По правую сторону в нескольких десятках ярдов вниз по течению Темзы вознесся самый крупный и совершенный в христианском мире мост, на котором и расположилось его новое жилье. Мост этот был возведен на девятнадцати опорах, стоявших на ледорезах. Когда вода поднималась, то пенящимися каскадами с шумом огибала ледорезы. Сам мост был буквально усеян фахверковыми домами, верхние этажи которых чуть ли не сходились, образуя самый настоящий туннель для пеших и конных. Дома эти насчитывали до шести этажей, укрепленных на прочных свайных опорах и нависавших над краем моста. Лондонский мост выглядел весьма внушительно.
Пока Иеремия брел по Олд-Свон-лейн к Темз-стрит, он на время потерял из виду складские здания на набережной и здание гильдии рыботорговцев. Лишь свернув на Фиш-стрит, ведущую прямо к ним, он снова увидел их. Не впервые нога Иеремии ступала на эту улицу шириной не более двенадцати футов, которая вела на противоположный берег реки, в Саутуорк, но в то утро он воспринимал ее совершенно по-другому. Стоящие рядами дома на северной стороне моста появились лет пятнадцать назад, после того как пожар 1633 года уничтожил прежние постройки. Иеремия проходил мимо лавок купцов, где предлагались различные товары: полотно, перчатки, ювелирные изделия, гравюры, книги. Чувствовалось, как трясется мост от вращения приводимых в движение речной водой колес под первыми двумя арками. Установка, построенная около ста лет назад голландцем Питером Моррисом, служила для подачи воды в расположенные выше городские кварталы. По другую сторону моста возвышались водяные мельницы.
Мастерская Хаббарта расположилась среди новостроек левого ряда. За ней следовал незастроенный участок, потом снова начинались здания, тянувшиеся до самого Саутуорка. Хотя существовал план восстановления всех уничтоженных пожаром домов, пока что он так и оставался на бумаге. В этом месте проезжая часть моста ограждена заборчиком из узких деревянных досок, чтобы незадачливые прохожие в непогоду или туман не свалились в Темзу.
Над мастерской, где изготавливались медицинские инструменты, находилась выцветшая вывеска с тремя золотыми шарами. Едва Иеремия вошел, как навстречу ему показался мастер Хаббарт собственной персоной.
– Не могу выразить словами, какая это радость для меня принять вас под свой кров, святой отец, – широко улыбнулся мастер.
Хаббарт был худощавым сероглазым мужчиной с начинавшими редеть каштановыми волосами. Проработав в свое время оружейных дел мастером, он пришел к мысли наладить изготовление хирургических инструментов, и поскольку имел, что называется, золотые руки, вскоре стал процветать.
– Мэри, иди сюда, – позвал мастер Хаббарт.
Вскоре появилась жена мастера, такая же худая, как и он сам, только выглядевшая куда менее приветливо.
– Проводи нашего гостя в его комнату да покажи и расскажи ему все, чтобы он знал, где что находится.
Иеремия пропустил Мэри вперед. Дом был трехэтажным. Мансарда оказалась достаточно просторной – в ней можно было не только жить, но и отправлять мессу. Сундук с сутаной и всем необходимым для мессы уже доставили. Как и многочисленные книги. После того как Иеремия выложил из карманов все предметы личного обихода, миссис Хаббарт показала ему дом. Кухня находилась позади мастерской в первом этаже, за ней спряталось и отхожее место в виде пристройки, нависавшей на водами реки. Сооружение это было весьма удобным для обитателей дома, однако временами доставляло массу хлопот проплывавшим внизу лодочникам – тем приходилось держать ухо востро, чтобы ненароком не угодить под зловонный дождь или, того хуже, град.
Вечером, после того как мастер Хаббарт запер мастерскую, муж и жена попросили иезуита исповедовать их. После ужина все трое еще некоторое время сидели за столом, обсуждая католический приход. Иеремия собрался с утра побеседовать со всеми членами паствы и выяснить, кто нуждался во вспомоществовании.
Ночь Иеремия спал спокойно, несмотря на не умолкавший ни на минуту шум воды и скрип водяных колес. И хотя иезуит привык вставать рано, его уже в пять утра разбудил шум на мосту – скрип колес повозок, развозивших товары и еду. Но это было не самое страшное – через мост прогоняли стада свиней и коров, вопивших и мычавших так, что разбудили бы мертвого. Вообще место это оказалось шумным – перебранки погонщиков, выкрики бродячих торговцев, соленые шутки лодочников, тоскливые крики чаек, лай собак, цокот копыт не стихали до позднего вечера.
Иеремия открыл окно и выглянул на реку, усеянную всевозможными судами. Между внушительными торговыми кораблями и баржами сновали юркие лодочки. Кое-где на пристань сгружались товары. Неподалеку возвышались серые башни Тауэра, бдительного стража Лондона. Четыре увенчанные луковками крыш башни крепости четко выделялись на боне синего весеннего неба. Ветер доносил сюда и шум Биллингсгейтского рынка. Это место Всевышний явно назначал тем, кому надлежало учиться смирению. Помолившись, Иеремия спустился вниз позавтракать в обществе своих новых хозяев.
Глава 18
Ален, занятый своими мыслями, шел по Патерностер-роу.
– Как вы думаете, мастер, понравится миссис Милтон? – нарушил молчание Кит, шедший рядом.
Ален, повернув голову, посмотрел на светловолосого мальчика, выжидающе смотревшего на него.
– Честно говоря, не знаю, Кит, – ответил он. – Она уже не молоденькая.
Миссис Милтон была вдовой владельца паба, умершего этой зимой от чумы и оставившего ей одни лишь долги. Пару дней назад пожилая женщина попала под повозку, которая протащила ее несколько ярдов, в результате чего у нее оказалась раздроблена рука. Ален обработал переломы, но опасался, что рука усохнет – были разорваны сухожилия и связки. Теперь он регулярно посещал миссис Милтон на дому, следя за выздоровлением. И так как она была женщиной бедной, и ей полагалось вспомоществование, Ален отказался брать с нее плату за лечение.
И вот они с Китом возвращались в лечебницу, где за хозяина оставался Николас. Они были уже в нескольких шагах от дома, как вдруг Алена словно кольнуло. Кто это выходит от них? Уж не Мартин ли Лэкстон? Чего этому лоботрясу делать в лечебнице? К счастью, молодой Лэкстон направлялся в противоположную сторону и не заметил появления Алена, и надо сказать, кстати. В лечебнице все было как обычно. Крикнув Ника, Ален настороженно спросил:
– Что здесь делал Мартин Лэкстон? Надеюсь, не буйствовал?
Ник покачал головой.
– Я и не видел, как он вошел, мастер. Я был в саду – ходил посмотреть, как там наши травы. По-моему, он зашел увидеться с сестрой. Во всяком случае я слышал, как они бранились у нее в комнате. Так что вы бы ее спросили. А бранились они так, что и на улице было слышно.
Похлопав подмастерья по плечу, Ален решил наведаться на второй этаж. В спальне он обнаружил Энн и ее тетушку. У Энн по щекам текли слезы. Элизабет, желая успокоить ее, гладила по голове, но Энн, похоже, была безутешна.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Ален.
Не глядя на него, Элизабет ответила:
– Только что здесь побывал Мартин.
– Я видел, как он выходил. Что ему было нужно?
– Деньги! Он всегда был транжирой, транжирой и остался. Пьет да бегает по домам… Сами понимаете по каким.
– Так он выпрашивал у Энн деньги?
– Не выпрашивал, а требовал, – презрительно рявкнула тетушка. – И когда она ему их не дала, ударил ее. Я вот, жаль, не успела, а не то я бы ему показала.
Ален присел на край кровати и ласково дотронулся до плеча Энн, но молодая женщина в испуге отпрянула.
– Не трогайте меня! – выкрикнула она, прижавшись к Элизабет.
Ален убрал руку.
– Я просто хотел вас успокоить, – обиделся Ален. – Хорошо, обещаю вам, что непременно схожу к вашему отцу и переговорю с ним о Мартине. Какое он имеет право приходить сюда и клянчить у вас деньги? А тем более заниматься рукоприкладством.
Обе женщины испуганно взглянули на него.
– Да вы что? Ни в коем случае! – воскликнула Элизабет. – Только этого не делайте, прошу вас. Мой свояк души в своем сынке не чает и гладит его по головке, что бы тот ни натворил. Без толку к нему ходить. Лучше вообще промолчать об этом.
Ален был изумлен.
– Ну, как знаете. Но ведь Мартин снова сюда явится. И что тогда?
Элизабет поджала губы, ни слова не произнеся в ответ. Ей, как и Алену, было ясно, что помощи ждать неоткуда. Не было законов, защищавших женщину от посягательств в семье, – будь то отец, брат или законный супруг. Они обладали всеми правами для укрощения строптивых жен, в том числе и поколачивать их как нерадивую прислугу.
– Вы должны защищать нас, – укоризненно бросила Элизабет. – Но вас ведь дома не застанешь. Полдня бегаете по больным.
– Это мой долг, мадам, – защищался Алей, хотя упрек был в целом справедлив.
– Ваш долг, сэр, – в первую голову заботиться о жене и вашем будущем ребенке!
– Не могу же я из-за этого бросить работу.
– Если бы эта ваша работа хоть деньги приносила, – с издевкой произнесла Элизабет. – Но вы ведь цацкаетесь с разными оборванцами без гроша за душой. В цеху очень ценят ваши способности, и вы могли бы пользовать таких почтенных людей, как судья Трелони, к примеру, и других, если бы, конечно, чуточку поразборчивее были.
– По-вашему, я должен целыми днями бегать по зажиточным больным, делать им кровопускания да ставить клистиры? Нет уж, увольте!
– Дурачок, вот вы кто!
– Вероятно. Но мне нравится, что я делаю. Так что смиритесь с этим как-нибудь.
Кипя от злости, что было Алену в целом не свойственно, он поспешил вниз, в лечебницу.
После ужина обе женщины сразу ушли к себе. Ален еще посидел немного с Николасом, Китом и Молли. Именно в эти вечерние часы, когда все собирались за столом. Ален отчетливо сознавал, как ему не хватает присутствия Иеремии. Он бросил рассеянный взгляд в окно – сумерки еще не наступили, и если поторопиться, можно до наступления темноты успеть на Лондонский мост и переночевать там. Неплохо было бы пообщаться со старым другом, посидеть за столом, поболтать. Поднявшись, Ален объявил:
– Мне необходимо уйти, так что скажите жене, чтобы не дожидалась меня.
Накинув плащ, лекарь покинул дом. Солнце уже начинало скрываться за крышами домов, но было еще светло. Ален думал о своем, и ноги сами несли его к реке. Дойдя до конца Патерностер-роу, он, прежде чем свернуть на Аве-Мария-лейн, оглянулся, даже толком не поняв отчего. И увиденное заставило его окаменеть – за ним следовали двое. Ален сразу узнал Мартина Лэкстона и одного из его дружков, что вломились вместе с ним в лечебницу. Риджуэй в нерешительности остановился и пригляделся к ним. Что замышляет Лэкстон? Решил подкараулить своего новоиспеченного родственника да попробовать получить деньги от него, раз из сестры не удалось вытянуть ни пенни? Или собрался покончить с Аленом раз и навсегда, довести до конца то, что не позволила леди Сен-Клер?
Ален лихорадочно соображал, как поступить. Может, все-таки попытаться спокойно поговорить с Мартином? В конце концов, не бегать же ему от этого негодяя до конца дней своих. Но, приглядевшись к физиономии Лэкстона, Ален вмиг понял, что из этого ничего не выйдет. Тем более что приятель брата Энн многозначительно поигрывал зажатой в руке дубинкой. Нет уж, надо убираться отсюда, да поживее.
Оглядевшись, Ален пустился бегом по Аве-Мария-лейн, но и преследователи бросились ему вдогонку. Риджуэй понятия не имел, как от них оторваться – было еще довольно светло, и они могли видеть его. И стемнеет еще не скоро, а за это время один Бог ведает, что может произойти, так что на темноту уповать не приходилось. Как быть? Переулки в этот час уже обезлюдели, не было видно и патрулировавших город стражников. Иногда попадались нищие или запоздалые подмастерья, но разве кто-нибудь из них стал бы на пути у головорезов? Одним словом, если повезет, он успеет добежать до лодочника. А если нет?!
Алену не оставалось иного выхода. Видя, что Лэкстон и его дружок вот-вот настигнут его, он, подстегиваемый страхом, в несколько прыжков одолел расстояние до перекрестка Аве-Мария-лейн и Ладгейт-стрит, едва не налетев на какую-то женщину, тяжело ступавшую по мостовой. Оказавшись на Грид-лейн, он понесся к Темзе. И тут до Алена дошло, что он совершил глупость – следовало свернуть на Ладгейт-стрит, бежать к городским воротам, где всегда полно стражников, и призвать их на помощь. Преследователи уже наступали ему на пятки – временами Алену чудилось, что он слышит их дыхание.
В боку отчаянно закололо – он не привык к подобным забегам. Никогда еще отрезок пути до причала Блэкфрайер не казался ему таким невыносимо долгим. Сжав кулаки, Ален мчался, углубляясь в Нью-стрит – настолько узенькую улочку, что лучи солнца не доходили до нижних этажей домов. Вдруг впереди показался поворот. Бросившись вперед на последнем издыхании, он добежал до перекрестка. Куда повернуть? Направо или налево, к реке? К своему ужасу, Ален сообразил, что не знает, куда дальше бежать, – заплутал в лабиринте тесных лондонских переулков.
Топот за спиной становился все громче. Времени на размышления не оставалось. Уповая на фортуну, он кинулся вправо, туда, где угадывался очередной переулок. Риджуэй понял, что оказался в квартале, где ютилась беднота, – у Паддл-док. На здешних улочках было не разъехаться и телегам, разве что двум тачкам, и то с великим трудом. Но Ален упрямо бежал вперед, инстинктивно прижимая руку к груди в тщетной попытке унять резкую пульсирующую боль в области сердца. И снова он оказался перед выбором – куда дальше? Риджуэй свернул налево и тут, выругавшись, вынужден был остановиться – переулок оказался тупиком.
В голове молотом отдавались страшные удары сердца, и ему показалось, что он вот-вот испустит дух. Ноги стали ватными, и вообще Риджуэю вдруг на все стало наплевать – будь что будет. Но, сделав пару глубоких вдохов, Ален понял, что сдаваться рано и, собрав последние силы, бросился через какой-то темный проход туда, где, по его мнению, должен был находиться двор, а уж как действовать дальше, об этом Риджуэй не задумывался.
Затравленно озираясь, Ален заметил ворота и, ухватившись за кольцо, в панике стал дергать за него в надежде распахнуть. Ворота не поддавались. Дрожащими руками он попытался нащупать запор, но в этот момент почувствовал удар в спину, бросивший его на доски ворот. В ту же секунду чья-то рука цепко ухватила его за плечо и с силой повернула.
– Нет, Риджуэй, дальше тебе не уйти! – торжествующе прохрипел Мартин Лэкстон. Его дружок оставался в нескольких ярдах, по-прежнему поигрывая дубинкой.
Ален взглянул на своего преследователя. Лицо Мартина взмокло от пота.
– Что вам от меня нужно? Что я вам сделал?
– Ты обесчестил мою сестру!
– Этого не было! Спроси ее сам. Разве она пошла бы за насильника?
Мартин издевательски захихикал.
– По-твоему, Энн сама бросилась тебе на шею? Она так сказала только ради того, чтобы избавить тебя от виселицы. Ты сам ее домогался! Она бы в твою сторону и не посмотрела. Как подумаю, что ты теперь имеешь право каждую ночь делить с ней постель, так мне блевать охота! Энн – королева для такого ничтожества, как ты, слышишь? Она моя, моя!
Лэкстон увлекся монологом ненависти так, что Ален чувствовал, как дрожит его рука, вцепившаяся ему в плечо. Он понял, что Мартин в гневе не способен контролировать себя, так что нечего и думать убедить его разумными доводами.
Лэкстон свято уверовал в то, что он, Ален, силой овладел его сестрой, и никто и ничто на свете не заставит его отказаться от этой идеи. Нет, отсюда надо убираться! Сейчас или никогда!
Внезапно Ален размахнулся и ударил Мартина кулаком в лицо. Тот, явно не ожидая ничего подобного, покачнулся и отступил на пару шагов. Ален догнал его и нанес еще удар. Лэкстон-младший потерял равновесие и рухнул на землю. Ален бросился прочь, боковым зрением отметив, что его напарник исчез. Он стал вертеть головой, однако было поздно. Острая боль удара дубиной пронзила плечо, и Ален не устоял на ногах. Вопя, Риджуэй катался по камню мостовой, полумертвый от страшной боли. Он и не заметил, как Мартин поднялся.
– Проклятый недоносок! – с перекошенным от боли лицом прошипел он. – Ну все – тебе конец!
Ухватив Алена за одежду, он поднял его, поставил на ноги и притиснул к стене дома. Ален невольно вскрикнул от нового приступа боли. В глазах потемнело. Железным усилием воли он заставил себя не хлопнуться в обморок, что означало бы его конец, окончательный и бесповоротный. Когда взор его прояснился, он увидел нацеленное на него дуло пистолета.
«Откуда у простого мастерового оружие?» – в ужасе подумал Ален.
Леденящий страх парализовал лекаря, когда ствол уперся ему в грудь. Неужели этот негодяй настолько глуп, что готов сейчас хладнокровно пристрелить его? Или же Мартин рассчитывал таким образом проучить его за мнимое изнасилование своей сестры, да вдобавок содрать с него денежки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Пока Иеремия брел по Олд-Свон-лейн к Темз-стрит, он на время потерял из виду складские здания на набережной и здание гильдии рыботорговцев. Лишь свернув на Фиш-стрит, ведущую прямо к ним, он снова увидел их. Не впервые нога Иеремии ступала на эту улицу шириной не более двенадцати футов, которая вела на противоположный берег реки, в Саутуорк, но в то утро он воспринимал ее совершенно по-другому. Стоящие рядами дома на северной стороне моста появились лет пятнадцать назад, после того как пожар 1633 года уничтожил прежние постройки. Иеремия проходил мимо лавок купцов, где предлагались различные товары: полотно, перчатки, ювелирные изделия, гравюры, книги. Чувствовалось, как трясется мост от вращения приводимых в движение речной водой колес под первыми двумя арками. Установка, построенная около ста лет назад голландцем Питером Моррисом, служила для подачи воды в расположенные выше городские кварталы. По другую сторону моста возвышались водяные мельницы.
Мастерская Хаббарта расположилась среди новостроек левого ряда. За ней следовал незастроенный участок, потом снова начинались здания, тянувшиеся до самого Саутуорка. Хотя существовал план восстановления всех уничтоженных пожаром домов, пока что он так и оставался на бумаге. В этом месте проезжая часть моста ограждена заборчиком из узких деревянных досок, чтобы незадачливые прохожие в непогоду или туман не свалились в Темзу.
Над мастерской, где изготавливались медицинские инструменты, находилась выцветшая вывеска с тремя золотыми шарами. Едва Иеремия вошел, как навстречу ему показался мастер Хаббарт собственной персоной.
– Не могу выразить словами, какая это радость для меня принять вас под свой кров, святой отец, – широко улыбнулся мастер.
Хаббарт был худощавым сероглазым мужчиной с начинавшими редеть каштановыми волосами. Проработав в свое время оружейных дел мастером, он пришел к мысли наладить изготовление хирургических инструментов, и поскольку имел, что называется, золотые руки, вскоре стал процветать.
– Мэри, иди сюда, – позвал мастер Хаббарт.
Вскоре появилась жена мастера, такая же худая, как и он сам, только выглядевшая куда менее приветливо.
– Проводи нашего гостя в его комнату да покажи и расскажи ему все, чтобы он знал, где что находится.
Иеремия пропустил Мэри вперед. Дом был трехэтажным. Мансарда оказалась достаточно просторной – в ней можно было не только жить, но и отправлять мессу. Сундук с сутаной и всем необходимым для мессы уже доставили. Как и многочисленные книги. После того как Иеремия выложил из карманов все предметы личного обихода, миссис Хаббарт показала ему дом. Кухня находилась позади мастерской в первом этаже, за ней спряталось и отхожее место в виде пристройки, нависавшей на водами реки. Сооружение это было весьма удобным для обитателей дома, однако временами доставляло массу хлопот проплывавшим внизу лодочникам – тем приходилось держать ухо востро, чтобы ненароком не угодить под зловонный дождь или, того хуже, град.
Вечером, после того как мастер Хаббарт запер мастерскую, муж и жена попросили иезуита исповедовать их. После ужина все трое еще некоторое время сидели за столом, обсуждая католический приход. Иеремия собрался с утра побеседовать со всеми членами паствы и выяснить, кто нуждался во вспомоществовании.
Ночь Иеремия спал спокойно, несмотря на не умолкавший ни на минуту шум воды и скрип водяных колес. И хотя иезуит привык вставать рано, его уже в пять утра разбудил шум на мосту – скрип колес повозок, развозивших товары и еду. Но это было не самое страшное – через мост прогоняли стада свиней и коров, вопивших и мычавших так, что разбудили бы мертвого. Вообще место это оказалось шумным – перебранки погонщиков, выкрики бродячих торговцев, соленые шутки лодочников, тоскливые крики чаек, лай собак, цокот копыт не стихали до позднего вечера.
Иеремия открыл окно и выглянул на реку, усеянную всевозможными судами. Между внушительными торговыми кораблями и баржами сновали юркие лодочки. Кое-где на пристань сгружались товары. Неподалеку возвышались серые башни Тауэра, бдительного стража Лондона. Четыре увенчанные луковками крыш башни крепости четко выделялись на боне синего весеннего неба. Ветер доносил сюда и шум Биллингсгейтского рынка. Это место Всевышний явно назначал тем, кому надлежало учиться смирению. Помолившись, Иеремия спустился вниз позавтракать в обществе своих новых хозяев.
Глава 18
Ален, занятый своими мыслями, шел по Патерностер-роу.
– Как вы думаете, мастер, понравится миссис Милтон? – нарушил молчание Кит, шедший рядом.
Ален, повернув голову, посмотрел на светловолосого мальчика, выжидающе смотревшего на него.
– Честно говоря, не знаю, Кит, – ответил он. – Она уже не молоденькая.
Миссис Милтон была вдовой владельца паба, умершего этой зимой от чумы и оставившего ей одни лишь долги. Пару дней назад пожилая женщина попала под повозку, которая протащила ее несколько ярдов, в результате чего у нее оказалась раздроблена рука. Ален обработал переломы, но опасался, что рука усохнет – были разорваны сухожилия и связки. Теперь он регулярно посещал миссис Милтон на дому, следя за выздоровлением. И так как она была женщиной бедной, и ей полагалось вспомоществование, Ален отказался брать с нее плату за лечение.
И вот они с Китом возвращались в лечебницу, где за хозяина оставался Николас. Они были уже в нескольких шагах от дома, как вдруг Алена словно кольнуло. Кто это выходит от них? Уж не Мартин ли Лэкстон? Чего этому лоботрясу делать в лечебнице? К счастью, молодой Лэкстон направлялся в противоположную сторону и не заметил появления Алена, и надо сказать, кстати. В лечебнице все было как обычно. Крикнув Ника, Ален настороженно спросил:
– Что здесь делал Мартин Лэкстон? Надеюсь, не буйствовал?
Ник покачал головой.
– Я и не видел, как он вошел, мастер. Я был в саду – ходил посмотреть, как там наши травы. По-моему, он зашел увидеться с сестрой. Во всяком случае я слышал, как они бранились у нее в комнате. Так что вы бы ее спросили. А бранились они так, что и на улице было слышно.
Похлопав подмастерья по плечу, Ален решил наведаться на второй этаж. В спальне он обнаружил Энн и ее тетушку. У Энн по щекам текли слезы. Элизабет, желая успокоить ее, гладила по голове, но Энн, похоже, была безутешна.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Ален.
Не глядя на него, Элизабет ответила:
– Только что здесь побывал Мартин.
– Я видел, как он выходил. Что ему было нужно?
– Деньги! Он всегда был транжирой, транжирой и остался. Пьет да бегает по домам… Сами понимаете по каким.
– Так он выпрашивал у Энн деньги?
– Не выпрашивал, а требовал, – презрительно рявкнула тетушка. – И когда она ему их не дала, ударил ее. Я вот, жаль, не успела, а не то я бы ему показала.
Ален присел на край кровати и ласково дотронулся до плеча Энн, но молодая женщина в испуге отпрянула.
– Не трогайте меня! – выкрикнула она, прижавшись к Элизабет.
Ален убрал руку.
– Я просто хотел вас успокоить, – обиделся Ален. – Хорошо, обещаю вам, что непременно схожу к вашему отцу и переговорю с ним о Мартине. Какое он имеет право приходить сюда и клянчить у вас деньги? А тем более заниматься рукоприкладством.
Обе женщины испуганно взглянули на него.
– Да вы что? Ни в коем случае! – воскликнула Элизабет. – Только этого не делайте, прошу вас. Мой свояк души в своем сынке не чает и гладит его по головке, что бы тот ни натворил. Без толку к нему ходить. Лучше вообще промолчать об этом.
Ален был изумлен.
– Ну, как знаете. Но ведь Мартин снова сюда явится. И что тогда?
Элизабет поджала губы, ни слова не произнеся в ответ. Ей, как и Алену, было ясно, что помощи ждать неоткуда. Не было законов, защищавших женщину от посягательств в семье, – будь то отец, брат или законный супруг. Они обладали всеми правами для укрощения строптивых жен, в том числе и поколачивать их как нерадивую прислугу.
– Вы должны защищать нас, – укоризненно бросила Элизабет. – Но вас ведь дома не застанешь. Полдня бегаете по больным.
– Это мой долг, мадам, – защищался Алей, хотя упрек был в целом справедлив.
– Ваш долг, сэр, – в первую голову заботиться о жене и вашем будущем ребенке!
– Не могу же я из-за этого бросить работу.
– Если бы эта ваша работа хоть деньги приносила, – с издевкой произнесла Элизабет. – Но вы ведь цацкаетесь с разными оборванцами без гроша за душой. В цеху очень ценят ваши способности, и вы могли бы пользовать таких почтенных людей, как судья Трелони, к примеру, и других, если бы, конечно, чуточку поразборчивее были.
– По-вашему, я должен целыми днями бегать по зажиточным больным, делать им кровопускания да ставить клистиры? Нет уж, увольте!
– Дурачок, вот вы кто!
– Вероятно. Но мне нравится, что я делаю. Так что смиритесь с этим как-нибудь.
Кипя от злости, что было Алену в целом не свойственно, он поспешил вниз, в лечебницу.
После ужина обе женщины сразу ушли к себе. Ален еще посидел немного с Николасом, Китом и Молли. Именно в эти вечерние часы, когда все собирались за столом. Ален отчетливо сознавал, как ему не хватает присутствия Иеремии. Он бросил рассеянный взгляд в окно – сумерки еще не наступили, и если поторопиться, можно до наступления темноты успеть на Лондонский мост и переночевать там. Неплохо было бы пообщаться со старым другом, посидеть за столом, поболтать. Поднявшись, Ален объявил:
– Мне необходимо уйти, так что скажите жене, чтобы не дожидалась меня.
Накинув плащ, лекарь покинул дом. Солнце уже начинало скрываться за крышами домов, но было еще светло. Ален думал о своем, и ноги сами несли его к реке. Дойдя до конца Патерностер-роу, он, прежде чем свернуть на Аве-Мария-лейн, оглянулся, даже толком не поняв отчего. И увиденное заставило его окаменеть – за ним следовали двое. Ален сразу узнал Мартина Лэкстона и одного из его дружков, что вломились вместе с ним в лечебницу. Риджуэй в нерешительности остановился и пригляделся к ним. Что замышляет Лэкстон? Решил подкараулить своего новоиспеченного родственника да попробовать получить деньги от него, раз из сестры не удалось вытянуть ни пенни? Или собрался покончить с Аленом раз и навсегда, довести до конца то, что не позволила леди Сен-Клер?
Ален лихорадочно соображал, как поступить. Может, все-таки попытаться спокойно поговорить с Мартином? В конце концов, не бегать же ему от этого негодяя до конца дней своих. Но, приглядевшись к физиономии Лэкстона, Ален вмиг понял, что из этого ничего не выйдет. Тем более что приятель брата Энн многозначительно поигрывал зажатой в руке дубинкой. Нет уж, надо убираться отсюда, да поживее.
Оглядевшись, Ален пустился бегом по Аве-Мария-лейн, но и преследователи бросились ему вдогонку. Риджуэй понятия не имел, как от них оторваться – было еще довольно светло, и они могли видеть его. И стемнеет еще не скоро, а за это время один Бог ведает, что может произойти, так что на темноту уповать не приходилось. Как быть? Переулки в этот час уже обезлюдели, не было видно и патрулировавших город стражников. Иногда попадались нищие или запоздалые подмастерья, но разве кто-нибудь из них стал бы на пути у головорезов? Одним словом, если повезет, он успеет добежать до лодочника. А если нет?!
Алену не оставалось иного выхода. Видя, что Лэкстон и его дружок вот-вот настигнут его, он, подстегиваемый страхом, в несколько прыжков одолел расстояние до перекрестка Аве-Мария-лейн и Ладгейт-стрит, едва не налетев на какую-то женщину, тяжело ступавшую по мостовой. Оказавшись на Грид-лейн, он понесся к Темзе. И тут до Алена дошло, что он совершил глупость – следовало свернуть на Ладгейт-стрит, бежать к городским воротам, где всегда полно стражников, и призвать их на помощь. Преследователи уже наступали ему на пятки – временами Алену чудилось, что он слышит их дыхание.
В боку отчаянно закололо – он не привык к подобным забегам. Никогда еще отрезок пути до причала Блэкфрайер не казался ему таким невыносимо долгим. Сжав кулаки, Ален мчался, углубляясь в Нью-стрит – настолько узенькую улочку, что лучи солнца не доходили до нижних этажей домов. Вдруг впереди показался поворот. Бросившись вперед на последнем издыхании, он добежал до перекрестка. Куда повернуть? Направо или налево, к реке? К своему ужасу, Ален сообразил, что не знает, куда дальше бежать, – заплутал в лабиринте тесных лондонских переулков.
Топот за спиной становился все громче. Времени на размышления не оставалось. Уповая на фортуну, он кинулся вправо, туда, где угадывался очередной переулок. Риджуэй понял, что оказался в квартале, где ютилась беднота, – у Паддл-док. На здешних улочках было не разъехаться и телегам, разве что двум тачкам, и то с великим трудом. Но Ален упрямо бежал вперед, инстинктивно прижимая руку к груди в тщетной попытке унять резкую пульсирующую боль в области сердца. И снова он оказался перед выбором – куда дальше? Риджуэй свернул налево и тут, выругавшись, вынужден был остановиться – переулок оказался тупиком.
В голове молотом отдавались страшные удары сердца, и ему показалось, что он вот-вот испустит дух. Ноги стали ватными, и вообще Риджуэю вдруг на все стало наплевать – будь что будет. Но, сделав пару глубоких вдохов, Ален понял, что сдаваться рано и, собрав последние силы, бросился через какой-то темный проход туда, где, по его мнению, должен был находиться двор, а уж как действовать дальше, об этом Риджуэй не задумывался.
Затравленно озираясь, Ален заметил ворота и, ухватившись за кольцо, в панике стал дергать за него в надежде распахнуть. Ворота не поддавались. Дрожащими руками он попытался нащупать запор, но в этот момент почувствовал удар в спину, бросивший его на доски ворот. В ту же секунду чья-то рука цепко ухватила его за плечо и с силой повернула.
– Нет, Риджуэй, дальше тебе не уйти! – торжествующе прохрипел Мартин Лэкстон. Его дружок оставался в нескольких ярдах, по-прежнему поигрывая дубинкой.
Ален взглянул на своего преследователя. Лицо Мартина взмокло от пота.
– Что вам от меня нужно? Что я вам сделал?
– Ты обесчестил мою сестру!
– Этого не было! Спроси ее сам. Разве она пошла бы за насильника?
Мартин издевательски захихикал.
– По-твоему, Энн сама бросилась тебе на шею? Она так сказала только ради того, чтобы избавить тебя от виселицы. Ты сам ее домогался! Она бы в твою сторону и не посмотрела. Как подумаю, что ты теперь имеешь право каждую ночь делить с ней постель, так мне блевать охота! Энн – королева для такого ничтожества, как ты, слышишь? Она моя, моя!
Лэкстон увлекся монологом ненависти так, что Ален чувствовал, как дрожит его рука, вцепившаяся ему в плечо. Он понял, что Мартин в гневе не способен контролировать себя, так что нечего и думать убедить его разумными доводами.
Лэкстон свято уверовал в то, что он, Ален, силой овладел его сестрой, и никто и ничто на свете не заставит его отказаться от этой идеи. Нет, отсюда надо убираться! Сейчас или никогда!
Внезапно Ален размахнулся и ударил Мартина кулаком в лицо. Тот, явно не ожидая ничего подобного, покачнулся и отступил на пару шагов. Ален догнал его и нанес еще удар. Лэкстон-младший потерял равновесие и рухнул на землю. Ален бросился прочь, боковым зрением отметив, что его напарник исчез. Он стал вертеть головой, однако было поздно. Острая боль удара дубиной пронзила плечо, и Ален не устоял на ногах. Вопя, Риджуэй катался по камню мостовой, полумертвый от страшной боли. Он и не заметил, как Мартин поднялся.
– Проклятый недоносок! – с перекошенным от боли лицом прошипел он. – Ну все – тебе конец!
Ухватив Алена за одежду, он поднял его, поставил на ноги и притиснул к стене дома. Ален невольно вскрикнул от нового приступа боли. В глазах потемнело. Железным усилием воли он заставил себя не хлопнуться в обморок, что означало бы его конец, окончательный и бесповоротный. Когда взор его прояснился, он увидел нацеленное на него дуло пистолета.
«Откуда у простого мастерового оружие?» – в ужасе подумал Ален.
Леденящий страх парализовал лекаря, когда ствол уперся ему в грудь. Неужели этот негодяй настолько глуп, что готов сейчас хладнокровно пристрелить его? Или же Мартин рассчитывал таким образом проучить его за мнимое изнасилование своей сестры, да вдобавок содрать с него денежки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52