– По башне в каждом углу, – перебил Саймон, дабы принизить этого специалиста-конкурента.
– На самом деле – только две, – заметил мужчина с уважением, которое может позволить себе человек, располагающий большим количеством фактов. – Если хотите, я покажу, где они были.
– Нет, спасибо, – сказал Саймон.
– Да, пожалуйста, – сказала Анастасия.
– Они совсем как мы, – сказала жена американца, возникая у него из-за поясницы. Она была вдвое ниже его и втрое тоньше, сплошные кости и морщины, будто надела вторую кожу.
– Нам нужно быть… в другом месте. – Саймон взял Стэси за руку. – Идем, Анастасия.
Она повернулась, чтобы поблагодарить старика. Он уставился на нее:
– Анастасия Лоуренс?
– Вы хотите сказать, мы знакомы?
– Пожалуй, нет.
– Тогда вы, наверное, знаете…
– …что вы скрываетесь. Не могу вас винить. Я бы точно так и поступил. Мы никому не скажем, правда, Мидж?
– Ни словечка, – согласилась она.
– Нам действительно нужно идти, – сказал Саймон.
– Скрываемся? – переспросила Анастасия.
– Вы не против, если мы сфотографируемся? Встань в кадр, Мидж. – Он подтолкнул Мидж. Саймон дернул Анастасию. Сработала вспышка. Когда глаза Стэси вновь начали различать свет, они с Саймоном уже были снаружи, в первом попавшемся такси.
Водитель спросил Саймона, куда им надо ехать. Он спросил по-итальянски.
– Я никуда не хочу, – сказала Анастасия мужу по-английски. – Я хочу знать, как эта милая пара…
– Катакомбы, – бросил он и добавил: – Pronto! – чтобы сойти за местного. Повернулся к жене: – Ты теперь автор, издаешься. Иногда люди будут тебя узнавать. Им может быть что-нибудь от тебя надо.
– Мы скрываемся?
– У нас медовый месяц.
– Вот и я так думала.
– В Риме скрыться невозможно.
– Все равно, мне кажется, странно, что эта пара…
– Не у всех стабильная психика.
– По-моему, они милые.
– Иногда внешность обманчива.
– Может, зря я опубликовала «Как пали сильные». Это могло остаться только между нами. Писателей же и так хватает.
– Это между нами. Посвящение.
– Саймону, что угодно, – процитировала она слова, на которые опирались все ее авторские притязания. – Думаю, я имела в виду Саймону, всё.
– Это будет посвящение для твоего нового романа.
– А если мне нечего сказать, Саймон? – Она положила голову ему на плечо и взяла за руку, когда такси затряслось на Аппиевой дороге.
– У тебя контракт. У тебя читатели.
– По-моему, роман рождается не из этого.
– Откуда же он тогда рождается?
– А откуда рождаются работы, которые ты продаешь в галерее?
– Я не берусь работать с художниками, способными создать только одну вещь. Я не продолжаю с ними отношения, если они не способны на большее.
– А Джонатон?
– Это другое.
– Из-за денег, которые он тебе приносит? Я бы отличалась, если бы принесла тебе больше?
– Ты не понимаешь, сколько стоит жизнь, Анастасия. О тебе всегда кто-то заботился. Сейчас для этого есть я. Но ты должна мне помогать.
– А если я не могу?
– Да что это с тобой сегодня?
– Я не хочу скрываться. Получается, будто я сделала что-то плохое.
– Я просто пытаюсь тебя защитить.
– Значит, я все-таки скрываюсь.
– Нет. Просто надо выждать.
– Абсолютно незнакомые люди знают, как меня зовут.
– Просто они твои поклонники.
Она отодвинулась от мужа. Посмотрела на него:
– Сколько людей уже прочитало «Как пали сильные»?
– Невозможно определить. Одни книги ходят по рукам, другие так и остаются на полках нераскрытыми…
– Сколько продано, Саймон. Скажи мне.
За ним, в окне такси, катакомбы укрывали своих древних мертвецов.
– Пара… миллионов.
Свершилось. У нее больше не было слов. Саймон тихо велел таксисту возвращаться в отель.
Пока Анастасия спала в кровати для новобрачных, Саймон путешествовал по трансатлантическому кабелю посредством телефона в ванной. Он сел на опущенную крышку унитаза, закрыл дверь на задвижку и – еще одна предосторожность – пустил на всю катушку воду, не закрывая сток. Он крутил розовый пластиковый диск, манипулировал устаревшей системой, памятной смутно, как холодная война, однако с ловкостью, приобретенной за почти две недели постоянной практики. Анастасия спала меньше чем в двадцати футах от него, а он разбудил Жанель – почти в десяти тысячах миль.
Что случилось, Саймон?
Мне пришлось ей сказать. Сейчас она в отключке под валиумом. Я уложил ее в постель в середине дня, где-то в полчетвертого. Сколько она еще проспит?
Не слишком долго.
В смысле?…
Что ты ей сказал?
Ее узнали какие-то люди. В Пантеоне.
Я знаю.
Они не…
Ночной выпуск новостей. Вообще-то неплохой кадр. Она выглядит так невинно.
А я?
Ты где-то с краю.
Но?…
Тебе надо что-то делать с этой твоей хмуростью. Особенно для телевидения.
Там не было телевидения.
Там было телевидение. Правда, картинка смазанная. Спутник.
Это вторжение в…
Твоя жена теперь публичная персона.
Ты должна была держать все это под контролем. Нашим контролем. Я женился на Анастасии не для того, чтобы стать просто ебаным мужем.
Говорят, ты и не стал.
Кем не стал, Жанель?
Ебаным мужем. Желтая пресса намекает, что это брак по расчету – по-моему, они так выражаются.
Откуда им знать?
А на самом деле ты ебаный?
Он бросил трубку, выбрался из ванной в клубах пара, взмокший и раздраженный, к спящей жене. Укладывая ее, он не стал снимать одежду – раздевать ее в середине дня показалось как-то непристойно, – только стащил туфли перед тем, как похоронить ее под одеялами в бессознательном состоянии до начала нового дня. Ее одурманенное тело лежало сейчас мертвым грузом, закутанное в одеяла, будто в саван. Он потряс ее за плечо, потом за плечи.
– Проснись, – сказал он. Она не проснулась. Он был сам по себе.
Пришлось потрудиться. Он снял ее теплый жилет. Скинул одеяла и покрывала, содрал шелковую юбку до коленей. Вступил в противоборство с поношенными хлопчатобумажными трусами, которые она сохранила то ли из-за того, что Саймон не купил ей ничего взамен, то ли на память о прошлой жизни в обносках.
Два отяжеленных снотворным глаза следили за тем, как он сражался с телом, которому они принадлежали, будто за чем-то безвозвратно далеким.
– Ты сердишься, милый, – произнес сонно слипшийся рот. – Тебе помочь?
– Я сам, – ответил он, будто не желая ни с кем делиться заслугой в успешном проведении операции. Она пожала плечами, выгнула спину, чтобы отпустить одежду, которую он освобождал. Он рванул пуговицы на ее блузке, а когда застежка лифчика не поддалась, стащил всю конструкцию через голову. Голая, если не считать драгоценностей, Анастасия вяло раскинулась на матрасе без простыней и закрыла глаза.
Саймон же был сама деловитость; встав, освободился от одежды. Когда Анастасия опять открыла глаза, он складывал брюки. Она снова закрыла глаза. Прошло время. Она уснула.
Наконец восставшее, его тело навалилось сверху. Он втолкнул член в ее сухую вагину. Не просыпаясь, она взвизгнула. Видимо, ее муж принял это за стон наслаждения. Снова резко толкнул. Она всхлипнула? И еще один миссионерский толчок. Она закричала. Она кричала, пока он не вышел. Он посмотрел на нее, явно довольный своей работой.
– Ты уже кончила, Анастасия?
Она заскулила и, поскольку ложь была равносильна правде, одурманенно кивнула.
В ту ночь Анастасия не спала. Она лежала в постели, Саймон рядом в испачканных трусах. Она пролежала почти восемь часов, без сна, ничего не делая, просто живая. Потом телефонный звонок разбудил их, и вместе с ним явились все подтексты нового дня.
Саймон отправился в душ. Она продремала эти десять минут одна, растянувшись под одеялами, еще хранившими тепло мужа. Он возвратился, завернутый в белое полотенце, пахнущий отельным шампунем и лосьоном после бритья той же марки, что предпочитал ее отец.
– Там дождь, – сказал он. – Поедем в Ватиканскую библиотеку. – Она кивнула и откатилась от него, чтобы втянуть в сон его слова. – Тебе надо принять душ, – сказал он, пересекая комнату и неодобрительно глядя в окно на скверную погоду. – Одевайся и поедем.
– Ты еще не одет, – заметила она, косясь из-под одеяла на его волосатую белую спину. Она не снимала линзы со вчерашнего дня и видела чернильную кляксу родимого пятна, которое он скрывал от всех подделовым костюмом – маленький продолговатый довод в пользу того, что она его знала, – а он в свою очередь мог любоваться ее фальшиво-голубыми глазами, своим очевидным притязанием на то, что он ее сделал.
– Мне надо почистить зубы, – сказал он.
– Мне тоже, – согласилась она и снова закрыла глаза.
Едва жена оказалась наконец в душе, Саймон позвонил вниз портье.
– Когда папарацци успели сюда прибыть? – спросил он.
В семь, сэр.
Сегодня в семь утра?
Вчера в семь вечера.
Я хочу, чтобы их здесь не было.
Мы не можем этого сделать, сэр.
Почему?
Газеты на нас не работают.
Ну да, зато вы на них работаете. Сколько они вам предложили?
Сэр?
Хотите получить еще больше?
Сэр?
Вы скажете им, что солгали. Скажите, что они заплатили вам слишком мало, что другие папарацци дали вам больше, но, поскольку идет дождь, вы готовы за отдельную плату посвятить их в эту тайну. Когда они заплатят, скажите им, что вчера мы не вернулись. Скажите, что мы распорядились отправить все наши чемоданы в Венецию. Назовите им пансион.
Они позвонят и проверят.
Вы позвоните первым и забронируете для нас номер.
Вы уезжаете, сэр?
Нет, если вы сможете обеспечить уединение моей жене и мне.
Она кинозвезда?
Она еще известнее.
Рок-звезда?
Писательница.
Анастасия положила руки Саймону на плечи.
– С кем ты говоришь, дорогой? – Влажная и прохладная на ошупь, она голышом села к нему на колени, приняла изящную позу и спросила: – Ты говорил о своей знаменитой жене?
Он повесил трубку. Она прислонилась к нему усталой головой, с волос капало. Он снял с нее старые роговые очки, которые она реабилитировала, пока отмокали линзы. Она закрыла глаза в ожидании поцелуя, но он снял их всего лишь внешности ради.
– Я пытался заняться делом, – сказал он ей так, будто разговаривал со своенравным служащим.
– Почему ты никогда не пристаешь ко мне, Саймон? – спросила она, разглядывая свои голые груди, которые ни один мужчина из тех, с кем она была раньше, не мог оставить в покое, в паре случаев даже успевая выучить ее имя. На самом деле Саймон тоже его не запомнил. Он назвал ее Анастасией, будто она святая, а потом обрек на целибат. Ее муж – бессемянный Саймон, и этой груди никогда не вскормить младенца. И если ему тоже нет дела до ее торчащих сосков, что же остается? – Я думала, тебе нравится мое тело.
– Угм. – Он приложил губы к той груди, что была ближе к его лицу.
– И…
Он поцеловал другую, как мягкую игрушку.
– Теперь тебе лучше? – Он погладил ее плечо. – Все равно вчера в постели было хорошо.
Она забрала очки.
– Там еще дождь?
Она встала с его коленей и отошла к окну.
– Подожди минутку, – сказал он, удерживая ее, когда она взялась за шторы. Он развернул ее к себе, ища, что бы поцеловать. Первым попалось ухо. Он прикусил мочку, которая после операции по удалению родинок перед свадьбой стала особенно нежной. Когда он закончил, она пошла в ванную чистить зубы и разглядывать отметину, оставив его всматриваться в окно и оценивать погоду.
Они вышли вовремя. Заказали такси в Ватикан.
– Нам надо съездить в Венецию, – предложила Анастасия, глядя в окно, пока они пересекали Тибр, – раз уж мы здесь так надолго. – Она повернулась к нему. Влажный свет лизал темные круги под сонными глазами. Анастасия накрасилась, но ограниченный косметический талант не дал закрасить ни эти круги, ни припухлость бессонной щеки, слишком долго касавшейся перьевой подушки. Девушка мучилась, как от похмелья, и выглядела нездоровой. Все привлекательное в Анастасии вытекло из нее почти мгновенно, обнажив плоть и кровь красоты. Она с тем же успехом могла быть уродлива: пределы погрешности привлекательности широки, как поп-культура, а красота живет на самой грани вкуса, это необсуждаемое соглашение, компромисс с которым мог бы повергнуть тело в прах. Новообретенной красоте Анастасии в тот миг было что терять.
– Пользуйся румянами побольше, – сказал ей Саймон.
– В Венеции?
– Ты и в этом городе многого не видела.
– Я и в Сан-Франциско многого не видела.
– Я женился на тебе не для того, чтобы спорить.
– Я просто предложила. Может, действие моего следующего романа будет происходить в Венеции.
– Это уже было у Томаса Манна.
– А Франция уже была у Эрнеста Хемингуэя. – Сказав это, она в упор посмотрела на него, как ребенок, напрашивающийся, чтобы его отшлепали.
– Это разные вещи. Твой роман – другое дело.
– Почему?
– На нем твое имя.
– Оно будет и на том, венецианском. Если это все, что нужно.
– Эти романы тебе в голову ударили, Анастасия. Это недостойно.
– То есть ты завидуешь. Вниманию ко мне.
– Ты, похоже, не понимаешь, о чем говоришь.
– Может, мне нравится капелька внимания ко мне самой.
– Ты не видишь последствий.
– Ты едва замечал меня, пока я не принесла тебе «Как пали сильные». Теперь ты меня снова не замечаешь.
– Я провожу с тобой наш медовый месяц, Анастасия.
– Когда пара миллионов других людей заметит меня, может, тогда ты поймешь, о чем я говорю.
– Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Мы не о романе. О жизни.
– «Как пали сильные»?
– О читателях книги. О твоей популярности. Миллионы людей, которых ты не знаешь, а может, и больше, знают тебя. Или думают, что знают. Думают, что покупка двадцатидолларовой книги с твоим именем на обложке дает им право на твою личность.
– А разве нет?
– Ты – это не только «Как пали сильные», Анастасия. – Неужели? Я временами сомневаюсь – после того, как ты сделал мне предложение, только получив всю книгу. Я пытался дать тебе свободу. Чтобы закончить.
– Я не хочу свободы.
– У тебя ее и не будет. Теперь.
– Мне, наверное, надо потренироваться расписываться. Хочешь автограф?
Но Саймон не обращал на нее внимания. Он изучал уличное движение вокруг. Одни и те же машины уже несколько кварталов: помятый синий «фиат» бампер к бамперу с белой «веспой», упускающей все шансы обогнать, красный кабриолет «эм-джи», перестраивающийся без видимой цели. Потом его взгляд сфокусировался.
– Давай вернемся в отель, – сказал Саймон Анастасии, переводя взгляд с камер на нее, ничего не подозревающую.
– Я не хочу возвращаться с тобой в отель, где ты накачаешь меня наркотиками, изнасилуешь и продолжишь свою междугороднюю телефонную интрижку с Жанель. – Уже привыкнув, что он ничего не слушает, она говорила с такой спокойной решимостью, что смысл этих слов проявился в сознании Саймона не сразу.
Первая мысль у него на языке была подхвачена второй и сбита третьей, от чего по липу словно прошла рябь невысказанных слов. Наконец он пожал плечами. Они были у ворот Ватикана.
– Как хочешь, – сказал он, переплатил водителю и взял ее за руку.
Анастасия оказалась в центре грозы. Мерцали вспышки, повсюду щелкали камеры – ее личные погодные условия посреди дождя. Дорожное движение вышло из берегов. Обломки кораблекрушения славы наводнили улицы. Анастасия была силой природы. Стихийным бедствием. Она нашла мужа.
– Улыбайся, дорогая, – сказал он. Она не слышала.
Она сбежала. Она спасалась бегством от самой себя. Она увернулась от пестрых гвардейцев у ворот Ватикана, участвующих в каком-то строгом церемониальном параде. Впрочем, оружие у них было отнюдь не церемониальное. Оно было из металла. Саймон попытался протиснуться через эти маневры.
– Это моя жена, – крикнул он, увидев, что Анастасия с потоком туристов уплывает на площадь Святого Петра. Но гвардейцы все равно сбили его с ног, он в своем непримечательном черном костюме растянулся на земле. Происшествие. Фотографы нашлись и тут. Саймон не улыбался.
Стэси вступила в собор. Она не оглядывалась. Ей хотелось верить, что худшее позади. На самом деле худшее было еще впереди.
Она обратила взор к Богу, но увидела лишь золото и камень. Люди стояли у папского алтаря, фотографировали: где же Он спрятал Себя?
К ней повернулась одна камера, потом другая. Она услышала, как несколько голосов произнесли ее имя. И эти тоже знали. Но ее было не поймать – она закрылась в исповедальне. Встав на колени, она дала волю самому потаенному.
Прости меня, ибо я не писатель. Я сама никогда этого не хотела. Саймон хотел. Он мой муж. Впрочем, он им еще не был – ни когда я украла, ни когда мошенничала и лгала. Я украла рукопись из библиотеки, неопубликованную рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Они не знали, что она у них была. Саймон им ее пожертвовал. Он тоже не знал, чем располагал. Но я узнала. Я поняла, потому что хотела стать ученым. Я не ученый. Я жена. Еще я знаменитый писатель. Меня все знают. На улицах все хотят меня сфотографировать, получить автограф, если повезет. Но я не писатель. В этом вся беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35