Доната неохотно отрывалась от дела на телефонные переговоры и находила полезным, что их ведет Сфорци.
Сейчас, когда Доната хотела пройти через приемную в свой рабочий кабинет, госпожа Сфорци ее задержала.
– Один момент, госпожа Бек!
Доната остановилась.
– Да?
– Звонил господин Палленберг – Она произнесла это со столь мрачным выражением лица, что Доната испугалась, уж не обратился ли этот заказчик к другому архитектору.
– Он освободил себе послеобеденные часы, – возвестила госпожа Сфорци все с тем же похоронным выражением лица. – Он и его жена хотят встретиться с вами на участке будущей стройки. В три часа. Я дала согласие.
– Очень хорошо, госпожа Сфорци, – произнесла Доната и подумала: «И отчего это у нее всегда такое плохое настроение?! Наверное, поскандалила с мужем».
– Вы знаете, как проехать в Крайллинг? – продолжала Сфорци.
– Примерно представляю себе. Направление на Штарнберг, так?
– Я уже сверилась с планом города и выписала названия улиц.
Протянув руку через стойку, она подала Донате записку.
– Вы поистине бесподобны, госпожа Сфорци.
Эта похвала никак не изменила мрачного выражения лица секретарши.
– Конечно, где тут направления объезда и улицы с односторонним движением, я не знаю. Это вам придется выяснить в пути.
– Да уж справлюсь, – приветливо ответила Доната.
– Я и не сомневалась, – заметила секретарша таким тоном, словно ее обидели.
Доната улыбнулась.
– Пожалуйста, позаботьтесь, как всегда, чтобы были цветы в совещательной комнате, госпожа Сфорци.
– Закуску тоже приготовить? – осведомилась госпожа Сфорци чуть более бодро.
– Хорошая мысль. Если посетителей не будет, сами поедим. Впрочем, я еще даже не знаю, когда вернусь. Если после конца рабочего дня, то можете не ждать. Я уж сама сервирую стол.
Госпожа Сфорци не ответила, а лишь скептически поджала губы. Это означало, что сервировка стола не входит в обязанности шефши и что Сфорци не очень верит в то, что Доната с этим справится.
– Наверное, Вильгельмина еще будет в офисе, – успокоила ее Доната и прошла в свой кабинет, чтобы взять рулоны с заготовленными вчера вечером проектами. Она перенесла их на чертежную доску Гюнтер а Винклейна.
Он поднял на нее глаза.
– Могу я тебе помочь?
– Ты правильно понял, Гюнтер. Как мне тебя ни жаль, я должна попросить тебя обвести мне тушью вот эти эскизы. Только не говори, что я сама просто не хочу тушью руки пачкать.
Он засмеялся.
– Боже, до чего же ты злопамятна! И все только потому, что я однажды ради шутки позволил себе подобное замечание!
Она знала, что ее просьба действительно создает ему неудобства.
– Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, Гюнтер! Мне и правда жаль отрывать тебя от твоих собственных заданий. Но сразу после полудня мне надо обязательно иметь готовый эскиз всего дома хотя бы в общих чертах. Как вообще твои дела? Он помедлил с ответом.
– Не слишком хороши, а? – попыталась помочь ему Доната.
Он взял на себя обязательство, связанное с перестройкой здания одной конторы, сооруженного в безвкусном стиле пятидесятых годов. С помощью специальной пристройки предстояло его не только увеличить, но и облагородить.
– Подобные задания всегда замысловаты, – заметил Гюнтер. Его светло-голубые глаза за очками без оправы приняли трепетное, почти умоляющее выражение. – Взглянешь потом на этот мой проект?
Сколько раз уже он вызывал у Донаты чувство удивления. Гюнтер Винклейн был архитектором вовсе не без воображения и к тому же отличным знатоком статики. Но он был начисто лишен уверенности в своих силах. Когда Доната приняла его на работу, еще в самом начале своей карьеры, то и она, и он полагали, что занимаемая им должность будет лишь переходной в его дальнейшей службе. Но он остался на месте.
Иногда, особенно немного выпив, он говорил о желании открыть самостоятельное дело, но ему уже никто не верил. Он даже отклонил предложение Донаты войти в ее фирму в качестве компаньона, хотя этот отказ стоил ему тяжелой внутренней борьбы с самим собой. А принял он такое решение, вероятно, после разговора с матерью, в доме которой и жил. Он не мог решиться на риск, предпочитая ему свой твердый месячный оклад.
При этом должность его в архитектурной фирме вовсе не означала обеспеченности на всю жизнь. Как и большинство ее самостоятельных коллег, владельцев собственных фирм, Доната имела обыкновение расширять штат своих сотрудников, если конъюнктура с заказами складывалась благоприятно, и сокращать его, если наступал застой. Но этот стройный маленький человек с постепенно редеющими светлыми волосами был ей симпатичен, и она просто не могла выбросить его в неизвестность. На это Гюнтер и полагался. Конечно, он практически вряд ли что-нибудь потерял, если бы в течение скольких-то месяцев получал пособие по безработице. Но Доната опасалась, что он, при его неуверенности в себе, мог в этом случае совсем растеряться.
– Не сомневаюсь, – произнесла она ободряюще, – что никто не выполнит этого задания лучше тебя.
– И все же, – настаивал он, – прошу тебя взглянуть на мой проект, когда он будет готов.
– Будет сделано, – пообещала она. – Как только справлюсь со своим домом. – Она имела в виду Палленбергов.
Доната положила на маленький красный ящик около его чертежного стола рулоны своей кальки и пошла в кабинет.
Лишь выводя свой кабриолет из гаража, Доната заметила, что накрапывает дождь. Конечно, не идеальная погода для осмотра участка предстоящего строительства, но она не должна помешать Палленбергам, восхищающимся приобретенным куском земли, приехать на место. Доната же сможет оценить его достоинства даже в самых неблагоприятных условиях.
Чтобы защитить себя от дождя, она, остановившись под крышей ближайшей заправочной станции, сменила жакет на кожаную куртку, а лодочки – на резиновые сапожки, лежавшие в багажнике.
Во время езды дождь усилился, дворники-стеклоочистители качались из стороны в сторону все чаще, но потом капать стало меньше, а когда она подъехала к месту назначения, дождь и совсем перестал.
Крайллинг был раньше деревней, но за последние годы стал превращаться в предместье Мюнхена и был связан с ним электричкой. Здесь все еще было множество крестьянских домов, ветхих хозяйственных построек и вспаханных участков земли. Но между ними уже выросли современные односемейные и двухсемейные дома. Никакого хоть сколько-нибудь единообразного стиля обнаружить в новостройках не удалось, но, к счастью, не было здесь и многоквартирных домов-муравейников и высотных зданий.
Доната некоторое время кружила по деревне, прежде чем ей удалось найти участок Палленбергов. Оказалось, что это заброшенное садовое хозяйство. Посадки одичали, стекла с оранжерей сняты или разбиты, а домик на краю, в котором жили прежние владельцы, дошел до состояния почти полного обветшания.
Когда наконец появились Палленберги, уже выглянуло из-за туч солнце. Они опоздали на целых двадцать минут.
Герберт Палленберг, темноволосый, элегантно одетый мужчина лет тридцати, извинялся за опоздание не слишком усердно. Он сказал, что задержался на службе.
– Ничего страшного, – ответила Доната, – такое бывает.
Жена Палленберга, маленькая и изящная, почти красивая, с соразмерно вылепленными природой чертами лица, добавила:
– Мы искренне сожалеем, госпожа Бек. Сам-то он терпеть не может, если приходится ждать. – Она так крепко уцепилась за мужа, что, казалось, сейчас повиснет на нем.
– Да ладно тебе, – цыкнул он на жену. – Это сейчас не тема для разговора.
– Вы приобрели прекрасный участок, – заметила Доната, радуясь тому, что в данном случае нет необходимости преувеличивать. – Поздравляю!
– Это обошлось недешево, – произнес господин Палленберг.
– Могу себе представить. За последние годы цены здорово прыгнули вверх. А этот участок действительно великолепен.
– К нему уже подведены водопровод и электричество.
– Замечательно. Это благоприятно отразится на расходах.
Некоторое время они втроем обходили участок, что в общем-то было совершенно бесполезно. Доната уже увидела все, что требовалось. Но она проявляла понимание к оправданной гордости владельцев.
Обождав еще некоторое время, она, наконец, произнесла:
– Именно в таком роде я по вашему описанию и представляла себе строительную площадку. Прошу вас, подойдем к моей машине! Я сейчас покажу вам первые эскизы.
Она двинулась к своему автомобилю. Палленберги следовали за ней, жена все так же висла на муже. Оба молчали, что возбудило у Донаты недоброе предчувствие. Она ожидала какого-то словесного выражения напряженности, но молчание не нарушалось.
Доната взяла из машины тщательно обведенные тушью эскизы и развернула их. Она подробно разъяснила преимущества подземного гаража и столь же подробно планы отдельных этажей. По ходу этих объяснений она периодически бросала подбадривающие взгляды на Палленбергов, ожидая их согласия, и ясно заметила, что глаза Ирены Палленберг заблестели. Но молодая женщина то и дело вопросительно смотрела на мужа, словно не смея выразить свое мнение без его разрешения.
– Все это хорошо и красиво, – промолвил он, когда Доната свернула в трубку последний эскиз.
– Действительно, то, что вы для нас задумали, просто прекрасно, – добавила его жена с явным облегчением, поскольку получила наконец возможность высказаться.
– Да, но мы за это время решили, что нам нужно нечто совсем иное.
«О, черт, целый день работы коту под хвост», – пронеслось в голове Донаты. Но она, и глазом не моргнув, заявила:
– Ну что же! Пока что мы свободны в принятии любого решения.
Глаза Ирены Палленберг округлились.
– Значит, вы так на это смотрите? Тогда у меня гора с плеч. – Она сжала руками локоть мужа.
– Разумеется, – добавила Доната, – мы должны придерживаться местных строительных предписании. Но это единственное ограничение, которому приходится подчиняться. В остальном ни для каких фантазий пределов нет.
– Мы за эти дни тщательно продумали то, что нам желательно получить… Быть может, следовало бы сделать это раньше…
«Это уж да, точно», – подумала Доната, но не произнесла ни слова, а лишь с приветливым вниманием посмотрела ему в глаза.
– …Но мы поспешили; видно, потому, что уж очень хочется поскорее иметь собственный дом для себя и наших будущих детей.
– Думаю, вам такое желание понятно, не так ли, госпожа Бек, – добавила его жена почти умоляюще.
– Ну, конечно, – согласилась Доната, – мне это кажется вполне естественным.
– И вот не сразу, а только через некоторое время нам пришло в голову, что значительно разумнее строить не односемейный, а двухсемейный дом, – пояснил он.
– Муж имеет в виду, что доходы от сдачи части дома внаем помогли бы нам расплатиться по ипотечным займам.
Он взглянул на жену с явной досадой.
– Вряд ли это интересно госпоже архитектору, Ирена.
– Нет, тут я должна все же решительно вам возразить, господин Палленберг, – промолвила Доната, почувствовав облегчение от того, что появилась возможность вздохнуть свободнее. – Меня интересует не только строительство дома как таковое, но и расходы, которые с ним связаны. Мне важно знать, как справятся с ними владельцы дома и как они будут жить в дальнейшем. Для меня все это – единый комплекс взаимосвязанных проблем.
– Вот так, Герберт, – сказала Ирена Палленберг с чувством скромного торжества.
– Полагаю, вы хотели бы жить на первом этаже, – продолжала Доната, – при входе в сад, чтобы иметь его в своем распоряжении. Это было бы нормально. При общей площади этажа в сто сорок квадратных метров (а можно сделать и больше) он предоставлял бы достаточно жилого пространства для семьи от двух до четырех человек.
– Но тогда съемщики будут топтаться у нас над головой, – засомневалась Ирена.
Доната в ответ улыбнулась.
– Можно сделать потолки звуконепроницаемыми, тогда вы ничего не будете слышать, госпожа Палленберг. Но я понимаю вашу мысль: вам будет недоставать ощущения, что весь дом в вашем распоряжении.
– Так мы ведь сами решили пойти на условия, связанные с жизнью в двухсемейном доме, – напомнил он.
– Возможно еще одно решение: так называемый «двойной дом», – предложила Доната. – Тогда вы живете как бы в отдельном доме, с собственной входной дверью, отдельным входом и…
– Но я хотел бы через какое-то время, когда мы расплатимся с самыми неотложными долгами, иметь большой дом для себя и семьи. У меня нет желания ютиться всю оставшуюся жизнь в коробке площадью в сто сорок квадратных метров.
– А как раз двойной дом, – терпеливо разъяснила Доната, – можно очень здорово заранее спроектировать так, что впоследствии обе половины поддаются объединению без больших трудов и расходов. Но, может быть, удобнее обсудить это у меня в кабинете?
Доната высказала это предложение настолько вскользь, насколько это вообще возможно, но при этом учитывая, что наступает решающий момент: если Палленберги примут приглашение, то заказ уже, можно считать, в кармане; если же уклонятся, то сомнительно, что разговор вообще когда-нибудь будет продолжен. Но знал это и господин Палленберг, который медлил с решением.
Помогла Донате его жена.
– Пожалуйста, поедем, дорогой! – попросила она. – Давай вернемся в город, а то у меня уже ноги мерзнут.
Доната открыла дверь своей машины, бросила футляр с эскизами на заднее сиденье.
– Значит, решено! – выкрикнула она. – Через двадцать минут у меня! – И, не ожидая ответа, села за руль.
Но, тронувшись с места, она сначала поехала медленно и вздохнула с облегчением, увидев в зеркале заднего вида, что машина Палленбергов едет за ней следом.
В офисе их встретила просто-таки расцветшая Розмари Сфорци. Она помогла Палленбергам снять пальто и провела их в комнату совещаний, между тем как Доната быстро сменила обувь – в своих лодочках на шпильках она сразу же почувствовала себя гораздо вольготнее – и воспользовалась подвернувшейся возможностью чуть освежиться в ванне. Потом пригладила щеткой коротко остриженные белые волосы и при этом отметила про себя, что ее зеленые глаза с чуть косоватым разрезом слишком явно светятся гордостью по поводу достигнутого успеха. Пока договор не оформлен, следовало подавить хотя бы победоносную улыбку. Зато не могут повредить проявления всякого усердия.
Когда она вошла в совещательную комнату, Палленберги уже сидели на предложенных им местах, на широкой стороне продолговатого стола.
Доната выбрала себе кресло на узкой стороне.
– Давайте, перегруппируемся, – предложила она. – Если вы, господин Палленберг, сядете от меня слева, а вы, любезная госпожа Палленберг, справа, то сможете оба лучше видеть мои наброски.
Госпожа Сфорци принесла чертежный блокнот, карандаши и резинки для стирания, а Доната поблагодарила ее с особой сердечностью. Невысказанной, но подразумеваемой была при этом и похвала за то, что секретарша красиво расположила в серой напольной вазе три блестящие желтые крепкие ветви форситии очень изящных на фоне белых стен и черной мебели, придававших официальной обстановке помещения оттенок приветливости.
– Сразу и начнем, так? – спросила Доната и перевела взгляд с госпожи Палленберг на ее мужа; ведь когда имеешь дело с супружеской четой, всегда трудно определить, чье желание имеет решающее значение. – Или хотелось бы сначала перевести дух? Полагаю, напитки нам сейчас подадут.
– Нет, давайте сразу же и начнем, – решил господин Палленберг.
– Мы ведь для этого сюда и явились, – добавила его жена.
– Двойной дом или недвойной – таков, видимо, главный вопрос. Я сейчас буду набрасывать эскизы, чтобы показать вам, как это может выглядеть. – Ловко работая пальцами, она начала водить карандашом по бумаге. – Фасад, конечно, должен иметь две двери; можно их расположить рядом, тогда впоследствии будет легче объединить две лестничные клетки в одну. Или можно расположить их вдалеке друг от друга, тогда будет меньше помех от соседей при входе и выходе. Но общее впечатление от фасада определяется не одними дверями, а распределением дверей и окон в целом.
– А впоследствии, – спросила госпожа Палленберг, – что если мы захотим совместить обе половины дома?
– Хороший вопрос! Тогда у нас несколько возможностей…
Вошла Вильгельмина Бургер с подносом, на котором красовались напитки; госпожа Сфорци последовала за ней и расставила на столе кофейные чашки, сливочник и сахарницу. Перед Донатой она поставила высокий бокал со свежевыжатым апельсиновым соком.
– Господин Штольце в курсе дела, – сообщила секретарша.
– Очень хорошо, госпожа Сфорци. – Доната взглянула на свои ручные часы, хотя и без того приблизительно знала, сколько они показывают. – Ваш рабочий день приближается к концу, можете собираться домой.
– Я вам больше не нужна?
– Ну, конечно же, она вам больше не нужна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Сейчас, когда Доната хотела пройти через приемную в свой рабочий кабинет, госпожа Сфорци ее задержала.
– Один момент, госпожа Бек!
Доната остановилась.
– Да?
– Звонил господин Палленберг – Она произнесла это со столь мрачным выражением лица, что Доната испугалась, уж не обратился ли этот заказчик к другому архитектору.
– Он освободил себе послеобеденные часы, – возвестила госпожа Сфорци все с тем же похоронным выражением лица. – Он и его жена хотят встретиться с вами на участке будущей стройки. В три часа. Я дала согласие.
– Очень хорошо, госпожа Сфорци, – произнесла Доната и подумала: «И отчего это у нее всегда такое плохое настроение?! Наверное, поскандалила с мужем».
– Вы знаете, как проехать в Крайллинг? – продолжала Сфорци.
– Примерно представляю себе. Направление на Штарнберг, так?
– Я уже сверилась с планом города и выписала названия улиц.
Протянув руку через стойку, она подала Донате записку.
– Вы поистине бесподобны, госпожа Сфорци.
Эта похвала никак не изменила мрачного выражения лица секретарши.
– Конечно, где тут направления объезда и улицы с односторонним движением, я не знаю. Это вам придется выяснить в пути.
– Да уж справлюсь, – приветливо ответила Доната.
– Я и не сомневалась, – заметила секретарша таким тоном, словно ее обидели.
Доната улыбнулась.
– Пожалуйста, позаботьтесь, как всегда, чтобы были цветы в совещательной комнате, госпожа Сфорци.
– Закуску тоже приготовить? – осведомилась госпожа Сфорци чуть более бодро.
– Хорошая мысль. Если посетителей не будет, сами поедим. Впрочем, я еще даже не знаю, когда вернусь. Если после конца рабочего дня, то можете не ждать. Я уж сама сервирую стол.
Госпожа Сфорци не ответила, а лишь скептически поджала губы. Это означало, что сервировка стола не входит в обязанности шефши и что Сфорци не очень верит в то, что Доната с этим справится.
– Наверное, Вильгельмина еще будет в офисе, – успокоила ее Доната и прошла в свой кабинет, чтобы взять рулоны с заготовленными вчера вечером проектами. Она перенесла их на чертежную доску Гюнтер а Винклейна.
Он поднял на нее глаза.
– Могу я тебе помочь?
– Ты правильно понял, Гюнтер. Как мне тебя ни жаль, я должна попросить тебя обвести мне тушью вот эти эскизы. Только не говори, что я сама просто не хочу тушью руки пачкать.
Он засмеялся.
– Боже, до чего же ты злопамятна! И все только потому, что я однажды ради шутки позволил себе подобное замечание!
Она знала, что ее просьба действительно создает ему неудобства.
– Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, Гюнтер! Мне и правда жаль отрывать тебя от твоих собственных заданий. Но сразу после полудня мне надо обязательно иметь готовый эскиз всего дома хотя бы в общих чертах. Как вообще твои дела? Он помедлил с ответом.
– Не слишком хороши, а? – попыталась помочь ему Доната.
Он взял на себя обязательство, связанное с перестройкой здания одной конторы, сооруженного в безвкусном стиле пятидесятых годов. С помощью специальной пристройки предстояло его не только увеличить, но и облагородить.
– Подобные задания всегда замысловаты, – заметил Гюнтер. Его светло-голубые глаза за очками без оправы приняли трепетное, почти умоляющее выражение. – Взглянешь потом на этот мой проект?
Сколько раз уже он вызывал у Донаты чувство удивления. Гюнтер Винклейн был архитектором вовсе не без воображения и к тому же отличным знатоком статики. Но он был начисто лишен уверенности в своих силах. Когда Доната приняла его на работу, еще в самом начале своей карьеры, то и она, и он полагали, что занимаемая им должность будет лишь переходной в его дальнейшей службе. Но он остался на месте.
Иногда, особенно немного выпив, он говорил о желании открыть самостоятельное дело, но ему уже никто не верил. Он даже отклонил предложение Донаты войти в ее фирму в качестве компаньона, хотя этот отказ стоил ему тяжелой внутренней борьбы с самим собой. А принял он такое решение, вероятно, после разговора с матерью, в доме которой и жил. Он не мог решиться на риск, предпочитая ему свой твердый месячный оклад.
При этом должность его в архитектурной фирме вовсе не означала обеспеченности на всю жизнь. Как и большинство ее самостоятельных коллег, владельцев собственных фирм, Доната имела обыкновение расширять штат своих сотрудников, если конъюнктура с заказами складывалась благоприятно, и сокращать его, если наступал застой. Но этот стройный маленький человек с постепенно редеющими светлыми волосами был ей симпатичен, и она просто не могла выбросить его в неизвестность. На это Гюнтер и полагался. Конечно, он практически вряд ли что-нибудь потерял, если бы в течение скольких-то месяцев получал пособие по безработице. Но Доната опасалась, что он, при его неуверенности в себе, мог в этом случае совсем растеряться.
– Не сомневаюсь, – произнесла она ободряюще, – что никто не выполнит этого задания лучше тебя.
– И все же, – настаивал он, – прошу тебя взглянуть на мой проект, когда он будет готов.
– Будет сделано, – пообещала она. – Как только справлюсь со своим домом. – Она имела в виду Палленбергов.
Доната положила на маленький красный ящик около его чертежного стола рулоны своей кальки и пошла в кабинет.
Лишь выводя свой кабриолет из гаража, Доната заметила, что накрапывает дождь. Конечно, не идеальная погода для осмотра участка предстоящего строительства, но она не должна помешать Палленбергам, восхищающимся приобретенным куском земли, приехать на место. Доната же сможет оценить его достоинства даже в самых неблагоприятных условиях.
Чтобы защитить себя от дождя, она, остановившись под крышей ближайшей заправочной станции, сменила жакет на кожаную куртку, а лодочки – на резиновые сапожки, лежавшие в багажнике.
Во время езды дождь усилился, дворники-стеклоочистители качались из стороны в сторону все чаще, но потом капать стало меньше, а когда она подъехала к месту назначения, дождь и совсем перестал.
Крайллинг был раньше деревней, но за последние годы стал превращаться в предместье Мюнхена и был связан с ним электричкой. Здесь все еще было множество крестьянских домов, ветхих хозяйственных построек и вспаханных участков земли. Но между ними уже выросли современные односемейные и двухсемейные дома. Никакого хоть сколько-нибудь единообразного стиля обнаружить в новостройках не удалось, но, к счастью, не было здесь и многоквартирных домов-муравейников и высотных зданий.
Доната некоторое время кружила по деревне, прежде чем ей удалось найти участок Палленбергов. Оказалось, что это заброшенное садовое хозяйство. Посадки одичали, стекла с оранжерей сняты или разбиты, а домик на краю, в котором жили прежние владельцы, дошел до состояния почти полного обветшания.
Когда наконец появились Палленберги, уже выглянуло из-за туч солнце. Они опоздали на целых двадцать минут.
Герберт Палленберг, темноволосый, элегантно одетый мужчина лет тридцати, извинялся за опоздание не слишком усердно. Он сказал, что задержался на службе.
– Ничего страшного, – ответила Доната, – такое бывает.
Жена Палленберга, маленькая и изящная, почти красивая, с соразмерно вылепленными природой чертами лица, добавила:
– Мы искренне сожалеем, госпожа Бек. Сам-то он терпеть не может, если приходится ждать. – Она так крепко уцепилась за мужа, что, казалось, сейчас повиснет на нем.
– Да ладно тебе, – цыкнул он на жену. – Это сейчас не тема для разговора.
– Вы приобрели прекрасный участок, – заметила Доната, радуясь тому, что в данном случае нет необходимости преувеличивать. – Поздравляю!
– Это обошлось недешево, – произнес господин Палленберг.
– Могу себе представить. За последние годы цены здорово прыгнули вверх. А этот участок действительно великолепен.
– К нему уже подведены водопровод и электричество.
– Замечательно. Это благоприятно отразится на расходах.
Некоторое время они втроем обходили участок, что в общем-то было совершенно бесполезно. Доната уже увидела все, что требовалось. Но она проявляла понимание к оправданной гордости владельцев.
Обождав еще некоторое время, она, наконец, произнесла:
– Именно в таком роде я по вашему описанию и представляла себе строительную площадку. Прошу вас, подойдем к моей машине! Я сейчас покажу вам первые эскизы.
Она двинулась к своему автомобилю. Палленберги следовали за ней, жена все так же висла на муже. Оба молчали, что возбудило у Донаты недоброе предчувствие. Она ожидала какого-то словесного выражения напряженности, но молчание не нарушалось.
Доната взяла из машины тщательно обведенные тушью эскизы и развернула их. Она подробно разъяснила преимущества подземного гаража и столь же подробно планы отдельных этажей. По ходу этих объяснений она периодически бросала подбадривающие взгляды на Палленбергов, ожидая их согласия, и ясно заметила, что глаза Ирены Палленберг заблестели. Но молодая женщина то и дело вопросительно смотрела на мужа, словно не смея выразить свое мнение без его разрешения.
– Все это хорошо и красиво, – промолвил он, когда Доната свернула в трубку последний эскиз.
– Действительно, то, что вы для нас задумали, просто прекрасно, – добавила его жена с явным облегчением, поскольку получила наконец возможность высказаться.
– Да, но мы за это время решили, что нам нужно нечто совсем иное.
«О, черт, целый день работы коту под хвост», – пронеслось в голове Донаты. Но она, и глазом не моргнув, заявила:
– Ну что же! Пока что мы свободны в принятии любого решения.
Глаза Ирены Палленберг округлились.
– Значит, вы так на это смотрите? Тогда у меня гора с плеч. – Она сжала руками локоть мужа.
– Разумеется, – добавила Доната, – мы должны придерживаться местных строительных предписании. Но это единственное ограничение, которому приходится подчиняться. В остальном ни для каких фантазий пределов нет.
– Мы за эти дни тщательно продумали то, что нам желательно получить… Быть может, следовало бы сделать это раньше…
«Это уж да, точно», – подумала Доната, но не произнесла ни слова, а лишь с приветливым вниманием посмотрела ему в глаза.
– …Но мы поспешили; видно, потому, что уж очень хочется поскорее иметь собственный дом для себя и наших будущих детей.
– Думаю, вам такое желание понятно, не так ли, госпожа Бек, – добавила его жена почти умоляюще.
– Ну, конечно, – согласилась Доната, – мне это кажется вполне естественным.
– И вот не сразу, а только через некоторое время нам пришло в голову, что значительно разумнее строить не односемейный, а двухсемейный дом, – пояснил он.
– Муж имеет в виду, что доходы от сдачи части дома внаем помогли бы нам расплатиться по ипотечным займам.
Он взглянул на жену с явной досадой.
– Вряд ли это интересно госпоже архитектору, Ирена.
– Нет, тут я должна все же решительно вам возразить, господин Палленберг, – промолвила Доната, почувствовав облегчение от того, что появилась возможность вздохнуть свободнее. – Меня интересует не только строительство дома как таковое, но и расходы, которые с ним связаны. Мне важно знать, как справятся с ними владельцы дома и как они будут жить в дальнейшем. Для меня все это – единый комплекс взаимосвязанных проблем.
– Вот так, Герберт, – сказала Ирена Палленберг с чувством скромного торжества.
– Полагаю, вы хотели бы жить на первом этаже, – продолжала Доната, – при входе в сад, чтобы иметь его в своем распоряжении. Это было бы нормально. При общей площади этажа в сто сорок квадратных метров (а можно сделать и больше) он предоставлял бы достаточно жилого пространства для семьи от двух до четырех человек.
– Но тогда съемщики будут топтаться у нас над головой, – засомневалась Ирена.
Доната в ответ улыбнулась.
– Можно сделать потолки звуконепроницаемыми, тогда вы ничего не будете слышать, госпожа Палленберг. Но я понимаю вашу мысль: вам будет недоставать ощущения, что весь дом в вашем распоряжении.
– Так мы ведь сами решили пойти на условия, связанные с жизнью в двухсемейном доме, – напомнил он.
– Возможно еще одно решение: так называемый «двойной дом», – предложила Доната. – Тогда вы живете как бы в отдельном доме, с собственной входной дверью, отдельным входом и…
– Но я хотел бы через какое-то время, когда мы расплатимся с самыми неотложными долгами, иметь большой дом для себя и семьи. У меня нет желания ютиться всю оставшуюся жизнь в коробке площадью в сто сорок квадратных метров.
– А как раз двойной дом, – терпеливо разъяснила Доната, – можно очень здорово заранее спроектировать так, что впоследствии обе половины поддаются объединению без больших трудов и расходов. Но, может быть, удобнее обсудить это у меня в кабинете?
Доната высказала это предложение настолько вскользь, насколько это вообще возможно, но при этом учитывая, что наступает решающий момент: если Палленберги примут приглашение, то заказ уже, можно считать, в кармане; если же уклонятся, то сомнительно, что разговор вообще когда-нибудь будет продолжен. Но знал это и господин Палленберг, который медлил с решением.
Помогла Донате его жена.
– Пожалуйста, поедем, дорогой! – попросила она. – Давай вернемся в город, а то у меня уже ноги мерзнут.
Доната открыла дверь своей машины, бросила футляр с эскизами на заднее сиденье.
– Значит, решено! – выкрикнула она. – Через двадцать минут у меня! – И, не ожидая ответа, села за руль.
Но, тронувшись с места, она сначала поехала медленно и вздохнула с облегчением, увидев в зеркале заднего вида, что машина Палленбергов едет за ней следом.
В офисе их встретила просто-таки расцветшая Розмари Сфорци. Она помогла Палленбергам снять пальто и провела их в комнату совещаний, между тем как Доната быстро сменила обувь – в своих лодочках на шпильках она сразу же почувствовала себя гораздо вольготнее – и воспользовалась подвернувшейся возможностью чуть освежиться в ванне. Потом пригладила щеткой коротко остриженные белые волосы и при этом отметила про себя, что ее зеленые глаза с чуть косоватым разрезом слишком явно светятся гордостью по поводу достигнутого успеха. Пока договор не оформлен, следовало подавить хотя бы победоносную улыбку. Зато не могут повредить проявления всякого усердия.
Когда она вошла в совещательную комнату, Палленберги уже сидели на предложенных им местах, на широкой стороне продолговатого стола.
Доната выбрала себе кресло на узкой стороне.
– Давайте, перегруппируемся, – предложила она. – Если вы, господин Палленберг, сядете от меня слева, а вы, любезная госпожа Палленберг, справа, то сможете оба лучше видеть мои наброски.
Госпожа Сфорци принесла чертежный блокнот, карандаши и резинки для стирания, а Доната поблагодарила ее с особой сердечностью. Невысказанной, но подразумеваемой была при этом и похвала за то, что секретарша красиво расположила в серой напольной вазе три блестящие желтые крепкие ветви форситии очень изящных на фоне белых стен и черной мебели, придававших официальной обстановке помещения оттенок приветливости.
– Сразу и начнем, так? – спросила Доната и перевела взгляд с госпожи Палленберг на ее мужа; ведь когда имеешь дело с супружеской четой, всегда трудно определить, чье желание имеет решающее значение. – Или хотелось бы сначала перевести дух? Полагаю, напитки нам сейчас подадут.
– Нет, давайте сразу же и начнем, – решил господин Палленберг.
– Мы ведь для этого сюда и явились, – добавила его жена.
– Двойной дом или недвойной – таков, видимо, главный вопрос. Я сейчас буду набрасывать эскизы, чтобы показать вам, как это может выглядеть. – Ловко работая пальцами, она начала водить карандашом по бумаге. – Фасад, конечно, должен иметь две двери; можно их расположить рядом, тогда впоследствии будет легче объединить две лестничные клетки в одну. Или можно расположить их вдалеке друг от друга, тогда будет меньше помех от соседей при входе и выходе. Но общее впечатление от фасада определяется не одними дверями, а распределением дверей и окон в целом.
– А впоследствии, – спросила госпожа Палленберг, – что если мы захотим совместить обе половины дома?
– Хороший вопрос! Тогда у нас несколько возможностей…
Вошла Вильгельмина Бургер с подносом, на котором красовались напитки; госпожа Сфорци последовала за ней и расставила на столе кофейные чашки, сливочник и сахарницу. Перед Донатой она поставила высокий бокал со свежевыжатым апельсиновым соком.
– Господин Штольце в курсе дела, – сообщила секретарша.
– Очень хорошо, госпожа Сфорци. – Доната взглянула на свои ручные часы, хотя и без того приблизительно знала, сколько они показывают. – Ваш рабочий день приближается к концу, можете собираться домой.
– Я вам больше не нужна?
– Ну, конечно же, она вам больше не нужна!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24