Николаос дал мне ключ, я запирала дверь. Комнату я прибирала сама. В доме не было служанок, и мне не хотелось, чтобы мужские руки касались моих платьев, предметов туалета.
Я повернула ключ в замочной скважине. Дверь открылась. Я снова спрятала маленький ключ за пояс и вошла.
В коридоре был прикреплен к стене подсвечник, свеча горела ярко. Но в моей комнате было темно. Впрочем, комната была так мала, я вполне ориентировалась наощупь. Сделала несколько шагов, взяла со стола свечу в жестяном подсвечнике, снова шагнула в коридор, зажгла свою свечу от свечи в коридоре.
Затем я, войдя в комнату, прикрыла за собой дверь, повернулась, накинула щеколду. Подсвечник со свечой я держала в руке.
Теперь я стояла лицом к окну и постели. По-прежнему держа свечу. И только теперь я вздрогнула, сильно и резко, даже как-то болезненно, и невольно подалась назад, к двери. Но дверь уже была закрыта. Я только прижалась к ней спиной.
Занавес на окне, длинный, темный, до пола, колыхнулся. Я мгновенно различила очертания человеческой фигуры…
Крик, даже скорее некое желание крика, замерло у меня в горле. Но странно, страха я, как и тогда в саду, по-настоящему не испытала. Тотчас мною овладело странное в таком положении ощущение собственной безопасности.
Конечно, я могла быстро повернуться, откинуть щеколду и выскочить за дверь. Возможно, я даже успела бы повернуть ключ в замке и запереть незваного гостя. Но я ничего этого делать не стала.
Я стояла молча, прижавшись спиной к двери, держа в одной руке свечу, осветившую тесную комнату, и смотрела.
Снова колыхнулась занавеска. Кто-то за ней пытался спрятаться, припадал, должно быть, к окну, как я – к двери.
Теперь я вглядывалась спокойно. Этот «кто-то» явно был тонким, хрупким существом. Женщина? Ребенок? Карлик? Нет, не карлик и не ребенок, рост не тот. Подросток? Во всяком случае, очень хрупкий человек… Знает ли он, кто я? Должен бы…
А если это вор? На мгновение мне стало страшно. Но тогда бы он что-то предпринял – выпрыгнул бы в окно, напал бы на меня.
А если все же наемный убийца? Но прежде меня хотят допросить. Зачем? Это может быть связано с Николаосом.
Я крепче сжала подсвечник. В крайнем случае, свеча и подсвечник могут послужить мне оружием.
Тотчас же пришла в голову тревожная мысль, что шум может обеспокоить Чоки.
Я заставила себя заговорить.
– Кто вы? – я задала этот обыденный вопрос вполголоса, достаточно хрипло и все же встревоженно.
Человек за занавесом явно хотел ответить мне. Я ощутила его чувство неловкости, то, как он робеет, сомневается. Это прибавило мне сил, я почувствовала себя почти хозяйкой положения.
Я спокойно и пристально вгляделась в очертания за занавесом. Обувь! Он сделает неосторожное движение, невольный шаг – и я увижу его обувь! Я быстро опустила глаза. И через несколько мгновений разглядела кончик туфли. Это мог быть только женский башмак. И даже не башмак, – башмачок, маленькая туфелька.
Теперь я снова совсем не боялась. Мне стало занятно.
– Кто вы? – повторила я уже спокойно. – Выйдите. Я не сделаю вам ничего дурного.
И тотчас я почувствовала, что женщина за занавесом не верит моему обещанию. Но почему? Значит, она меня не знает? Она попала сюда случайно? Кто она? Беглянка? Ее преследуют? От кого она скрывается? Естественно, на все эти вопросы напрашивался один ответ: инквизиция. Может быть, эта женщина каким-то образом узнала, что Николаосу покровительствует Теодоро-Мигель, и потому решила спрятаться в этом доме? Я чувствую, что она встревожена и напряжена.
– Выйдите, – снова попросила я, – не бойтесь ничего.
Она молчала, замерев. Теперь я не видела даже кончик башмачка.
– Это бессмысленно, – сказала я, по-прежнему стоя у двери. – Вам в конце концов придется выйти, показаться.
Молчание.
– Вы вероятно проникли сюда через окно, – предположила я. – Если вы не хотите, чтобы я увидела вас, ваше лицо, вы можете выбраться через окно снова в сад. Я отвернусь. Если вы хотите, выбирайтесь в сад и спрячьтесь у ворот. У меня есть ключ. Я отопру ворота и вы сможете уйти. Я не буду пытаться увидеть вас. У меня довольно своих забот.
За занавесом по-прежнему – ни звука, ни жеста.
– Или вы хотите спрятаться в этом доме? Вас преследуют? Тогда мне придется переговорить с хозяином этого дома. Сейчас здесь тяжело болен человек… – занавес едва заметно шевельнулся. – Вы можете на ночь остаться в моей комнате. Наутро мы будем говорить с хозяином…
Я тут же подумала, что говорю что-то не то. Что ждет меня утром? Чоки!.. Как я решусь тревожить Николаоса из-за этой странной гостьи? Наконец, кто она? Может оказаться, что она настоящая преступница…
– Не молчите, – попросила я. – Вы утомляете меня. Я весь день провела у постели тяжелобольного, я устала. Если вы не выйдете сейчас, я подойду к занавесу и отдерну его. Я достаточно сильна, вы не сможете убить меня.
Занавес сильно колыхнулся.
Я подождала еще немного. Незнакомка не появлялась.
Я подняла подсвечник с горящей свечой чуть повыше. Если на меня нападут, придется ударить, хотя мне очень не хотелось применять насилие. Я резко отдернула занавес.
Теперь я увидела эту женщину.
Нет, она не пыталась сопротивляться, не пыталась напасть на меня. Напротив, она вся сжалась, пригнула голову на тонкой шейке, уткнула лицо в ладони. Она была тоненькая, хрупкая, должно быть, совсем еще девочка. Одета она была, как одеваются девушки-простолюдинки – синяя юбка, светлая кремовая блузка, волосы собраны узлом на затылке, непокорные прядки упали на тонкие светлые пальчики, прикрывшие лицо, темная накидка соскользнула на пол.
Я чувствовала, как она мучительно сгибается, сжимается, чтобы не дать мне разглядеть ее. Во всем ее облике ощущалась какая-то детская беззащитность и в то же время детское же упрямство. Нет, она не могла быть преступницей.
Мне стало жаль ее.
– Я ничего плохого вам не сделаю, – сказала я с участием. – Пойдемте, я провожу вас к воротам и выпущу. А если вам некуда идти, вы можете провести ночь здесь. Но неужели вы так и будете стоять всю ночь у окна, закрыв лицо ладонями?
Пальчики, закрывавшие лицо, задрожали.
Внезапно девушка решительно распрямилась, быстро опустила руки и вскинула голову.
Глава сто сороковая
Удивляюсь, как только я не выронила подсвечник. Машинально я поставила его на стол.
Теперь, увидев ее лицо, я узнала эту девушку. Но нет, пожалуй, я бы не узнала ее, она переменилась, она иначе держала себя, у нее было иное выражение лица. Но в ее полудетских еще чертах, в ее золотистых волосах я по-прежнему могла узнать себя в юности.
Да, это была моя дочь Селия. Напряженные черты ее личика выражали отчаяние, упрямство, боль…
Я испугалась. Почему она здесь? В такой одежде? Я разглядела теперь, что подол юбки испачкан древесной корой, несколько листьев прилипло к нему. Да, конечно, она днем пряталась в саду. Это была она… Что же случилось? Неужели семья Анхелиты схвачена во время бегства? Неужели Теодоро-Мигель выслеживал Ану? Значит, они схвачены; возможно уже брошены в тюрьму инквизиции. Селии удалось бежать в одежде служанки. Дальше я не могла думать, предполагать.
– Что случилось? Почему ты здесь? – взволнованно воскликнула я. – Где отец и мать? Их схватили? Говори!
Должно быть, мой голос звучал так требовательно и сердито, что она испугалась, смутилась еще больше, и, как прежде, обратилась ко мне на «вы». Но это не задело меня, у меня теперь было из-за чего тревожиться и страдать.
– Нет, донья Эльвира, нет, – взволновалась, в свою очередь, девушка. – Все живы. Все хорошо. Они в деревне. Все хорошо!
Я сразу же немного успокоилась. Мы по-прежнему стояли друг против друга. Она – у окна, я – у двери.
– Но почему ты здесь? Почему так одета? Как ты проникла в дом, в эту комнату? Почему прячешься?
– Я… я просто хотела быть с вами, – пролепетала она.
Меня тотчас охватило чувство вины.
Я казалась себе ужасной, злой, грубой, подозрительной, жестокой даже. Я смутилась. Мне хотелось извиниться перед ней. Но что-то мешало мне. Что? Обычное нежелание взрослого человека признать свою ошибку перед ребенком? Я пересилила это.
– Прости, – коротко произнесла я. – Ты наверное устала?
– Вы… Вы тоже устали. Я знаю. Вы мне сказали, – она держалась со мной так робко.
Неужели эта самая девушка совсем недавно в роскошных покоях дворца Монтойя, разряженная, открыто показывала мне свое пренебрежение? Что с ней случилось? Что заставило ее так измениться?
Глава сто сорок первая
Я села на постель и жестом указала ей на стул.
– Присядь. Ты голодна?
– Нет… – она покорно села.
– Что ты ела целый день?
– У меня есть деньги, – она показала на маленький кошелек, притороченный к поясу. – Я обедала днем.
– Где?
– В одной таверне, – она совсем смутилась. – Там было вполне прилично, – быстро добавила она.
– Ты считаешь подобные заведения подходящим для себя местом? Тебе хочется приключений? Но я должна тебя предупредить, молодые искательницы приключений порой вынуждены дорого платить за свое легкомыслие! Знай об этом.
Ну вот! Снова я заговорила с ней резко, жестоко. Почему? Только потому что я по-матерински тревожусь за нее? Или почти бессознательно я ищу возможности отомстить ей за то, что она не хотела говорить со мной, не признавала меня? Но как она изменилась! Какой робкой, кроткой вдруг сделалась? Или она всегда такая в глубине души? А то ее поведение было просто маской? Я ощутила некоторое смятение, приложила ладони к вискам.
– Вы очень устали? У вас болит голова? – робко спросила Селия. – Я мешаю вам отдохнуть? Я прошу прощения! – в голосе ее проявилась неожиданная пылкость.
– Ох, Селия! – я невольно улыбнулась. – Уж конечно, ты не помогаешь мне отдохнуть. Конечно, я устала, – я вдруг ощутила ее напряжение, – но ты сейчас должна рассказать мне все, – я говорила мягко, – все, подробно, как ты очутилась здесь. Ты действительно так соскучилась по мне? Ты ведь совсем и не знаешь меня.
Она хотела было возразить, но я быстро попросила:
– Рассказывай же.
– Я действительно хотела побыть с вами, поговорить. Это правда. Я понимаю, что проявила излишнее нетерпение. Я поступила дурно… – она выжидающе посмотрела на меня, но я молчала, твердо решив не спешить с поучениями на этот раз, а дать ей сказать все, что она захочет.
– Пока мы ехали, – продолжала Селия, – я думала, что потерплю, дождусь, пока мы вернемся в Мадрид, и тогда встречусь с вами. Но в нашем доме в деревне меня так измучило это нетерпеливое желание увидеть вас. Я о многом хочу спросить вас. Я больше не могла этого выносить! Я оставила записку, что отправляюсь в горы, надела мужской костюм брата Мигеля и отправилась в город верхом.
Я невольно покачала головой, слушая девушку. Но в ее решительности все же было нечто привлекательное для меня. Конечно! Это в ней напоминало мне меня саму!
– Родители, наверное, сходят с ума из-за твоего необдуманного поступка, – не сдержалась я. – Наверное, они ищут тебя.
– Нет. Не думаю. В прошлом году я уже бывала в горах. Со мной даже отпустили Аниту! – Селия не могла скрыть гордости, – А она ведь такая хрупкая и наивная. И младше меня… И… Я думаю, мама все поняла. Я даже говорила ей, что тревожусь из-за вас, хочу поговорить с вами, и что в горах мне станет легче, спокойнее.
– Но где ты ночуешь в горах? Что ешь?
– Там построены хижины, где есть запасы провизии.
– А это платье откуда?
– Я взяла у одной из наших служанок в деревне.
– Почему ты не явилась в дом открыто?
– Боялась. Не хотела беспокоить…
Я почувствовала, что она не хочет упоминать о больном. Наверное, это пугает ее – болезнь, смерть молодого человека, не намного старше ее…
– Как ты попала в сад?
– Перелезла через забор, – она покраснела.
– А коня и мужской костюм где ты оставила?
– У нас… в доме Монтойя…
– Значит, ты была там?
– Да.
– Кому-нибудь из слуг, оставшихся в доме, ты сказала о своем приезде?
– Нет. Я тихонько пробралась. Я ведь все в доме знаю.
– А что скажут конюхи, когда увидят лишнего коня в конюшне?
– Ну-у… не знаю… В конце концов, это не так уж должно насторожить их. Придумают какое-нибудь объяснение. Вот если бы из конюшни украли коня, тогда другое дело!
Я невольно рассмеялась. Она тоже улыбнулась, но тотчас снова смутилась и сжала губки.
– Но как ты не побоялась одна проделать такой путь? – я по-настоящему волновалась за нее.
– Но я же была в мужском костюме. Меня принимали за парнишку. Никто не усомнился.
– Но ведь путешествовать в одиночку небезопасно даже для сильного крепкого мужчины!
– Да, пожалуй. Уже когда я почти приехала, перед самым городом, меня застала ночь, и я решила заночевать на постоялом дворе. Мне отвели комнату, где спали еще двое мужчин, – она отвела глаза, чтобы не видеть моего укоряющего взгляда. – Я спросила хозяина, нет ли отдельной комнаты, но он сказал, что нет. Он заверил меня, что это вполне достойные сеньоры. Я подумала, что если начну отказываться, это может вызвать излишние подозрения. У меня с собой был кинжал. Он и сейчас со мной, смотри! Здесь, за поясом, – Селия показала маленький кинжал. – Видишь, я не безоружна. Я могу защитить себя. Я хорошо владею кинжалом, меня научили братья, Мигель и Карлос, они любят охотиться и умеют обращаться с оружием. Ну так вот, я вошла в комнату. Конечно, я твердо решила не раздеваться. К счастью, я заметила, что двое других постояльцев, растянувшихся на простых деревянных топчанах в неуютной комнате, тоже не разделись и спят, прикрывшись плащами. Хозяин держал свечу. Я попросила оставить ее. Но он сказал, что она ему нужна, что он бедный человек, и потому у него нет денег на лишние свечи. Он унес свечу. Небольшое оконце пропускало слабый свет. Я хотела было снять сапоги, у меня ноги устали; но решила не расслабляться и легла, не сняв сапог, завернувшись в плащ. Я даже шляпу не сняла, пусть мнется! Я боялась, что увидят мои волосы.
Я лежала с открытыми глазами. Вскоре я поняла, что не смогу заснуть. Может быть, лучше продолжить путь? Но нет, ночью на дороге все же страшно. Подожду до утра. Так я решила.
После мне начали видеться странные картины, смутные, хаотическое смешение красок, лиц, деревьев, домов… Просто я задремала.
А проснулась от того, что рука коснулась моих ног. Я машинально, в полусне, дернула ногой, отбрасывая эту чужую руку. Но сейчас же проснулась и меня охватил какой-то дикий, липкий страх. Не понимаю, как я не завизжала по-девчоночьи! Нет. Вместо этого я продолжала лежать, делая вид, будто сплю. Я чуть-чуть приоткрыла глаза. Я увидела моего соседа. Он наклонился надо мной. Сначала я подумала, что он хочет ограбить меня, ищет кошелек. Ведь на мне была хорошая, добротная одежда. Но потом я вдруг решила, что у него куда более дурные намерения. Я ведь не такая наивная, как Ана, и многое знаю о жизни.
Я с трепетом, даже с ужасом слушала рассказ дочери. Но что она может знать о жизни? Откуда? От кого? Это тревожило меня.
– Я поняла, что он хочет изнасиловать меня, – между тем, к моему еще большему ужасу, продолжала девушка. – Но вот что странно: я даже не этого испугалась, а того, что он понял, что я не юноша. А этой его попытки я вовсе не испугалась. Я решительно вскочила, ударила его сапогом и кинулась к двери. Но дверь оказалась заперта снаружи. Я ударила сапогом в дверь. Бесполезно! Кинулась к окну. Никто мне не препятствовал. «Похоже, они трусы!» – подумала я. К счастью, окно оказалось открыто. Я выпрыгнула. Побежала. Никто за мной не погнался. Неподалеку от постоялого двора была небольшая роща. Я убежала туда. Ведь я не могла отправиться в путь без коня. Остаток ночи просидела на земле, закутавшись в плащ. Спать уже не хотелось.
Когда рассвело, я задумалась. Как быть дальше? Без коня далеко не уйдешь. Но вернуться на постоялый двор я боялась. Я вспомнила, как хозяин унес свечу, а дверь оказалась заперта снаружи. Значит, и он догадался, что я девушка.
Подумав, я решила выйти на дорогу, встретить людей, которые внушали бы мне доверие, пойти с ними на постоялый двор и выручить коня. Так я сделала. Увидела карету, помахала рукой и остановила ее. Мне сразу повезло: в карете оказались две сеньоры, немолодые, и на вид вполне приличные, они были одеты в черное, должно быть, вдовы. Я решилась отчасти довериться им. Одна из них высунулась в окно кареты:
– Что случилось, мальчик? – осведомилась она у меня добродушным тоном.
– Мой конь остался на постоялом дворе, – сказала я. – Я вышел на рассвете прогуляться, а кто-то из слуг хозяина запер ворота. Мне неловко будить там всех из-за своих нужд. Может быть, вы окажете мне услугу и постучите вместе со мной?
– Что ж, почему бы и нет, – согласились дамы. Лакей, до того стоявший на запятках кареты, помог им выйти.
Вчетвером, они, я и лакей, мы подошли к воротам. Дамы украдкой поглядывали на меня.
– А почему бы нам не остановиться здесь, Мерседес?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49