Но Сенмут не завязывал волосы над ушами, как его соотечественники, и кожа у него черная как ночь, а не смуглая. К его счастью, у него широкий рот и прямой нос, ибо это предполагает, что его предки произошли из Пунта, земли, лежащей вдоль устья Красного моря.
Мена провел меня через сад к группе мужчин, собравшихся вокруг Верховного Жреца; среди них был и Рамос.
– Помнишь, я говорил о своем враче, Сенахтенре, – сказал он Паранеферу.
– Суну, – произнес Верховный Жрец, ставя меня на место. Крошечные красные червячки скрючились под кожей его мясистого носа, желтые ногти загибались – оба эти признака свидетельствовали о том, что его время в этом мире подходит к концу.
Мы пошли дальше, и Мена заговорил о гробнице, которую Паранефер строит на Месте Истины.
– Это без преувеличений пирамида, хоть и маленькая по сравнению с древними. Паранефер заявляет, что ему нужен лишь вид на северный храм Амона, но, по-моему, он хочет оставить напоминание тем, кто захватит власть Амона, что именно он делает людей богами.
– Он может сойти за брата Фараона, который перешагнул через стены не одного храма, так что, возможно, у него есть причины подражать древним.
– Тенра, тебя, как и всех, завораживают интриги, хотя ты уверяешь в обратном. – Тут мы оба заметили, как Мену манит к себе Шери. – Значит, ты вполне можешь сам с кем-нибудь побеседовать, пока я выясню, чего надо моей жене. Я вижу, что Сенмуту наскучила политика, и теперь он смотрит на танцовщиц. Пойди поговори с ним.
Для танцоров и музыкантов веревкой отгородили участок луга за облицованным плитками прудом. Пламя факелов тоже плясало в такт музыке, а ветви пальм качались на вечернем ветерке, как ленивые веера. Даже служанки, изгибаясь ходящие мимо гостей Мены, двигались под музыку, предлагая гостям финики в корице, виноград и нарезанную дыню или обжаренные шарики из бобовой пасты.
Казалось, Сенмута особенно заинтересовала одна танцовщица, которая двигалась в такт увеличивающемуся темпу, совершая все более откровенные эротические движения.
– Видишь ее ногу? – спросил он, заметив меня.
У девушки, на которую он показал, на бедре была татуировка в виде бога Бэса, в остальном же она походила на других танцовщиц – с одинаковыми полыми бусами вокруг бедер.
– На удачу, – сказал я, подтверждая очевидное.
– Она ей пригодится. Посмотри на позвоночник, слева от ямочки. Нога с татуировкой короче второй, хотя сейчас молодые гибкие мышцы компенсируют это. Но через несколько лет она изогнется, как старая карга. – Я понял, что юноша прав. – Что бы ты сделал, чтобы предотвратить это? – спросил он.
Когда он повернулся ко мне, меня снова поразило, насколько красиво его лицо.
– Если прикрепить что-нибудь к ноге, это лишь привлечет внимание к недостатку и положит конец танцам, – ответил я. – Ее не примут ни в какой дом удовольствий, и никто не захочет взять ее в жены, понимая, что этот недуг может перейти к детям. Как она будет зарабатывать на пропитание?
– Но вскоре она будет еле хромать, – отрезал Сенмут. – Как тогда она станет зарабатывать на пропитание?
– Если бы мне предоставили выбор, я бы пожил в свое удовольствие, пока это еще возможно, не начиная выравнивать ноги сейчас же и голодая. А ты? – Я держал его взгляд, желая заставить Сенмута признать то, чего он не хотел признавать – что подходящего решения нет.
– Возможно, – пробормотал он. – Но твой выбор мне не нравится. Это не маат.
– Именно, – согласился я, отбросив осторожность, так как впервые осознал, что как раз неугасаемое любопытство Сенмута и его презрение к невежеству привлекло Мену. – И отыскать лучшее решение мы можем, только научившись задавать правильные вопросы.
Он скромно улыбнулся:
– Я лишь хотел сам выслушать твои доводы. Для Мены твое имя слаще меда, особенно когда он рассказывает о ваших опытах. – Меня удивило, что Мена доверил ему такие секреты. – Я пришел сегодня сообщить, что сочту за честь, если ты позволишь мне помогать вам. Просто скажи, что надо делать.
– Я слышал, что хетты моют руки с золой растений, растворенной в воде, а вавилоняне готовят пасту для мытья, вываривая вместе оливковое масло, золу и соду. Возможно, тебе встретится человек, который знает, что лучше и почему.
Он кивнул и подождал.
– Можешь доверять мне, Сенахтенра. Правда.
В тот миг я чуть не сдался, но он чужой человек, а осторожность никогда не подводила.
– Кого из учителей Дома Жизни ты считаешь лучшим наставником? – спросил я, чтобы узнать, не ведет ли он со мной какую-нибудь игру.
– Хай-Мина, Главного Врача Юга, который определяет болезнь на ощупь и у которого прекрасная дочь. – И показал на Шери. – Но от Мены я узнал еще больше.
– А чьи знания показались тебе самыми бесполезными? – Это не простой вопрос – он покажет истинную сущность собеседника, что бы тот ни ответил.
– Вон тот, который стоит с Нетерхотепом и Аперией, смотрит на бабуинов. Разодетый как павлин – это сам Нетерхотеп, градоначальник Уасета. Я же говорю не о нем, а о Бекенхонсе, ответственном за обрезание мальчиков, которые должны будут стать жрецами.
– Но он жрец ка, а не врач Дома Жизни, – заметил я, – и он тебя не учил.
– Он показывал, как отрезать половые губы и секель, на женщинах из своего гарема, говоря, что это сделает их покорнее. Но ему нравится их калечить, поскольку, орудуя ножом, он проливал семя. Некоторым женщинам он отрезал все и запечатывал влагалище, оставляя лишь крохотное отверстие, не толще тростника, чтобы проходили моча и кровь. Мужу придется силой открывать такую женщину, а это не большое удовольствие для любого мужчины, кроме извращенных, вроде него.
– Ты наверняка шутишь. Мена не пригласил бы такого человека к себе в дом.
– Он пришел в свите Верховного Жреца, а не по приглашению.
Наше внимание привлек взрыв женского смеха, и мы посмотрели в их сторону. Только у Нефертити платье во время ходьбы подчеркивало груди, живот и бедра. Рядом с ней стояла женщина, у которой была обнажена одна грудь, – наверняка жена Генерала, поскольку известно, что Мутнеджмет ходит постоянно в компании двух карлиц. Именно из-за этого бродят слухи, что проститутка, изображенная на стене гробницы одного недавно усопшего знатного мужа, – это она. Но не одна она подбадривала двух красноухих бабуинов, отталкивающих друг друга, желая совокупиться с третьей обезьяной – самкой, чей зад ярко светился красным.
– Не только Нетерхотепу и Бекенхонсу нравятся бабуины Хоремхеба, – заметил Сенмут. – Генерал прислал их сегодня для увеселения публики, потому что у самки течка. – Пока мы наблюдали за происходящим, Нефертити обернулась, ища взглядом Рамоса. – Она буквально воспламеняется от одного только взгляда на жреца, так что можно быть уверенным, что она нетронута. Нефертити лишь на поверхности кажется спокойной и безмятежной, – добавил Сенмут, – а внутри у нее все неистовствует, как заваленный огонь, и из-за любой мелочи готово разбушеваться пламя. Я слышал, что она так требовательна, что у жреца не остается семени на других женщин.
– Не сомневайся, что Рамос всегда готов поддержать любой план, который готовят жрецы, – вставил Мена у меня из-за плеча. От его слов у меня по спине пробежал холодок, напомнив о том, что сын градоначальника сказал Асет: Священный Совет собирался воздвигнуть на трон «одного из своих». – Но если бы у вас были собственные женщины, вам не пришлось бы размышлять над тем, что другие мужчины делают со своими. Идем, внутри нас ждет жареный гусь. – Он сжал мое плечо. – Тенра, Шери просит тебя сперва зайти к одной из служанок, у которой начались схватки.
Я пригласил Сенмута посетить вместе с Меной мой дом в городе, и пошел разыскивать Тетишери. В доме вкусно пахло, особенно когда мимо меня пробежала служанка с жареным гусем. За ней прошла другая – с медовыми пирожными, усыпанными орехами и семенами, и маленькими буханками хлеба с начинкой из печеных яиц. Но Шери не было видно, так что я пошел в комнату Небет. Но еще не дойдя до двери, я услышал, что девочки разговаривают и хихикают. Они сидели на полу, а вокруг были разбросаны кусочки известняка, и я понял, что Асет развлекала дочь Мены историями в картинках: она в последнее время делает это все чаще и чаще, когда ходит со мной к больным детям.
Асет первая заметила меня и вскочила на ноги.
– Уже пора идти?
Я не успел ответить, потому что в покои зашла Шери, а за ней – Пагош.
– Тенра, это Царица. Никого звать не будут, пока ты ее не осмотришь, чтобы понять, не погиб ли ребенок. Тогда позовут жреца и всех остальных. Поэтому Мена должен остаться здесь, чтобы никто ничего не заподозрил. Пагош покажет тебе дорогу.
В моих мыслях пронеслось предчувствие того, что могут принести следующие несколько часов – не только для меня, но и для всего народа Двух Земель. Но прежде чем уйти, я опустился на колени перед Асет:
– Ты остаешься с Небет, пока Пагош за тобой не вернется.
– Ребенку моей сестры пора появиться на свет? – спросила она, серьезно уставившись на меня. Я кивнул. – Тогда тебе надо попросить Мену, чтобы он одолжил тебе на сегодня свою сумку с лекарствами. – Только сейчас я осознал, что явился сюда с пустыми руками. – И не забудь итасиновую мазь, – добавила Асет.
Я кивнул, осмелев от ее уверенности в моем мастерстве.
– Что бы я без тебя делал? – прошептал я и подождал, чтобы в ее глазах загорелась улыбка. Но вместо этого Асет обвила руками мою шею и крепко обняла. А потом так же быстро отошла, позволяя мне встать.
Итак, благодаря тому, что одна маленькая девочка настолько твердо в меня верила, я направился к дворцу с прямой спиной и высоко вздетым подбородком – как и пристало врачу Анхесенамон, Царицы Двух Земель и Великой Царской Жены Неб-хепру-ра Тутанхамона, Господина Верхнего и Нижнего Кемета, Земного Сына Гора.
7
– Даже если евреи действительно позаимствовали практику обрезания у египтян, – говорила Кейт подруге, наблюдавшей за тем, как она размещает тонкие полоски глины между тканям на копии черепа Ташат, структура которого очень походила на геодезический свод, – нет свидетельств того, что в Египте проводили клитеродектомию, частичную или полную. Несмотря на то, что сейчас один из вариантов обрезания гениталий приписывается обычаям фараонов.
– Геродот говорит, что проводили, – возразила Клео. – А современные суданки и сомалийки – даже те, у которых клитор отрезан полностью, – говорят, что чувствуют что-то. – Кейт даже глаза не подняла. – В любом случае это я сказала лишь для того, чтобы подогреть Фила. – Кейт прижала полоску глины на нужное место и разгладила шов. – А что потом, когда приклеишь все эти полосочки?
– Заполню пустые пространства, за исключением участков вокруг губ и глаз – там я создам мускулатуру, поскольку определенные мышцы определяют угол разреза глаз. Еще внутренние и внешние уголки глаз. Эти участки вокруг глаз и губ – самые сложные.
– Ладно, предположим, что девушке на самом деле двадцать три или двадцать четыре. Хоть она и молода, ей нужно больше секса. Видишь ли, самое странное – когда он не нужен.
– Оставь это, Клео, – предупредила Кейт, не желая больше слушать дружеских лекций о том, что монашеская жизнь противоестественна для социального животного.
Кейт что-то поскоблила, потом измерила, потом снова поскоблила, придавая надбровной дуге правильную толщину, а Клео ждала.
– Мне просто неприятно видеть, что ты связываешься со стариком. Пока он, может, и почти в приличной форме, но лет через десять его силы убудут, а ты к тому времени только войдешь во вкус.
Кейт покачала головой:
– Я заговорила о том, что от него уже три недели ничего не слышно, только потому, что мне интересно увидеть разработки, которые он обещал.
– Если хочешь, я могу ему позвонить – спрошу, не нашел ли он чего среди бабкиных бумаг по поводу ожерелья, а потом невзначай упомяну разработки.
– Я уверена, что он займется этим, когда у него появится время, – заверила ее Кейт, – да и у меня много дел. – Кейт поняла, что подруга взволнована – она часто меняла тему, возможно, беспокоилась насчет выходных, которые собиралась провести с Филом.
– Слушай, Кле, я изучила и гроб, и картонаж с увеличительным стеклом, – сообщила Кейт. – Я сравнивала их по всем параметрам, какие только пришли в голову. Я уверена, что они разрисованы одной рукой. То, что это чужой гроб, неправдоподобно. Несоответствию между надписью и ее настоящим возрастом должно быть какое-то другое объяснение.
– Кэти, возможно, один и тот же художник разрисовывал сотни масок и гробов!
– К тому же я думаю, что это рисовала женщина.
Клео сжала губы и с шумом выпустила воздух:
– Ладно, я готова выслушать, почему.
Кейт не могла объяснить этого – как и разрозненные образы, посещавшие ее по ночам: собачка с рваной раной на животе, по которой ползают черные мухи, люди в белых одеждах тащат тяжелые сани через голую пустыню…
– Я просто считаю, что стоит изучить все варианты, а не глупо принимать поспешное решение, как те болваны, которые исследовали мумию из 55-й Гробницы. Сначала они считали, что это Царица Тийя, потому что согнута левая рука и найдены погребальные принадлежности с ее именем, – пока не появился профессор анатомии, обнаруживший, что это вообще мужчина. И они тут же делают вывод, что это Эхнатон. Только выясняется, что он староват, и тогда остается таинственный Сменхкара. При том, что половина древнего Египта еще не раскопана, почему обязательно думать, что он один из этих, а не какой-нибудь другой человек, о котором мы еще ничего не знаем?
– Интересное мнение, – согласилась Клео, оставив парус самодовольства Кейт без свежего воздуха. – Что-нибудь еще?
– Я не собиралась читать наставлений, но, как бы это сказать, мне не хотелось бы, чтобы тебя унесло грязными течениями Дэйва. Научные технологии пролили свет на археологию, но динозавры типа Дэйва первыми кидаются на любого ученого, который осмелится намекнуть, что в его драгоценной теории больше дыр, чем в решете. – Девушка выпрямилась и понизила голос. – «Возможно, вы, как ученый, слишком рациональны и не можете понять ход мысли древних египтян». Этот отчаявшийся египтолог пытается защититься, обвиняя вестника в том, что он перепутал послание.
– Я уже попросила Ларри поискать в литературе упоминания о женщинах со сложенной на груди левой рукой, начиная с Аменхотепа Третьего, – ответила Клео, вытащив затычку из воздушного шара, наполненного негодованием Кейт.
Кейт рассмеялась и обняла подругу:
– Веселитесь.
– Давай пообедаем в понедельник. Я все тебе расскажу. – Клео взглянула на часы. – Мне пора бежать. Фил заедет за мной в четыре. – Кейт махнула на нее рукой, но прокричала вдогонку:
– Смотри, ногу не сломай!
Когда Кейт уже ничего не отвлекало, ее мысли вернулись к разрисованному днищу гроба Ташат. Покровителем ремесленников и художников считался Пта говорили, что он создавал мир, размышляя о нем, поэтому является богом воображения. Помимо него был Хнум, Ра с бараньей головой, вылепивший тело и душу человека из глины. Но если Ташат была образованной женщиной, почему там нарисован Пта, а не Тот, бог учения и мудрости? Может, переломы на пальцах Ташат связаны с тем, что она этой рукой делала? Разумеется, жена аристократа не горшки обжигала, но, может, она рисовала контуры, что являлось самой высокой художественной формой графического выражения египтян?
– Можно посмотреть? – Кейт испугалась, рука дернулась, сделав вмятину в полоске глины, которую она разглаживала. – Извините, – пробормотал Дэйв, – я думал, вы слышали, как я вошел.
– Все нормально, – она отщипнула маленький кусочек глины, чтобы заделать дырку.
Дэйв немного посмотрел на ее работу, затем спросил:
– А откуда вы знаете, какого размера делать нос, если у вас есть лишь отверстие в черепе?
– У европеоидов ширина костного отверстия составляет примерно три пятых от общей ширины носа с крыльями. А выступающая часть носа примерно в три раза превышает носовую ось, если измерять от нижнего края носового отверстия до кончика оси. Тем не менее ферма носа всегда в некотором смысле строится на догадках, хотя высота и ширина – параметры точные.
– А губы?
Кейт догадывалась, к чему клонит начальник, но ей хотелось, чтобы он это высказал.
– Ширина рта зависит от того, где у человека клыки, а также от расстояния между краями радужек. Разрез губ составляет примерно треть расстояния до верхних резцов, но сами губы – красную часть – приходится отгадывать. Но я буду учитывать и некоторые другие параметры.
– А как узнать, была ли она толстой или худой?
– Если человек не настолько тучен, чтобы это сказывалось на изгибе позвоночника или коленных суставах, приходится брать усредненные параметры, в зависимости от размера скелета и возраста.
– Ведь она могла быть и черной, – пробормотал Дэйв, доходя, наконец, до сути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Мена провел меня через сад к группе мужчин, собравшихся вокруг Верховного Жреца; среди них был и Рамос.
– Помнишь, я говорил о своем враче, Сенахтенре, – сказал он Паранеферу.
– Суну, – произнес Верховный Жрец, ставя меня на место. Крошечные красные червячки скрючились под кожей его мясистого носа, желтые ногти загибались – оба эти признака свидетельствовали о том, что его время в этом мире подходит к концу.
Мы пошли дальше, и Мена заговорил о гробнице, которую Паранефер строит на Месте Истины.
– Это без преувеличений пирамида, хоть и маленькая по сравнению с древними. Паранефер заявляет, что ему нужен лишь вид на северный храм Амона, но, по-моему, он хочет оставить напоминание тем, кто захватит власть Амона, что именно он делает людей богами.
– Он может сойти за брата Фараона, который перешагнул через стены не одного храма, так что, возможно, у него есть причины подражать древним.
– Тенра, тебя, как и всех, завораживают интриги, хотя ты уверяешь в обратном. – Тут мы оба заметили, как Мену манит к себе Шери. – Значит, ты вполне можешь сам с кем-нибудь побеседовать, пока я выясню, чего надо моей жене. Я вижу, что Сенмуту наскучила политика, и теперь он смотрит на танцовщиц. Пойди поговори с ним.
Для танцоров и музыкантов веревкой отгородили участок луга за облицованным плитками прудом. Пламя факелов тоже плясало в такт музыке, а ветви пальм качались на вечернем ветерке, как ленивые веера. Даже служанки, изгибаясь ходящие мимо гостей Мены, двигались под музыку, предлагая гостям финики в корице, виноград и нарезанную дыню или обжаренные шарики из бобовой пасты.
Казалось, Сенмута особенно заинтересовала одна танцовщица, которая двигалась в такт увеличивающемуся темпу, совершая все более откровенные эротические движения.
– Видишь ее ногу? – спросил он, заметив меня.
У девушки, на которую он показал, на бедре была татуировка в виде бога Бэса, в остальном же она походила на других танцовщиц – с одинаковыми полыми бусами вокруг бедер.
– На удачу, – сказал я, подтверждая очевидное.
– Она ей пригодится. Посмотри на позвоночник, слева от ямочки. Нога с татуировкой короче второй, хотя сейчас молодые гибкие мышцы компенсируют это. Но через несколько лет она изогнется, как старая карга. – Я понял, что юноша прав. – Что бы ты сделал, чтобы предотвратить это? – спросил он.
Когда он повернулся ко мне, меня снова поразило, насколько красиво его лицо.
– Если прикрепить что-нибудь к ноге, это лишь привлечет внимание к недостатку и положит конец танцам, – ответил я. – Ее не примут ни в какой дом удовольствий, и никто не захочет взять ее в жены, понимая, что этот недуг может перейти к детям. Как она будет зарабатывать на пропитание?
– Но вскоре она будет еле хромать, – отрезал Сенмут. – Как тогда она станет зарабатывать на пропитание?
– Если бы мне предоставили выбор, я бы пожил в свое удовольствие, пока это еще возможно, не начиная выравнивать ноги сейчас же и голодая. А ты? – Я держал его взгляд, желая заставить Сенмута признать то, чего он не хотел признавать – что подходящего решения нет.
– Возможно, – пробормотал он. – Но твой выбор мне не нравится. Это не маат.
– Именно, – согласился я, отбросив осторожность, так как впервые осознал, что как раз неугасаемое любопытство Сенмута и его презрение к невежеству привлекло Мену. – И отыскать лучшее решение мы можем, только научившись задавать правильные вопросы.
Он скромно улыбнулся:
– Я лишь хотел сам выслушать твои доводы. Для Мены твое имя слаще меда, особенно когда он рассказывает о ваших опытах. – Меня удивило, что Мена доверил ему такие секреты. – Я пришел сегодня сообщить, что сочту за честь, если ты позволишь мне помогать вам. Просто скажи, что надо делать.
– Я слышал, что хетты моют руки с золой растений, растворенной в воде, а вавилоняне готовят пасту для мытья, вываривая вместе оливковое масло, золу и соду. Возможно, тебе встретится человек, который знает, что лучше и почему.
Он кивнул и подождал.
– Можешь доверять мне, Сенахтенра. Правда.
В тот миг я чуть не сдался, но он чужой человек, а осторожность никогда не подводила.
– Кого из учителей Дома Жизни ты считаешь лучшим наставником? – спросил я, чтобы узнать, не ведет ли он со мной какую-нибудь игру.
– Хай-Мина, Главного Врача Юга, который определяет болезнь на ощупь и у которого прекрасная дочь. – И показал на Шери. – Но от Мены я узнал еще больше.
– А чьи знания показались тебе самыми бесполезными? – Это не простой вопрос – он покажет истинную сущность собеседника, что бы тот ни ответил.
– Вон тот, который стоит с Нетерхотепом и Аперией, смотрит на бабуинов. Разодетый как павлин – это сам Нетерхотеп, градоначальник Уасета. Я же говорю не о нем, а о Бекенхонсе, ответственном за обрезание мальчиков, которые должны будут стать жрецами.
– Но он жрец ка, а не врач Дома Жизни, – заметил я, – и он тебя не учил.
– Он показывал, как отрезать половые губы и секель, на женщинах из своего гарема, говоря, что это сделает их покорнее. Но ему нравится их калечить, поскольку, орудуя ножом, он проливал семя. Некоторым женщинам он отрезал все и запечатывал влагалище, оставляя лишь крохотное отверстие, не толще тростника, чтобы проходили моча и кровь. Мужу придется силой открывать такую женщину, а это не большое удовольствие для любого мужчины, кроме извращенных, вроде него.
– Ты наверняка шутишь. Мена не пригласил бы такого человека к себе в дом.
– Он пришел в свите Верховного Жреца, а не по приглашению.
Наше внимание привлек взрыв женского смеха, и мы посмотрели в их сторону. Только у Нефертити платье во время ходьбы подчеркивало груди, живот и бедра. Рядом с ней стояла женщина, у которой была обнажена одна грудь, – наверняка жена Генерала, поскольку известно, что Мутнеджмет ходит постоянно в компании двух карлиц. Именно из-за этого бродят слухи, что проститутка, изображенная на стене гробницы одного недавно усопшего знатного мужа, – это она. Но не одна она подбадривала двух красноухих бабуинов, отталкивающих друг друга, желая совокупиться с третьей обезьяной – самкой, чей зад ярко светился красным.
– Не только Нетерхотепу и Бекенхонсу нравятся бабуины Хоремхеба, – заметил Сенмут. – Генерал прислал их сегодня для увеселения публики, потому что у самки течка. – Пока мы наблюдали за происходящим, Нефертити обернулась, ища взглядом Рамоса. – Она буквально воспламеняется от одного только взгляда на жреца, так что можно быть уверенным, что она нетронута. Нефертити лишь на поверхности кажется спокойной и безмятежной, – добавил Сенмут, – а внутри у нее все неистовствует, как заваленный огонь, и из-за любой мелочи готово разбушеваться пламя. Я слышал, что она так требовательна, что у жреца не остается семени на других женщин.
– Не сомневайся, что Рамос всегда готов поддержать любой план, который готовят жрецы, – вставил Мена у меня из-за плеча. От его слов у меня по спине пробежал холодок, напомнив о том, что сын градоначальника сказал Асет: Священный Совет собирался воздвигнуть на трон «одного из своих». – Но если бы у вас были собственные женщины, вам не пришлось бы размышлять над тем, что другие мужчины делают со своими. Идем, внутри нас ждет жареный гусь. – Он сжал мое плечо. – Тенра, Шери просит тебя сперва зайти к одной из служанок, у которой начались схватки.
Я пригласил Сенмута посетить вместе с Меной мой дом в городе, и пошел разыскивать Тетишери. В доме вкусно пахло, особенно когда мимо меня пробежала служанка с жареным гусем. За ней прошла другая – с медовыми пирожными, усыпанными орехами и семенами, и маленькими буханками хлеба с начинкой из печеных яиц. Но Шери не было видно, так что я пошел в комнату Небет. Но еще не дойдя до двери, я услышал, что девочки разговаривают и хихикают. Они сидели на полу, а вокруг были разбросаны кусочки известняка, и я понял, что Асет развлекала дочь Мены историями в картинках: она в последнее время делает это все чаще и чаще, когда ходит со мной к больным детям.
Асет первая заметила меня и вскочила на ноги.
– Уже пора идти?
Я не успел ответить, потому что в покои зашла Шери, а за ней – Пагош.
– Тенра, это Царица. Никого звать не будут, пока ты ее не осмотришь, чтобы понять, не погиб ли ребенок. Тогда позовут жреца и всех остальных. Поэтому Мена должен остаться здесь, чтобы никто ничего не заподозрил. Пагош покажет тебе дорогу.
В моих мыслях пронеслось предчувствие того, что могут принести следующие несколько часов – не только для меня, но и для всего народа Двух Земель. Но прежде чем уйти, я опустился на колени перед Асет:
– Ты остаешься с Небет, пока Пагош за тобой не вернется.
– Ребенку моей сестры пора появиться на свет? – спросила она, серьезно уставившись на меня. Я кивнул. – Тогда тебе надо попросить Мену, чтобы он одолжил тебе на сегодня свою сумку с лекарствами. – Только сейчас я осознал, что явился сюда с пустыми руками. – И не забудь итасиновую мазь, – добавила Асет.
Я кивнул, осмелев от ее уверенности в моем мастерстве.
– Что бы я без тебя делал? – прошептал я и подождал, чтобы в ее глазах загорелась улыбка. Но вместо этого Асет обвила руками мою шею и крепко обняла. А потом так же быстро отошла, позволяя мне встать.
Итак, благодаря тому, что одна маленькая девочка настолько твердо в меня верила, я направился к дворцу с прямой спиной и высоко вздетым подбородком – как и пристало врачу Анхесенамон, Царицы Двух Земель и Великой Царской Жены Неб-хепру-ра Тутанхамона, Господина Верхнего и Нижнего Кемета, Земного Сына Гора.
7
– Даже если евреи действительно позаимствовали практику обрезания у египтян, – говорила Кейт подруге, наблюдавшей за тем, как она размещает тонкие полоски глины между тканям на копии черепа Ташат, структура которого очень походила на геодезический свод, – нет свидетельств того, что в Египте проводили клитеродектомию, частичную или полную. Несмотря на то, что сейчас один из вариантов обрезания гениталий приписывается обычаям фараонов.
– Геродот говорит, что проводили, – возразила Клео. – А современные суданки и сомалийки – даже те, у которых клитор отрезан полностью, – говорят, что чувствуют что-то. – Кейт даже глаза не подняла. – В любом случае это я сказала лишь для того, чтобы подогреть Фила. – Кейт прижала полоску глины на нужное место и разгладила шов. – А что потом, когда приклеишь все эти полосочки?
– Заполню пустые пространства, за исключением участков вокруг губ и глаз – там я создам мускулатуру, поскольку определенные мышцы определяют угол разреза глаз. Еще внутренние и внешние уголки глаз. Эти участки вокруг глаз и губ – самые сложные.
– Ладно, предположим, что девушке на самом деле двадцать три или двадцать четыре. Хоть она и молода, ей нужно больше секса. Видишь ли, самое странное – когда он не нужен.
– Оставь это, Клео, – предупредила Кейт, не желая больше слушать дружеских лекций о том, что монашеская жизнь противоестественна для социального животного.
Кейт что-то поскоблила, потом измерила, потом снова поскоблила, придавая надбровной дуге правильную толщину, а Клео ждала.
– Мне просто неприятно видеть, что ты связываешься со стариком. Пока он, может, и почти в приличной форме, но лет через десять его силы убудут, а ты к тому времени только войдешь во вкус.
Кейт покачала головой:
– Я заговорила о том, что от него уже три недели ничего не слышно, только потому, что мне интересно увидеть разработки, которые он обещал.
– Если хочешь, я могу ему позвонить – спрошу, не нашел ли он чего среди бабкиных бумаг по поводу ожерелья, а потом невзначай упомяну разработки.
– Я уверена, что он займется этим, когда у него появится время, – заверила ее Кейт, – да и у меня много дел. – Кейт поняла, что подруга взволнована – она часто меняла тему, возможно, беспокоилась насчет выходных, которые собиралась провести с Филом.
– Слушай, Кле, я изучила и гроб, и картонаж с увеличительным стеклом, – сообщила Кейт. – Я сравнивала их по всем параметрам, какие только пришли в голову. Я уверена, что они разрисованы одной рукой. То, что это чужой гроб, неправдоподобно. Несоответствию между надписью и ее настоящим возрастом должно быть какое-то другое объяснение.
– Кэти, возможно, один и тот же художник разрисовывал сотни масок и гробов!
– К тому же я думаю, что это рисовала женщина.
Клео сжала губы и с шумом выпустила воздух:
– Ладно, я готова выслушать, почему.
Кейт не могла объяснить этого – как и разрозненные образы, посещавшие ее по ночам: собачка с рваной раной на животе, по которой ползают черные мухи, люди в белых одеждах тащат тяжелые сани через голую пустыню…
– Я просто считаю, что стоит изучить все варианты, а не глупо принимать поспешное решение, как те болваны, которые исследовали мумию из 55-й Гробницы. Сначала они считали, что это Царица Тийя, потому что согнута левая рука и найдены погребальные принадлежности с ее именем, – пока не появился профессор анатомии, обнаруживший, что это вообще мужчина. И они тут же делают вывод, что это Эхнатон. Только выясняется, что он староват, и тогда остается таинственный Сменхкара. При том, что половина древнего Египта еще не раскопана, почему обязательно думать, что он один из этих, а не какой-нибудь другой человек, о котором мы еще ничего не знаем?
– Интересное мнение, – согласилась Клео, оставив парус самодовольства Кейт без свежего воздуха. – Что-нибудь еще?
– Я не собиралась читать наставлений, но, как бы это сказать, мне не хотелось бы, чтобы тебя унесло грязными течениями Дэйва. Научные технологии пролили свет на археологию, но динозавры типа Дэйва первыми кидаются на любого ученого, который осмелится намекнуть, что в его драгоценной теории больше дыр, чем в решете. – Девушка выпрямилась и понизила голос. – «Возможно, вы, как ученый, слишком рациональны и не можете понять ход мысли древних египтян». Этот отчаявшийся египтолог пытается защититься, обвиняя вестника в том, что он перепутал послание.
– Я уже попросила Ларри поискать в литературе упоминания о женщинах со сложенной на груди левой рукой, начиная с Аменхотепа Третьего, – ответила Клео, вытащив затычку из воздушного шара, наполненного негодованием Кейт.
Кейт рассмеялась и обняла подругу:
– Веселитесь.
– Давай пообедаем в понедельник. Я все тебе расскажу. – Клео взглянула на часы. – Мне пора бежать. Фил заедет за мной в четыре. – Кейт махнула на нее рукой, но прокричала вдогонку:
– Смотри, ногу не сломай!
Когда Кейт уже ничего не отвлекало, ее мысли вернулись к разрисованному днищу гроба Ташат. Покровителем ремесленников и художников считался Пта говорили, что он создавал мир, размышляя о нем, поэтому является богом воображения. Помимо него был Хнум, Ра с бараньей головой, вылепивший тело и душу человека из глины. Но если Ташат была образованной женщиной, почему там нарисован Пта, а не Тот, бог учения и мудрости? Может, переломы на пальцах Ташат связаны с тем, что она этой рукой делала? Разумеется, жена аристократа не горшки обжигала, но, может, она рисовала контуры, что являлось самой высокой художественной формой графического выражения египтян?
– Можно посмотреть? – Кейт испугалась, рука дернулась, сделав вмятину в полоске глины, которую она разглаживала. – Извините, – пробормотал Дэйв, – я думал, вы слышали, как я вошел.
– Все нормально, – она отщипнула маленький кусочек глины, чтобы заделать дырку.
Дэйв немного посмотрел на ее работу, затем спросил:
– А откуда вы знаете, какого размера делать нос, если у вас есть лишь отверстие в черепе?
– У европеоидов ширина костного отверстия составляет примерно три пятых от общей ширины носа с крыльями. А выступающая часть носа примерно в три раза превышает носовую ось, если измерять от нижнего края носового отверстия до кончика оси. Тем не менее ферма носа всегда в некотором смысле строится на догадках, хотя высота и ширина – параметры точные.
– А губы?
Кейт догадывалась, к чему клонит начальник, но ей хотелось, чтобы он это высказал.
– Ширина рта зависит от того, где у человека клыки, а также от расстояния между краями радужек. Разрез губ составляет примерно треть расстояния до верхних резцов, но сами губы – красную часть – приходится отгадывать. Но я буду учитывать и некоторые другие параметры.
– А как узнать, была ли она толстой или худой?
– Если человек не настолько тучен, чтобы это сказывалось на изгибе позвоночника или коленных суставах, приходится брать усредненные параметры, в зависимости от размера скелета и возраста.
– Ведь она могла быть и черной, – пробормотал Дэйв, доходя, наконец, до сути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46