В конце концов, Никита произносил свои скабрезности довольно непринуждённо и с некоторой долей самоиронии, и она постепенно стала воспринимать это как само собой разумеющееся. В определённые моменты её даже возбуждали некоторые гривуазности, и казалось, суждено Никитиным фантазиям сбыться, но ему не хватало как раз воображения, чтобы нанести завершающий мазок, и закончить мысленно нарисованную картину.
Не то, чтобы она сильно влюбилась, или хотела серьёзных отношений. Она даже не тосковала, когда его не было рядом. Но всё-таки она ждала – какой-то серьёзности, нежности, романтичности.
… Вошли дядя Юра с мамой, и их появление вывело Таню из задумчивости.
Он заявил, что есть разговор, она кивнула, мол, понятно.
– Подумай о себе, и о том, в какое положение ты ставишь своим поведением нашу семью, и всех наших друзей, – начала Арина. – Это позор! Ты шляешься по улицам вместе с каким-то отребьем, якшаешься с какой-то сраной гопотой, тебя забирают в милицию!
Она долго выговаривала дочери, и та пристыжено выслушивала. Да, она понимала, что поступает нехорошо, но обязательно исправится, и другу своему скажет, чтобы стал посерьёзнее. Однако, последняя мысль – о друге – была высказана не так, как хотелось, и слова не выразили все те мысли и сомнения насчёт Никиты, но эти слова вдруг разозлили мать, которая начала было успокаиваться.
– Как раз о нём мы и хотели поговорить!
Красноречиво посмотрев на Юрия, Арина разразилась потоком брани в адрес «морально-физического урода» Никиты, и выставила ультиматум: если дочь не прекратит с ним общение, то оно само собой прекратиться, когда «дядя Юра с ним пообщается».
Материнское раздражение передалось дочери, и та огрызнулась – делаю, что хочу, и если не буду попадать в милицию, остальное вас не касается, и вообще,
– … ты не можешь указывать, с кем мне встречаться, ясно!
Арина с криками наступала на дочь, и Таня, поднявшись со стула, оборонялась крепкими словами, а её громкий голос утяжелял их многократно. Юрий счёл нужным вмешаться.
– Покажи уважение, – обратился он к Тане сначала тихо, но, видя, что это не возымело действия, прикрикнул, и голос его раскатился по всей комнате:
– Покажи уважение! Покажи уважение матери!
Отпрянув, Таня замолчала.
– Теперь сядь!
Она продолжала стоять, и Юрию пришлось ещё раз прикрикнуть, чтоб села. Они с Ариной стояли в нескольких шагах от Тани, а ей казалось, что оба нависли над ней, как коршуны над беззащитной пташкой.
– Папа Витя был бы очень недоволен, если б узнал, что его дочь превратилась в маромойку, – начал Юрий. – Тебе это понятно?!
Таня принялась оправдываться – она совсем не то, что о ней думают. Юрий потребовал, чтоб на вопрос ответили чётко: «да» или «нет».
– Да, понятно, – тихо произнесла она.
– Так-то лучше, – продолжил Юрий после строгой паузы.
Затем сказал:
– Ты выбрала себе не того парня. Отец бы не одобрил твой выбор.
Таня посмотрела на его руки, испещренные наколками, на массивную золотую печатку сразу на три пальца, напоминающую кастет. Заметив её взгляд, он сказал:
– У меня была другая история, и времена были другие. И твоему будущему парню – а у тебя ведь когда-нибудь будет приличный парень! – я не желаю тех ужасов, что были у меня.
– А чем этот неприличный? Подумаешь, попался пару раз, с кем не бывает.
– Он по жизни попавший – безмозглый гопник, беспредельщик, мразь!
И Юрий принялся склонять по всем падежам Никиту. На Танином лице изобразилось непонимание, немой вопрос и возражение, которое она не смела высказать. Тогда Юрий спросил:
– Ты спала с ним?
– Нет.
Арина была шокирована – и этим ужасным вопросом, и тем спокойно-равнодушным тоном, которым был произнесён ответ.
– Вот что, дорогая доченька, – глухо проговорила она, – мы скажем, а ты прими к сведению. Увижу или хотя бы услышу про этого отморозка – его закроют, или… гм… в общем, никто его больше не увидит.
Покраснев, Таня тяжело задышала, и вскинула свой горящий взгляд на мать. Но промолчала – из-за Юрия.
– Нет, нет, нет, пускай! – протянул он зловещим фальцетом. – Пускай встречаются, она уже оформилась, сейчас девки в тринадцать лет живут вовсю, а ей уже шишнадцать стукнуло. Пусть погуляет, всё нормально.
На него уже не только испуганная Таня уставилась, но и Арине стало вдруг не по себе.
И он продолжил жёстким тоном:
– Только знай: я перестану помогать твоей семье, и все папы Витины друзья перестанут. Вот, говорю в его доме, а моё слово – закон, не только в этом доме, а везде – закон!
На минуту воцарилось молчание, стало слышно наглое чириканье воробьёв, сидевших на деревьях в саду и на карнизах дома.
– Кто позаботиться о тебе, когда твой дружок сядет, или его грохнут! Загремишь в кутузку, кто тебя вытащит? А если он попользуется тобой и выставит другим подонкам, что тогда? Кто за тебя вступится, и кому ты будешь тогда нужна! Ну, блядью станешь, подстилкой, сколешься на зоне, это нормально, хорошо, может, это твоё. А твоя мать и брат – что им делать, когда закончатся папы Витины деньги? Нормально тебе будет жить на свете, когда они через тебя пострадают?!
К сказанному уже было нечего прибавить, и Арина с Юрием покинули комнату, оставив Таню наедине с её сомнениями. Не стало большим открытием то, что опора из Никиты никудышная. Но Таню жгло чисто женское любопытство, а уж его-то Никита способен был удовлетворить. Жим-жим по подъездам её и саму давно не устраивало, ей нужно было что-то настоящее, и с настоящим мужчиной. Но как раз этой настоящести Никите недоставало, не вытягивал он ту самую последнюю ноту, без которой музыка не музыка, а фальшивое наигрывание. И если поддержку себе, матери и брату она как-нибудь окажет по жизни, – тут дядя Юра сильно сгустил краски; то насчёт Никитиной мужской состоятельности – здесь, увы, она бессильна.
Но что же делать с проснувшимися желаниями, которые уже настоятельно требуют удовлетворения? Ждать? А сколько ждать, и чего ждать?! Случай, который решит головоломку? А где томящейся девушке обретаться, по каким местам ходить, чтобы поймать этот случай?
Глава 101
Галишникова с Галимуллиной потеряли контроль над финансами. Вернее, контроль потерял главный врач со своим заместителем, ранее доверявшие им самостоятельно заниматься закупками для своего отделения. Теперь бюджет РКБ передали сразу трём структурам – КМИЗу, Татхимфармпрепаратам, и ООО «Парамита» – подконтрольная Рафаэлю фирма. Галишникова имела определенное влияние в городе – все ведь рожают и попадают если не к ней, то обязательно к её знакомым. Пользуясь связями и правом обращаться к кому угодно, она добилась для Андрея аудиенции во всех этих структурах.
Во всех трёх организациях он представился директором фирмы «Экссон» (новое ООО, зарегистрированное в Москве), дистрибьютором «Джонсон и Джонсон» и многих других иностранных компаний; рассказал о том, что уже длительное время сотрудничает с РКБ и прочими больницами Татарстана, знает их потребности, и готов впредь выполнять их заявки – уже не напрямую (к сожалению). Своё расстройство он, конечно же, не показывал.
На КМИзе сразу отрезали – живых денег нет, и не будет. Если хотите сотрудничать, выбирайте в обмен продукцию нашего завода. Побывав на складе, и проведя долгие переговоры с заместителем директора, Андрей выяснил, что сможет обменять свой товар на какой-нибудь другой, и это необязательно должны быть неходовые инструменты, выпускаемые КМИЗом. Просто цена будет очень высока, но ведь можно накрутить цену и на свой товар!
– Как насчёт оборудования, вы можете поставлять медицинские аппараты, кардиомониторы, например? – спросил он.
Замдиректора ответил, что ему проще заниматься расходными материалами, а на оборудование нужны специальные согласования. Андрею нужно было реализовать взятые у Игоря Быстрова аппараты, а продавать всё остальное на таких кривых условиях просто не имело смысла. Поэтому он уговорил Галишникову, чтобы та выслала на КМИЗ заявку на кардиомониторы Jostra и противопролежневые матрасы.
На «Татхимфармпрепараты» он приехал вместе с Галимуллиной – она хорошо знала директора, и могла запросто сказать, что ей нужно. Встреча оказалась продуктивной, из приёмной сразу прошли к ответственному человеку, и подписали договор поставки и специальный «договор спонсорской помощи», по которому поставщик должен был перечислять 10 % от сумм, оплачиваемых покупателем за товар. Таковы были условия работы с этим госучреждением.
Каким-то таинственным образом Рафаэлю удавалось выкруживать бюджетные деньги, которыми он пользовался, а на конечном этапе закрывал задолженность перед государственными организациями, отгружая продукцию через какую-нибудь прокладку. Так, медицинскими учреждениями занималась «Парамита», офис которой находился на территории бывшей плодоовощной базы, в центре города, позади гостиницы «Татарстан». В тесном помещении было не протолкнуться, стол стоял на столе, компьютер на компьютере, сотрудник на сотруднике. Куча народу, горы бумаг, папок, всё это перемешивалось и перемещалось. В этой кутерьме Андрея принял мужчина средних лет, представившийся Дамиром Алимовым. Он просмотрел красочный проспект компании «Экссон» и сразу заявил, что ему нужны скидки от каталожных цен не менее 50 % и отсрочка платежа один месяц, так как,
– …мы отрабатываем схему, и со всеми так работаем. Поэтому, если вы платите врачам… лучше не делайте этого, а все скидки давайте нам, потому что все деньги – у нас, а не у них.
«Где-то я уже это слышал, не от твоего ли папы-Рафаэля, – подумал Андрей.
Он продолжил переговоры, сообщил, что является хозяином фирмы, и единственным человеком, который принимает решения, поэтому с условиями согласен… условно, что касается цен – конкретное слово будет сказано, когда покупатель покажет конкретную заявку. На двадцатой минуте выяснилось, что по РКБ у «Парамиты» лимиты все исчерпаны.
– В какой больнице у вас… такое же влияние, как в РКБ, и где вы сможете взять для нас заявку? – спросил Алимов.
– Шестая больница, ДМЦ (Детский медицинский центр)…
– Всё не то. А что с РКБ № 2, это бывшая «обкомовская»?
С заместителем главврача РКБ № 2 Андрея познакомила Галишникова, и до этого времени больница делала прямо-таки смехотворные заявки. Теперь стало ясно, почему – вся продукция выбиралась по зачётным схемам.
Просмотрев свои бумаги, Алимов спросил насчёт офтальмологии.
– О! Офтальмология – это моя страсть! – ответил радостно Андрей, пояснив, что прежде работал в иностранной компании, специализирующейся на производстве расходных материалов и оборудования для нужд глазных клиник.
– Городская клиника на Бутлерова, – сказал Алимов.
Андрей тут же без запинки назвал поименно руководство этой клиники (находящейся в пяти минутах ходьбы от офиса Парамиты), и выложил кучу разных подробностей, чтобы у собеседника не оставалось никаких сомнений в компетентности директора компании «Экссон».
Если в начале беседы у Дамира Алимова было несколько настороженное отношение, то к концу встречи они с Андреем разговаривали уже на одном языке.
– Давно работаешь в Казани?
– Сколько себя помню. Дело не в этом.
– А в чём?
– Дело в том, как вы будете платить.
– Мы платим хорошо… тем, кто хорошо с нами работает.
* * *
Андрей отчитывался в проделанной работе перед «барышнями» в ресторане «Танго». Исполнялись тишайшие, но очень эмоциональные песни с хорошей поэзией, интимной интонацией и тонкими аранжировками, где мрачноватая электроника прекрасно уживалась с прозрачной акустикой, включавшей в себя в том числе массу этнических инструментов с Востока.
– …по КМИЗу, если получится – деньги будут не раньше декабря, как реализуется рентгенпленка, которой они рассчитаются за мониторы. «Татхимфармпрепараты» – у них отсрочка на 30 дней, так что сентябрь месяц. Ну, а «Парамита» ещё не дала заявок.
И Андрей заверил, что помнит об их интересах в других лечебных учреждениях, с руководителями которых они познакомили и очень рекомендовали в качестве поставщика.
– Мы не сомневаемся в тебе, – сказала Вера Ильинична.
Нона Ильинична поинтересовалась, куда делся Вениамин Штейн.
– А что куда делся… У него там неприятности в Джонсоне. Те Стеррады, что вы купили, не пошли ему в план. Ему не засчитали эти двести пятьдесят тысяч.
– Но ведь это полностью его заслуга, он сделал нам презентацию, и мы решили купить у вас стерилизатор! – удивилась Вера Ильинична.
– Эти деньги пошли Виленской в план, и она получила премию. Она занимается Стеррадами, и доказала начальству, что эта продажа – результат её работы. Вениамин объявил бойкот, сидит дома, и забил на командировки. Не поехал на sales-meeting в Турцию и даже продинамил поездку в Штаты на конференцию – там собираются важные дядьки, в том числе ваш земляк, кардиохирург Акчурин, оперировавший Ельцина. Вместо Штейна туда поехала Виленская. Сам он отключил сотовый и строит дом.
Нона Ильинична закурила сигарету.
– Это, я считаю, глупо. Надо не сидеть дома, а поехать в Москву, и отстоять свои права. И эта московская девушка правильно сделала, что перехватила деньги у такого размазни.
– Это несправедливо, Нона, мы должны ему помочь! Давай позвоним в Джонсон!
– Вы тут неправы, Вера Ильинична! Если б мы сидели каждый по домам, у нас бы не было ни этих Стеррадов, ни генетической лаборатории, ничего бы не было. Даже сейчас, когда у нас отняли финансирование, мы смогли что-то сделать. Вот, упали на хвост КМИЗу, вышли на «Татхимфармпрепараты», и так далее. Закроется лавочка – другое что-нибудь придумаем.
– Ты считаешь, не надо помогать ему?
– Он в состоянии сделать это сам.
Некоторое время «барышни» спорили, в итоге Вера Ильинична уступила Ноне Ильиничне:
– Хорошо, мы не будем его вытаскивать.
И обратилась к Андрею.
– Как твой наследник?
– Мы сказали первое слово – в день, когда нам исполнилось полгода.
– Какое?
– «Папа», какое же ещё? Он сидел на диване, я встал перед ним на колени, и говорю: «Алик, ну скажи «папа», ну, пожалуйста: «папа», «папа». И он сказал – сначала просто «па», а потом полностью выпалил: «папа»!
И Андрей закончил гордо:
– Вот так!
– Тут не обошлось без маминого вмешательства, – уверенно сказала Вера Ильинична. – Это она тебе сделала приятное – научила сына. Кто ж ещё, ты ведь всё время в командировках.
Андрей потянулся за сигаретой – обе «барышни» курили, и ему приходилось за компанию. Нона Ильинична поинтересовалась, не начал ли он строить себе дом.
– Всё это пустое, всё лирика, – ответил он. – Скажу, как доктор доктору: строительство дома – это конец. Напоминает строительство пирамиды – строишь её, чтобы упокоиться в ней, когда стройка закончится. Вот что такое – строить самому. Если построил дом и ещё жив, начинаешь делать часовню, на очереди – усыпальница там, или склеп.
– Что-то совсем мрачно, сразу видно, работал в морге, – заметила Вера Ильинична. – Что же теперь, не жить в частном доме?
– Послушайте, дело не в том, жить или нежить. Дело в самом процессе. Хочешь дом – купи готовый, и отправь заместителя проверить, работает ли санузел, не протекает ли крыша – всё равно сам не рубишь в этом. Опять же, тут вопрос не в цене, не в том, что купить всегда дешевле – можно поторговаться, или кто-то нуждается, отдаёт по дешёвке; а когда строишь сам, попадёшь на стройматериалах, и строители всяко на**ут. Дело не в этом. Дело в том, что, когда ты замыкаешься в четырёх стенах, зацикливаешься на процессе строительства, то теряешь связь с реальностью. А стройка может длиться бесконечно – сначала коробка, потом отделка, ремонт, там, глядишь, трубу прорвало, там замок заклинило. Опять же, если всё в порядке, открываются новые горизонты, другие вопросы начинаются: часовня, усыпальница, склеп… Но все эти горизонты находятся в пределах того порочного круга, который человек сам себе очертил – возведение стен. Замкнуться внутри них – значит уподобить себя петухам, удел которых стеречь кур.
Он потянулся за новой сигаретой. Улыбнувшись, спросил Нону Ильиничну:
– Как там ваш, не женился?
Она чуть не поперхнулась мартини:
– Напугал меня как, бог с тобой! Повезло – мы оказались не такие большие. Нас обошли и выбрали взрослого мужчину. Конечно, поплакал наш жених, погоревал, да и успокоился. Ну, не стреляться же из-за какой-то мартышки! Хорошо, что всё случилось летом – учебный год на носу, выпускной класс, в следующем году – поступление в институт. Нам сейчас не до любви.
И добавила:
– Берегись десятиклассниц, Андрей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Не то, чтобы она сильно влюбилась, или хотела серьёзных отношений. Она даже не тосковала, когда его не было рядом. Но всё-таки она ждала – какой-то серьёзности, нежности, романтичности.
… Вошли дядя Юра с мамой, и их появление вывело Таню из задумчивости.
Он заявил, что есть разговор, она кивнула, мол, понятно.
– Подумай о себе, и о том, в какое положение ты ставишь своим поведением нашу семью, и всех наших друзей, – начала Арина. – Это позор! Ты шляешься по улицам вместе с каким-то отребьем, якшаешься с какой-то сраной гопотой, тебя забирают в милицию!
Она долго выговаривала дочери, и та пристыжено выслушивала. Да, она понимала, что поступает нехорошо, но обязательно исправится, и другу своему скажет, чтобы стал посерьёзнее. Однако, последняя мысль – о друге – была высказана не так, как хотелось, и слова не выразили все те мысли и сомнения насчёт Никиты, но эти слова вдруг разозлили мать, которая начала было успокаиваться.
– Как раз о нём мы и хотели поговорить!
Красноречиво посмотрев на Юрия, Арина разразилась потоком брани в адрес «морально-физического урода» Никиты, и выставила ультиматум: если дочь не прекратит с ним общение, то оно само собой прекратиться, когда «дядя Юра с ним пообщается».
Материнское раздражение передалось дочери, и та огрызнулась – делаю, что хочу, и если не буду попадать в милицию, остальное вас не касается, и вообще,
– … ты не можешь указывать, с кем мне встречаться, ясно!
Арина с криками наступала на дочь, и Таня, поднявшись со стула, оборонялась крепкими словами, а её громкий голос утяжелял их многократно. Юрий счёл нужным вмешаться.
– Покажи уважение, – обратился он к Тане сначала тихо, но, видя, что это не возымело действия, прикрикнул, и голос его раскатился по всей комнате:
– Покажи уважение! Покажи уважение матери!
Отпрянув, Таня замолчала.
– Теперь сядь!
Она продолжала стоять, и Юрию пришлось ещё раз прикрикнуть, чтоб села. Они с Ариной стояли в нескольких шагах от Тани, а ей казалось, что оба нависли над ней, как коршуны над беззащитной пташкой.
– Папа Витя был бы очень недоволен, если б узнал, что его дочь превратилась в маромойку, – начал Юрий. – Тебе это понятно?!
Таня принялась оправдываться – она совсем не то, что о ней думают. Юрий потребовал, чтоб на вопрос ответили чётко: «да» или «нет».
– Да, понятно, – тихо произнесла она.
– Так-то лучше, – продолжил Юрий после строгой паузы.
Затем сказал:
– Ты выбрала себе не того парня. Отец бы не одобрил твой выбор.
Таня посмотрела на его руки, испещренные наколками, на массивную золотую печатку сразу на три пальца, напоминающую кастет. Заметив её взгляд, он сказал:
– У меня была другая история, и времена были другие. И твоему будущему парню – а у тебя ведь когда-нибудь будет приличный парень! – я не желаю тех ужасов, что были у меня.
– А чем этот неприличный? Подумаешь, попался пару раз, с кем не бывает.
– Он по жизни попавший – безмозглый гопник, беспредельщик, мразь!
И Юрий принялся склонять по всем падежам Никиту. На Танином лице изобразилось непонимание, немой вопрос и возражение, которое она не смела высказать. Тогда Юрий спросил:
– Ты спала с ним?
– Нет.
Арина была шокирована – и этим ужасным вопросом, и тем спокойно-равнодушным тоном, которым был произнесён ответ.
– Вот что, дорогая доченька, – глухо проговорила она, – мы скажем, а ты прими к сведению. Увижу или хотя бы услышу про этого отморозка – его закроют, или… гм… в общем, никто его больше не увидит.
Покраснев, Таня тяжело задышала, и вскинула свой горящий взгляд на мать. Но промолчала – из-за Юрия.
– Нет, нет, нет, пускай! – протянул он зловещим фальцетом. – Пускай встречаются, она уже оформилась, сейчас девки в тринадцать лет живут вовсю, а ей уже шишнадцать стукнуло. Пусть погуляет, всё нормально.
На него уже не только испуганная Таня уставилась, но и Арине стало вдруг не по себе.
И он продолжил жёстким тоном:
– Только знай: я перестану помогать твоей семье, и все папы Витины друзья перестанут. Вот, говорю в его доме, а моё слово – закон, не только в этом доме, а везде – закон!
На минуту воцарилось молчание, стало слышно наглое чириканье воробьёв, сидевших на деревьях в саду и на карнизах дома.
– Кто позаботиться о тебе, когда твой дружок сядет, или его грохнут! Загремишь в кутузку, кто тебя вытащит? А если он попользуется тобой и выставит другим подонкам, что тогда? Кто за тебя вступится, и кому ты будешь тогда нужна! Ну, блядью станешь, подстилкой, сколешься на зоне, это нормально, хорошо, может, это твоё. А твоя мать и брат – что им делать, когда закончатся папы Витины деньги? Нормально тебе будет жить на свете, когда они через тебя пострадают?!
К сказанному уже было нечего прибавить, и Арина с Юрием покинули комнату, оставив Таню наедине с её сомнениями. Не стало большим открытием то, что опора из Никиты никудышная. Но Таню жгло чисто женское любопытство, а уж его-то Никита способен был удовлетворить. Жим-жим по подъездам её и саму давно не устраивало, ей нужно было что-то настоящее, и с настоящим мужчиной. Но как раз этой настоящести Никите недоставало, не вытягивал он ту самую последнюю ноту, без которой музыка не музыка, а фальшивое наигрывание. И если поддержку себе, матери и брату она как-нибудь окажет по жизни, – тут дядя Юра сильно сгустил краски; то насчёт Никитиной мужской состоятельности – здесь, увы, она бессильна.
Но что же делать с проснувшимися желаниями, которые уже настоятельно требуют удовлетворения? Ждать? А сколько ждать, и чего ждать?! Случай, который решит головоломку? А где томящейся девушке обретаться, по каким местам ходить, чтобы поймать этот случай?
Глава 101
Галишникова с Галимуллиной потеряли контроль над финансами. Вернее, контроль потерял главный врач со своим заместителем, ранее доверявшие им самостоятельно заниматься закупками для своего отделения. Теперь бюджет РКБ передали сразу трём структурам – КМИЗу, Татхимфармпрепаратам, и ООО «Парамита» – подконтрольная Рафаэлю фирма. Галишникова имела определенное влияние в городе – все ведь рожают и попадают если не к ней, то обязательно к её знакомым. Пользуясь связями и правом обращаться к кому угодно, она добилась для Андрея аудиенции во всех этих структурах.
Во всех трёх организациях он представился директором фирмы «Экссон» (новое ООО, зарегистрированное в Москве), дистрибьютором «Джонсон и Джонсон» и многих других иностранных компаний; рассказал о том, что уже длительное время сотрудничает с РКБ и прочими больницами Татарстана, знает их потребности, и готов впредь выполнять их заявки – уже не напрямую (к сожалению). Своё расстройство он, конечно же, не показывал.
На КМИзе сразу отрезали – живых денег нет, и не будет. Если хотите сотрудничать, выбирайте в обмен продукцию нашего завода. Побывав на складе, и проведя долгие переговоры с заместителем директора, Андрей выяснил, что сможет обменять свой товар на какой-нибудь другой, и это необязательно должны быть неходовые инструменты, выпускаемые КМИЗом. Просто цена будет очень высока, но ведь можно накрутить цену и на свой товар!
– Как насчёт оборудования, вы можете поставлять медицинские аппараты, кардиомониторы, например? – спросил он.
Замдиректора ответил, что ему проще заниматься расходными материалами, а на оборудование нужны специальные согласования. Андрею нужно было реализовать взятые у Игоря Быстрова аппараты, а продавать всё остальное на таких кривых условиях просто не имело смысла. Поэтому он уговорил Галишникову, чтобы та выслала на КМИЗ заявку на кардиомониторы Jostra и противопролежневые матрасы.
На «Татхимфармпрепараты» он приехал вместе с Галимуллиной – она хорошо знала директора, и могла запросто сказать, что ей нужно. Встреча оказалась продуктивной, из приёмной сразу прошли к ответственному человеку, и подписали договор поставки и специальный «договор спонсорской помощи», по которому поставщик должен был перечислять 10 % от сумм, оплачиваемых покупателем за товар. Таковы были условия работы с этим госучреждением.
Каким-то таинственным образом Рафаэлю удавалось выкруживать бюджетные деньги, которыми он пользовался, а на конечном этапе закрывал задолженность перед государственными организациями, отгружая продукцию через какую-нибудь прокладку. Так, медицинскими учреждениями занималась «Парамита», офис которой находился на территории бывшей плодоовощной базы, в центре города, позади гостиницы «Татарстан». В тесном помещении было не протолкнуться, стол стоял на столе, компьютер на компьютере, сотрудник на сотруднике. Куча народу, горы бумаг, папок, всё это перемешивалось и перемещалось. В этой кутерьме Андрея принял мужчина средних лет, представившийся Дамиром Алимовым. Он просмотрел красочный проспект компании «Экссон» и сразу заявил, что ему нужны скидки от каталожных цен не менее 50 % и отсрочка платежа один месяц, так как,
– …мы отрабатываем схему, и со всеми так работаем. Поэтому, если вы платите врачам… лучше не делайте этого, а все скидки давайте нам, потому что все деньги – у нас, а не у них.
«Где-то я уже это слышал, не от твоего ли папы-Рафаэля, – подумал Андрей.
Он продолжил переговоры, сообщил, что является хозяином фирмы, и единственным человеком, который принимает решения, поэтому с условиями согласен… условно, что касается цен – конкретное слово будет сказано, когда покупатель покажет конкретную заявку. На двадцатой минуте выяснилось, что по РКБ у «Парамиты» лимиты все исчерпаны.
– В какой больнице у вас… такое же влияние, как в РКБ, и где вы сможете взять для нас заявку? – спросил Алимов.
– Шестая больница, ДМЦ (Детский медицинский центр)…
– Всё не то. А что с РКБ № 2, это бывшая «обкомовская»?
С заместителем главврача РКБ № 2 Андрея познакомила Галишникова, и до этого времени больница делала прямо-таки смехотворные заявки. Теперь стало ясно, почему – вся продукция выбиралась по зачётным схемам.
Просмотрев свои бумаги, Алимов спросил насчёт офтальмологии.
– О! Офтальмология – это моя страсть! – ответил радостно Андрей, пояснив, что прежде работал в иностранной компании, специализирующейся на производстве расходных материалов и оборудования для нужд глазных клиник.
– Городская клиника на Бутлерова, – сказал Алимов.
Андрей тут же без запинки назвал поименно руководство этой клиники (находящейся в пяти минутах ходьбы от офиса Парамиты), и выложил кучу разных подробностей, чтобы у собеседника не оставалось никаких сомнений в компетентности директора компании «Экссон».
Если в начале беседы у Дамира Алимова было несколько настороженное отношение, то к концу встречи они с Андреем разговаривали уже на одном языке.
– Давно работаешь в Казани?
– Сколько себя помню. Дело не в этом.
– А в чём?
– Дело в том, как вы будете платить.
– Мы платим хорошо… тем, кто хорошо с нами работает.
* * *
Андрей отчитывался в проделанной работе перед «барышнями» в ресторане «Танго». Исполнялись тишайшие, но очень эмоциональные песни с хорошей поэзией, интимной интонацией и тонкими аранжировками, где мрачноватая электроника прекрасно уживалась с прозрачной акустикой, включавшей в себя в том числе массу этнических инструментов с Востока.
– …по КМИЗу, если получится – деньги будут не раньше декабря, как реализуется рентгенпленка, которой они рассчитаются за мониторы. «Татхимфармпрепараты» – у них отсрочка на 30 дней, так что сентябрь месяц. Ну, а «Парамита» ещё не дала заявок.
И Андрей заверил, что помнит об их интересах в других лечебных учреждениях, с руководителями которых они познакомили и очень рекомендовали в качестве поставщика.
– Мы не сомневаемся в тебе, – сказала Вера Ильинична.
Нона Ильинична поинтересовалась, куда делся Вениамин Штейн.
– А что куда делся… У него там неприятности в Джонсоне. Те Стеррады, что вы купили, не пошли ему в план. Ему не засчитали эти двести пятьдесят тысяч.
– Но ведь это полностью его заслуга, он сделал нам презентацию, и мы решили купить у вас стерилизатор! – удивилась Вера Ильинична.
– Эти деньги пошли Виленской в план, и она получила премию. Она занимается Стеррадами, и доказала начальству, что эта продажа – результат её работы. Вениамин объявил бойкот, сидит дома, и забил на командировки. Не поехал на sales-meeting в Турцию и даже продинамил поездку в Штаты на конференцию – там собираются важные дядьки, в том числе ваш земляк, кардиохирург Акчурин, оперировавший Ельцина. Вместо Штейна туда поехала Виленская. Сам он отключил сотовый и строит дом.
Нона Ильинична закурила сигарету.
– Это, я считаю, глупо. Надо не сидеть дома, а поехать в Москву, и отстоять свои права. И эта московская девушка правильно сделала, что перехватила деньги у такого размазни.
– Это несправедливо, Нона, мы должны ему помочь! Давай позвоним в Джонсон!
– Вы тут неправы, Вера Ильинична! Если б мы сидели каждый по домам, у нас бы не было ни этих Стеррадов, ни генетической лаборатории, ничего бы не было. Даже сейчас, когда у нас отняли финансирование, мы смогли что-то сделать. Вот, упали на хвост КМИЗу, вышли на «Татхимфармпрепараты», и так далее. Закроется лавочка – другое что-нибудь придумаем.
– Ты считаешь, не надо помогать ему?
– Он в состоянии сделать это сам.
Некоторое время «барышни» спорили, в итоге Вера Ильинична уступила Ноне Ильиничне:
– Хорошо, мы не будем его вытаскивать.
И обратилась к Андрею.
– Как твой наследник?
– Мы сказали первое слово – в день, когда нам исполнилось полгода.
– Какое?
– «Папа», какое же ещё? Он сидел на диване, я встал перед ним на колени, и говорю: «Алик, ну скажи «папа», ну, пожалуйста: «папа», «папа». И он сказал – сначала просто «па», а потом полностью выпалил: «папа»!
И Андрей закончил гордо:
– Вот так!
– Тут не обошлось без маминого вмешательства, – уверенно сказала Вера Ильинична. – Это она тебе сделала приятное – научила сына. Кто ж ещё, ты ведь всё время в командировках.
Андрей потянулся за сигаретой – обе «барышни» курили, и ему приходилось за компанию. Нона Ильинична поинтересовалась, не начал ли он строить себе дом.
– Всё это пустое, всё лирика, – ответил он. – Скажу, как доктор доктору: строительство дома – это конец. Напоминает строительство пирамиды – строишь её, чтобы упокоиться в ней, когда стройка закончится. Вот что такое – строить самому. Если построил дом и ещё жив, начинаешь делать часовню, на очереди – усыпальница там, или склеп.
– Что-то совсем мрачно, сразу видно, работал в морге, – заметила Вера Ильинична. – Что же теперь, не жить в частном доме?
– Послушайте, дело не в том, жить или нежить. Дело в самом процессе. Хочешь дом – купи готовый, и отправь заместителя проверить, работает ли санузел, не протекает ли крыша – всё равно сам не рубишь в этом. Опять же, тут вопрос не в цене, не в том, что купить всегда дешевле – можно поторговаться, или кто-то нуждается, отдаёт по дешёвке; а когда строишь сам, попадёшь на стройматериалах, и строители всяко на**ут. Дело не в этом. Дело в том, что, когда ты замыкаешься в четырёх стенах, зацикливаешься на процессе строительства, то теряешь связь с реальностью. А стройка может длиться бесконечно – сначала коробка, потом отделка, ремонт, там, глядишь, трубу прорвало, там замок заклинило. Опять же, если всё в порядке, открываются новые горизонты, другие вопросы начинаются: часовня, усыпальница, склеп… Но все эти горизонты находятся в пределах того порочного круга, который человек сам себе очертил – возведение стен. Замкнуться внутри них – значит уподобить себя петухам, удел которых стеречь кур.
Он потянулся за новой сигаретой. Улыбнувшись, спросил Нону Ильиничну:
– Как там ваш, не женился?
Она чуть не поперхнулась мартини:
– Напугал меня как, бог с тобой! Повезло – мы оказались не такие большие. Нас обошли и выбрали взрослого мужчину. Конечно, поплакал наш жених, погоревал, да и успокоился. Ну, не стреляться же из-за какой-то мартышки! Хорошо, что всё случилось летом – учебный год на носу, выпускной класс, в следующем году – поступление в институт. Нам сейчас не до любви.
И добавила:
– Берегись десятиклассниц, Андрей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80