Он, наверное, не столь несчастен, как тебе это кажется.
– А я говорю тебе, что несчастен! У Крошки Сильви, когда она в последний раз была у него, создалось именно такое впечатление.
«Это ты из нее вытянула, потому что тебе хочется такое услышать», – подумала Доната и промолвила:
– Если бы это было действительно так, кто помешал бы ему прийти к тебе? Он ведь знает, где тебя искать.
– Это все его гордость! Мужчине нелегко признать свою ошибку.
– Тогда почему бы тебе ему не позвонить? Договорись с ним о встрече! Тогда и увидишь, как обстоит дело в действительности.
– На это я пойти не могу, Доната, ведь это выглядело бы так, будто я за ним гоняюсь.
Доната была уверена, что Сильвия фантазирует. Бывший муж, конечно же, не имел ни малейшего желания встретиться с ней. Но знала Доната и то, что слышать это Сильвия не желает.
– Ну а что, если я приглашу его сюда на следующее воскресенье вместе с детьми? Я-то ведь при этом свое достоинство уж никак не уроню.
– А где будет Надина?
– Ее я, конечно, тоже приглашу. На поистине прекрасное торжество семейного примирения! При этом создам ему и тебе возможность переговорить наедине. Тут уж вы сможете наговориться сколько душе угодно.
Сильвия не знала, что ответить. Она закурила очередную сигарету.
– Ну, как тебе кажется? – настаивала Доната. – Я охотно все это устрою.
– Я не знаю.
– Ох, Сильвия, ты же отлично знаешь, что на самом деле вовсе этого не хочешь. Признайся!
– Ну, конечно, могут быть осложнения.
– А ими-то ты сыта по горло. Вполне понятно. Тогда перестань сходить с ума. Все уже пережито. Будь этому рада.
– Но я же чувствую… – Сильвия театральным жестом приложила к груди левую руку. – …Я чувствую, вот здесь, сердцем, что он раскаивается.
Доната сомневалась в правильности такой интуиции, но спорить не стала.
– Может, и раскаивается, – заметила она, – но ведь и поделом ему, черт бы его побрал, правда?
– Как же ты бессердечна!
Доната рассмеялась.
– Если Надина ему действительно стоит поперек горла, если он хочет развестись, он ведь может это сделать. Кто ему помешает? Один раз он уже развелся, не слишком много при этом потеряв, и я держу пари, что сможет сделать это еще раз. Так что нет никаких причин его жалеть, даже если Надина ежедневно обрабатывает его скалкой.
– Доната!
Прекрати наконец все эти раздумья о нем! Тебе от них легче не станет. Лучше поразмысли над тем, как будешь жить дальше!
– Да, как?
– Мне кажется, я уже давала тебе достаточно советов. Но ты ведь меня не слушаешь. Может, это и правильно. Идея должна, видимо, исходить от тебя самой.
– Чем может заниматься одинокая женщина?
– Ты не одинока. У тебя есть я и твои дети.
– Ты этого не испытала. На разведенную женщину смотрят искоса. Каждому известно, что Лео меня бросил… И потому все считают, что я ни на что не гожусь.
– Тогда, быть может, – заметила Доната, не вникая особенно в смысл своих слов, – тебе следовало бы уехать жить в другое место. – Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова.
Сильвию передернуло.
– Значит, ты хочешь от меня избавиться?
– Нет, конечно же, нет! Сильвия, прошу тебя…
– Значит, я уже и тебе действую на нервы!
– Нет, нет, Сильвия, нет, я не это имела в виду. Просто тебе могла бы быть полезной смена обстановки. Ну, представь себе: ты живешь в отеле. По утрам идешь на теннис, в середине дня – в бассейн, вечером – в бар…
– Если хочешь, я могу хоть сейчас, ночью, перебраться в гостиницу!
Доната глубоко вздохнула. Случилось именно то, чего она весь вечер старалась избежать: вспыхнула ссора. Разумеется, Сильвия, как и всегда, пойдет на примирение. Но это будет стоить сил, которые Доната могла бы применить с куда большей пользой в другом месте. Доната любила сестру и охотно давала ей приют, но всем сердцем хотела, чтобы Сильвия перестала наконец копаться в своем прошлом. Сильвию занимала прежде всего расстроившаяся семейная жизнь, а еще и их совместное детство, когда старшие, по мнению Сильвии, постоянно отдавали предпочтение Донате, которая была любимицей отца и предметом сердечной привязанности матери. Сильвию же всегда отодвигали на второе место. На эту тему она распространялась тоже весьма охотно, и Донате ни разу не удалось убедить ее в том, что это бесполезно.
«Я ведь вовсе не требую, чтобы она интересовалась моими делами, – думала Доната, – лишь бы повернулась наконец лицом не к прошлому, а к настоящему и будущему!»
Днем в офисе, за чертежной доской, в разговорах с клиентами и предпринимателями домашние неурядицы были вскоре забыты; если они и вспоминались, то лишь мимоходом, и казались Донате не слишком важными.
Дел было много.
Однако в последующие вечера, даже не осознавая этого до конца, она избегала разговоров с сестрой. Сильвия же предполагала, что Доната намеренно ее сторонится, и при следующей встрече повела себя с меньшей эгоцентричностью. Ничто не казалось ей менее желательным, чем такое положение, которое вынудило бы ее отказаться от удобной жизни в доме сестры.
Доната, правда, заметила, что Сильвия стала меньше причитать, но особого внимания на это не обратила. Куда важнее было для нее все связанное с работой. А то, что и сама она из-за этого вела себя не самым лучшим образом по отношению к Сильвии, ей и в голову не приходило.
В офисе атмосфера стала более оживленной, чем обычно. Входили и уходили женщины и мужчины, которых Доната не знала. Она представляла себе, что это, наверное, новые кадры, желающие устроиться к ней на работу, но в детали не вдавалась. Заинтересовалась она ими лишь тогда, когда Артур Штольце отобрал группу кандидатов на зачисление в штат.
Была принята молодая чертежница, умевшая работать с компьютером и выразившая готовность принять на себя соответствующие достаточно скучные обязанности. Пришел также архитектор, обладавший большим опытом, но оставшийся без работы после краха одной фирмы. Доната приняла его не без сомнений. Для специалиста, оторвавшегося от дела на девять месяцев, будет не очень-то просто вновь привыкать к строгому распорядку дня. Но поскольку он произвел хорошее впечатление на Штольце, Доната решила не лишать его возможности доказать свою пригодность. Он и действительно трудился изо всех сил.
Однажды в первой половине дня Штольце против своего обыкновения заглянул в ее кабинет.
– Доната!
Она подняла голову от чертежей доски.
– Ты похож на кота, который только что вылакал горшок сметаны, – удивленно молвила она.
– Очень точное наблюдение! Я нашел одного парня, который подойдет тебе на все сто процентов. Динамичный, изобретательный, способный гореть на работе.
– Звучит недурно, – отозвалась она, впрочем подумав при этом «Я и сама изобретательная».
– Зайди сейчас ко мне, взгляни на него!
– Прямо сейчас? Сразу?
– Я уже прощупал его со всех сторон, у меня нет больше повода его задерживать.
– Ты мог бы просто посадить его в совещательную комнату, чтобы он там подождал, – заметила она, но все же отложила в сторону свой карандаш и поднялась с места.
– Ну, идем же! – торопил Штольце. – Ведь это не в твоем обычае – подвергать людей пыткам.
Он приоткрыл дверь, и она прошла мимо него в приемную. Тут он ее обогнал и, спросив в духе присущей ему несколько старомодной вежливости: «Вы разрешите?», вошел впереди нее в свой кабинет. Молодого человека она увидела только после того, как Штольце занял место за своим письменным столом.
Юноша при ее появлении вскочил с места, и она моментально узнала в нем того, с кем столкнулась на стройке, припомнив, к своему ужасу, даже его имя – Тобиас Мюллер. При этом выглядел он совершенно иначе, чем тогда, на строительной площадке. На нем был серый костюм обычного покроя, белая рубашка и синий галстук. Свои каштановые волосы он зачесал назад, открыв лоб, и смазал добротным бриолином. Но темно-синие, почти черные глаза встретили ее взгляд все с тем же любопытством и веселой заинтересованностью, что и тогда.
Разумеется, на этот раз он знал, с кем имеет дело, но Доната невольно спросила себя, узнал ли бы он ее в нейтральной обстановке, а потом сразу же отбросила эту мысль, как совершенно неуместную для данного момента.
– Тобиас Мюллер, – представил его Штольце, – молодой архитектор, о котором я тебе говорил, Доната. А это – глава фирмы госпожа Доната Бек.
Он поклонился, но она руку ему не протянула, а, наоборот, засунула ее поглубже в карман своего рабочего халата, после чего села на стул.
– Господин Мюллер, – пояснил Штольце, – только что закончил Технический университет. Он может предъявить свой блестящий диплом.
Доната молчала. Штольце потеребил манжеты и выпустил их из-под рукавов пиджака. Возникло короткое неприятное замешательство.
Тобиас Мюллер ухватил быка за рога.
– О том, что у меня есть опыт работы на стройке, вы ведь знаете, госпожа Бек.
Теперь ей, смотревшей до того на коммерческого директора, пришлось все же обратить взгляд на молодого человека. Он улыбался и, как ей показалось, довольно дерзко.
– Ах, вот как? – ошеломленно вскрикнул Штольце. – Вы, значит, знакомы? А мне об этом ничего не сказали, господин Мюллер.
– Видимо, он не считал это достойным предметом для разговора, – произнесла Доната. – И правильно.
– Я копошился на стройке не просто так, – докладывал Тобиас Мюллер, – а проходил практику после окончания курсов обучения на каменщика.
– У него действительно есть все предпосылки стать хорошим архитектором, – поддержал Тобиаса Штольце.
Доната вскинула голову.
– Меня бы одно интересовало, господин Мюллер. Вы ведь, конечно, во время студенческих каникул работали или, скажем, были стажером в каких-то архитектурных фирмах.
– Совершенно верно.
– И где же?
– Преимущественно у Хелльмесбергера.
– Это дельный и преуспевающий специалист. А почему он не зачислил вас в свой штат после окончания университета?
– Я сам не захотел.
– Придется вам рассказать об этом поподробнее.
– Эта фирма для меня чересчур велика. Мне показалось, что там я буду лишь пешкой.
Ее зеленые глаза сверкнули на него неодобрительно.
– А у меня, вы полагаете, продвигаться будет легче? Он выдержал ее взгляд и без обиняков признался:
– Да.
– Тут вы заблуждаетесь.
– Я знаю, что вы – шеф фирмы и нуждаетесь не в компаньонах, а только в сотрудниках, и я вовсе не собираюсь сталкивать вас с вершины…
– До чего же вы великодушны, – вставила она.
– Я лишь подумал, что у вас, госпожа Бек, в вашем небольшом предприятии, я бы мог большему научиться. Что вы имеете против меня?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Доната… – начал было Штольце. Она не дала ему договорить.
– Господин Мюллер, – предложила она, – если вы сейчас оставите нас на пять минут вдвоем… Наша секретарша, госпожа Сфорци, устроит вас в совещательной комнате.
Он встал, поклонился ей и так посмотрел на нее сверху, что у нее возникло опасение, не выглядит ли ее поведение смешным.
– И правда, Доната, – спросил Штольце, когда они остались вдвоем, – что ты имеешь против него? Не можешь же ты всерьез думать, что он здесь будет рваться к штурвалу управления? Он же еще щенок!
– Позвони Хелльмесбергеру!
– Прямо сейчас?
– Именно для этого я и попросила его выйти. Штольце, не прикасаясь к телефону, задумчиво закурил сигарету.
– Насчет этого звонка тебе следовало бы подумать посерьезнее.
– Я знаю, что делаю!
– Очень жаль, но у меня впечатление иное. – Он порылся под крышкой письменного стола и вытащил бутылку коньяка и стакан. – Будешь?
Как он и ожидал, она отказалась.
– Не сомневаюсь, что Хелльмесбергер даст отличную характеристику, – сказал он, наполняя стакан.
– Почему же ты не звонишь ему? – Она встала, подошла к телефону и сняла трубку. – Я попрошу госпожу Сфорци…
Он нажал на рычаг.
– Ты ничего такого не сделаешь, Доната. Этот молодой человек хотел бы поступить к нам. Но, судя по всему, он все же не захлопнул за собою дверь в фирму Хелльмесбергера, а оставил себе маленькую щелку, на самый крайний случай. Ведь он имеет полное право на это, не так ли?
– Я не понимаю…
– Ну-ну, все ты отлично понимаешь, ты ведь не глупышка, Доната. – Своими чуть помутневшими глазами он посмотрел на нее почти умоляюще. – Если Хелльмесбергер сейчас узнает, что Мюллер пытается устроиться к нам, он вполне может это истолковать в дурном смысле и обрушиться на невинного. Ты же знаешь повадки шефов, Доната, ты и сама принадлежишь к этой категории.
Доната снова села.
– Кажется, я сейчас не отказалась бы от глотка.
– О, наливаю тебе с удовольствием.
Он, словно фокусник, извлек из своего письменного стола второй стакан, наполнил его до краев и пододвинул к ней по столу.
– Спасибо. А сигаретка найдется?
– В любой момент! – Он протянул ей пачку и поднес горящую зажигалку. – Можешь его зачислить, можешь и не зачислять. Это дело только твое. Но тебе же не к лицу портить ему карьеру. Скажу проще: наводить справки у Хелльмесбергера можно только в том случае, если ты решила парня принять; но тогда ведь и звонок-то ни к чему.
Она глотнула коньяку и вдохнула дым сигареты.
– Логика у тебя прямо несокрушимая, Артур, – промолвила она, как будто с насмешкой, которая, однако, и самой ей показалась наигранной.
– Я не прошу тебя объяснять мне, почему ты не хочешь его принимать. Наверное, все равно я твоих доводов не понял бы. Существуют чисто женские эмоции, которые недоступны нашему мужскому восприятию.
– Тут нет ничего общего с эмоциями, – попыталась защищаться Доната. «А с чем же еще? – мысленно спросила она себя. – Почему мне так не по душе перспектива ежедневно встречаться с этим парнем? Какое это может иметь для меня значение?»
– С моей точки зрения, – продолжал Штольце, – он отлично подготовлен для работы в нашей фирме. А кроме того, у него хорошие манеры, недурная внешность, так что на него определенно будут заглядываться жены наших клиентов.
– Тут ты, конечно, прав!
– Если ты отклоняешь его кандидатуру, можешь ничего не объяснять, Доната. Скажи просто: «Я не хочу!», – и вопрос исчерпан. Можешь даже больше с ним не разговаривать, я возьму это на себя.
– И что ты ему скажешь?
– Ну, может быть… что он тебе несимпатичен.
– Это не так, – возразила она.
– Но дело ведь не в этом, Доната. Любое объяснение будет звучать фальшиво. Главное, что парня у нас не будет.
– А чего это ты улыбаешься? – встревоженно спросила она.
– В сущности, мне бы надо огорчаться, что ты не хочешь принимать на работу подходящего человека, хотя он нам крайне необходим. Но я не хочу… как бы это выразить… впадать в уныние и разочарование; от этого ведь толку нет… Поэтому я предпочитаю смотреть на все это как на происшествие комическое.
– Чего же тут смешного?
– Ну, Доната, где же твое чувство юмора? Держу пари, не позже, чем через три недели, если мы снова заведем разговор об этом событии, ты и сама будешь смеяться.
– Да, – согласилась Доната, гася сигарету, – почему бы и не посмеяться? – Она встала с кресла. – Ну так зачисли его, Бог с ним. Но только при условии, что он согласится на трехмесячный испытательный срок.
Штольце тоже встал, поводя при этом безымянным пальцем по усикам.
– Это уж совсем ни к чему, Доната. – Он проводил ее до двери.
– Мне все же кажется, что смысл в этом есть. Но ты парнем заинтересовался, а на твое мнение я ведь всегда могла положиться.
«Я должна выстоять, – думала она за своей чертежной доской, – и я в состоянии это сделать. Однажды он привел меня в замешательство, пусть так. Но ведь это не значит, что он будет выбивать меня из колеи постоянно. Если я стану видеть его ежедневно, то привыкну. Он станет для меня всего лишь исполнителем моих поручений, как Гюнтер Винклейн или Артур Штольце. Я не позволю ему оказывать на меня влияние ни в каком смысле. Он ведь не более чем дерзкий дебютант, а по возрасту едва ли старше моего племянника».
На следующее утро накрапывал дождь, но такой мелкий, что на стройках, вероятно, можно было работать. Однако выезжать на стройплощадки было бы неприятно, да пришлось бы еще и шастать по грязи на размокшем участке. «Пошлю-ка я Мюллера», – подумала Доната, не желая, однако, признаваться себе в том, что испытывает чувство злорадства.
Перед выездом из дома она очень тщательно оделась, выбрав легкое зелено-серое шерстяное платье, которое облегало ее стройную фигуру и подчеркивало тон ее зеленых глаз. Стоя перед большим зеркалом в своей гардеробной, она рассматривала себя с удовлетворением.
Потом осознала, что никогда еще не появлялась в офисе в этом очень обаятельном женском наряде. И что это на нее нашло? Какую цель она этим преследовала? Просто идиотизм какой-то! Не хватало еще нахлобучить на свои коротко остриженные волосы один из тех самых париков.
Энергичным движением она расстегнула молнию на спине, стряхнула с себя платье прямо на пол и, перешагнув через него, надела один из костюмов строгого покроя и закрытую блузку, а потом стерла помаду с губ и макияж с глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– А я говорю тебе, что несчастен! У Крошки Сильви, когда она в последний раз была у него, создалось именно такое впечатление.
«Это ты из нее вытянула, потому что тебе хочется такое услышать», – подумала Доната и промолвила:
– Если бы это было действительно так, кто помешал бы ему прийти к тебе? Он ведь знает, где тебя искать.
– Это все его гордость! Мужчине нелегко признать свою ошибку.
– Тогда почему бы тебе ему не позвонить? Договорись с ним о встрече! Тогда и увидишь, как обстоит дело в действительности.
– На это я пойти не могу, Доната, ведь это выглядело бы так, будто я за ним гоняюсь.
Доната была уверена, что Сильвия фантазирует. Бывший муж, конечно же, не имел ни малейшего желания встретиться с ней. Но знала Доната и то, что слышать это Сильвия не желает.
– Ну а что, если я приглашу его сюда на следующее воскресенье вместе с детьми? Я-то ведь при этом свое достоинство уж никак не уроню.
– А где будет Надина?
– Ее я, конечно, тоже приглашу. На поистине прекрасное торжество семейного примирения! При этом создам ему и тебе возможность переговорить наедине. Тут уж вы сможете наговориться сколько душе угодно.
Сильвия не знала, что ответить. Она закурила очередную сигарету.
– Ну, как тебе кажется? – настаивала Доната. – Я охотно все это устрою.
– Я не знаю.
– Ох, Сильвия, ты же отлично знаешь, что на самом деле вовсе этого не хочешь. Признайся!
– Ну, конечно, могут быть осложнения.
– А ими-то ты сыта по горло. Вполне понятно. Тогда перестань сходить с ума. Все уже пережито. Будь этому рада.
– Но я же чувствую… – Сильвия театральным жестом приложила к груди левую руку. – …Я чувствую, вот здесь, сердцем, что он раскаивается.
Доната сомневалась в правильности такой интуиции, но спорить не стала.
– Может, и раскаивается, – заметила она, – но ведь и поделом ему, черт бы его побрал, правда?
– Как же ты бессердечна!
Доната рассмеялась.
– Если Надина ему действительно стоит поперек горла, если он хочет развестись, он ведь может это сделать. Кто ему помешает? Один раз он уже развелся, не слишком много при этом потеряв, и я держу пари, что сможет сделать это еще раз. Так что нет никаких причин его жалеть, даже если Надина ежедневно обрабатывает его скалкой.
– Доната!
Прекрати наконец все эти раздумья о нем! Тебе от них легче не станет. Лучше поразмысли над тем, как будешь жить дальше!
– Да, как?
– Мне кажется, я уже давала тебе достаточно советов. Но ты ведь меня не слушаешь. Может, это и правильно. Идея должна, видимо, исходить от тебя самой.
– Чем может заниматься одинокая женщина?
– Ты не одинока. У тебя есть я и твои дети.
– Ты этого не испытала. На разведенную женщину смотрят искоса. Каждому известно, что Лео меня бросил… И потому все считают, что я ни на что не гожусь.
– Тогда, быть может, – заметила Доната, не вникая особенно в смысл своих слов, – тебе следовало бы уехать жить в другое место. – Она сразу же пожалела, что произнесла эти слова.
Сильвию передернуло.
– Значит, ты хочешь от меня избавиться?
– Нет, конечно же, нет! Сильвия, прошу тебя…
– Значит, я уже и тебе действую на нервы!
– Нет, нет, Сильвия, нет, я не это имела в виду. Просто тебе могла бы быть полезной смена обстановки. Ну, представь себе: ты живешь в отеле. По утрам идешь на теннис, в середине дня – в бассейн, вечером – в бар…
– Если хочешь, я могу хоть сейчас, ночью, перебраться в гостиницу!
Доната глубоко вздохнула. Случилось именно то, чего она весь вечер старалась избежать: вспыхнула ссора. Разумеется, Сильвия, как и всегда, пойдет на примирение. Но это будет стоить сил, которые Доната могла бы применить с куда большей пользой в другом месте. Доната любила сестру и охотно давала ей приют, но всем сердцем хотела, чтобы Сильвия перестала наконец копаться в своем прошлом. Сильвию занимала прежде всего расстроившаяся семейная жизнь, а еще и их совместное детство, когда старшие, по мнению Сильвии, постоянно отдавали предпочтение Донате, которая была любимицей отца и предметом сердечной привязанности матери. Сильвию же всегда отодвигали на второе место. На эту тему она распространялась тоже весьма охотно, и Донате ни разу не удалось убедить ее в том, что это бесполезно.
«Я ведь вовсе не требую, чтобы она интересовалась моими делами, – думала Доната, – лишь бы повернулась наконец лицом не к прошлому, а к настоящему и будущему!»
Днем в офисе, за чертежной доской, в разговорах с клиентами и предпринимателями домашние неурядицы были вскоре забыты; если они и вспоминались, то лишь мимоходом, и казались Донате не слишком важными.
Дел было много.
Однако в последующие вечера, даже не осознавая этого до конца, она избегала разговоров с сестрой. Сильвия же предполагала, что Доната намеренно ее сторонится, и при следующей встрече повела себя с меньшей эгоцентричностью. Ничто не казалось ей менее желательным, чем такое положение, которое вынудило бы ее отказаться от удобной жизни в доме сестры.
Доната, правда, заметила, что Сильвия стала меньше причитать, но особого внимания на это не обратила. Куда важнее было для нее все связанное с работой. А то, что и сама она из-за этого вела себя не самым лучшим образом по отношению к Сильвии, ей и в голову не приходило.
В офисе атмосфера стала более оживленной, чем обычно. Входили и уходили женщины и мужчины, которых Доната не знала. Она представляла себе, что это, наверное, новые кадры, желающие устроиться к ней на работу, но в детали не вдавалась. Заинтересовалась она ими лишь тогда, когда Артур Штольце отобрал группу кандидатов на зачисление в штат.
Была принята молодая чертежница, умевшая работать с компьютером и выразившая готовность принять на себя соответствующие достаточно скучные обязанности. Пришел также архитектор, обладавший большим опытом, но оставшийся без работы после краха одной фирмы. Доната приняла его не без сомнений. Для специалиста, оторвавшегося от дела на девять месяцев, будет не очень-то просто вновь привыкать к строгому распорядку дня. Но поскольку он произвел хорошее впечатление на Штольце, Доната решила не лишать его возможности доказать свою пригодность. Он и действительно трудился изо всех сил.
Однажды в первой половине дня Штольце против своего обыкновения заглянул в ее кабинет.
– Доната!
Она подняла голову от чертежей доски.
– Ты похож на кота, который только что вылакал горшок сметаны, – удивленно молвила она.
– Очень точное наблюдение! Я нашел одного парня, который подойдет тебе на все сто процентов. Динамичный, изобретательный, способный гореть на работе.
– Звучит недурно, – отозвалась она, впрочем подумав при этом «Я и сама изобретательная».
– Зайди сейчас ко мне, взгляни на него!
– Прямо сейчас? Сразу?
– Я уже прощупал его со всех сторон, у меня нет больше повода его задерживать.
– Ты мог бы просто посадить его в совещательную комнату, чтобы он там подождал, – заметила она, но все же отложила в сторону свой карандаш и поднялась с места.
– Ну, идем же! – торопил Штольце. – Ведь это не в твоем обычае – подвергать людей пыткам.
Он приоткрыл дверь, и она прошла мимо него в приемную. Тут он ее обогнал и, спросив в духе присущей ему несколько старомодной вежливости: «Вы разрешите?», вошел впереди нее в свой кабинет. Молодого человека она увидела только после того, как Штольце занял место за своим письменным столом.
Юноша при ее появлении вскочил с места, и она моментально узнала в нем того, с кем столкнулась на стройке, припомнив, к своему ужасу, даже его имя – Тобиас Мюллер. При этом выглядел он совершенно иначе, чем тогда, на строительной площадке. На нем был серый костюм обычного покроя, белая рубашка и синий галстук. Свои каштановые волосы он зачесал назад, открыв лоб, и смазал добротным бриолином. Но темно-синие, почти черные глаза встретили ее взгляд все с тем же любопытством и веселой заинтересованностью, что и тогда.
Разумеется, на этот раз он знал, с кем имеет дело, но Доната невольно спросила себя, узнал ли бы он ее в нейтральной обстановке, а потом сразу же отбросила эту мысль, как совершенно неуместную для данного момента.
– Тобиас Мюллер, – представил его Штольце, – молодой архитектор, о котором я тебе говорил, Доната. А это – глава фирмы госпожа Доната Бек.
Он поклонился, но она руку ему не протянула, а, наоборот, засунула ее поглубже в карман своего рабочего халата, после чего села на стул.
– Господин Мюллер, – пояснил Штольце, – только что закончил Технический университет. Он может предъявить свой блестящий диплом.
Доната молчала. Штольце потеребил манжеты и выпустил их из-под рукавов пиджака. Возникло короткое неприятное замешательство.
Тобиас Мюллер ухватил быка за рога.
– О том, что у меня есть опыт работы на стройке, вы ведь знаете, госпожа Бек.
Теперь ей, смотревшей до того на коммерческого директора, пришлось все же обратить взгляд на молодого человека. Он улыбался и, как ей показалось, довольно дерзко.
– Ах, вот как? – ошеломленно вскрикнул Штольце. – Вы, значит, знакомы? А мне об этом ничего не сказали, господин Мюллер.
– Видимо, он не считал это достойным предметом для разговора, – произнесла Доната. – И правильно.
– Я копошился на стройке не просто так, – докладывал Тобиас Мюллер, – а проходил практику после окончания курсов обучения на каменщика.
– У него действительно есть все предпосылки стать хорошим архитектором, – поддержал Тобиаса Штольце.
Доната вскинула голову.
– Меня бы одно интересовало, господин Мюллер. Вы ведь, конечно, во время студенческих каникул работали или, скажем, были стажером в каких-то архитектурных фирмах.
– Совершенно верно.
– И где же?
– Преимущественно у Хелльмесбергера.
– Это дельный и преуспевающий специалист. А почему он не зачислил вас в свой штат после окончания университета?
– Я сам не захотел.
– Придется вам рассказать об этом поподробнее.
– Эта фирма для меня чересчур велика. Мне показалось, что там я буду лишь пешкой.
Ее зеленые глаза сверкнули на него неодобрительно.
– А у меня, вы полагаете, продвигаться будет легче? Он выдержал ее взгляд и без обиняков признался:
– Да.
– Тут вы заблуждаетесь.
– Я знаю, что вы – шеф фирмы и нуждаетесь не в компаньонах, а только в сотрудниках, и я вовсе не собираюсь сталкивать вас с вершины…
– До чего же вы великодушны, – вставила она.
– Я лишь подумал, что у вас, госпожа Бек, в вашем небольшом предприятии, я бы мог большему научиться. Что вы имеете против меня?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Доната… – начал было Штольце. Она не дала ему договорить.
– Господин Мюллер, – предложила она, – если вы сейчас оставите нас на пять минут вдвоем… Наша секретарша, госпожа Сфорци, устроит вас в совещательной комнате.
Он встал, поклонился ей и так посмотрел на нее сверху, что у нее возникло опасение, не выглядит ли ее поведение смешным.
– И правда, Доната, – спросил Штольце, когда они остались вдвоем, – что ты имеешь против него? Не можешь же ты всерьез думать, что он здесь будет рваться к штурвалу управления? Он же еще щенок!
– Позвони Хелльмесбергеру!
– Прямо сейчас?
– Именно для этого я и попросила его выйти. Штольце, не прикасаясь к телефону, задумчиво закурил сигарету.
– Насчет этого звонка тебе следовало бы подумать посерьезнее.
– Я знаю, что делаю!
– Очень жаль, но у меня впечатление иное. – Он порылся под крышкой письменного стола и вытащил бутылку коньяка и стакан. – Будешь?
Как он и ожидал, она отказалась.
– Не сомневаюсь, что Хелльмесбергер даст отличную характеристику, – сказал он, наполняя стакан.
– Почему же ты не звонишь ему? – Она встала, подошла к телефону и сняла трубку. – Я попрошу госпожу Сфорци…
Он нажал на рычаг.
– Ты ничего такого не сделаешь, Доната. Этот молодой человек хотел бы поступить к нам. Но, судя по всему, он все же не захлопнул за собою дверь в фирму Хелльмесбергера, а оставил себе маленькую щелку, на самый крайний случай. Ведь он имеет полное право на это, не так ли?
– Я не понимаю…
– Ну-ну, все ты отлично понимаешь, ты ведь не глупышка, Доната. – Своими чуть помутневшими глазами он посмотрел на нее почти умоляюще. – Если Хелльмесбергер сейчас узнает, что Мюллер пытается устроиться к нам, он вполне может это истолковать в дурном смысле и обрушиться на невинного. Ты же знаешь повадки шефов, Доната, ты и сама принадлежишь к этой категории.
Доната снова села.
– Кажется, я сейчас не отказалась бы от глотка.
– О, наливаю тебе с удовольствием.
Он, словно фокусник, извлек из своего письменного стола второй стакан, наполнил его до краев и пододвинул к ней по столу.
– Спасибо. А сигаретка найдется?
– В любой момент! – Он протянул ей пачку и поднес горящую зажигалку. – Можешь его зачислить, можешь и не зачислять. Это дело только твое. Но тебе же не к лицу портить ему карьеру. Скажу проще: наводить справки у Хелльмесбергера можно только в том случае, если ты решила парня принять; но тогда ведь и звонок-то ни к чему.
Она глотнула коньяку и вдохнула дым сигареты.
– Логика у тебя прямо несокрушимая, Артур, – промолвила она, как будто с насмешкой, которая, однако, и самой ей показалась наигранной.
– Я не прошу тебя объяснять мне, почему ты не хочешь его принимать. Наверное, все равно я твоих доводов не понял бы. Существуют чисто женские эмоции, которые недоступны нашему мужскому восприятию.
– Тут нет ничего общего с эмоциями, – попыталась защищаться Доната. «А с чем же еще? – мысленно спросила она себя. – Почему мне так не по душе перспектива ежедневно встречаться с этим парнем? Какое это может иметь для меня значение?»
– С моей точки зрения, – продолжал Штольце, – он отлично подготовлен для работы в нашей фирме. А кроме того, у него хорошие манеры, недурная внешность, так что на него определенно будут заглядываться жены наших клиентов.
– Тут ты, конечно, прав!
– Если ты отклоняешь его кандидатуру, можешь ничего не объяснять, Доната. Скажи просто: «Я не хочу!», – и вопрос исчерпан. Можешь даже больше с ним не разговаривать, я возьму это на себя.
– И что ты ему скажешь?
– Ну, может быть… что он тебе несимпатичен.
– Это не так, – возразила она.
– Но дело ведь не в этом, Доната. Любое объяснение будет звучать фальшиво. Главное, что парня у нас не будет.
– А чего это ты улыбаешься? – встревоженно спросила она.
– В сущности, мне бы надо огорчаться, что ты не хочешь принимать на работу подходящего человека, хотя он нам крайне необходим. Но я не хочу… как бы это выразить… впадать в уныние и разочарование; от этого ведь толку нет… Поэтому я предпочитаю смотреть на все это как на происшествие комическое.
– Чего же тут смешного?
– Ну, Доната, где же твое чувство юмора? Держу пари, не позже, чем через три недели, если мы снова заведем разговор об этом событии, ты и сама будешь смеяться.
– Да, – согласилась Доната, гася сигарету, – почему бы и не посмеяться? – Она встала с кресла. – Ну так зачисли его, Бог с ним. Но только при условии, что он согласится на трехмесячный испытательный срок.
Штольце тоже встал, поводя при этом безымянным пальцем по усикам.
– Это уж совсем ни к чему, Доната. – Он проводил ее до двери.
– Мне все же кажется, что смысл в этом есть. Но ты парнем заинтересовался, а на твое мнение я ведь всегда могла положиться.
«Я должна выстоять, – думала она за своей чертежной доской, – и я в состоянии это сделать. Однажды он привел меня в замешательство, пусть так. Но ведь это не значит, что он будет выбивать меня из колеи постоянно. Если я стану видеть его ежедневно, то привыкну. Он станет для меня всего лишь исполнителем моих поручений, как Гюнтер Винклейн или Артур Штольце. Я не позволю ему оказывать на меня влияние ни в каком смысле. Он ведь не более чем дерзкий дебютант, а по возрасту едва ли старше моего племянника».
На следующее утро накрапывал дождь, но такой мелкий, что на стройках, вероятно, можно было работать. Однако выезжать на стройплощадки было бы неприятно, да пришлось бы еще и шастать по грязи на размокшем участке. «Пошлю-ка я Мюллера», – подумала Доната, не желая, однако, признаваться себе в том, что испытывает чувство злорадства.
Перед выездом из дома она очень тщательно оделась, выбрав легкое зелено-серое шерстяное платье, которое облегало ее стройную фигуру и подчеркивало тон ее зеленых глаз. Стоя перед большим зеркалом в своей гардеробной, она рассматривала себя с удовлетворением.
Потом осознала, что никогда еще не появлялась в офисе в этом очень обаятельном женском наряде. И что это на нее нашло? Какую цель она этим преследовала? Просто идиотизм какой-то! Не хватало еще нахлобучить на свои коротко остриженные волосы один из тех самых париков.
Энергичным движением она расстегнула молнию на спине, стряхнула с себя платье прямо на пол и, перешагнув через него, надела один из костюмов строгого покроя и закрытую блузку, а потом стерла помаду с губ и макияж с глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24