный горный рельеф восточного побережья Скалистого—сплошной частокол из зазубренных скал, четко выделяющихся на фоне белесого небосклона. «Дерзновенный» медленно, но неуклонно шел прямо в лоб, на все раздающуюся ввысь и вширь темную землю.
Ветер был не сильный, но злой, морозный, от него иголками покалывало лицо.
Слабый гул турбовентиляторов неожиданно прекратился совсем, и «Дерзновенный», словно призрак, скользил по инерции, куда-то в кромешную темень.
Порядов увидел на мостике Светова, разговаривающего с посредником. Оба они стояли спиной к Поря-дову. До него донеслись их голоса.
— Не понимаю вас, Игорь Николаевич, — говорил посредник, — после отличного выполнения задания вы идете на ненужный риск.
— Я не удовлетворен... — отвечал Свстов. — Что же, я доложу начштаба, что на западном побережье Скалистого высадка десанта приведет к большим людским потерям, пусть условным... это не меняет дела. Я хочу просто использовать все возможности своего похода до конца.
— Из огня да в полымя лезете, — сказал посредник. Видимо, разговор между ними продолжался уже долго, потому что Светов лишь буркнул в ответ:
— Слышу от вас это в третий раз. Благодарю за предупреждение.
— Где мы и зачем? — спросил Порядов, подходя к Светову.
— Вот мыс Медвежья голова, Викеитий Захарович, — ткнув рукой вперед, ответил, не поворачивая головы, Светов. Он ни на мгновение не отрывал глаз от берега. — Зачем мы здесь? Задумал одно интересное дело. Только чуточку потерпите и все узнаете.
Порядов ничего толком не понял и обиделся. Значит, ночью Светов изменил курс «Дерзновенного».
— Что вы все-таки задумали, Игорь Николаевич? — требовательно повторил вопрос Порядов.
— От мыса Медвежья голова начинается пролив в Безымянную бухту. Туда и идет «Дерзновенный», — сказал Светов.
Уклончивый ответ не успокоил Порядова. Он готов был уже рассердиться, однако сдержал себя. До поры до времени не хотелось ни вступать со Световым в спор, ни ставить под сомнение его действия. Дни, проведенные в походе, убедили Порядова в бесспорной талантливости командира «Дерзновенного». И сейчас интерес к происходящему заслонил мелкую обиду.
Медвежья голова уже раздвоилась. Явственнее доносился раскатистый гул прибоя. Стало еще темнее от нависших со всех сторон скал, и в этой темноте трудно было разобрать, где вход в пролив, где подводные скалы, мели. Эсминец несколько раз качнуло, куда-то понесло.
«Дерзновенный» осторожно втянулся в узкую щель между каменными громадами. Ветер, гул прибоя — все исчезло разом. Заблестела, как черный японский лак, спокойная до жути вода. Запахло прелой сыростью и водорослями. Открылся узкий, как улочка, пролив. Освоившись с темнотой, Порядов различал выступающие из воды скалы, опушенные сверху снегом, недалекие очертания берега. Он не мог себе представить, как можно провести здесь корабль. Это был уже не воображаемый риск боя в западной гавани, как несколько часов назад. Там все сводилось, в конце концов, к той или иной оценке действий командира. Здесь же подвергался настоящей грозной опасности не только сам корабль — он мог сесть на мель, разбиться о камни, — но и весь экипаж. И зачем? Может быть, командир «Дерзновенного» — не более как азартный игрок?
Пролив в узкой части оказался замерзшим. Послышался треск льда по бортам «Дерзновенного». Проносились мимо, шурша и царапая корпус корабля, льдины. Это продолжалось недолго, потом начались разводья чистой воды, скалы широко расступились. Открылось утреннее небо, без единой звездочки, похожее на чисто вымытое льняное полотно. Тысячи птиц—чаек, гагар, бакланов сорвались с усыпанных снегом круч и, горласто вереща на все лады, заметались над кораблем.
— А если бухта, куда мы идем, замерзла? — сказал посредник, нервно потирая ладони. — Эсминец — не ледокол, и, пожалуй, трудненько будет «Дерзновенному» развернуться в этих узкостях, у берега толстый ледяной припай. Что тогда? — он глядел на Порядова, словно ожидал поддержки.
— Не знаю, — откровенно признался Порядов. Он и в самом деле не мог в полной мере представить себе величину опасности, которой подвергался «Дерзновенный». Он подумал об этом и невольно удивился тому, что создавшееся положение перестало его всерьез волновать. Спокойствие незаметно овладело им. Как бы
там ни было, интуитивно он верил в Светова. — Это командир один сейчас знает, — продолжал Порядов. — А нам остается только доверять... — он подумал, что, говоря так, исключал возможность критики Светова и принимал на себя часть моральной ответственности за все, что может случиться.
Посредник, пожав плечами, молча отошел. Вырисовывались явственнее очертания небольшой бухты, глубоко врезанной в горы, не заметной ни с моря, ни с суши. Правый берег ее был совсем свободен ото льда; над водой подымался пар, похожий на туман. При первом взгляде на бухту Порядов понял, что она не скоро замерзнет и вообще может не замерзнуть всю зиму. В нее стекала теплая речка, и отовсюду из скал били горячие ключи, окутанные паром. Недаром множество птиц облюбовали на зимовье эти дикие места.
«Дерзновенный» стал на якорь. Светов вздохнул всей грудью, снял шапку-ушанку и вытер платком вспотевший лоб.
— Ну вот, прибыли... Любуйтесь, Викентий Захарович, — сказал Светов тоном радушного хозяина, показывающего гостю редкую вещь. — Вам нравится? — продолжал он в шутливо-радостном топе, который, видимо, отвечал его душевному состоянию.
— Когда полностью рассветет, тогда скажу, нравится или не нравится, — ответил Порядов.
— Рассветет полностью минут через сорок, не раньше. За это время многое сделаем. Ночью была метель, в море нас противник потерял, а здесь в этакой дыре постов наблюдения «синих» нет. — Светов довольно захохотал, широко поводя рукой вокруг.
— Расскажите толком, что вы задумали, хотя я уже, пожалуй, сам догадываюсь. — Порядов помедлил и, встретившись взглядом со Световым, закончил уверенно: — Разведка?
Светов кивнул головой. — Это лучшее место для внезапного удара, — горячо заговорил он. — Проход в бухту неизвестен. Искать нас здесь никому в голову не придет. От западного побережья отделяют горы. Мы вне зоны огня батарей «неприятеля». Отсюда, перевалив через вершины, которые считаются неприступными, мы выходим в тыл военно-морской базы «синих». Путь де-
санта будет напоминать поход Суворова через Альпы в миниатюре. Заманчиво?
— Вообще заманчиво, — согласился Порядов, — неизвестно только, можно ли перебраться через эти скалы?
— Я произведу рекогносцировку и уйду... — Светов уже спускался с мостика, обуреваемый жаждой деятельности. — Сейчас, Викентий Захарович, отправлю на берег офицера и двух — трех боевых матросов, не может быть того, чтобы хоть тропку не отыскали... — Порядов едва поспевал за Световым. Войдя в коридор, где располагались каюты офицеров, Светов остановился у одной из дверей.
— Вы слышали мой давешний разговор с лейтенантом Батыревым? — спросил он у Порядова. Тот кивнул головой. — Вы были очевидцем, как этот безрассудный малый, очертя голову, полез на мачту за флагом. — Светов улыбнулся. — Кажется мне, что задатки у него неплохие. Да только думает, что его личные желания повыше дисциплины. Ну, а я его воспитаю по-своему. Сейчас у него, должно быть, только и мечта получить благодарность за флаг и отлежаться, а я поручу ему рекогносцировку берега.
— Но разумно ли будет доверить трудное задание усталому человеку? — спросил Порядов.
— Я думал об этом, — Светов сиял кожаные перчатки, хлопнул ими по ладони, потом сунул в карман реглана,—по усталость надо учиться преодолевать. Кроме того, с Батыревым идет старшина Канчук. Его-то знаю давно, уверен в нем.
Светов толкнул дверь.
— Лейтенант Батырев! — окликнул он.
В темноте каюты послышался шорох, негромкое раздраженное бурчание, затем зажглась настольная лампа. При виде командира корабля Батырев вскочил с койки и стал поспешно застегивать китель на все пуговицы. Покончив с этим, он вытянулся по-уставному.
— Как самочувствие? — спросил Светов, садясь на край койки и жестом приглашая Порядова воспользоваться единственным стулом. — Вы недурно, лейтенант, лазаете. Ба, я вижу у вас и значок альпиниста? — Светов говорил дружеским тоном. Батырев не знал, что ему отвечать. Он чувствовал себя сейчас отвратительно.
После того как Донцов проводил его до каюты, он полежал только десять — пятнадцать минут, затем умылся, привел себя в порядок, наспех смазал иодом ссадины на руках и ушел в рубку. Всю ночь он работал, помогал штурману вести прокладку, и лишь час назад ему разрешили отдохнуть.
Ничего на свете так не хотелось Батыреву в эту минуту, как завалиться спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Через полчаса Светов перевел ручку машинного телеграфа на «малый». Порядов тоже не покидал мостика. Он все думал над тем, что увидел. И с каждой минутой для него становилось все яснее, что командир «Дерзновенного» был не только знаток своего дела, но еще и художник, недюжинный вдохновенный талант.
— Как настроение, Викентий Захарович? — спросил Светов.
— Молодец вы, Игорь Николаевич, — маневрировали, как бог, и, думаю, там, у «синих», посредники отметят: станцию «обстреляли» успешно и не один катер «потопили»... А что, если бы не налетел снежный вихрь? Или вы и его предвидели?
Светов улыбнулся.
— А что ж, моряк должен понимать погоду.
— Поздравляю!
Порядов с чувством пожал Светову руку. Тот достал портсигар и вдруг так и замер, не дотянувшись рукой до папиросы.
— Что с вами, Игорь Николаевич? — встревоженно спросил Порядов.
— Ничего... Но только я еще далеко не молодец... —Светов спрятал портсигар. — Знаете что, Викентий Захарович, идите-ка ложитесь у меня отдыхать.Порядов благодарно посмотрел на Светова. Если командир предлагает гостю собственную каюту — это признак особого уважения. По флотским традициям гость от такого приглашения так или иначе вежливо отказывается. Но сейчас корабль в походе, командиру нельзя оставить свой пост.
Светов перешел с мостика в ходовую рубку. Мысль, подспудно волновавшая его вот уже несколько часов, оформилась в решение. Он твердо знал, что блестяще выполнил разведывательное задание. Но не мог и не сделать более широких выводов — бухта так укреплена противником, что высадка десанта здесь грозит огромными потерями. Более того, вряд ли где-нибудь на западном побережье «синие» окажутся захваченными врасплох. Меж тем... вновь и вновь перед глазами командира «Дерзновенного» вставал пролив в Медвежьей голове. Он не мог идти к нему, не выполнив определенной штабом конкретной задачи, и, естественно, забыл о нем в минуту боя. Но теперь...
Светов пригласил в рубку старпома, штурмана, механика, заместителя по политчасти. Это был маленький корабельный военный совет.
Батырева уже ни ноги, ни руки не держали. Он, конечно, свалился бы за борт или на палубу и, может быть, разбился бы насмерть, не приди на помощь Канчук. Сильный и ловкий сигнальщик, закаленный в морских походах, быстро взобравшись па мачту, поддержал его, вместе они благополучно спустились на палубу.
Ноги у Батырева были, как войлочные, руки ломило, кожа на лице обожжена морозом. Прислонившись к надстройке, он собирался с силами. Канчук стоял рядом, неизвестно чему улыбаясь, не то слабости офицера, не то собственной удали.
Интуитивно чувствуя, что благодарить Канчука за помощь не то что неудобно, а совсем ни к чему, Батырев только крепко пожал руку старшины. Потом достал машинально пачку сигарет, будто ничего не произошло.
— Доложите штурману: я переведу дух и тотчас явлюсь.
Старшина кивнул головой и, балансируя, цепко ставя ноги, побежал по обледенелой, непрерывно обдаваемой брызгами палубе.
«Дерзновенный» походил на неустойчивый поплавок. Серая вспененная вода бурным потоком мчалась у борта. Учебные снаряды — болванки, которые моряки неизвестно почему называют «воробьями», падая с условным отклонением, поднимали всплески, едва заметные среди волн.
Батырев казался себе героем. Это было такое острое душевное чувство, и оно так переполняло его существо, что он готов был повторить или сделать в стократ большее, чем сделал. Однако сил уже не было.
Когда он хотел сунуть обратно в карман шинели сигареты, корабль накренился. Батырев вдруг ощутил за своей спиной неприятную пустоту — настройка куда-то валилась; шаря по железу одеревенелыми руками, он упал вначале на колени, потом на бок. Пачка наркотических сигарет скользнула по палубе, как шайба на хоккейном поле. Ветер подхватил ее и сдул в море.
Батырев и сам покатился к борту. Пальцы его напрасно пытались уцепиться за гладкую палубу. Крен все увеличивался, ветер дул со страшной силой, удесятеренной быстрым ходом корабля. В душе не было страха, мысли — ясны, но мускулы ослабели. Батырев видел, что кто-то спешит к нему, видел ноги и черные полы шипели и черную блестящую палубу, казавшуюся крутым склоном, по которому он сползал в море. Все решали секунды. Под его руками оказались минные рельсы, но ладони только скользнули по ним. И тут впервые обожгла мысль: «Неужели конец?» В лицо, слепя, ударили водяные брызги, потом его окутало белое морозное облако. Он не знал, что это был налетевший на «Дерзновенный» снежный заряд, и если Светов в этот миг благословлял природу, то Батырев проклинал ее. Сознание мутилось. Волна, хлынувшая на палубу, подхватила его. И тут жажда жизни придала ему новые силы—Батыреву удалось ухватиться за леера. Он разодрал в кровь ладонь.
Корабль выровнялся. Батырев подтянул под себя ногу, пытаясь, встать, кто-то схватил его за воротник шинели, потащил за собой. В снежной крутоверти мелькнуло красное обветренное лицо Донцова.
...Бережно обняв Батырева за плечи, Донцов повел его в каюту. Лейтенанты были почти одного возраста. Но сейчас Донцов ощущал себя много более старшим и умудренным жизнью. Чувство было такое: будто ведет он озорного, но славного младшего брата. Симпатия к Батыреву, показавшемуся по первому впечатлению пустым щеголем и ловчилой, возникла еще в ту минуту, когда он бескорыстно, от чистого сердца протянул ключи от своей квартиры. Теперь эта симпатия усилилась. Не то, чтобы Донцов вполне одобрял поступок Батырева, бросившегося спасать флаг (не ему ведь было приказано), но все же он угадывал его благородный душевный взлет. У трапа Донцов покрепче прижал Батырева к себе. Но тот неожиданно рассердился и, высвободившись, сказал:
— Что вы меня обнимаете, как девушку... Батыреву было бы неприятно, если бы Донцов счел его неженкой. Так уж случилось, что с первого дня приезда в Белые Скалы у них началось что-то вроде негласного соревнования. И здесь, хотя Батырев и не признался бы в этом себе, пожалуй, не последнюю роль играла Дуся.
Словом, Батырев постарался принять независимый и небрежный вид.
— Шли бы вы, Донцов, матросов воодушевлять. А у меня и так, как говорят, «тип-топ».
Донцов невольно улыбнулся. Мокрая и промерзшая шинель на Батыреве стояла колом. Лицо его было из-желта-зеленым. Несмотря на видимые усилия, он едва стоял па ногах. «Хорошенькое «тип-топ».
— Ну, для чего вам ломаться, Валентин Корнее-вич, — сказал Донцов и снова обнял пошатнувшегося Батырева. — Пошли...
На пороге каюты Батырев вдруг проговорил хрипло и взволнованно:
— Впрочем, я буду всю жизнь помнить, как вы меня, словно кутенка, волокли от борта. Ну и силач же вы! — Так Батырев благодарил, признавая превосходство Донцова в физической силе. Но только в ней...
ГЛАВА ПЯТАЯ
На исходе ночи Порядов проснулся. Удивился, что нет качки, что не слышно ударов волн и характерного монотонного, глухого воя форсируемых турбин. «Дерзновенный» шел самым малым ходом, таким малым, словно вокруг были рифы и мели.
Порядов поспешно надел китель. С верхней палубы доносились неясные звуки, скрежет металла, стук матросских тяжелых башмаков. Все казалось Порядову странным: и необычно осторожный ход корабля, и присутствие множества людей па верхней палубе. Он знал, что после разведки «Дерзновенный» должен вернуться в бухту Казацкую. По там корабль может быть, по сто расчетам, лишь к вечеру. Л еще не наступило утро. Значит, что-то случилось непредвиденное. Порядов заторопился на мостик.
После освещенной каюты океан показался ему черным, как сажа. Но небо чуть просветлело. Серое тускло светящееся облако низко висело над кораблем, отражая, как экран, первые блики рассвета. Порядов постоял немного, жмуря глаза, вглядываясь во мрак. И то, что он увидел, поразило его до крайности. Из сереющей мглы выступал мрачный горный рельеф восточного побережья Скалистого—сплошной частокол из зазубренных скал, четко выделяющихся на фоне белесого небосклона. «Дерзновенный» медленно, но неуклонно шел прямо в лоб, на все раздающуюся ввысь и вширь темную землю.
Ветер был не сильный, но злой, морозный, от него иголками покалывало лицо.
Слабый гул турбовентиляторов неожиданно прекратился совсем, и «Дерзновенный», словно призрак, скользил по инерции, куда-то в кромешную темень.
Порядов увидел на мостике Светова, разговаривающего с посредником. Оба они стояли спиной к Поря-дову. До него донеслись их голоса.
— Не понимаю вас, Игорь Николаевич, — говорил посредник, — после отличного выполнения задания вы идете на ненужный риск.
— Я не удовлетворен... — отвечал Свстов. — Что же, я доложу начштаба, что на западном побережье Скалистого высадка десанта приведет к большим людским потерям, пусть условным... это не меняет дела. Я хочу просто использовать все возможности своего похода до конца.
— Из огня да в полымя лезете, — сказал посредник. Видимо, разговор между ними продолжался уже долго, потому что Светов лишь буркнул в ответ:
— Слышу от вас это в третий раз. Благодарю за предупреждение.
— Где мы и зачем? — спросил Порядов, подходя к Светову.
— Вот мыс Медвежья голова, Викеитий Захарович, — ткнув рукой вперед, ответил, не поворачивая головы, Светов. Он ни на мгновение не отрывал глаз от берега. — Зачем мы здесь? Задумал одно интересное дело. Только чуточку потерпите и все узнаете.
Порядов ничего толком не понял и обиделся. Значит, ночью Светов изменил курс «Дерзновенного».
— Что вы все-таки задумали, Игорь Николаевич? — требовательно повторил вопрос Порядов.
— От мыса Медвежья голова начинается пролив в Безымянную бухту. Туда и идет «Дерзновенный», — сказал Светов.
Уклончивый ответ не успокоил Порядова. Он готов был уже рассердиться, однако сдержал себя. До поры до времени не хотелось ни вступать со Световым в спор, ни ставить под сомнение его действия. Дни, проведенные в походе, убедили Порядова в бесспорной талантливости командира «Дерзновенного». И сейчас интерес к происходящему заслонил мелкую обиду.
Медвежья голова уже раздвоилась. Явственнее доносился раскатистый гул прибоя. Стало еще темнее от нависших со всех сторон скал, и в этой темноте трудно было разобрать, где вход в пролив, где подводные скалы, мели. Эсминец несколько раз качнуло, куда-то понесло.
«Дерзновенный» осторожно втянулся в узкую щель между каменными громадами. Ветер, гул прибоя — все исчезло разом. Заблестела, как черный японский лак, спокойная до жути вода. Запахло прелой сыростью и водорослями. Открылся узкий, как улочка, пролив. Освоившись с темнотой, Порядов различал выступающие из воды скалы, опушенные сверху снегом, недалекие очертания берега. Он не мог себе представить, как можно провести здесь корабль. Это был уже не воображаемый риск боя в западной гавани, как несколько часов назад. Там все сводилось, в конце концов, к той или иной оценке действий командира. Здесь же подвергался настоящей грозной опасности не только сам корабль — он мог сесть на мель, разбиться о камни, — но и весь экипаж. И зачем? Может быть, командир «Дерзновенного» — не более как азартный игрок?
Пролив в узкой части оказался замерзшим. Послышался треск льда по бортам «Дерзновенного». Проносились мимо, шурша и царапая корпус корабля, льдины. Это продолжалось недолго, потом начались разводья чистой воды, скалы широко расступились. Открылось утреннее небо, без единой звездочки, похожее на чисто вымытое льняное полотно. Тысячи птиц—чаек, гагар, бакланов сорвались с усыпанных снегом круч и, горласто вереща на все лады, заметались над кораблем.
— А если бухта, куда мы идем, замерзла? — сказал посредник, нервно потирая ладони. — Эсминец — не ледокол, и, пожалуй, трудненько будет «Дерзновенному» развернуться в этих узкостях, у берега толстый ледяной припай. Что тогда? — он глядел на Порядова, словно ожидал поддержки.
— Не знаю, — откровенно признался Порядов. Он и в самом деле не мог в полной мере представить себе величину опасности, которой подвергался «Дерзновенный». Он подумал об этом и невольно удивился тому, что создавшееся положение перестало его всерьез волновать. Спокойствие незаметно овладело им. Как бы
там ни было, интуитивно он верил в Светова. — Это командир один сейчас знает, — продолжал Порядов. — А нам остается только доверять... — он подумал, что, говоря так, исключал возможность критики Светова и принимал на себя часть моральной ответственности за все, что может случиться.
Посредник, пожав плечами, молча отошел. Вырисовывались явственнее очертания небольшой бухты, глубоко врезанной в горы, не заметной ни с моря, ни с суши. Правый берег ее был совсем свободен ото льда; над водой подымался пар, похожий на туман. При первом взгляде на бухту Порядов понял, что она не скоро замерзнет и вообще может не замерзнуть всю зиму. В нее стекала теплая речка, и отовсюду из скал били горячие ключи, окутанные паром. Недаром множество птиц облюбовали на зимовье эти дикие места.
«Дерзновенный» стал на якорь. Светов вздохнул всей грудью, снял шапку-ушанку и вытер платком вспотевший лоб.
— Ну вот, прибыли... Любуйтесь, Викентий Захарович, — сказал Светов тоном радушного хозяина, показывающего гостю редкую вещь. — Вам нравится? — продолжал он в шутливо-радостном топе, который, видимо, отвечал его душевному состоянию.
— Когда полностью рассветет, тогда скажу, нравится или не нравится, — ответил Порядов.
— Рассветет полностью минут через сорок, не раньше. За это время многое сделаем. Ночью была метель, в море нас противник потерял, а здесь в этакой дыре постов наблюдения «синих» нет. — Светов довольно захохотал, широко поводя рукой вокруг.
— Расскажите толком, что вы задумали, хотя я уже, пожалуй, сам догадываюсь. — Порядов помедлил и, встретившись взглядом со Световым, закончил уверенно: — Разведка?
Светов кивнул головой. — Это лучшее место для внезапного удара, — горячо заговорил он. — Проход в бухту неизвестен. Искать нас здесь никому в голову не придет. От западного побережья отделяют горы. Мы вне зоны огня батарей «неприятеля». Отсюда, перевалив через вершины, которые считаются неприступными, мы выходим в тыл военно-морской базы «синих». Путь де-
санта будет напоминать поход Суворова через Альпы в миниатюре. Заманчиво?
— Вообще заманчиво, — согласился Порядов, — неизвестно только, можно ли перебраться через эти скалы?
— Я произведу рекогносцировку и уйду... — Светов уже спускался с мостика, обуреваемый жаждой деятельности. — Сейчас, Викентий Захарович, отправлю на берег офицера и двух — трех боевых матросов, не может быть того, чтобы хоть тропку не отыскали... — Порядов едва поспевал за Световым. Войдя в коридор, где располагались каюты офицеров, Светов остановился у одной из дверей.
— Вы слышали мой давешний разговор с лейтенантом Батыревым? — спросил он у Порядова. Тот кивнул головой. — Вы были очевидцем, как этот безрассудный малый, очертя голову, полез на мачту за флагом. — Светов улыбнулся. — Кажется мне, что задатки у него неплохие. Да только думает, что его личные желания повыше дисциплины. Ну, а я его воспитаю по-своему. Сейчас у него, должно быть, только и мечта получить благодарность за флаг и отлежаться, а я поручу ему рекогносцировку берега.
— Но разумно ли будет доверить трудное задание усталому человеку? — спросил Порядов.
— Я думал об этом, — Светов сиял кожаные перчатки, хлопнул ими по ладони, потом сунул в карман реглана,—по усталость надо учиться преодолевать. Кроме того, с Батыревым идет старшина Канчук. Его-то знаю давно, уверен в нем.
Светов толкнул дверь.
— Лейтенант Батырев! — окликнул он.
В темноте каюты послышался шорох, негромкое раздраженное бурчание, затем зажглась настольная лампа. При виде командира корабля Батырев вскочил с койки и стал поспешно застегивать китель на все пуговицы. Покончив с этим, он вытянулся по-уставному.
— Как самочувствие? — спросил Светов, садясь на край койки и жестом приглашая Порядова воспользоваться единственным стулом. — Вы недурно, лейтенант, лазаете. Ба, я вижу у вас и значок альпиниста? — Светов говорил дружеским тоном. Батырев не знал, что ему отвечать. Он чувствовал себя сейчас отвратительно.
После того как Донцов проводил его до каюты, он полежал только десять — пятнадцать минут, затем умылся, привел себя в порядок, наспех смазал иодом ссадины на руках и ушел в рубку. Всю ночь он работал, помогал штурману вести прокладку, и лишь час назад ему разрешили отдохнуть.
Ничего на свете так не хотелось Батыреву в эту минуту, как завалиться спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59