А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Итак, они уехали домой вместе. Саймон замолчал, как только мы с Мишель отошли за пределы слышимости. Он вышел на мостовую, чтобы поймать такси. Анастасия стояла рядом на тротуаре. Тротуар и каблуки добавляли ей почти фут роста. И все равно ей приходилось смотреть вверх.
В такси она положила голову Саймону на колени.
– Я талантлива, – сказала она.
– Чрезвычайно талантлива.
– Я написала хорошую вещь.
– Выдающуюся.
– Я чрезвычайно талантливый автор выдающегося произведения.
– Если тебе…
– Тссс… – Она коснулась его губ кончиком пальца. ~~ Я чрезвычайно талантливый автор…
– …выдающегося произведения.
– Мой роман честен.
– Ты честна.
– Мой роман честен.
– Твой роман честен.
– Вот что главное.
– Это главное.
– Мой роман честен, даже если я – нет. Я не обязана быть честной. Я писатель. Писатель может лгать. Жене был вором. Марлоу был шпионом. Хемингуэй был… был… прелюбодеем. Это не важно. Они принесли миру что-то хорошее. Я новый Хемингуэй. Я делаю хорошее.
– У тебя хорошо получается.
– Я делаю хорошее. Из-за меня кто-то снова интересуется книгами. Я это умею. Одна из лучших вещей, что Джонатону доводилось читать. В лице «Как пали сильные» английский язык встретил достойного противника. Что ты об этом думаешь?
– Ты уже знаешь.
– Нет. Это ты говорил, Саймон. А это не в счет.
– Я не в счет?
– Ты не в счет. В этом-то и проблема. Как я могу тебе верить, если ты мной увлечен?
– Я желаю тебе только добра, Анастасия.
– Ты добр ко мне. Но я не об этом. Я о том, что… Тебя не волнует, что мы не понимаем друг друга? – Такси притормозило. Остановилось у дверей Саймона.
– Я тебя понимаю, Анастасия.
– Нет. – Тикал счетчик.
– Я тебя знаю, Анастасия.
– Нет.
– Готов поспорить.
– Что поставишь на кон?
Саймон расплатился с таксистом.
– Все, что у меня есть.
– Тогда, пожалуй, я тоже поставлю все.
Но на самом деле она уже поставила все.
XVIII
Вот как все произошло. Пожалуйста, не верьте газетам. Они узнали намного позже и из источников сомнительной достоверности. Их там не было. Не могло быть. Анастасия была одна.
Саймон оставил ее в постели. Ушел в галерею. Она написала ему записку. «Жди меня», – говорилось в ней.
Работа заняла у нее трое суток. На сей раз ничто не отвлекало. Даже телефон не звонил; «Пасифик Белл» отключил линию за неуплату. Одна, в комнатке общежития. У нее не осталось друзей – по крайней мере, в Лиланде. Можно сосредоточиться. Она пробилась сквозь «Как пали сильные». Она закончила свой роман. Роман, тождественный утерянной рукописи Хемингуэя. Если кто-то найдет рукопись, проблем не оберешься. Даже наивная Анастасия осознавала возможные неприятности.
Той ночью часа в два в кампусе Лиланда случился небольшой пожар. Он вспыхнул в отдаленном лесистом уголке у грота под названием Велланова. Официально причина до сих пор не известна. Подозревали поджог. Но не разберешь, что творится в этих лесах вокруг Лиланда. Посвящения. Вечеринки. Свидания. Люди курят, жгут свечи для настроения. Студенты Лиланда не злонамеренны, только не привыкли отвечать за свои поступки. С ними никогда ничего не случалось, и они не понимают, как общественные интересы или даже законы природы могут помешать их веселью: если студенты Лиланда считаются исключительными учеными, как же им не ожидать, что исключительность в равной мере избавляет их от тяжелого труда, правовой ответственности, причин и следствий?
Той ночью, когда Анастасия принесла рукопись в лес, она безотчетно действовала согласно стандартам Лиланда: она не собиралась поджигать лес, оставлять зарубку на будущее. Просто хотела истребить кусочек истории. Начала с одной страницы, с титульного листа.

Потом стало проще. Она сожгла еще одну, и еще. Развела костер. Первая глава согрела замерзшие ноги. Вторая обожгла руки. После этого огонь в ней уже не нуждался. У него были свои соображения. Он пожирал тетради целиком, и когда она попыталась их вытащить, опалил ее; не испугайся она, огонь, возможно, поглотил бы ее, как посторонний черновик.
Она побежала. Прочь от пламени, от грота, все дальше от кампуса. Мимо пожарных машин, что мчались обуздывать то, что она учинила, мимо пустой «неотложки». Вопреки здравому смыслу. В ночь.
Потом она, видимо, уснула. Проснувшись, обнаружила, что до сих пор сжимает в руке обрывок вечера. Сначала не поняла, что это, но, когда вгляделась, источник оказался таким же неоспоримым, как и то, во что он превратился. Когда в памяти вспыхнули прошедшие двенадцать часов, она, должно быть, удивилась, как и почему уцелела эта страница – ведь она сожгла все остальное. Худшая улика, абсолютно бесполезная, но доказывающая, что она украла, выдала за свою и уничтожила первую утерянную рукопись Эрнеста Хемингуэя, попутно распрощавшись с амбициями и устроив пожар в альма-матер. Она, вероятно, недоумевала, что заставило ее сохранить эту страницу в панике прошлой ночи, но, думаю, нет сомнений, зачем наутро она спрятала ее в своем чемодане: теперь – впервые за все прошедшие годы – она поняла, кто она есть, и не могла с этим расстаться.
«Я плохой человек», – говорила она себе, собирая из распечаток глав «Как пали сильные» единый роман. Свой роман. Она добавила титульную страницу, на которой стояло единственное во всей книге исправление:
АНАСТАСИЯ ЛОУРЕНС
КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ
РОМАН
Она решилась: она, плохой человек, будет всем, во что люди готовы поверить.
Позже за полночь Саймон обнаружил Анастасию – она ждала его там, где покинула несколько дней назад. Обнаженная, волосы еще влажные после ванной. Кожа пахла жасмином. Анастасия мертвым сном спала в постели Саймона.
Рядом с ней, там, где обычно спал он, лежала перевязанная стопка бумаги. Саймон ослабил бечевку.
Он мог целиком прочитать «Как пали сильные» к утру. Он мог ее не будить. Мог отправить рукопись по факсу в Нью-Йорк и, возможно, получить подпись Фредди на контракте до того, как она сообразила бы, что произошло. Вместо этого, опустившись подле нее на пол, он разбудил ее поцелуем. Она открыла один голубой глаз, потом оба. Он стоял на коленях.
– Ты выйдешь за меня? – прошептал он ей на ухо. Она улыбнулась. Кивнула. И, поскольку у него не было кольца, он оторвал кусок бечевки и завязал ей на пальце напоминанием на утро.

Пигмалион
I
Два человека влюбляются. Слияние интересов, стечение времени и пространства. Случайности сведены к нулю. Но интересы мимолетны, а время и пространство навязаны: даже имей мы технологию, позволяющую приобрести в мире все желаемое, мы естественно склонны к образованию пары, отличной от результата запроса посредством булевых операторов. По сути, мы выгодно пользуемся ограничениями времени и пространства, приспособляемостью интересов – ведь все мы знаем, что ни один на самом деле не является объектом чьего бы то ни было булева вожделения, и какой поиск ни задавай, он не уловит никого, кто заинтересует нас больше, чем мы сами. Нам нужны ограничения времени и пространства – расклад не в нашу пользу, – ибо это единственный шанс найти себе пару достаточно несовершенную, чтобы она вступила в конфликт с нашими интересами и облегчила хоть ненамного бремя нашей ненависти к самим себе.
Таким образом, случай находит нам пару, чье величайшее достоинство в том, что он или она – не наш идеал. Случай находит нам пару, которая, быть может, кому-то назначена, и Удерживает нас от половины, которой, скорее всего, назначены мы. И тогда случай принимается за работу, вразрез времени и пространству, дабы показать нам, что лежит вне наших ограничений: жизнь отношений принадлежит к особой категории того, что обречено на смерть.
Саймон привез Жанель «Как пали сильные». Дал ей пролистать рукопись, как пачку новеньких банкнот.
– Здесь все? – спросила она. Он кивнул. Она раскрыла на первой попавшейся странице в середине. – Я не понимаю. Ее стиль совсем на нее не похож.
– Так обычно и бывает. Она говорит, есть те, кто ругается, когда разговаривает, и те, кто ругается на бумаге, а Генри Миллер говорил, что те, кто матерится вслух, никогда…
– Шизофрения в чистом виде, Саймон.
– Ты не обязана любить Анастасию.
– Как бы то ни было, мне нравится, как она пишет. Никакого ханжества. Пишет как мужчина, как обычный преступник.
– Потому что ее герой преступник.
– Но на самом деле преступно жениться на бедняжке из-за ее денег. – Жанель расхохоталась. – Только представь, что с ней будет, если Фредди завернет рукопись.
– Она не знает о Фредди, Жанель.
– Вот именно! Ты бросишь девочку, и она так никогда и не поймет почему. Может, Джонатон попытается ее спасти. Вот бы посмотреть на эту парочку.
– Я не собираюсь ее бросать, Жанель. С чего ты взяла, что Фредди не примет рукопись? Ты что, невыгодно представила…
– Я готова к любым непредвиденным обстоятельствам, в отличие, судя по всему, от тебя.
– То есть?
– Ты понимаешь, что не сможешь остаться с этой несовершеннолетней потаскушкой, если она ничего не будет стоить. Я согласилась на твою интрижку лишь потому…
– Я не нуждаюсь в твоем согласии.
– Я твой партнер, Саймон.
– Деловой партнер.
– Я знаю слишком много для делового партнера.
– Ты – половина этой галереи.
– И половина денег, которые может принести эта девочка.
– И престижа.
– И престижа. И все же, Саймон, ей еще даже нет двадцати одного. Сейчас она выглядит намного приличнее, чем раньше, но это твоя заслуга, не ее. Развлекайся с ней. Пользуйся ситуацией. Но не забывай, что ты взрослый ответственный человек. – Она взяла его за руки. – Почему у тебя на пальце бечевка?
Бечевка? Неужели он уже забыл? Забыл, что ночью в постели Анастасия тоже обручилась с ним?
– Понятия не имею, как она там оказалась, – ответил он.
Жанель принялась развязывать узел.
– Не надо, – сказал он.
– Ты не можешь разгуливать с веревками на пальцах.
– Только на одном.
– Это ты ее привязал?
– Анастасия.
– На этот палец? Вот нахалка.
– Я первым завязал ей точно такую же.
– Омерзительно. – Она отпустила его руки. – На черта ты это сделал?
– У меня больше ничего не было.
– Впрочем, зачем я спрашиваю? Если это такое сексуальное извращение…
– Извращение?
– Я вообще сомневаюсь, что она моется.
– Когда я говорю, что у меня больше ничего не было, Жанель, я имею в виду, что у меня не было обручального кольца.
– Зачем тебе обручальное кольцо? Фредди еще не видел книгу.
Потому что мы обручились, Жанель. Мы с Анастасией обручились. Ночью я попросил ее выйти за меня. Она сказала «да». Теперь ты счастлива?
Счастлива? Оттого, что мой партнер не в состоянии выгодно вести наши дела из-за какого-то ебанутого несовершеннолетнего бесенка? Ты обещал мне, Саймон, что не свяжешь себя, пока дело не выгорит.
– Ты меня не слушаешь. Я люблю ее.
– А как же я?
Он пожал плечами:
– Не ты на ней женишься.
– Ты хоть читал рукопись?
– Она отдала ее мне – вот что важно. Эта книга, возможно, ее единственное настоящее достижение, и она доверилась мне.
– И она ничего не знает о контракте?
– Нет, – ответил он. Возложил руку на кипу бумаги. – Она сделала это только ради меня.
– Но ты солгал, – сказала Жанель.
– Ей?
– Мне. Ты сказал, что не знаешь, откуда у тебя веревка на пальце.
– Я же ответил. Анастасия…
– Сначала ты сказал…
– Анастасия – это моя личная жизнь. Привыкай. – Он сунул руки в карманы. Вышел, оставив ей рукопись для отправки в Нью-Йорк.
Был уже почти полдень. Анастасия проснулась – голая, с обрывком бечевки на пальце. Лежа в постели, протянула руку к свету. Она изучала кольцо, ослепленная его блеском. Коснулась узелка губами. Укусила. Держится.
Узел, завязанный Саймоном, был больше любого бриллианта, что она видела, – разве что в кино. Работа мальчишки, который вырос, помогая в скобяной лавке. Перед кем бы покрасоваться? Лучше быть скромной. Пусть люди сами заметят. Она с Саймоном Харпером Стикли до конца жизни. К чему теперь хвастаться?
Но ей было нечем себя занять. Рукопись отдана, Саймон не вернется до темноты. Принять ванну? Надеть новую юбку из шотландки? Пойти за покупками для свадьбы? Она перевернулась. Она наслаждалась простынями, тяжестью одеяла. Но сон ушел. Осталось только время.
Телефон стоял на прикроватном столике Саймона – аппарат под старину в эбонитовом корпусе, такой тяжелый, что Анастасия подняла его только обеими руками. Придвинула к себе, собираясь позвонить родителям. Они ничего не знали. Они бы так гордились, что у нее есть Саймон. Отец оценил бы открытые платья, которые купил ей жених, а матери бы понравилось, что она теперь с ответственным молодым человеком, у которого имеются общественные амбиции и финансовое состояние, который сможет позаботиться о ее бессмысленной дочери.
Нет, так не пойдет. Что может быть убийственнее, чем узнать, что мать одобряет ее новую жизнь? Ее мать была домохозяйкой. А отец? Геолог-нефтяник. Даже окажись он дома, он ничего не сможет увидеть. Он, как и мать, будет слеп к тому, чем обладает дочь, обладая Саймоном. Ей проще объяснить ему все поцелуем в щеку, чем с помощью всей телекоммуникационной инфраструктуры. А мать все равно никогда не слушала.
Анастасия помнила не так уж много номеров. Она позвонила в галерею. Секретарша ответила, что Саймон ушел обедать. Она набрала первые цифры рабочего номера Мишель, потом остальные. Автоответчик. Оставьте свое имя, номер телефона и время, когда вы позвонили, и… Она повесила трубку и позвонила Мишель домой. Дозвонилась.
Мишель?
Это Джонатон.
Ты.
Мишель ушла на работу.
Саймон тоже.
Но ты пишешь.
Я уже закончила.
Решила отдохнуть перед новой книгой?
Я должна написать новую?
Или просто весь день валяешься в кровати.
Именно этим я и занимаюсь.
Я тоже.
Ты спал? Извини.
Не спал. Я не могу спать больше двенадцати часов.
Поэтому пишешь?
Я не пишу.
Ну, твое предложение. «Пожизненное предложение».
Только этим я и отличаюсь от матраца. А у тебя есть будущее, Анастасия.
Откуда ты знаешь?
Может быть, мы…
Саймон сказал тебе?
…мы могли бы…
Он уже сказал тебе, что мы обручились?
…или нет.
Просто не могу передать, как я с ним счастлива. Поздравишь нас? Ты будешь первым, по крайней мере для меня. У Саймона столько доброжелателей.
Хм, поздравляю?
Представляешь? Может, мы поженимся даже раньше, чем вы с Мишель. Я хочу, чтобы Мишель была подружкой невесты. А ты мог бы стать шафером Саймона. Мне бы так этого хотелось.
Роман у Саймона.
Что?
«Как пали сильные» у него.
Он так мил, говорит такие приятные вещи. Этого достаточно. Возможно, он оставит его себе.
Сомневаюсь.
Знаешь, когда я отдала ему книгу, он сделал мне предложение, завязал веревочку намоем безымянном пальце. Ту самую, которой была перевязана рукопись.
Очень литературно.
Ты думаешь?
Расскажи еще.
Я не могу описать.
Попробуй.
Ты очень настойчив. Это можно не так понять.
Можно.
Он сделал мне предложение, когда я спала.
В его постели.
Где я сейчас и нахожусь. Он вернулся домой поздно. Я не спала несколько дней.
Во что ты… была одета?
А тебе-то это зачем? Джонатон, ты надо мной издеваешься. Думаю, я была… под одеялом.
Ты не уверена?
Я только что приняла ванну. У меня волосы были мокрые. Мне все это не очень нравится. Ты скажешь Мишель, что я звонила?
Нет. А ты скажешь Саймону?
Мне надо идти, правда.
Кому бы еще позвонить? В Университет Лиланда. Заместителю декана по учебной работе. Академический отпуск? Тише, Стэси.
Ты бросила колледж.
II
Они праздновали. Саймон привел Анастасию на верхний этаж самого высокого отеля в городе.
– И мы здесь живем… – сказала она, имея в виду Сан-Франциско.
– Нет, мы живем там, – ответил он, имея в виду город десятками этажей ниже.
Значит, есть разница. Анастасия увидела это, прижав нос к оконному стеклу, обнимавшему столик. С этой высоты весь горизонт был точно сделан на заказ для нее одной. Она вздрогнула. Саймон попросил ее закрыть глаза.
Вслепую лучше. С левого безымянного пальца исчезла бечевка, на ее месте появилось что-то новое – секундный холодок, а когда он сжал ее ладонь – какой-то острый край.
– Ммф, – сказала она. Он переключился на ее правую руку. Раскрыл ладонь и сжал ее пальцы вокруг чего-то длинного, очень тонкого.
– Ты веришь мне, Анастасия? – Она кивнула. Он направил ее руку. – Я хочу, чтобы ты обещала. – Он опустил к столу ее руку с крепко зажатым в пальцах пером.
– Ммф… – повторила она. И расписалась там, где он попросил.
Открыла глаза.
– Они прекрасны в голубом, – сказал Саймон, все еще сжимая ее левую руку. Она посмотрела на стол.
«Анастасия Лоуренс (далее именуемая «Автор») настоящим передает издательству «Шрайбер Букс Инк.» (далее именуемому «Шрайбер») исключительное право на издание, переиздание, распространение, продажу литературного произведения Автора, предварительно озаглавленного «КАК ПАЛИ СИЛЬНЫЕ»…
Контракт занимал шестнадцать страниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35