А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они достигли устья Сунгхай-Сантубанга, небольшого притока Сунгхай-Саравака, протекавшего через Кучинг, и теперь их мог обнаружить султанский патруль. Деревни на склонах близлежащих гор дружелюбно встретят Сеха с его людьми. Это старые союзники. Сех и бугис начали подъем в гору.
– Селамат тингал, – шепотом произнес Браун. Бугис только хмыкнул. Ему не нравилось, что командует Браун, но Сех рассмеялся.
– Да, мистер Браун, – проговорил он, – именно так, как вы сказали. Доброго пути по берегу. Вы прекрасно ориентируетесь. Большая часть белых людей теряется в джунглях, но вы не сбились ни разу. Даже в темноте.
Браун решил не отвечать. Сейчас не до болтовни, они должны добраться до вершины холма над городом задолго до того, как прибудут султанские солдаты. Секрет успеха в неожиданности.
Дорога в глубь острова становилась все труднее. Этим путем редко пользовались местные жители, и тропинки в джунглях быстро поглощались лесом. При неосторожном движении за путника тут же цеплялись лианы; протянув руку, чтобы удержать равновесие, рискуешь схватиться не за ветку, а за ядовитую змею; наступив на твердую опору, можно поскользнуться и покатиться под гору. Главное, усвоил Браун, не паниковать. Потеряться в джунглях то же самое, что потеряться где угодно. Определившись на местности, можно жить неделями, а то и годами, прежде чем найдешь выход из джунглей. В джунглях есть все, что нужно для выживания: питьевая вода в стволах бамбука, растения с цветами, бутоны которых съедобны, лотос и множество других растений, которыми можно прокормиться, если в округе мало дичи.
Браун автоматически замечал дорогу, которой их вел Сех, и думал о том, каким видится «Альседо» деревенским жителям, обитающим по берегам реки. Ему даже хотелось самому посмотреть на их восторженную реакцию, и тут он сообразил, что на палубе будет Юджиния. «Не думай о ней, – сказал он себе. – Прошлое есть прошлое. Оно всегда лучше, когда его забыл. По крайней мере, она с детьми будет на борту, когда начнется стрельба. Я сделал все, чтобы это было именно так. Я предупредил Джорджа, чтобы он не выпускал их с судна. Я сказал ему, что яхта останется единственным безопасным местом, когда мы начнем нашу работу.
После того, как мы все закончим на холме, жизнь должна быстро войти в нормальную колею, – решил Браун. – Большая часть султанской армии разбежится или перейдет на сторону мятежников, а те, кто станут защищать низложенного царя, будут устранены. Браун представил себе Сеха и его бугиса и возмездие, которое они могут осуществить. «Устранить» и в малой степени не передает того, что на самом деле они подразумевают. Вот почему Сех так настаивал на вершине холма, понял Браун. Он боится начинать пальбу вблизи города, опасаясь напугать своих новых подданных. От ореола спасителя ничего не останется, если люди увидят, что он творит.
Браун наблюдал за шедшими впереди него людьми. Они уверенно шли вперед, без особых усилий преодолевая подъем или перескакивая с камня на камень или с одного ствола поваленного дерева на другой, и по ним не было заметно, чтобы при этом они испытывали какую-то усталость. «На их стороне Бог, – сказал себе Браун – или какой-то из богов. Вот во что они верили. По крайней мере, так говорит мне Сех. Надеюсь, он прав. Если нет, тогда они просто мечтают о добыче, и Кучинг превратится в гору углей. Пиратам все равно, для них важна только их собственная удача в материальном выражении. Добрым намерениям цена не выше, чем бумажным шапкам».
Браун отмахнулся от внутреннего голоса, сказавшего ему: «Ты не отличаешься от них. Ты здесь потому, что тебе заплатили. Ты берешь деньги и убегаешь так же, как остальные».
«Но я же не поджигаю домов, – возразил он, – я не убиваю детей и не бросаю в грязь их матерей».
«Неужели? – не согласился с ним голос, но Браун не стал его слушать.
«Ну хоть Юджиния с детьми будут на борту «Альседо», – успокоил он себя. – Что бы ни случилось, они будут в безопасности».
Миссис Дюплесси пыхтела и отдувалась, пытаясь расстегнуть корсет. Выдерживать духоту и вонючие испарения, которые считались воздухом в султанском «павильоне для леди и детей», было сверх ее сил! Поверьте! Как может дочь американской земли примириться с такой ерундой.
– Не понимаю, как вы можете это выносить, Юджиния, – в сердцах проговорила миссис Дюплесси. Ленты на корсете спутались и затянулись в узлы, и она оказалась в настоящем капкане. Миссис Дюплесси комкала их в пальцах, но развязать узлы никак не удавалось. Если бы наша добрая леди могла себе позволить выругаться, то это был самый подходящий для этого момент.
– По-моему, эти штуки придумал сам дьявол, – добавила она со страстностью падшего ангела.
– М-м-м… – ответила Юджиния, но думала совсем не о миссис Дюплесси или ее проблемах. Она была занята перечнем того, что им потребуется на ночь: москитные сетки, дымовые палочки отгонять насекомых, чистые простыни (много чистых простыней), вода, которой можно позволить себе умыться или которую можно пить. Юджиния оглядывала дамский павильон и пыталась представить себе, как превратить его в дом для ее детей. Необъятная круглая комната, заставленная всевозможными европейскими кроватями, подушками, валиками под подушки, диванчиками, столами красного дерева, оттоманками и стульчиками для ног, не имела ни одной ширмы или другого приспособления, отделявшего бы часть помещения от остальной комнаты. Она выглядела как гигантский бальный зал, из которого сделали общую спальню, чтобы в ней мог поместиться принц-беженец или солдаты оккупационной армии, запертые в осажденной крепости. Это впечатление только усиливала висевшая в центре потолка хрустальная люстра, обернутая в легкую газовую ткань. Юджинии сказали, что газ защищает хрустальные висюльки и свечи от похожих на ласточек птичек, которые стремительно влетали и вылетали во все открытые окна и двери, но это покрытие означало, что свечи нельзя было зажигать. Люстра была красивым предметом, купленным, чтобы производить впечатление, а как им можно пользоваться, было делом второстепенным. Как и освещение.
– Это построено специально для нас? – поинтересовалась Юджиния, не оборачиваясь к миссис Дюплесси. Вместо ответа Юджиния услышала только ворчание, потом раздался громкий хлопок, означавший, что лопнула одна застежка с крючком.
– Все это проделано для нас? – повторила Юджиния. – Не могу поверить.
Осматривая комнату, Юджиния предоставила миссис Дюплесси сражаться с корсетом. Ни один американец, француз, немец или итальянец не стал бы строить это, решила она, это более викторианское, чем сама королева Виктория. Можно было подумать, что султан где-то увидел рисунок спальни в английском доме и решил увеличить ее раз в пятнадцать. Одного гардероба было мало для его высочества. О нет! Там стояло одиннадцать шкафов и двадцать комодов с пятнадцатью зеркалами. А сколько там было маленьких столиков, смешно даже говорить. Это не говоря уже о дамских столиках для рукоделия или бездны всяких безделушек и ярдов, и ярдов, и ярдов кружев. Если бы в Виндзорском замке имелся гарем, то эта комната очень подошла бы для него. Эта мысль на мгновение развеселила Юджинию: она представила, как гордые англичанки падают на эти атласные подушки, принимая самые обольстительные позы и положения.
Потом она снова стала думать, как превратить это странное сооружение в дом для своих детей, как она сможет защитить их в помещении, которое наверняка кишит скорпионами и змеями, где любая мебель могла таить в себе опасность, шкафы могли оказаться опаснее крысиных ловушек, а окна без стекол так и манили все, что проходило или проползало мимо них. Обеспокоенная благополучием своей семьи, Юджиния вдруг почувствовала необыкновенную легкость на сердце. Необходимость решать проблемы – удивительная вещь, решила она. Ты отбрасываешь все повседневные заботы, засучиваешь рукава и принимаешься за работу. Мысленно Юджиния уже переставила кровати, отодвинув их от окон и поставив кружком около люстры. Но не под самой люстрой, напомнила она себе. Кто знает, что может выползти из этой штуковины ночью?
«Как в поезде, – сказала себе Юджиния, – только спать здесь будем ногами к окну, а не наоборот, и у нас не будет света».
При мысли об этом она улыбнулась.
– В чем дело, моя дорогая, – выдохнула в изнеможении миссис Дюплесси. Ей наконец удалось расстегнуть корсет, верно, не весь, а только наполовину, и ее лицо приобрело цвет свекольного сока, а тщательно уложенная прическа, которая была сделана специально в честь высокого визита, съехала на бок и, уже и без того похожая на комок завитого коричневого мха, напоминала теперь птичье гнездо на телеграфном столбе.
Неожиданно Юджиния почувствовала к ней сострадание. «Была бы моя мать похожа на эту женщину или на меня? Была бы я занята заботами о ней или?.. – Над остальной частью вопроса даже смешно было бы задумываться. – Если бы мы поменялись местами, я бы просто не знала, что мне делать, если бы миссис Дюплесси сказала: «А теперь, дорогая, вы достаточно помучались. С этого момента я все беру на себя. Посидите тихонечко, выпейте чайку, а мы с Прю все устроим. Я не хочу, чтобы вы даже пальцем пошевелили». Картина была настолько соблазнительная, что Юджиния немедленно загрустила.
– Извините, миссис Дюплесси, – постаравшись вложить в свои слова как можно больше тепла, проговорила Юджиния. – Я не расслышала вас. Я мысленно переставляла здесь кровати…
– Я говорила про жару, дорогая, – захныкала миссис Дюплесси, проваливаясь в липкий матрас. Когда она села, над ней поднялось облачко чего-то, пахнущего гнилой капустой, и у миссис Дюплесси был такой вид, будто она принцесса, обнаружившая под своей периной горошину.
– Прямо не знаю, как вы можете мириться с этим… да вы еще одеты во всем… Последуйте моему совету, дорогая, переоденьтесь в ночное, во все легкое… Здесь же только одни мы, женщины, а все мужчины ушли…
Эта речь завершилась жалобным всхлипыванием – миссис Дюплесси впервые после замужества рассталась с мужем и страшно от этого переживала.
– Не понимаю, почему мы, взрослые, не могли остаться на корабле, – добавила миссис Дюплесси. – Детям было бы хорошо и без нас, они же с…
– Потому что я не разлучусь с ними, – вспылила Юджиния. Ей хотелось сказать еще кое-что, но она сдержалась. «Слова, сказанные со злости…» – напомнила она себе. – Нужно помнить, что миссис Дюплесси не имеет в виду ничего плохого, что она сошла на берег только для того, чтобы не оставить меня одну. Она пошла за нами только по доброте сердечной. Если бы она была эгоисткой, то спокойно осталась бы на борту.
Все равно, хныканье миссис Дюплесси начало действовать ей на нервы. «Нам с детьми было бы намного лучше одним, – решила Юджиния. – Мы бы притворились, что разбили лагерь где-нибудь в лесу, читали бы дурацкие рассказы и хохотали. Для нас это сделалось бы приключением, а не испытанием терпения».
– Пойду, взгляну, как там девочки в этой бане, – сказала Юджиния. Освободиться от миссис Дюплесси хотя бы на несколько минут – какое это будет облегчение.
– Но я же останусь тут совершенно одна, – заскулила миссис Дюплесси.
– В соседнем домике Поль с Олив. Направляясь к двери в баню, Юджиния услышала легкое всхлипывание. «Да, вы совершенно правы, – могла бы она сказать, – горничная с пятилетним мальчиком – не очень-то надежная защита», – но какое-то мстительное чувство остановило ее. Что-то заставило ее решить: у меня и без вас достаточно хлопот.
В бане вовсю плескалась вода. По малайской традиции, там не было никаких ванн, о том, чтобы лежать животом вверх в теплой воде, здесь даже и не слышали. Здесь моются, поливая себя из чашки, прикрепленной шнуром к огромному глиняному чану с прохладной водой. Этот метод страшно понравился Джинкс. Сначала она подумала, что нужно забраться в чан высотой в четыре фута и мыться в нем стоя, но одна из султанских жен (Джин догадалась, что в этой стране много королев) показала ей, что нужно делать.
Демонстрация малайской бани сопровождалась отчаянным жестикулированием, и Прю с Лиззи поначалу растерянно смотрели, как еще две королевы (в комнате их было пять) смеялись, прикрыв рот рукой, а потом и они присоединились к компании. Очень скоро все уже знали, что такое малайский душ, и в комнате стало мокро, как в джунглях. Вода струилась повсюду. Пять королев в золототканых саронгах промокли до нитки, до нитки промокла Прю в своем накрахмаленном переднике. Вода капала с потолка, струилась со всех сторон к трем сливным трубам в полу, выплескивалась через края чанов, волнистыми потоками лились по стенам. В дополнение к такому необыкновенному удовольствию из-за одного из огромных чанов выпрыгнула семейка лягушек, и папа-лягушка, мама-лягушка вместе с лягушатами стали мыться со всеми остальными.
Джинкс была совершенно поглощена лягушачьими прыжками, когда открылась дверь и в баню вошла мама.
– Посмотри! – закричала девочка, подпрыгивая, и ее волосы мотались по голой спинке. – У них в бане живут лягушки. Королевы говорят, что они показываются только, когда кто-нибудь приходит мыться. Им тоже нравится душ.
Джинкс даже не посмотрела как следует на мать.
– …Слово «айер» означает воду, – продолжала она. – Так сказали нам королевы. А «нама» значит имя…
– А «апа» значит – что?.. – не утерпела Лиззи.
У Юджинии отлегло от сердца, когда она увидела радостное личико старшей дочери. От раздраженности, казалось, не осталось и следа. «Это потому, что она никак не может решить, кто она – подумала Юджиния. – Она отчасти ребенок, отчасти взрослый человек и одинаково неловко чувствует себя и в том и в другом мире».
– …А если ты хочешь сказать: «Как называется эта вещь? – быстро, чтобы ее не опередила Джинкс, вставила Лиззи, – ты скажешь «Апа нама?»
В другое время Юджиния непременно поправила бы дочь, сказав: «говорят, а не ты скажешь», но Юджиния еще чувствовала себя не очень уверенно с Лиззи. Их столкновение было не обычной ссорой между матерью и дочерью, за ним скрывалось много нерассказанных секретов.
– Похоже, вы здесь прекрасно проводите время, – улыбнулась Юджиния. Она выбрала самую безобидную форму обращения.
– Хочешь увидеть кое-что смешное, мама? Джинкс надоело играть с лягушками, и она решила сделать себя похожей на торт, покрыв мыльной глазурью свое тело, а потом накидать комки пены на потолок.
– Смотри, что будет с королевами, когда я произнесу это слово.
– Римау! – выкрикнула Джинкс. В ответ султанские дамы пискнули, вздрогнули, а потом разразились каким-то дурным смешком. Их реакция была явно наигранной.
– Они так делают каждый раз, – похвасталась Джинкс, наслаждаясь собственной шуткой. – В этой стране нельзя произносить слово «тигр». Это приносит несчастье. Говорят: «Его милость» или «Старый джентльмен». Это тиграм нравится. А если сказать римау, придет тигр и съест тебя!
Дамы снова подскочили, доставив детям огромное удовольствие, и потом начали подталкивать друг друга локтями словно говоря: «Пришла их мать. Нам пора уходить».
После ухода дам в бане стало тихо. Прю принесла турецкие полотенца, которые захватили с яхты, прихватив также халатики, щетки для волос и домашние шлепанцы, и началась подготовка ко сну. Джинкс подставила голову под полотенце, потом под щетку, потом продела руку в рукав, поддерживаемый Прю, и сунула ноги в шлепанцы. Она повторяла обычные движения, проделываемые ею каждый вечер (конечно, без всяких лягушек), и двигалась, как кукла, которую хозяин поворачивает и поворачивает, переодевая.
– Королевы сказали, что завтра нам покажут, как дрессированные обезьянки приносят кокосы, – сообщила Джинкс, когда ей застегнули ворот ночной рубашки. – И рыбку, которая выползает из воды, забирается на деревья и оттуда смотрит на вас.
Да у вас состоялся настоящий разговор, – заметила Юджиния, держа перед Лиззи маленькое зеркальце, потом перехватила взгляд дочери, наблюдавшей за ней, и одними губами улыбнулась ей. Лиззи не ответила улыбкой на улыбку, ее губки остались упрямо поджатыми, но в глазах блеснула искорка, и Юджиния решила, что на сегодня хватит и маленькой победы.
– А ты не хочешь знать, как обезьянки делают это? – спросила Джинкс.
– Что делают, милая? – переспросила Юджиния.
Она не помнила ни слова из того, что ей рассказывала Джинкс. Она думала о Лиззи и подбирала слова, которые помогли бы восстановить взаимопонимание. «Я мать, – говорила себе Юджиния, – и должна знать, как поступать. От меня зависит помочь моим детям. Я должна показать им, как жить».
– Прю, пойди посмотри Поля и уложи его. А я закончу здесь, – проговорила Юджиния. Потом подумала: «Каждый вечер, с тех пор, как Лиззи была еще младенцем, я делаю одно и то же. Сначала почистить зубы, затем принять ванну и перед сном почитать всякие истории, а после молитвы поцелуи на ночь и подоткнутые простыни под сонные плечики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71