А потом пришла жалоба на Атакузы от старого раиса: будто бы перехватил у него дефицитные мраморные плиты. Атакузы привел тогда доводы достаточно веские, но не тот ли самый новый поселок сыграл главную роль, когда он, Шукуров, распорядился «закрыть» жалобу. А пожалуй, надо было разобраться...
Шукуров помрачнел.
— Спасибо, я не смогу,— ответил тестю.— Мне еще в «Сельхозтехнику».
— Тем более надо ехать в ресторан! — рассмеялся Вахид Мира-бидов.— Туда непременно приедет и Джамал Бурибаев, а он один из столпов этой самой «Сельхозтехники». Вот случай познакомиться с ним — пригодится. Человек с головой. Недаром Атакузы хочет породниться с ним...
— Да, да... Атакузы-ака рассказывал о нем. Поразительная история...
— Какая же?
— Что-то там произошло во время войны между этим... Джама-лом Бурибаевым и сыном домлы Шамурадова. Раис говорил как-то неопределенно.
— А-а... Вы об этом! С кем не бывает в молодости! — Вахид Мирабидов украдкой метнул взгляд в сторону летней кухни и заговорщически подмигнул зятю.— Жила там в кишлаке девушка неописуемой будто бы красоты. Ну, сын этого самого... моего закадычного друга Нормурада Шамурадова любил ее. Да уехал на фронт. Появляется Джамал Бурибаев — молодой, горячий, собой видный. Ну и... не устояла... Вы же знаете женщин... Нагрянул этот самый парень. Да еще со звездой на груди. Другой махнул бы рукой. Мало на свете красивых
1 «Ленин юлы» — «Ленинский путь».
девушек? А этот, видно, был такой же гордец, что и папаша,— полез, понимаете, в драку! Даже стрелял, говорят, в Бурибаева. Не попал, к счастью!
Шукуров занялся разливанием чая — неловко было смотреть на возбужденно-раскрасневшееся лицо Вахида Мирабидова. Рассказ тестя неприятно удивил его. Даже не столько сам рассказ, сколько ужимки, тон Мирабидова и то, как маслянисто блестели его глаза. А как он отозвался о сыне Шамурадова! Шукурову вспомнилась прямая, откровенная речь домлы Нормурада и кроткие, печальные глаза его жены. Слова тестя показались мелкими, недостойными. Шукуров чуть было прямо и не выложил ему это. Но осекся. Он же гость в этом так приветливо встретившем его доме. Но почему-то даже счастливый смех жены, доносившийся до него, покоробил. Запала в душу та же грусть, что окутала дом старика Шамурадова. А здесь — здесь с избытком всего: и достатка, и веселья. Сам тесть цветет, задает всему тон. Какая разница между той, меченной бедами, семьей и этой — счастливой и беззаботной. И еще было что-то, в чем Шукуров не мог разобраться, но что говорило о скрытой несправедливости судьбы.
Вахид Мирабидов стукнул пиалой о стол, поставил ее верх дном — кончил чаепитие! — испытующе глянул на зятя.
— Вы, я слышал, были у моего друга...— при слове «друг» он широко осклабился и сделал паузу,— у Нормурада Шамурадова?
— Да, заходил вместе с Атакузы-ака.
— Ну и о чем же беседовали?
— О разном,— Шукурову не хотелось продолжать этот разговор.— В основном о проблемах экологии. Домла, оказывается, очень интересуется этими вопросами...
Вахид Мирабидов состроил кислую мину:
— Чем только этот домла не интересуется! Слыхал я, даже пишет книгу о горной арче. Утверждает, будто стоит покрыть все горы Средней Азии арчой, как было в древности, и проблема воды решится сама собой! И переброской сибирских рек ни к чему заниматься. Ну разве не дилетантство!
И была в словах Мирабидова такая неожиданная неприязнь, таким железом зазвучал обычно мягкий голос, что Шукурова вдруг осенило: «Не его ли имел в виду домла, когда говорил об авторе чуть не сгубившей его статьи?»
Эта догадка была неприятна, Шукуров попытался быстрее отмахнуться от нее.
— Я видел у него карту предполагаемой трассы будущего канала...
— Ну и что?
— Работает над ней, всюду понаставил вопросы и восклицательные знаки, заметки.
— Вот-вот! — нервно рассмеялся Вахид Мирабидов.— Вопросительные знаки! Он только и знает, что ставит их везде. Как говорится, один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят. Между прочим, прочли вы мою книгу о переброске сибирских рек в Среднюю Азию?
— А она уже вышла?
— Вышла! О ней уже говорят! — Раздражение мигом покинуло Мирабидова, и круглое, розовое лицо его засияло почти детской радостью, счастьем.— Пойдемте, пойдемте, дорогой! Сейчас я подарю вам ее с автографом!
3
Кабинет Мирабидова просторный, очень светлый, огромные окна распахнуты в тихую, малолюдную улицу. Как и кабинет домлы Нор-мурадова, уставлен книжными шкафами. Первое, что бросилось сейчас в глаза Шукурову, когда он вслед за тестем вошел сюда,— огромная, закрывшая полстены карта. Такая же самая, что лежит на столе у домлы Шамурадова, с теми же красными и синими четкими линиями, струящимися сверху вниз — от зеленых лесов до желтых песков, окруживших синь Аральского моря. Однако здесь не было ни вопросительных, ни восклицательных знаков, ни мелкой арабской вязи на полях. Прямо на карте висел двухструнный дутар из коричневого урюкового дерева, искусно инкрустированный слоновой костью. Шу-куров знал: тесть часто берет его в руки. Виртуоз. Но как не вязалась эта затейливо украшенная игрушка с проблемной картой! Шукуров невольно улыбнулся.
Вахид Мирабидов прошел к старинному квадратному столу меж окон, заваленному ворохом папок и рукописей. Взял из высокой стопки одну не слишком толстую, но и не тонкую книгу в твердом, черном переплете. Молча, все с той же улыбкой показал ее и, не садясь, настрочил надпись. Был он в этот миг внушителен, исполнен достоинства.
— Вот. Надеюсь, будет время перелистать! — и удовлетворенно опустился в глубокое вертящееся кресло. С мягкой улыбкой выжидающе посмотрел на зятя.
Книга называлась «Жажда и надежда древней земли». На первой странице крупным, небрежно-размашистым почерком тесть начертал:
«Дорогому сыну моему Абрарджану с надеждой, что и вы, и ваши дети, мои любимые внуки, увидят претворенными в жизнь идеи, заключенные в этом скромном труде».
Шукуров с детства привык смотреть на книгу как на чудо. Люди, творящие это чудо, всегда казались ему особенными, он невольно склонялся перед ними. И сейчас, держа в руке книгу, да еще с такой надписью, Шукуров почувствовал внезапную теплоту.
— Спасибо, дада! Новых творческих удач вам!
- Благодарю, сынок! — Вахид Мирабидов задорно крутанулся и кресле и спросил: — А все же что наговорил вам мой друг по поводу ной проблемы?—он показал пальцем на книгу.
Шукуров украдкой взглянул на часы — оставалось еще минут фидцлть до семи — и присел на кожаный диван. Да ничего особенного...
— Но все же?
— Помнится, говорил, что необходимо глубоко изучить возможные последствия переброски рек. Тревожится: что станет с окружающей средой на севере, на юге...
— Общие слова! Чтобы сказать такое — не надо быть большим мудрецом. Еще?
Шукуров озадаченно потер лоб.
— Ну, словом, он считает, что спешить здесь нельзя. Что это тот случай, когда надо семь раз отмерить...
— Обычные доводы перестраховщика! — Вахид Мирабидов, как мяч, подпрыгнул, вскочил с кресла, сунул руки в карманы брюк, выставил по-петушиному грудь, пробежался по кабинету.— Есть, есть еще у нас такие горе-ученые. К сожалению. Узколобые! Никакой фантазии! Ни капли смелости! Не говоря уже о масштабном государственном подходе к большим, научным проблемам. Как чеховский «человек в футляре»: как бы чего не вышло! А чего требует от нас жизнь? Дерзновенных мыслей, смелости. Даже, если хотите, риска!
Шукуров, водя глазами, следил за воинственно-петушиными пробежками тестя, с интересом слушал его страстные тирады и вдруг поймал себя на мысли: тесть начинает ему нравиться. Смутная тревога, что легла на душу, когда беседовали на терраске, улетучилась. По всему видно, подозрения были скороспелыми. Шукурову захотелось, чтобы Вахид Мирабидович еще логичнее утвердил свою мысль.
— Да, вот еще что говорил домла: до переброски сибирских рек надо обновить всю оросительную систему Средней Азии. Говорит, если привести в порядок имеющуюся сеть каналов, у нас окажутся большие резервы...
— «Большие резервы»! — передразнил Вахид Мирабидов. Прищурив загоревшиеся глаза, он накинулся на Абрара Шукуровича, будто перед ним на диване сидел не зять, а сам Нормурад Шамурадов.— А о таких подсчетах он вам не говорил? Используй хоть все родники, даже растопи ледники Тянь-Шаня — к восемьдесят пятому, максимум к девяностому году все равно исчерпаются все возможности освоения новых земель! С учетом даже всех построенных и строящихся водохранилищ и каналов мы сможем освоить еще миллион, от силы полтора миллиона гектаров. А потом? Что потом? Полный застой экономического развития! Вот что наступит потом. И это при наличии огромного запаса — многих миллионов га плодороднейших земель. А как с ростом населения? Растем ведь невиданными темпами! Тоже немаловажный фактор. Понятно вам, почему надо приступать к осуществлению этой идеи? А все мелкие споры, сомнения лучше всего немедленно, сейчас отбросить. И без того на составление реальных проектов и на строительство самого канала, даже с учетом мощи современной техники, уйдет не менее пятнадцати лет! Говорил он вам об этом или нет? — наскакивал на зятя Вахид Мирабидов.
Шукуров засмеялся:
— Мне же не по чину вести с ним такую дискуссию!
Домла замер перед зятем и тоже вдруг захохотал:
— Забылся, кричу, будто передо мной сидите не вы, Абрарджан, а сам Нормурад Шамурадов, мой старый любезный друг!.. А знаете, почему так горячусь? — Мирабидов погрустнел так же внезапно, как и развеселился.— Умеет, умеет он пыль в глаза пускать. Послушать моего друга — нет ученого более честного, принципиального, чем он! И представьте себе, находится кое-кто, поддаются его краснобайству! И не только несведущие в тонкостях науки... А впрочем, мне его жаль. И знаете, хватит о нем, поставим точку. Вижу, вы посматриваете на часы. Значит, не будете в ресторане?
— Спасибо, не могу.
— Я тоже, наверно, не буду. Посижу подумаю о завтрашней защите. Хоть мне и необязательно держать большую речь, все же хочу высказаться по некоторым спорным вопросам. Да и этот мудрец, пожалуй, может выкинуть номер.
— Так я пойду...— сказал Шукуров.
— Да, да, только вот... Что-то хотел я вам сказать? — тесть напряженно сжал губы.— Да, вот что, Абрарджан. Вы молоды, а стали руководителем большого района. Хочу дать вам маленький совет. Знаете, как говорится, что неведомо ангелу, ведомо старости. Учтите: такие люди, как Атакузы, вам очень пригодятся! Надеюсь, тень еще не легла между вами? И не должна лечь,— заявил тесть решительно.— Вы честный, прямой человек, Абрарджан. Я это знаю и ценю. Но не спешите, когда перед вами такие люди, как Атакузы. Подумайте, прежде чем идти на обострение... Атакузы — мой друг, а вы мне сын родной! Запомните: люди, подобные Атакузы, способны на все. Человек он неплохой, замечательный организатор, при этом по-настоящему любит свое дело, но, если что ляжет ему поперек дороги, ни перед чем не остановится. Запомните это! А вы молоды, вам еще расти и расти, сын мой!
Шукуров молчал. Он уже при первой встрече понял силу Атакузы. Всю же меру его могущества почувствовал сегодня. Куда бы ни заходил — везде протянулись незримо нити его связей. Там, в области,— секретарь обкома Бекмурад Халмурадов; здесь Джамал Буриба-ев, в министерствах, в институтах, в управлениях — всюду свои люди. Такой человек и впрямь, если что, ни перед чем не остановится...
В глубине души зашевелилось что-то похожее на тревогу. Шукуров резко встал. «Обострение? Наоборот, я уже прикрываю его!» — хотел отмахнуться шуткой, но, пожалуй, обидишь тестя. Ведь от души говорил старикан, добра желал.
Зять и тесть вышли на веранду и невольно остановились. Во дворе, на голубой террасе, где недавно они сидели, собрались молодые женщины. Они стояли колеблющейся толпой, ритмично хлопали в ладоши, а в центре под легкие вскрики магнитофона танцевала Мах-буба. Плавно неся белые округлые руки, покачивая бедрами, она легко плыла по тесному кругу. Махбуба чуть-чуть начинала полнеть, но это даже шло ей, высокий рост скрадывал намечавшуюся тяжеловатость. Вахид Мирабидов почувствовал отцовскую гордость, повеселел, не заметил, как сам начал пританцовывать. Но тут из боковой комнаты вышла Назокат-биби и страшно округлила глаза:
— Идите, идите к себе, спугнете девушек! — Как колобок подкатилась и ловким движением подтолкнула мужа к двери. А зятя пригласила: — Может, посидите с гостями?
— И рад бы посидеть, да дела! — Шукуров виновато улыбнулся и поспешил проститься с тестем и тещей.
Вахид Мирабидов поплелся обратно в кабинет, нехотя опустился в свое любимое вертящееся кресло. Он был доволен собой: удачно поговорил с зятем. Видать, произвел на него впечатление. Доволен был и дочерью, и ее гостями на голубой терраске. О, были бы сейчас там, на терраске, его сверстники и их жены, взял бы Вахид в руки дутар, ударил бы по струнам, распотешил бы компанию! О работе не хотелось и думать. Да и к чему? Все и без того будет как надо. В голову пришла шальная мысль: как-то там их величество Нормурад Шамурадов, пожалуют завтра на защиту? Не собираются ли чего отколоть по старой привычке, покрасоваться своей знаменитой принципиальностью? «А, пусть приходит! — усмехнулся Мирабидов.— Пусть выступает против. Очень будет хорошо. Пусть вывернется наизнанку перед своими родичами!» Вахид Мирабидов почувствовал, что к сражению он готов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Латофат в общежитии не было. В вестибюле сидела толстая, краснощекая вахтерша и тянула из пиалы чай, посасывая леденец. Хайдар обратился к ней и тотчас же пожалел.
— Спрашиваете про девушку из восемьдесят шестой? Какая из них? А, красавица недотрога, все парни за которой бегают! Отправилась с этим, как его... с преподавателем. Может, знаете, такой хиленький, черномазый.
Хайдар бросился на улицу, вахтерша успела ввернуть вдогонку:
— Просто удивляюсь! При таком джигите-беркуте мотаться с этим заикой!..
Солнце уже село. И хотя еще было светло, площадь вокруг огромного цветника с потрескивающим фонтаном посредине и утонувшие в листве улицы, днем многолюдные, почти опустели. Лишь на чугунных крашеных скамейках под сенью деревьев сидели парочки, слышался тихий говор, негромкий смех...
Хайдар зашагал к цветнику рядом с общежитием. Плотно сжал губы. Нет, он, конечно, не ревнует Латофат. Да и не такая она. Легкомыслие и ветреность ей вовсе не свойственны. Могла бы даже быть чуточку шаловливее, веселее.
В компаниях Хайдар не раз встречал девушек, которые приехали в город из далеких кишлаков. К ним очень подходило выражение: вырвались. Действительно, вырвавшись из-под строгой опеки родителей, они очертя голову бросились в вихрь городской жизни. Как необузданный поток — прорвал плотину и летит себе, не разбирая пути. Однажды Хайдара не на шутку увлек один такой поток. Подумывал даже порвать с Латофат — устал от ее странностей. Но узел оказался слишком тугим. Скрутила их вместе непонятная сила — не разорвать.
Отец вот посчитал его размазней. Находит, что Хайдар робок с прекрасным полом. Какое там «робок»! Раньше скольким кружил, бывало, голову. А вот встретился с Латофат, и что-то приключилось с ним. Прямо болезнь какая-то.
Этот хилый заика, о котором говорила вахтерша,— ну что может в нем найти Латофат? Конечно, кандидат наук, но ведь мужчине за тридцать. Занимается на биофаке какими-то насекомыми, паутинными клещами. Мечтатель-дервиш! И надо же, вскружил голову ей высокими речами, теперь она жить не может без его букашек-мукашек — уму непостижимо!
Хайдар понимал: эти букашки — предмет их науки, и уж наверно там могут быть интересные находки. Но этот кандидат вон куда загнул — сумел придать их работе некий романтический ореол. Труд их будто бы имеет всемирное значение! Вот какой подход! И ведь не сбить спесь с этого дервиша. Заикнуться даже нельзя, не то что открыть ей всю беспочвенность его хвастовства. Латофат терпеть не может шуток на его счет. Забудешься, ляпнешь — побледнеет, замолчит, и не вытянешь из нее больше ни слова.
В молодежном кафе за общежитием вздыхал и постанывал джаз. Хайдар прислушался. Модная в последнее время песня «Яли-яли»... Она напоминала недавний неприятный случай. Произошло все в этом же кафе, в день защиты диплома Латофат.
Собрались не только подруги и друзья-однокурсники Латофат. Пришли и ее брат Кадырджан, и Хайдар, и Тахира. И — что было для Латофат неожиданностью — пришел ее отец Джамал Бурибаев. Латофат ведь так и не помирилась с отцом, вела себя с ним отчужденно.
После защиты направились «обмывать» в это самое кафе, откуда сейчас доносится мерное постукивание джаза.
Когда компания шумно подошла к кафе, оттуда выпорхнула... нынешняя супруга Джамала Бурибаева: в руках цветы, на лице улыбка. Но, видно, не легко этой сравнительно молодой, холеной женщине давалась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Шукуров помрачнел.
— Спасибо, я не смогу,— ответил тестю.— Мне еще в «Сельхозтехнику».
— Тем более надо ехать в ресторан! — рассмеялся Вахид Мира-бидов.— Туда непременно приедет и Джамал Бурибаев, а он один из столпов этой самой «Сельхозтехники». Вот случай познакомиться с ним — пригодится. Человек с головой. Недаром Атакузы хочет породниться с ним...
— Да, да... Атакузы-ака рассказывал о нем. Поразительная история...
— Какая же?
— Что-то там произошло во время войны между этим... Джама-лом Бурибаевым и сыном домлы Шамурадова. Раис говорил как-то неопределенно.
— А-а... Вы об этом! С кем не бывает в молодости! — Вахид Мирабидов украдкой метнул взгляд в сторону летней кухни и заговорщически подмигнул зятю.— Жила там в кишлаке девушка неописуемой будто бы красоты. Ну, сын этого самого... моего закадычного друга Нормурада Шамурадова любил ее. Да уехал на фронт. Появляется Джамал Бурибаев — молодой, горячий, собой видный. Ну и... не устояла... Вы же знаете женщин... Нагрянул этот самый парень. Да еще со звездой на груди. Другой махнул бы рукой. Мало на свете красивых
1 «Ленин юлы» — «Ленинский путь».
девушек? А этот, видно, был такой же гордец, что и папаша,— полез, понимаете, в драку! Даже стрелял, говорят, в Бурибаева. Не попал, к счастью!
Шукуров занялся разливанием чая — неловко было смотреть на возбужденно-раскрасневшееся лицо Вахида Мирабидова. Рассказ тестя неприятно удивил его. Даже не столько сам рассказ, сколько ужимки, тон Мирабидова и то, как маслянисто блестели его глаза. А как он отозвался о сыне Шамурадова! Шукурову вспомнилась прямая, откровенная речь домлы Нормурада и кроткие, печальные глаза его жены. Слова тестя показались мелкими, недостойными. Шукуров чуть было прямо и не выложил ему это. Но осекся. Он же гость в этом так приветливо встретившем его доме. Но почему-то даже счастливый смех жены, доносившийся до него, покоробил. Запала в душу та же грусть, что окутала дом старика Шамурадова. А здесь — здесь с избытком всего: и достатка, и веселья. Сам тесть цветет, задает всему тон. Какая разница между той, меченной бедами, семьей и этой — счастливой и беззаботной. И еще было что-то, в чем Шукуров не мог разобраться, но что говорило о скрытой несправедливости судьбы.
Вахид Мирабидов стукнул пиалой о стол, поставил ее верх дном — кончил чаепитие! — испытующе глянул на зятя.
— Вы, я слышал, были у моего друга...— при слове «друг» он широко осклабился и сделал паузу,— у Нормурада Шамурадова?
— Да, заходил вместе с Атакузы-ака.
— Ну и о чем же беседовали?
— О разном,— Шукурову не хотелось продолжать этот разговор.— В основном о проблемах экологии. Домла, оказывается, очень интересуется этими вопросами...
Вахид Мирабидов состроил кислую мину:
— Чем только этот домла не интересуется! Слыхал я, даже пишет книгу о горной арче. Утверждает, будто стоит покрыть все горы Средней Азии арчой, как было в древности, и проблема воды решится сама собой! И переброской сибирских рек ни к чему заниматься. Ну разве не дилетантство!
И была в словах Мирабидова такая неожиданная неприязнь, таким железом зазвучал обычно мягкий голос, что Шукурова вдруг осенило: «Не его ли имел в виду домла, когда говорил об авторе чуть не сгубившей его статьи?»
Эта догадка была неприятна, Шукуров попытался быстрее отмахнуться от нее.
— Я видел у него карту предполагаемой трассы будущего канала...
— Ну и что?
— Работает над ней, всюду понаставил вопросы и восклицательные знаки, заметки.
— Вот-вот! — нервно рассмеялся Вахид Мирабидов.— Вопросительные знаки! Он только и знает, что ставит их везде. Как говорится, один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят. Между прочим, прочли вы мою книгу о переброске сибирских рек в Среднюю Азию?
— А она уже вышла?
— Вышла! О ней уже говорят! — Раздражение мигом покинуло Мирабидова, и круглое, розовое лицо его засияло почти детской радостью, счастьем.— Пойдемте, пойдемте, дорогой! Сейчас я подарю вам ее с автографом!
3
Кабинет Мирабидова просторный, очень светлый, огромные окна распахнуты в тихую, малолюдную улицу. Как и кабинет домлы Нор-мурадова, уставлен книжными шкафами. Первое, что бросилось сейчас в глаза Шукурову, когда он вслед за тестем вошел сюда,— огромная, закрывшая полстены карта. Такая же самая, что лежит на столе у домлы Шамурадова, с теми же красными и синими четкими линиями, струящимися сверху вниз — от зеленых лесов до желтых песков, окруживших синь Аральского моря. Однако здесь не было ни вопросительных, ни восклицательных знаков, ни мелкой арабской вязи на полях. Прямо на карте висел двухструнный дутар из коричневого урюкового дерева, искусно инкрустированный слоновой костью. Шу-куров знал: тесть часто берет его в руки. Виртуоз. Но как не вязалась эта затейливо украшенная игрушка с проблемной картой! Шукуров невольно улыбнулся.
Вахид Мирабидов прошел к старинному квадратному столу меж окон, заваленному ворохом папок и рукописей. Взял из высокой стопки одну не слишком толстую, но и не тонкую книгу в твердом, черном переплете. Молча, все с той же улыбкой показал ее и, не садясь, настрочил надпись. Был он в этот миг внушителен, исполнен достоинства.
— Вот. Надеюсь, будет время перелистать! — и удовлетворенно опустился в глубокое вертящееся кресло. С мягкой улыбкой выжидающе посмотрел на зятя.
Книга называлась «Жажда и надежда древней земли». На первой странице крупным, небрежно-размашистым почерком тесть начертал:
«Дорогому сыну моему Абрарджану с надеждой, что и вы, и ваши дети, мои любимые внуки, увидят претворенными в жизнь идеи, заключенные в этом скромном труде».
Шукуров с детства привык смотреть на книгу как на чудо. Люди, творящие это чудо, всегда казались ему особенными, он невольно склонялся перед ними. И сейчас, держа в руке книгу, да еще с такой надписью, Шукуров почувствовал внезапную теплоту.
— Спасибо, дада! Новых творческих удач вам!
- Благодарю, сынок! — Вахид Мирабидов задорно крутанулся и кресле и спросил: — А все же что наговорил вам мой друг по поводу ной проблемы?—он показал пальцем на книгу.
Шукуров украдкой взглянул на часы — оставалось еще минут фидцлть до семи — и присел на кожаный диван. Да ничего особенного...
— Но все же?
— Помнится, говорил, что необходимо глубоко изучить возможные последствия переброски рек. Тревожится: что станет с окружающей средой на севере, на юге...
— Общие слова! Чтобы сказать такое — не надо быть большим мудрецом. Еще?
Шукуров озадаченно потер лоб.
— Ну, словом, он считает, что спешить здесь нельзя. Что это тот случай, когда надо семь раз отмерить...
— Обычные доводы перестраховщика! — Вахид Мирабидов, как мяч, подпрыгнул, вскочил с кресла, сунул руки в карманы брюк, выставил по-петушиному грудь, пробежался по кабинету.— Есть, есть еще у нас такие горе-ученые. К сожалению. Узколобые! Никакой фантазии! Ни капли смелости! Не говоря уже о масштабном государственном подходе к большим, научным проблемам. Как чеховский «человек в футляре»: как бы чего не вышло! А чего требует от нас жизнь? Дерзновенных мыслей, смелости. Даже, если хотите, риска!
Шукуров, водя глазами, следил за воинственно-петушиными пробежками тестя, с интересом слушал его страстные тирады и вдруг поймал себя на мысли: тесть начинает ему нравиться. Смутная тревога, что легла на душу, когда беседовали на терраске, улетучилась. По всему видно, подозрения были скороспелыми. Шукурову захотелось, чтобы Вахид Мирабидович еще логичнее утвердил свою мысль.
— Да, вот еще что говорил домла: до переброски сибирских рек надо обновить всю оросительную систему Средней Азии. Говорит, если привести в порядок имеющуюся сеть каналов, у нас окажутся большие резервы...
— «Большие резервы»! — передразнил Вахид Мирабидов. Прищурив загоревшиеся глаза, он накинулся на Абрара Шукуровича, будто перед ним на диване сидел не зять, а сам Нормурад Шамурадов.— А о таких подсчетах он вам не говорил? Используй хоть все родники, даже растопи ледники Тянь-Шаня — к восемьдесят пятому, максимум к девяностому году все равно исчерпаются все возможности освоения новых земель! С учетом даже всех построенных и строящихся водохранилищ и каналов мы сможем освоить еще миллион, от силы полтора миллиона гектаров. А потом? Что потом? Полный застой экономического развития! Вот что наступит потом. И это при наличии огромного запаса — многих миллионов га плодороднейших земель. А как с ростом населения? Растем ведь невиданными темпами! Тоже немаловажный фактор. Понятно вам, почему надо приступать к осуществлению этой идеи? А все мелкие споры, сомнения лучше всего немедленно, сейчас отбросить. И без того на составление реальных проектов и на строительство самого канала, даже с учетом мощи современной техники, уйдет не менее пятнадцати лет! Говорил он вам об этом или нет? — наскакивал на зятя Вахид Мирабидов.
Шукуров засмеялся:
— Мне же не по чину вести с ним такую дискуссию!
Домла замер перед зятем и тоже вдруг захохотал:
— Забылся, кричу, будто передо мной сидите не вы, Абрарджан, а сам Нормурад Шамурадов, мой старый любезный друг!.. А знаете, почему так горячусь? — Мирабидов погрустнел так же внезапно, как и развеселился.— Умеет, умеет он пыль в глаза пускать. Послушать моего друга — нет ученого более честного, принципиального, чем он! И представьте себе, находится кое-кто, поддаются его краснобайству! И не только несведущие в тонкостях науки... А впрочем, мне его жаль. И знаете, хватит о нем, поставим точку. Вижу, вы посматриваете на часы. Значит, не будете в ресторане?
— Спасибо, не могу.
— Я тоже, наверно, не буду. Посижу подумаю о завтрашней защите. Хоть мне и необязательно держать большую речь, все же хочу высказаться по некоторым спорным вопросам. Да и этот мудрец, пожалуй, может выкинуть номер.
— Так я пойду...— сказал Шукуров.
— Да, да, только вот... Что-то хотел я вам сказать? — тесть напряженно сжал губы.— Да, вот что, Абрарджан. Вы молоды, а стали руководителем большого района. Хочу дать вам маленький совет. Знаете, как говорится, что неведомо ангелу, ведомо старости. Учтите: такие люди, как Атакузы, вам очень пригодятся! Надеюсь, тень еще не легла между вами? И не должна лечь,— заявил тесть решительно.— Вы честный, прямой человек, Абрарджан. Я это знаю и ценю. Но не спешите, когда перед вами такие люди, как Атакузы. Подумайте, прежде чем идти на обострение... Атакузы — мой друг, а вы мне сын родной! Запомните: люди, подобные Атакузы, способны на все. Человек он неплохой, замечательный организатор, при этом по-настоящему любит свое дело, но, если что ляжет ему поперек дороги, ни перед чем не остановится. Запомните это! А вы молоды, вам еще расти и расти, сын мой!
Шукуров молчал. Он уже при первой встрече понял силу Атакузы. Всю же меру его могущества почувствовал сегодня. Куда бы ни заходил — везде протянулись незримо нити его связей. Там, в области,— секретарь обкома Бекмурад Халмурадов; здесь Джамал Буриба-ев, в министерствах, в институтах, в управлениях — всюду свои люди. Такой человек и впрямь, если что, ни перед чем не остановится...
В глубине души зашевелилось что-то похожее на тревогу. Шукуров резко встал. «Обострение? Наоборот, я уже прикрываю его!» — хотел отмахнуться шуткой, но, пожалуй, обидишь тестя. Ведь от души говорил старикан, добра желал.
Зять и тесть вышли на веранду и невольно остановились. Во дворе, на голубой террасе, где недавно они сидели, собрались молодые женщины. Они стояли колеблющейся толпой, ритмично хлопали в ладоши, а в центре под легкие вскрики магнитофона танцевала Мах-буба. Плавно неся белые округлые руки, покачивая бедрами, она легко плыла по тесному кругу. Махбуба чуть-чуть начинала полнеть, но это даже шло ей, высокий рост скрадывал намечавшуюся тяжеловатость. Вахид Мирабидов почувствовал отцовскую гордость, повеселел, не заметил, как сам начал пританцовывать. Но тут из боковой комнаты вышла Назокат-биби и страшно округлила глаза:
— Идите, идите к себе, спугнете девушек! — Как колобок подкатилась и ловким движением подтолкнула мужа к двери. А зятя пригласила: — Может, посидите с гостями?
— И рад бы посидеть, да дела! — Шукуров виновато улыбнулся и поспешил проститься с тестем и тещей.
Вахид Мирабидов поплелся обратно в кабинет, нехотя опустился в свое любимое вертящееся кресло. Он был доволен собой: удачно поговорил с зятем. Видать, произвел на него впечатление. Доволен был и дочерью, и ее гостями на голубой терраске. О, были бы сейчас там, на терраске, его сверстники и их жены, взял бы Вахид в руки дутар, ударил бы по струнам, распотешил бы компанию! О работе не хотелось и думать. Да и к чему? Все и без того будет как надо. В голову пришла шальная мысль: как-то там их величество Нормурад Шамурадов, пожалуют завтра на защиту? Не собираются ли чего отколоть по старой привычке, покрасоваться своей знаменитой принципиальностью? «А, пусть приходит! — усмехнулся Мирабидов.— Пусть выступает против. Очень будет хорошо. Пусть вывернется наизнанку перед своими родичами!» Вахид Мирабидов почувствовал, что к сражению он готов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Латофат в общежитии не было. В вестибюле сидела толстая, краснощекая вахтерша и тянула из пиалы чай, посасывая леденец. Хайдар обратился к ней и тотчас же пожалел.
— Спрашиваете про девушку из восемьдесят шестой? Какая из них? А, красавица недотрога, все парни за которой бегают! Отправилась с этим, как его... с преподавателем. Может, знаете, такой хиленький, черномазый.
Хайдар бросился на улицу, вахтерша успела ввернуть вдогонку:
— Просто удивляюсь! При таком джигите-беркуте мотаться с этим заикой!..
Солнце уже село. И хотя еще было светло, площадь вокруг огромного цветника с потрескивающим фонтаном посредине и утонувшие в листве улицы, днем многолюдные, почти опустели. Лишь на чугунных крашеных скамейках под сенью деревьев сидели парочки, слышался тихий говор, негромкий смех...
Хайдар зашагал к цветнику рядом с общежитием. Плотно сжал губы. Нет, он, конечно, не ревнует Латофат. Да и не такая она. Легкомыслие и ветреность ей вовсе не свойственны. Могла бы даже быть чуточку шаловливее, веселее.
В компаниях Хайдар не раз встречал девушек, которые приехали в город из далеких кишлаков. К ним очень подходило выражение: вырвались. Действительно, вырвавшись из-под строгой опеки родителей, они очертя голову бросились в вихрь городской жизни. Как необузданный поток — прорвал плотину и летит себе, не разбирая пути. Однажды Хайдара не на шутку увлек один такой поток. Подумывал даже порвать с Латофат — устал от ее странностей. Но узел оказался слишком тугим. Скрутила их вместе непонятная сила — не разорвать.
Отец вот посчитал его размазней. Находит, что Хайдар робок с прекрасным полом. Какое там «робок»! Раньше скольким кружил, бывало, голову. А вот встретился с Латофат, и что-то приключилось с ним. Прямо болезнь какая-то.
Этот хилый заика, о котором говорила вахтерша,— ну что может в нем найти Латофат? Конечно, кандидат наук, но ведь мужчине за тридцать. Занимается на биофаке какими-то насекомыми, паутинными клещами. Мечтатель-дервиш! И надо же, вскружил голову ей высокими речами, теперь она жить не может без его букашек-мукашек — уму непостижимо!
Хайдар понимал: эти букашки — предмет их науки, и уж наверно там могут быть интересные находки. Но этот кандидат вон куда загнул — сумел придать их работе некий романтический ореол. Труд их будто бы имеет всемирное значение! Вот какой подход! И ведь не сбить спесь с этого дервиша. Заикнуться даже нельзя, не то что открыть ей всю беспочвенность его хвастовства. Латофат терпеть не может шуток на его счет. Забудешься, ляпнешь — побледнеет, замолчит, и не вытянешь из нее больше ни слова.
В молодежном кафе за общежитием вздыхал и постанывал джаз. Хайдар прислушался. Модная в последнее время песня «Яли-яли»... Она напоминала недавний неприятный случай. Произошло все в этом же кафе, в день защиты диплома Латофат.
Собрались не только подруги и друзья-однокурсники Латофат. Пришли и ее брат Кадырджан, и Хайдар, и Тахира. И — что было для Латофат неожиданностью — пришел ее отец Джамал Бурибаев. Латофат ведь так и не помирилась с отцом, вела себя с ним отчужденно.
После защиты направились «обмывать» в это самое кафе, откуда сейчас доносится мерное постукивание джаза.
Когда компания шумно подошла к кафе, оттуда выпорхнула... нынешняя супруга Джамала Бурибаева: в руках цветы, на лице улыбка. Но, видно, не легко этой сравнительно молодой, холеной женщине давалась улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34