– Он говорит, что мой отец просто распространяет такой слух, чтобы меня можно было назвать Принцессой царских кровей. Тенра, неужели это правда? Ты-то наверняка должен знать.
– Ты – дитя ее плоти, – уверил я девочку.
– Но как она могла родить меня, если когда-то была мужчиной?
Думаю, Асет просто искала объяснение холодности Нефертити, но у меня не было для нее ответа.
– Твоя госпожа мать некогда была Царицей Двух Земель. Потом, какое-то время после того, как ее первый муж, Фараон Эхнатон, сделал ее своим соправителем, она вела себя как мужчина – прямо как ты, когда наряжаешься и делаешь вид, что ты великая госпожа.
– Ох! – Кажется, Асет удовольствовалась таким объяснением, ибо сменила тему. – Маху знает много секретов, но рассказывает их только другим мальчишкам. Сегодня никто из них не мог решить задачку, которую задал нам жрец, поэтому Маху согласился рассказать самый большой секрет, если я назову ему ответ. – Она подняла на меня глаза. – Он сказал, что я должна буду стать женой жреца Амона, и Верховный Жрец со своим Священным Советом посадят своего человека на трон Гора.
Холод сжал мое сердце, но я не сбавил шаг.
– Чей сын этот Маху, который сплетничает, словно старуха?
– Нетерхотепа, градоначальника Уасета. А что?
– То, что градоначальнику следовало бы научить сына держать за зубами свой болтливый язык и заставить его заниматься счислением, вот что. А почему сегодня ты опять так долго?
– Потому что я зашла в святилище, куда можно заходить только Фараону и Верховному Жрецу.
– Если ты знала, что в святилище заходить нельзя, зачем ты это сделала?
– Посмотреть на зверинец, о котором все время твердит Маху, – он в комнате за святилищем, но я заблудилась в темноте. Тенра, мой учитель говорит, что я задаю слишком много вопросов. Это так?
Я всегда отвечаю Асет, когда она о чем-либо спрашивает: например, почему я даю именно такую траву или пилюли, но жрецы считают, что стремление задавать вопросы означает, что человек недоволен сложившимся порядком, и мне бы не хотелось, чтобы девочку наказывали за ересь, которой она набралась от меня.
– Это зависит от того, о чем ты спрашиваешь и почему. Для некоторых действий нет определенных причин, кроме настолько старых привычек и традиций, что их никто и не помнит. Еще у людей бывают личные дела, которые тебя не касаются.
– Например, когда Пагош рассказывает Мерит о том, что чувствует его сердце? – Я кивнул. – Значит, я не должна никому говорить о том, о чем разговариваю со своим ка?
– Это лучше спросить у твоего отца.
– Он говорит, что у всех нас где-то внутри есть голос, который не слышен больше никому, и мы всегда должны к нему прислушиваться, иначе мы можем сделать что-нибудь не маат . Но когда тот суну отказался хотя бы попытаться вылечить раны Тули, мой ка спросил у меня, почему. Так что все эти вопросы задает ка, а не я.
– Не пытайся переложить на кого-то вину за то, что исходит из твоего рта. Что бы ни говорил голос внутри тебя, вы с ка – одно целое. Что сказал тот суну , когда отказался лечить Тули?
– Что его все равно заберет Осирис и… – Она споткнулась и упала на колено. Тули услышал вскрик хозяйки и примчался к ней. – Из-за этих проклятых сандалий я упала, сену, – пробурчала Асет. Когда она впервые меня так назвала, я подумал, что она хотела сказать суну , но у нее заплелся язык. Но с тех пор я часто слышал, что она употребляет слова аккадского языка, значит, она называет меня «башмаком» и считает, что я не понимаю.
– Вернемся и смоем грязь с колена. – Я наклонился, чтобы поднять девочку.
– Я не маленькая, не обязательно возвращаться, – сказала Асет, вырываясь. – Ипвет живет недалеко.
Рука выскочил из двери и закричал:
– Асет, ты ушиблась? – Может, мальчик и неуклюж, но его сердце переполняется любовью лишь оттого, что она называет его другом.
Когда Ипвет отмыла ей коленку, Асет показала на продолговатый предмет из сложенных пальмовых полосок – наверное, это была начатая корзина. Корзинщица Рамоса подала заготовку Асет, наблюдая, как та вертит ее, рассматривая сверху, снизу и сбоку.
– А ты сможешь сплести сандалию такой формы? – спросила девочка, – но чтобы стенка наклонялась вовнутрь, а не наружу, чтобы нога не соскальзывала с подошвы? Наверняка будет лучше, чем эти, – и она скорчила рожу скинутым сандалиям.
– Такую мелочь сплести быстро, – согласилась Ипвет, готовая отплатить за добро, которым Асет одаривала ее сына, – но без ремешка она держаться не будет.
– Возможно, – ответила Асет, – но он должен быть такой, чтобы мне не натирало пальцы. Я подумаю над этим и скажу, что решила… завтра.
День 16-й, четвертый месяц засухи
– Она сознается в том, что сделала? – спросил Рамос.
Я кивнул, а потом рассказал о мальчишке, который болтал про комнату, расположенную за праздничным залом великого Тутмоса, стены которой рисовальщики контуров украсили разнообразными экзотическими птицами и необычными животными.
– Наверное, Асет хотела посмотреть, как они нарисованы.
– Жрец, ее учитель, говорит, что контуры у девочки получаются хорошо, – согласился Рамос. – Но он еще жалуется, что она сеет смуту среди остальных, отказываясь срисовывать фигуры как положено.
– Пагош говорит, что мальчишки из ее класса изображают, как жрец привязывает Асет левую руку к боку, чтобы она не могла ею пользоваться. Видимо, их веселит, когда ее унижают.
Рамос вспыхнул от гнева.
– Я… – Он замолк, когда в коридоре раздался резкий шлепок и детский крик.
Через миг в библиотеку Рамоса влетела Нефертити, волоча за собой дочь. Она дернула Асет за руку, девочка споткнулась и вскрикнула от боли.
– Посмотри, твоя прекрасная принцесса выросла воровкой и попрошайкой! – Она брызгала слюной на мужа. – Стащила мои украшения да еще и раскрасилась, как уличная девка.
Асет терла плечо рукой – выглядела она настолько жалко, что я едва сдержался, чтобы не подойти к ней и не взять на руки. Парик съехал набок, а по обеим щекам с глаз стекала зеленая краска. Затем она безвольно опустила руку, и я заметил пятно хны на рукаве ее белого одеяния.
– Вчерашнего было мало? – спросил Рамос, давая дочери понять, что знает о ее проступке в храме. Асет подняла подбородок, смело выдерживая пронизывающий взгляд отца. – Так ты еще пошла в комнаты своей госпожи матери, хотя тебе запретили это делать?
– Да, потому что все идут на пир к Мене, кроме меня. И мы с Тули решили устроить собственный праздник. – Голос у нее задрожал. – Я хотела взять ожерелье, всего на один вечер.
– Дочь, ты меня разочаровываешь. – Слова Рамоса резали острее ножа, так что у Асет по щекам тут же побежали слезы. – Я не потерплю такого беспорядка в своем доме! – взорвался ее отец. – Никогда больше не смей появляться передо мной в слезах!
Удивившись такой вспышке гнева, Асет бросила взгляд на меня, а Нефертити подошла к Рамосу и начала гладить его по руке, сначала я подумал – чтобы успокоить. Но когда она скользнула ниже, и начала гладить голую грудь мужа, я понял, что ее намерение было совершенно иным.
– Иди в свою комнату и подумай, нужно ли тебе настойчиво лезть туда, где тебе не место, – приказал он Асет, остыв – по крайней мере, в том, что касалось ее, – и жестом велел мне увести девочку. Я кивнул сначала ему, потом его госпоже, которая уже отвернулась, и взял Асет за руку.
Выходя из комнаты, я оглянулся и увидел, что Рамос подошел к своей Прекрасной Госпоже сзади, обхватил ладонями ее грудь и прижал жену к своему возбужденному телу. В коридоре я замедлил шаг и был даже готов взять Асет на руки, если бы не ее взгляд.
Когда мы дошли до ее комнаты, я снял с нее ожерелье и парик, потом отмыл лицо и оттер хну с ладоней. Но она все еще отказывалась смотреть мне в глаза, стараясь скрыть, насколько ей больно.
– Помнишь девочку, о которой я тебе рассказывал? Которая не может бегать и играть из-за того, что у нее на ноге лубок? – Асет быстро подняла глаза на меня. – Небет сегодня будет не с кем играть, пока ее родители будут развлекать гостей.
– Ты возьмешь меня с собой? – прошептала Асет. Я кивнул. – И Тули?
Я снова кивнул и постарался не показать, что беспокоюсь за пса.
– Ты знаешь, где он?
– Моя госпожа мать приказала Паге перерезать Тули глотку и выбросить в мусорную кучу, потому что он хотел ее укусить. Но Пага не допустит, чтобы с Тули случилось что-нибудь плохое. – Она посмотрела на меня: – Мне правда можно пойти?
Этим словом мы обычно скрепляли договоры, и если ты его произносил, передумать уже нельзя. Я помедлил, так как нарушил бы этим приказ ее отца – дело тоже непоправимое. Но Рамос назначил меня следить не только за телом дочери, но и за ее ах, искрой жизни, которая принадлежит ей одной, и сердцем я чувствовал, что мой поступок соответствовал законам Маат.
– Если ты не думаешь, что Небет слишком мала. Ей нет еще трех, а ты скоро уже отпразднуешь свой седьмой день рождения. – Асет тут же замотала головой. Она моментально превратилась в чертенка с сияющими голубыми глазами и запрыгала на носочках.
– А у Небет нет братьев и сестер?
– Пока нет. Я позову Мерит, чтобы она помогла тебе одеться и причесаться. Не хочу, чтобы ты опозорила меня перед друзьями. – Я сказал это лишь для того, чтобы дать ей повод нарядиться, но когда Асет помчалась к шкафу с одеждой, я заметил, что она прижимает левую руку к телу. – Но сначала пообещай мне кое-что еще.
Девочка обернулась ко мне:
– Обещаю сидеть с Небет и не показываться отцу на глаза, – поклялась она, показав, что поняла не только то, что я высказал.
– Подойди сюда. – Когда Асет снова оказалась передо мной, я взял ее левую руку. – Если жрец еще раз привяжет ее к телу, обязательно расскажи мне.
– Но ведь плохо, что я пишу священные знаки языка богов левой рукой. Да?
– Плохо ли, что у Тули один глаз голубой, а другой желтый? – Я пожал плечами. – Кто мы, смертные, такие, чтобы противиться тому, какими нас создали боги?
Асет захихикала, но в этот миг в комнату влетел Тули, подскочил к ней, и они повалились на пол и сплелись в клубок. Я обернулся и в двери увидел Пагоша.
– Я перевезу вас через реку, но только после наступления темноты, – произнес он, когда я проходил мимо него в двери. – Рамосу и в голову не придет, что ты можешь его ослушаться, но у его госпожи глаза на затылке.
Мерит расчесала и перевязала короткие кудри девочки желтой ленточкой и прикрепила тьет из сердолика – под цвет ее шафранового льняного каласириса. Асет надела сандалии из шкуры газели, раскрашенные теми же цветами, что и ее широкое ожерелье, и стала совсем похожа на даму высшего круга, если не считать котомки из грубого льна, свисающей с плеча. Сегодня она положила туда не только маленького льва из корня папируса и писчие принадлежности из слоновой кости – подарок отца на пятый день рождения, – но и плетеную соломенную коробочку с фруктовыми конфетами.
Мы подошли к ограде Мены, и я направился к калитке и комнатам Небет. Когда Анекси, ее кормилица, открыла дверь, я сообщил ей, что у меня сюрприз – ребенок, чье общество может оказаться лучшим лекарством для нашей малышки.
Небет возила по полу деревянного крокодильчика, одной рукой держась за край лавки, а другой дергая за веревочку, от чего зверек открывал и закрывал длинную пасть.
– Смотри, как бы он тебе палец не откусил, – тихонько крикнул я.
– Тенра! – пискнула девочка. Я опустился на одно колено и распростер руки, а Асет с Тули тем временем стояли позади меня и смотрели, как Небет оторвала от пола ногу в лубке и передвинула вперед. Потом она отлепилась от лавки и двинулась ко мне, постоянно балансируя, поднимая больную ногу и выставляя ее вперед. Мы начали эту игру, чтобы я мог посмотреть, как Небет ходит самостоятельно, как лубок позволяет ей двигаться, но теперь игра переросла в нечто большее. Не дойдя до конца, Небет потянулась вперед, веря, что я ее поймаю, и я подхватил ее, поднял и начал кружить.
– Я скучал по тебе, маленький бутончик лотоса, – прошептал я ей на ухо. – Ты так быстро растешь, что скоро станешь высокой, как мама, и такой же красивой. – Смутившись, она уткнулась лицом мне в шею, и в этот момент заметила Асет.
Они пристально разглядывали друг друга, пока я не поставил Небет на ноги, продолжая держать ее за руку, дабы девочка обрела равновесие. У нее на шее висело ожерелье ва из сафлора и цветков персеи – такие украшения родители Небет дарили женщинам, пришедшим на праздник, – но каласирис на ней был короткий, и Асет могла рассмотреть лубок. Тот тянулся от лодыжки до бедра и сделан был из тонкой связки камышей с пропитанной смолой тканью, обеспечивающей легкость и гибкость.
– Меня зовут Асет, а это Тули. – Моя воспитанница щелкнула пальцами, и пес поднялся на задние лапы. Небет прикрыла рот ладонью, пряча улыбку. Асет вытащила из сумки льва из корня папируса. – Твой крокодил будет играть с моим львом? – спросила она, протягивая его девочке. Небет всегда боялась незнакомых людей, и я не был уверен, что она примет предлагаемую дружбу. Но, похоже, Асет почувствовала, что девочка стесняется, и подождала.
Когда Небет наклонилась за львом, Асет протянула руку и сказала:
– Можешь за меня держаться. – Небет очень высокая для своих лет, а Асет, наоборот, маленькая, так что ростом они не слишком различались. – Обещаю, что не позволю тебе упасть. И не волнуйся за свое бедро. Тенра его вылечит. Правда. Он дал мне жизнь, когда все остальные сдались. Даже Пага говорит, что ему нет равных во всех Двух Землях. Разумеется, кроме твоего отца. Тенра говорит, что он лучший врач во всем мире. Так что когда ты научишься хорошо ходить, мы будем гулять повсюду вместе. Хочешь поиграть, как будто Тули наш маленький братик? Можно повязать эту тряпку ему на пояс. Если он будет хорошо себя вести, можешь даже угостить его карамелькой, что я тебе принесла.
На этом я их оставил и направился в сад Мены, где отдыхали его гости – женщины вместе с женщинами, мужчины с мужчинами, они пили вино и беседовали. Жена у Мены необычайно высока ростом, ее глаза – на уровне глаз большинства мужчин, и она может разоружить любого своим пронизывающим взглядом и красотой. Сегодня на Тетишери белое платье с синей оторочкой, золотое ожерелье с лазуритовой мозаикой и цветочный венок, как и у Небет.
– Ты задержался, Тенра. – Она прикоснулась ко мне щекой и прошептала: – Теперь, когда ты здесь и будешь следить за тем, чтобы гиены не набросились на него со спины, я наконец расслаблюсь и отдохну.
– Не бойся, Шери. Это твой муж оберегал меня от крокодилов, когда мы были мальчишками, – проговорил я, не отпуская ее, чтобы успеть объяснить про Асет.
– Соблазняешь мою жену у меня на глазах? – спросил Мена, похлопывая меня по плечу, а другой рукой обнимая Шери. Мне кажется, Мена до сих пор удивляется, что Шери его выбрала, и брак во многом изменил его, чего никто из нас не ожидал. Я нарочито принялся рассматривать, как он выглядит, – от золотых браслетов до каймы на гофрированной набедренной повязке и фиолетового пояса, с концов которого свисали тяжелые куски бирюзы.
– Берегись, друг мой, как бы какой-нибудь солдат не принял тебя за женщину. – Мена рассмеялся и шлепнул меня по щеке: такой фамильярности он ни с кем другим себе не позволяет.
– Идем, налью тебе вина и представлю гостям. – Он подвел меня к трем высоким глиняным кувшинам, стоявшим, как солдаты на карауле: донышком они были закопаны во влажный песок. – Есть антильян, но имет лучше.
– У меня язык, как у крестьянина, так что выбор предоставляю тебе, – пошутил я, но тут же понял, что так оно и есть. – Мне тут не место, Мена.
– Рамос оценил твое чистое сердце и здравый смысл, а не вкус к вину. – Он оскалился, понимая, что я перед ним абсолютно безоружен. – Тогда имет – белое золото с озера Мареотис.
Около почетного гостя собралось несколько человек, но Мена без колебаний прервал их.
– Генерал, с удовольствием представляю тебе своего друга Сенахтенру – он врач Уасета, пошел по стопам отца. – И начал перечислять титулы Хоремхеба. – Командир северных и южных армий Фараона, Первый…
Я обратил внимание, что у Хоремхеба глаза, словно у птицы, широко раскрыты, а радужки так же черны, как и зрачки, из-за чего в глазах не видно глубины. К тому же он такой рослый, что только один человек оказался выше него. Нубиец.
– А ты такой маленький, – сказал мне Хоремхеб. – Хозяин столь высоко отзывается о твоем мастерстве, что я ожидал увидеть человека по меньшей мере вдвое выше.
Я рискнул посмотреть на Мену и увидел, что тот разулыбался, как дурак.
– В таком случае, Генерал, он нас обоих сбил с толку. Меньше всего ожидал обнаружить в тебе чувство юмора. – Командир Армий Фараона закрякал, словно гусь, а румяное лицо Мены стало еще ярче.
Он поспешил представить остальных гостей, оставив нубийца напоследок.
– И мой помощник Принц Сенмут, сын Царя Анибы. – Мена часто рассказывал о своем юном ассистенте, но никогда не упоминал его царского происхождения или того, что он родом из провинции, лежащей выше Первого Порога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ты – дитя ее плоти, – уверил я девочку.
– Но как она могла родить меня, если когда-то была мужчиной?
Думаю, Асет просто искала объяснение холодности Нефертити, но у меня не было для нее ответа.
– Твоя госпожа мать некогда была Царицей Двух Земель. Потом, какое-то время после того, как ее первый муж, Фараон Эхнатон, сделал ее своим соправителем, она вела себя как мужчина – прямо как ты, когда наряжаешься и делаешь вид, что ты великая госпожа.
– Ох! – Кажется, Асет удовольствовалась таким объяснением, ибо сменила тему. – Маху знает много секретов, но рассказывает их только другим мальчишкам. Сегодня никто из них не мог решить задачку, которую задал нам жрец, поэтому Маху согласился рассказать самый большой секрет, если я назову ему ответ. – Она подняла на меня глаза. – Он сказал, что я должна буду стать женой жреца Амона, и Верховный Жрец со своим Священным Советом посадят своего человека на трон Гора.
Холод сжал мое сердце, но я не сбавил шаг.
– Чей сын этот Маху, который сплетничает, словно старуха?
– Нетерхотепа, градоначальника Уасета. А что?
– То, что градоначальнику следовало бы научить сына держать за зубами свой болтливый язык и заставить его заниматься счислением, вот что. А почему сегодня ты опять так долго?
– Потому что я зашла в святилище, куда можно заходить только Фараону и Верховному Жрецу.
– Если ты знала, что в святилище заходить нельзя, зачем ты это сделала?
– Посмотреть на зверинец, о котором все время твердит Маху, – он в комнате за святилищем, но я заблудилась в темноте. Тенра, мой учитель говорит, что я задаю слишком много вопросов. Это так?
Я всегда отвечаю Асет, когда она о чем-либо спрашивает: например, почему я даю именно такую траву или пилюли, но жрецы считают, что стремление задавать вопросы означает, что человек недоволен сложившимся порядком, и мне бы не хотелось, чтобы девочку наказывали за ересь, которой она набралась от меня.
– Это зависит от того, о чем ты спрашиваешь и почему. Для некоторых действий нет определенных причин, кроме настолько старых привычек и традиций, что их никто и не помнит. Еще у людей бывают личные дела, которые тебя не касаются.
– Например, когда Пагош рассказывает Мерит о том, что чувствует его сердце? – Я кивнул. – Значит, я не должна никому говорить о том, о чем разговариваю со своим ка?
– Это лучше спросить у твоего отца.
– Он говорит, что у всех нас где-то внутри есть голос, который не слышен больше никому, и мы всегда должны к нему прислушиваться, иначе мы можем сделать что-нибудь не маат . Но когда тот суну отказался хотя бы попытаться вылечить раны Тули, мой ка спросил у меня, почему. Так что все эти вопросы задает ка, а не я.
– Не пытайся переложить на кого-то вину за то, что исходит из твоего рта. Что бы ни говорил голос внутри тебя, вы с ка – одно целое. Что сказал тот суну , когда отказался лечить Тули?
– Что его все равно заберет Осирис и… – Она споткнулась и упала на колено. Тули услышал вскрик хозяйки и примчался к ней. – Из-за этих проклятых сандалий я упала, сену, – пробурчала Асет. Когда она впервые меня так назвала, я подумал, что она хотела сказать суну , но у нее заплелся язык. Но с тех пор я часто слышал, что она употребляет слова аккадского языка, значит, она называет меня «башмаком» и считает, что я не понимаю.
– Вернемся и смоем грязь с колена. – Я наклонился, чтобы поднять девочку.
– Я не маленькая, не обязательно возвращаться, – сказала Асет, вырываясь. – Ипвет живет недалеко.
Рука выскочил из двери и закричал:
– Асет, ты ушиблась? – Может, мальчик и неуклюж, но его сердце переполняется любовью лишь оттого, что она называет его другом.
Когда Ипвет отмыла ей коленку, Асет показала на продолговатый предмет из сложенных пальмовых полосок – наверное, это была начатая корзина. Корзинщица Рамоса подала заготовку Асет, наблюдая, как та вертит ее, рассматривая сверху, снизу и сбоку.
– А ты сможешь сплести сандалию такой формы? – спросила девочка, – но чтобы стенка наклонялась вовнутрь, а не наружу, чтобы нога не соскальзывала с подошвы? Наверняка будет лучше, чем эти, – и она скорчила рожу скинутым сандалиям.
– Такую мелочь сплести быстро, – согласилась Ипвет, готовая отплатить за добро, которым Асет одаривала ее сына, – но без ремешка она держаться не будет.
– Возможно, – ответила Асет, – но он должен быть такой, чтобы мне не натирало пальцы. Я подумаю над этим и скажу, что решила… завтра.
День 16-й, четвертый месяц засухи
– Она сознается в том, что сделала? – спросил Рамос.
Я кивнул, а потом рассказал о мальчишке, который болтал про комнату, расположенную за праздничным залом великого Тутмоса, стены которой рисовальщики контуров украсили разнообразными экзотическими птицами и необычными животными.
– Наверное, Асет хотела посмотреть, как они нарисованы.
– Жрец, ее учитель, говорит, что контуры у девочки получаются хорошо, – согласился Рамос. – Но он еще жалуется, что она сеет смуту среди остальных, отказываясь срисовывать фигуры как положено.
– Пагош говорит, что мальчишки из ее класса изображают, как жрец привязывает Асет левую руку к боку, чтобы она не могла ею пользоваться. Видимо, их веселит, когда ее унижают.
Рамос вспыхнул от гнева.
– Я… – Он замолк, когда в коридоре раздался резкий шлепок и детский крик.
Через миг в библиотеку Рамоса влетела Нефертити, волоча за собой дочь. Она дернула Асет за руку, девочка споткнулась и вскрикнула от боли.
– Посмотри, твоя прекрасная принцесса выросла воровкой и попрошайкой! – Она брызгала слюной на мужа. – Стащила мои украшения да еще и раскрасилась, как уличная девка.
Асет терла плечо рукой – выглядела она настолько жалко, что я едва сдержался, чтобы не подойти к ней и не взять на руки. Парик съехал набок, а по обеим щекам с глаз стекала зеленая краска. Затем она безвольно опустила руку, и я заметил пятно хны на рукаве ее белого одеяния.
– Вчерашнего было мало? – спросил Рамос, давая дочери понять, что знает о ее проступке в храме. Асет подняла подбородок, смело выдерживая пронизывающий взгляд отца. – Так ты еще пошла в комнаты своей госпожи матери, хотя тебе запретили это делать?
– Да, потому что все идут на пир к Мене, кроме меня. И мы с Тули решили устроить собственный праздник. – Голос у нее задрожал. – Я хотела взять ожерелье, всего на один вечер.
– Дочь, ты меня разочаровываешь. – Слова Рамоса резали острее ножа, так что у Асет по щекам тут же побежали слезы. – Я не потерплю такого беспорядка в своем доме! – взорвался ее отец. – Никогда больше не смей появляться передо мной в слезах!
Удивившись такой вспышке гнева, Асет бросила взгляд на меня, а Нефертити подошла к Рамосу и начала гладить его по руке, сначала я подумал – чтобы успокоить. Но когда она скользнула ниже, и начала гладить голую грудь мужа, я понял, что ее намерение было совершенно иным.
– Иди в свою комнату и подумай, нужно ли тебе настойчиво лезть туда, где тебе не место, – приказал он Асет, остыв – по крайней мере, в том, что касалось ее, – и жестом велел мне увести девочку. Я кивнул сначала ему, потом его госпоже, которая уже отвернулась, и взял Асет за руку.
Выходя из комнаты, я оглянулся и увидел, что Рамос подошел к своей Прекрасной Госпоже сзади, обхватил ладонями ее грудь и прижал жену к своему возбужденному телу. В коридоре я замедлил шаг и был даже готов взять Асет на руки, если бы не ее взгляд.
Когда мы дошли до ее комнаты, я снял с нее ожерелье и парик, потом отмыл лицо и оттер хну с ладоней. Но она все еще отказывалась смотреть мне в глаза, стараясь скрыть, насколько ей больно.
– Помнишь девочку, о которой я тебе рассказывал? Которая не может бегать и играть из-за того, что у нее на ноге лубок? – Асет быстро подняла глаза на меня. – Небет сегодня будет не с кем играть, пока ее родители будут развлекать гостей.
– Ты возьмешь меня с собой? – прошептала Асет. Я кивнул. – И Тули?
Я снова кивнул и постарался не показать, что беспокоюсь за пса.
– Ты знаешь, где он?
– Моя госпожа мать приказала Паге перерезать Тули глотку и выбросить в мусорную кучу, потому что он хотел ее укусить. Но Пага не допустит, чтобы с Тули случилось что-нибудь плохое. – Она посмотрела на меня: – Мне правда можно пойти?
Этим словом мы обычно скрепляли договоры, и если ты его произносил, передумать уже нельзя. Я помедлил, так как нарушил бы этим приказ ее отца – дело тоже непоправимое. Но Рамос назначил меня следить не только за телом дочери, но и за ее ах, искрой жизни, которая принадлежит ей одной, и сердцем я чувствовал, что мой поступок соответствовал законам Маат.
– Если ты не думаешь, что Небет слишком мала. Ей нет еще трех, а ты скоро уже отпразднуешь свой седьмой день рождения. – Асет тут же замотала головой. Она моментально превратилась в чертенка с сияющими голубыми глазами и запрыгала на носочках.
– А у Небет нет братьев и сестер?
– Пока нет. Я позову Мерит, чтобы она помогла тебе одеться и причесаться. Не хочу, чтобы ты опозорила меня перед друзьями. – Я сказал это лишь для того, чтобы дать ей повод нарядиться, но когда Асет помчалась к шкафу с одеждой, я заметил, что она прижимает левую руку к телу. – Но сначала пообещай мне кое-что еще.
Девочка обернулась ко мне:
– Обещаю сидеть с Небет и не показываться отцу на глаза, – поклялась она, показав, что поняла не только то, что я высказал.
– Подойди сюда. – Когда Асет снова оказалась передо мной, я взял ее левую руку. – Если жрец еще раз привяжет ее к телу, обязательно расскажи мне.
– Но ведь плохо, что я пишу священные знаки языка богов левой рукой. Да?
– Плохо ли, что у Тули один глаз голубой, а другой желтый? – Я пожал плечами. – Кто мы, смертные, такие, чтобы противиться тому, какими нас создали боги?
Асет захихикала, но в этот миг в комнату влетел Тули, подскочил к ней, и они повалились на пол и сплелись в клубок. Я обернулся и в двери увидел Пагоша.
– Я перевезу вас через реку, но только после наступления темноты, – произнес он, когда я проходил мимо него в двери. – Рамосу и в голову не придет, что ты можешь его ослушаться, но у его госпожи глаза на затылке.
Мерит расчесала и перевязала короткие кудри девочки желтой ленточкой и прикрепила тьет из сердолика – под цвет ее шафранового льняного каласириса. Асет надела сандалии из шкуры газели, раскрашенные теми же цветами, что и ее широкое ожерелье, и стала совсем похожа на даму высшего круга, если не считать котомки из грубого льна, свисающей с плеча. Сегодня она положила туда не только маленького льва из корня папируса и писчие принадлежности из слоновой кости – подарок отца на пятый день рождения, – но и плетеную соломенную коробочку с фруктовыми конфетами.
Мы подошли к ограде Мены, и я направился к калитке и комнатам Небет. Когда Анекси, ее кормилица, открыла дверь, я сообщил ей, что у меня сюрприз – ребенок, чье общество может оказаться лучшим лекарством для нашей малышки.
Небет возила по полу деревянного крокодильчика, одной рукой держась за край лавки, а другой дергая за веревочку, от чего зверек открывал и закрывал длинную пасть.
– Смотри, как бы он тебе палец не откусил, – тихонько крикнул я.
– Тенра! – пискнула девочка. Я опустился на одно колено и распростер руки, а Асет с Тули тем временем стояли позади меня и смотрели, как Небет оторвала от пола ногу в лубке и передвинула вперед. Потом она отлепилась от лавки и двинулась ко мне, постоянно балансируя, поднимая больную ногу и выставляя ее вперед. Мы начали эту игру, чтобы я мог посмотреть, как Небет ходит самостоятельно, как лубок позволяет ей двигаться, но теперь игра переросла в нечто большее. Не дойдя до конца, Небет потянулась вперед, веря, что я ее поймаю, и я подхватил ее, поднял и начал кружить.
– Я скучал по тебе, маленький бутончик лотоса, – прошептал я ей на ухо. – Ты так быстро растешь, что скоро станешь высокой, как мама, и такой же красивой. – Смутившись, она уткнулась лицом мне в шею, и в этот момент заметила Асет.
Они пристально разглядывали друг друга, пока я не поставил Небет на ноги, продолжая держать ее за руку, дабы девочка обрела равновесие. У нее на шее висело ожерелье ва из сафлора и цветков персеи – такие украшения родители Небет дарили женщинам, пришедшим на праздник, – но каласирис на ней был короткий, и Асет могла рассмотреть лубок. Тот тянулся от лодыжки до бедра и сделан был из тонкой связки камышей с пропитанной смолой тканью, обеспечивающей легкость и гибкость.
– Меня зовут Асет, а это Тули. – Моя воспитанница щелкнула пальцами, и пес поднялся на задние лапы. Небет прикрыла рот ладонью, пряча улыбку. Асет вытащила из сумки льва из корня папируса. – Твой крокодил будет играть с моим львом? – спросила она, протягивая его девочке. Небет всегда боялась незнакомых людей, и я не был уверен, что она примет предлагаемую дружбу. Но, похоже, Асет почувствовала, что девочка стесняется, и подождала.
Когда Небет наклонилась за львом, Асет протянула руку и сказала:
– Можешь за меня держаться. – Небет очень высокая для своих лет, а Асет, наоборот, маленькая, так что ростом они не слишком различались. – Обещаю, что не позволю тебе упасть. И не волнуйся за свое бедро. Тенра его вылечит. Правда. Он дал мне жизнь, когда все остальные сдались. Даже Пага говорит, что ему нет равных во всех Двух Землях. Разумеется, кроме твоего отца. Тенра говорит, что он лучший врач во всем мире. Так что когда ты научишься хорошо ходить, мы будем гулять повсюду вместе. Хочешь поиграть, как будто Тули наш маленький братик? Можно повязать эту тряпку ему на пояс. Если он будет хорошо себя вести, можешь даже угостить его карамелькой, что я тебе принесла.
На этом я их оставил и направился в сад Мены, где отдыхали его гости – женщины вместе с женщинами, мужчины с мужчинами, они пили вино и беседовали. Жена у Мены необычайно высока ростом, ее глаза – на уровне глаз большинства мужчин, и она может разоружить любого своим пронизывающим взглядом и красотой. Сегодня на Тетишери белое платье с синей оторочкой, золотое ожерелье с лазуритовой мозаикой и цветочный венок, как и у Небет.
– Ты задержался, Тенра. – Она прикоснулась ко мне щекой и прошептала: – Теперь, когда ты здесь и будешь следить за тем, чтобы гиены не набросились на него со спины, я наконец расслаблюсь и отдохну.
– Не бойся, Шери. Это твой муж оберегал меня от крокодилов, когда мы были мальчишками, – проговорил я, не отпуская ее, чтобы успеть объяснить про Асет.
– Соблазняешь мою жену у меня на глазах? – спросил Мена, похлопывая меня по плечу, а другой рукой обнимая Шери. Мне кажется, Мена до сих пор удивляется, что Шери его выбрала, и брак во многом изменил его, чего никто из нас не ожидал. Я нарочито принялся рассматривать, как он выглядит, – от золотых браслетов до каймы на гофрированной набедренной повязке и фиолетового пояса, с концов которого свисали тяжелые куски бирюзы.
– Берегись, друг мой, как бы какой-нибудь солдат не принял тебя за женщину. – Мена рассмеялся и шлепнул меня по щеке: такой фамильярности он ни с кем другим себе не позволяет.
– Идем, налью тебе вина и представлю гостям. – Он подвел меня к трем высоким глиняным кувшинам, стоявшим, как солдаты на карауле: донышком они были закопаны во влажный песок. – Есть антильян, но имет лучше.
– У меня язык, как у крестьянина, так что выбор предоставляю тебе, – пошутил я, но тут же понял, что так оно и есть. – Мне тут не место, Мена.
– Рамос оценил твое чистое сердце и здравый смысл, а не вкус к вину. – Он оскалился, понимая, что я перед ним абсолютно безоружен. – Тогда имет – белое золото с озера Мареотис.
Около почетного гостя собралось несколько человек, но Мена без колебаний прервал их.
– Генерал, с удовольствием представляю тебе своего друга Сенахтенру – он врач Уасета, пошел по стопам отца. – И начал перечислять титулы Хоремхеба. – Командир северных и южных армий Фараона, Первый…
Я обратил внимание, что у Хоремхеба глаза, словно у птицы, широко раскрыты, а радужки так же черны, как и зрачки, из-за чего в глазах не видно глубины. К тому же он такой рослый, что только один человек оказался выше него. Нубиец.
– А ты такой маленький, – сказал мне Хоремхеб. – Хозяин столь высоко отзывается о твоем мастерстве, что я ожидал увидеть человека по меньшей мере вдвое выше.
Я рискнул посмотреть на Мену и увидел, что тот разулыбался, как дурак.
– В таком случае, Генерал, он нас обоих сбил с толку. Меньше всего ожидал обнаружить в тебе чувство юмора. – Командир Армий Фараона закрякал, словно гусь, а румяное лицо Мены стало еще ярче.
Он поспешил представить остальных гостей, оставив нубийца напоследок.
– И мой помощник Принц Сенмут, сын Царя Анибы. – Мена часто рассказывал о своем юном ассистенте, но никогда не упоминал его царского происхождения или того, что он родом из провинции, лежащей выше Первого Порога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46