- Мы оторвались от опоры, - сказал я Вайленду. Включив про-
жектор, я направил луч света вниз. Через иллюминатор в полу было
видно, что песчаное дно находится примерно в одной морской саже-
ни под нами. - Быстро давайте направление. Я не хочу зарыться
здесь.
- Прямо вперед.
Я дал электродвигателям средний ход и установил рули глубины
на всплытие. Это мало что дало - дифферент на корму был не более
двух градусов. В отличие от рулей направления рули глубины на ба-
тискафе выполняли второстепенные функции и лишь очень незначи-
тельно влияли на направление движения. Они использовались только
при погружении и всплытии. Я медленно дал полный ход.
- Идем строго на зюйд-вест, - сказал Вайленд, сверяясь с клоч-
ком бумаги, который достал из кармана. - Курс двести двадцать два.
- Истинный?
- Что ты имеешь в виду под "истинным"? - сердито спросил он.
Теперь, когда он находился в батискафе, который являлся для него
постоянным источником опасности, мой вопрос Вайленду совсем не
понравился. Возможно, клаустрофобия, подумал я.
- ""го истинное направление или по этому компасу? - переспро-
сил я спокойно.
- По этому компасу.
- Поправка на девиацию сделана? Он снова посмотрел на листок.
- Да. И Брайсон сказал, что если мы пойдем этим курсом, ме-
талл опор не будет влиять на нас.
Я ничего не ответил. Брайсон, умерший от кессонной болезни, -
где он сейчас? Наверное, менее чем в сотне футов от нас. В этом я
был уверен. Чтобы пробурить скважину в две с половиной мили глу-
биной, необходимо по меньшей мере шесть тысяч мешков цемента, а
двух ведер его вполне достаточно, чтобы быть полностью уверенным
в том, что Брайсон останется на дне до тех пор, пока его скелет
невозможно будет идентифицировать.
- Пятьсот двадцать метров от опоры до самолета, - сообщил Вай-
ленд. Это было первое упоминание о самолете. - Это по горизонта-
ли. С учетом понижения дна около шестисот двадцати метров. Так
Брайсон сказал.
- Где начинается впадина?
- Примерно в ста семидесяти метрах отсюда. Сначала идет ров-
ное дно, глубина примерно такая же, на какой стоит платформа. За-
тем резкий спуск под углом около тридцати градусов до четырехсот
восьмидесяти футов.
Я молча кивнул. Говорят, человек не может чувствовать две
сильные боли одновременно, но это неправда. Моя рука, плечо и
спина разламывались от боли. Боль от сломанного зуба пульсирова-
ла во рту. Я не склонен был разговаривать и вообще не склонен был
что-либо делать - попытался забыть о боли, сосредоточившись на
работе.
Буксирный трос, связывавший нас с платформой, был, как я за-
метил, намотан вокруг барабана, приводящегося во вращение элек-
тродвигателем. Но вращался он только в одну сторону - для наматы-
вания троса при возвращении. При движении вперед он разматывался,
таща за собой изолированный телефонный кабель. Количество оборо-
тов, сделанных барабаном, указывалось на счетчике в обсервацион-
ной камере - это позволяло определять пройденное расстояние и
скорость движения. Максимальная скорость батискафа составляла два
узла, но даже легкое сопротивление буксирного троса снижало ее до
одного. Но все равно двигались мы достаточно быстро, тем более
что плыть нам было недалеко.
Вайленд, казалось, был более чем доволен тем, что переложил
управление батискафом на меня. Большую часть времени он с опас-
кой смотрел в боковой иллюминатор. Здоровый глаз Ройала холодно и
немигающе следил за мной. Он фиксировал каждое мое движение, но
это была лишь дань привычке. Уверен: он не имел никакого пред-
ставления о работе батискафа и о том, как им управлять. Даже ког-
да я практически до минимума сократил поглощение углекислого га-
за, он ничего не понял.
Мы медленно плыли примерно в десяти футах от дна моря. Нос ба-
тискафа был слегка задран вверх из-за троса, тянувшегося за нами.
Гайдроп свободно болтался, периодически задевая скалы, колонии
кораллов или скопления губок. Темнота была абсолютной, но свет
наших двух прожекторов и внутреннее освещение обсервационной ка-
меры давали возможность кое-что видеть. Несколько морских окуней
лениво слонялись около иллюминаторов, занимаясь своими делами.
Змееобразная барракуда изогнула свое серое тощее тело, уперлась
злой мордой в боковое стекло и с минуту рассматривала нас. Неко-
торое время компанию нам составляла стайка рыб, похожих на мак-
рель, затем она исчезла, поскольку появилась акула, величествен-
но проплывшая у нас перед глазами, едва заметно шевеля мощным
хвостом. Но большую часть времени море было пустынным. Возможно,
шторм, бушевавший на поверхности, распугал всю рыбу и заставил ее
уйти в глубину.
Ровно через десять минут после отплытия дно моря резко пошло
вниз, и наши прожекторы не смогли пробить черную зияющую черноту.
Я знал, что это только иллюзия. Если Вайленд сказал, что угол по-
нижения дна только тридцать градусов, то так оно и было. Но тем
не менее впечатление бездонности провала было ошеломляющим.
- Вот она, - голос Вайленда был сдавленным, на его лице выс-
тупили капельки пота. - Теперь вниз, Толбот!
- Позже, - отрицательно покачал я головой, - если начнем пог-
ружаться сейчас, буксирный трос, который мы тянем за собой, на-
верняка задерет корму вверх. Наши прожекторы не могут светить
вперед - только вниз. Хотите, чтобы мы разбили нос о какой-ни-
будь выступ или скалу, которую не заметим? Хотите пробить носо-
вой бензобак? Не забывайте, что баки сделаны из очень тонкого ме-
таллического листа. Достаточно пробить один бак, и создавшаяся
отрицательная плавучесть не позволит нам подняться на повер-
хность. Вас устраивает это, Вайленд?
Его лицо обильно покрылось потом, и он облизнул губы:
- Делай, как знаешь, Толбот.
Я поступил так, как считал нужным: сохранял курс до тех пор,
пока счетчик буксирного троса не показал метров, затем застопо-
рил двигатели и, используя нашу отрицательную плавучесть, кото-
рая при движении компенсировалась поставленными под углом рулями
глубины, начал медленно погружаться. Стрелка глубиномера едва
двигалась. Трос старался задрать нам корму, поэтому каждые де-
сять саженей я ненадолго включал двигатель и вытравливал трос.
На глубине 76 морских саженей наши прожекторы осветили дно.
Здесь не было ни скал, ни кораллов, ни колоний морских губок,
только небольшие кучки сероватого песка и длинные черные гряды
ила. Я вновь запустил двигатели и вывел их на половинную мощ-
ность, компенсировал рулями отрицательную плавучесть и очень мед-
ленно начал продвигаться вперед. Нам потребовалось проплыть
только пять ярдов. Брайсон рассчитал все точно. Когда указатель
длины буксирного троса показал 625 метров, я уловил с левой сто-
роны отблеск чего-то, выступавшего над дном. Это было хвостовое
оперение самолета. Его носовая часть была направлена туда, отку-
да мы приплыли... Я дал задний ход, включил барабан, наматывав-
ший трос, отвел батискаф ярдов на двадцать назад, затем снова дал
передний ход, забирая влево. Добравшись до нужного, по моим рас-
четам, места, дал задний ход и тут же выключил двигатели совсем.
Батискаф начал медленно опускаться. Свободно свисавший гайдроп
коснулся дна, но это не компенсировало отрицательной плавучести
батискафа, как должно было произойти, и основание обсервационной
камеры тяжело плюхнулось в черный ил.
Прошло только пятнадцать минут с того момента, как я уменьшил
поглощение углекислого газа, но воздух в камере уже стал тяжелым.
Ни Вайленд, ни Ройал, казалось, не чувствовали этого - возможно,
они считали, что так и должно быть, а может, просто не обратили
на это внимания - оба были поглощены тем, что можно было увидеть
через передний иллюминатор.
Я и сам был поглощен этим. Сотни раз задумывался я над тем,
что буду чувствовать, как буду реагировать, когда наконец увижу
то, что лежит сейчас полузахороненным в иле рядом с нами. Предпо-
лагал все: злость и ярость, ужас и сердечные боли и, может быть,
некоторый страх. Но ничего этого не было, больше не было. Я испы-
тывал только сожаление, печаль и жесточайшую меланхолию. Возмож-
но, я реагировал не так, как предполагал, потому, что мой мозг
был затуманен болью, но я знал, что не в этом дело. Сожаление и
меланхолия относились только ко мне. Меланхолия была вызвана вос-
поминаниями, которые у меня только и остались; сожаление было со-
жалением человека о себе, безвозвратно потерянном в своем одино-
честве.
Самолет зарылся в ил почти на четыре фута. Правое крыло от-
сутствовало - скорее всего, оно отломилось при падении самолета в
воду. Конца левого крыла также не было, но хвостовое оперение и
фюзеляж были в полном порядке, за исключением изрешеченного носа
и разбитых стекол кабины, которые показывали, как погиб самолет
"ДиСи". Мы находились рядом с фюзеляжем. Нос батискафа висел над
кабиной, и обсервационная камера была не далее чем в шести футах
от разбитых стекол и практически на том же самом уровне. В каби-
не самолета я смог различить два скелета - один, в командирском
кресле, сидел прямо, чуть наклонясь в сторону разбитого бокового
стекла, и удерживался в этом положении пристяжным ремнем, другой,
в кресле второго пилота, сильно наклонился вперед, и его практи-
чески не было видно.
- Красиво, Толбот? Не правда ли - это нечто. - Вайленд,
клаустрофобия которого моментально испарилась, нервно потирал ру-
ки. - Все не напрасно! Все не напрасно! И даже не тронут! Я боял-
ся, что он будет разбросан по всему дну. Для такого опытного спа-
сателя, как ты, Толбот, думаю, это не составит труда? - и не дож-
давшись ответа, он отвернулся, чтобы насладиться видом из иллюми-
натора. - Великолепно! - повторил он снова. - Просто великолепно!
- Прекрасно, - согласился я. Меня даже удивило, насколько
спокойным и безразличным оказался мой голос. - За исключением ан-
глийского фрегата "Де Браак", затонувшего во время шторма около
берегов Делавэра в тысяча семьсот восемьдесят девятом году, это,
вероятно, самый большой подводный клад в Западном полушарии. Де-
сять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов в золотых слитках,
изумрудах и необработанных алмазах.
- Да, сэр, - Вайленд позабыл о своих манерах высокопоставлен-
ного чиновника и снова начал потирать руки. - Десять миллионов
двести... - его голос звучал все тише и тише, и наконец он замол-
чал. - Откуда?.. Откуда ты знаешь это, Толбот? - прошептал он.
- Я знал это еще до того, как вы услышали об этом, Вайленд, -
спокойно ответил я. Они оба отвернулись от иллюминатора и устави-
лись на меня: Вайленд - в замешательстве, с подозрительностью и
зачатками страха, а здоровый глаз Ройала был шире, чем я ког-
да-либо видел. - Боюсь, что вы, Вайленд, не так сообразительны,
как генерал, да и я сам в общем-то. Он расшифровал меня сегодня
утром. И я понял - почему. Хотите знать - почему, Вайленд?
- О чем ты говоришь? - прохрипел он.
- Он умный, этот генерал, - продолжал я, будто не слыша его
вопроса. - Увидел, когда мы прилетели этим утром к платформе, что
я прятал лицо только до тех пор, пока не убедился, что среди
встречавших нет некоего лица, а потом уже ни о чем не беспокоил-
ся. Небрежность с моей стороны, признаю. Но это навело его на
мысль, что я не убийца, ведь убийца должен был скрывать свое ли-
цо от любого. Он также пришел к выводу, что раньше я бывал на
платформе и опасаюсь кого-то, кто может узнать меня. И в обоих
случаях оказался прав: я не убийца и раньше бывал на платформе,
например, - сегодня рано утром.
Вайленд молчал - шок от моих слов и грозящие громадные неп-
риятности полностью вывели его из равновесия. Он был слишком по-
ражен, чтобы перевести свои противоречивые мысли в слова.
- Генерал заметил и еще кое-что, - продолжал я. - Когда вы
говорили мне о предстоящей работе, я ни разу не задал вам самых
естественных вопросов: что за сокровище надо достать и на каком
судне или самолете оно находится, ^ если вообще существует. Я ни-
когда не задавал этих вопросов, Вайленд. Снова небрежность с моей
стороны, не так ли, Вайленд? Но ты не заметил этого. А генерал
Рутвен заметил и понял, что есть только один ответ на эти вопро-
сы: я уже знал обо всем.
Пауза затянулась секунд на десять. Затем Вайленд прошептал: -
Кто ты, Толбот?
-Да уж не друг вам, Вайленд, - я усмехнулся, насколько позво-
лила мне больная верхняя челюсть. - Вы умрете, Вайленд, оба. Вы
умрете мучительно и проклянете меня и тот день и час, когда
встретили меня.
Снова пауза. Еще более длинная, чем раньше. Мне хотелось за-
курить, но это было невозможно - одному Богу было известно, нас-
колько воздух уже отравлен. Мы дышали неестественно часто, и пот
начал струиться по нашим лицам.
- Разрешите мне рассказать вам небольшую историю, - продол-
жил я. - Это не сказка, но мы начнем со слов "жили-были".
- Жила-была одна страна, у которой был очень маленький воен-
но-морской флот - парочка эсминцев, фрегат и канонерка. Ма-
ленький флот, правда, Вайленд? Поэтому правители решили удвоить
его. Они располагали хорошими рынками экспорта нефти и кофе. Де-
ла с экспортом шли хорошо, и они посчитали, что могут себе позво-
лить увеличить флот. Заметь, они могли вложить деньги гораздо бо-
лее выгодно, но страна была подвержена революциям, и сила любого
правительства во многом зависела от мощи преданных ему вооружен-
ных сил. "Давайте удвоим наш флот", - сказали они. Кто это ска-
зал, Вайленд?
Он попытался ответить, но у него только хрип вырвался. Он об-
лизнул губы и выдавил: - Колумбия.
- Как это ты догадался? Я поражен. Действительно, это Колум-
бия. Они договорились о поставке нескольких эсминцев из Великоб-
ритании, фрегатов, минных тральщиков и канонерок из США. Эти ко-
рабли были практически новыми, а обошлись им чрезвычайно дешево -
в десять миллионов двести пятьдесят тысяч долларов. Но потом воз-
никло неожиданное затруднение: в Колумбии назревали революция,
гражданская война и анархия. Курс песо за границей сильно упал. В
результате США и Великобритания отказались поставлять корабли за
песо. Ни один международный банк не поддержал Колумбию. В ре-
зультате решили, что платежи будут осуществлены другим способом.
Одно из предыдущих правительств импортировало для промышленных
нужд на сумму более двух миллионов долларов необработанные алма-
зы из Бразилии, которые не были использованы, к этому было добав-
лено колумбийское золото на два с половиной миллиона долларов -
около двух тонн в двадцативосьмифунтовых слитках, а основную
часть платежей составили обработанные изумруды. Думаю, тебе не
надо напоминать, Вайленд, что шахты Мусо в восточных Андах - ос-
новной и наиболее известный источник изумрудов в мире.
Вайленд ничего не ответил. Он достал носовой платок и промок-
нул лицо. Выглядел он совершенно больным.
- Затем встал вопрос о перевозке. Предполагалось, что груз
доставят сначала в Тамна самолетами компаний "Авьянка" или "Лан-
са", но в начале мая пятьдесят восьмого года накануне выборов
всем внутренним авиакомпаниям временно запретили осуществлять пе-
ревозки. Кое-кто из государственных служащих захотели избавиться
от этих денег, дабы они не попали в чужие руки. Они поискали
иностранную авиакомпанию, самолеты которой не летали бы на внут-
ренних линиях, и остановились на "Транскарибской чартерной служ-
бе". Ллойд согласился застраховать переброску груза. На самолет
заполнили фальшивый полетный лист, и он вылетел из Барранкильи в
Тампа через Юкатанский пролив.
В этом самолете летело всего четыре человека, Вайленд: пилот
- брат-близнец владельца "Транскарибской чартерной службы", вто-
рой пилот, выполнявший обязанности штурмана, а также женщина и
маленький ребенок, которых решили не оставлять в стране на слу-
чай, если во время выборов победят не те, на кого ставили, и
выяснится, какую роль сыграла в вывозе денег из страны авиакомпа-
ния.
Они заполнили фальшивый полетный лист, Вайленд, но это не
принесло им удачи, так как один из этих гордых высокопоставлен-
ных гражданских служащих оказался подлецом и твоим человеком. Он
узнал истинный маршрут полета и радировал тебе. Ты находился в
Гаване и все организовал, не так ли, Вайленд?
- Как ты узнал все это? - прохрипел Вайленд.
- Я... был владельцем "Транскарибской чартерной службы". - Я
почувствовал непреодолимую усталость, не знаю, была ли виновата в
этом боль, или спертый воздух, или просто переполнявшее меня ощу-
щение бессмысленности жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27