А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


29 июля
Антонио!
Ну вот и мы! Плывем по морским соленым водам! Голубое небо, чудные дни, чудная пища, чудные ночи… как говорят в Тибете!!!
Все на борту в полном здравии, хороший грог, хорошие женщины… ну, ты знаешь эту песню.
Заседаем с О. Он имел нахальство снова приняться объяснять мне цепочку Айвард – Пейн и НАПОМИНАЛ мне. Старый школьный трюк. Ха-ха-ха! (Будто я могу позабыть.)
По-серьезному не понимаю, почему мы должны доверять человеку, подобному «его королевскому высочеству, радже-мада»? Несколько смахивает на пирата. Отуземился, ты так не думаешь?
Погода стоит, будто специально для моряков, вроде нас. Сегодня утром поставил паруса и остановил машины. Какое зрелище! Какой звук! Или отсутствие такового.
Малышня говорит, что около полудня видели дельфинов. Но искренне ваш был в это время прикован к соляным копям. Не повезло!
Передай привет отцу. Скажи ему, что я работаю до седьмого пота, так что пусть ни о чем не беспокоится. Нет, вот что, я передумал, я сам напишу ему. Не хочу, чтобы все лавры достались тебе, старый ты дебил. Ха-ха-ха.
Большой привет Касс и всем дома.
Джорджио.
В каюте Юджинии было почти темно. Горели только две лампы у кушетки, и она читала лежа, нежась в теплом свете и обложившись кучей подушечек, обшитых по краям кружевами. Атласный халат она бросила на стоявшее недалеко кресло, и распущенные волосы копной разметались по спинке кушетки. Юджиния подняла глаза от книжки, громко вздохнула, потом заставила глаза обратиться к тексту, но слова разбегались в разные стороны, никак не хотели вернуться на место, и она перестала вообще что-нибудь понимать. В конце концов она сдалась и бросила книжку на пол. Та упала со стуком.
– Вот черт, – произнесла Юджиния. – «Охотники за черепами на Борнео». Кто бы мог подумать, что об этом так скучно читать? – Юджиния снова взглянула на книгу, маленькая серебряная закладка торчала между последними страницами. – И я тоже почти совсем выдохлась. Вот черт. Джордж был бы очень обрадован.
Юджиния улыбнулась и закрыла глаза. «Мой тайный запас книг, – подумала она, – мой маленький сюрприз. Политическое, географическое и финансовое образование некой миссис Джордж Экстельм, в девичестве Пейн, из рода знаменитых Пейнов из Филадельфии. – Юджиния состроила гримасу, означавшую отчасти отвращение, отчасти веселье. – Я свободна от всей этой мелочевки, – напоминала она себе, – я свободна, как птица».
Юджиния закинула руки за голову, посмотрела в потолок, подумывая, не встать ли ей с кушетки, ей даже пришла мысль (мимоходом) выйти на палубу в ночной рубашке и халате (мысленно она видела скользящие по пустым креслам тени и свой халат, превращенный ветром в похожее на тогу одеяние).
– Как жена Лота, – громко произнесла она. – Соляной столб… столп общества!
Возникший в голове образ вызвал у нее смех. Юджиния погрузилась поглубже в подушки, сбросила ногой покрывало, и оно, соскользнув с кушетки, кучей упало на пол.
– Вот что получаешь за одну-единственную оглядку назад, – снова засмеялась Юджиния. – Превращаешься в филадельфийскую матрону!
Это показалось ей очень смешным, она развеселилась, но потом напомнила себе (как можно тверже), что ее ждет работа. Она выпрямилась, села как следует и подхватила с пола книжку, дав себе слово, что на этот раз, на этот раз наверняка дочитает ее.
«Охотники за черепами на Борнео: рассказ о путешествии по Махакаму до Барито. Карл Альфред Блок. Самсон, Лоу, Марстон, Сирль и Ривингтон, Лондон, 1881».
Юджиния разглядывала пахнущие плесенью страницы и пыталась представить, что же на самом деле видел мистер Карл Альфред Блок, путешествуя по реке Махакам, были ли там пираты, языческие ритуалы, распутные женщины в саронгах с открытыми грудями или совершенно голые мужчины. Возможно, все это было, но либо мистер Карл Альфред Блок не заметил этих отвратительных вещей, либо считал их слишком нескромными, даже непристойными, «неподходящими для читающей публики». «Страсть, похоть, жадность, грех – мы изменяем правду ради того, чтобы она не оскорбляла наших пуританских чувств и не шокировала их, мы все приглаживаем и делаем таким приятным, таким благопристойным, таким красивым».
Юджиния помотала головой по подушке, пока не почувствовала, что волосы разметались. Она слушала море, ночные звуки корабля, корпус которого, покачиваясь на волнах, продолжал свое движение вперед. Потом она подумала о муже и о том, что у них отдельные спальни, задавая себе вопрос, как это могло случиться? «Супружеским парам не следует так вести себя, – сказала она себе, – мы что-то теряем, но, возможно, этого у нас никогда и не было. Или мы просто не знали, что это».
«Самое лучшее, дорогая, – говорила ей бабушка, деликатным покашливанием показывая, что предмет, о котором идет речь, табу и о нем больше никогда не будет разговора, – самое лучше для трудных э… супружеских вечеров, – это просто тихонько лежать и составлять меню на неделю, мысленно, конечно. Это всегда помогало мне, во всяком случае. Можно думать и о других домашних делах. Это не имеет значения – лишь бы можно было составлять список. Список всегда помогает жить. Это нечто определенное, на чем можно сосредоточиться. Ну, а между делом одной домашней заботой становится меньше».
«Просто и складно, – подумала Юджиния, – но тебе следовало бы сказать, две «заботы», бабушка. Тебе нужно снять две заботы». Любовь в Филадельфии, – напомнила себе Юджиния, – и чувство между путешественниками. Приходится ли удивляться тому, что мы с Джорджем зашли в такой печальный тупик».
Юджиния подняла руки и в молочном свете ламп посмотрела на них. Их бледная кожа напомнила ей детские ручки: беспомощные и ищущие тепла. Она опустила руки и отдалась движению судна, поднимавшегося под носом, потом под трюмом, затем под кормой. За ней то же повторяет еще одна, и еще одна, и еще, они раскачивают корабль с решительным постоянством. Юджиния закрыла глаза. Ее обнимали подлокотники, полы рубашки обвивались вокруг лодыжек, подобно рукам.
Внезапно Юджиния поняла, что кто-то стучит в дверь. Она не знала, сколько времени этот человек стоит у дверей, наверное, немало.
– Да! – крикнула она, вскакивая с кресла. Привычка есть привычка, никуда не денешься. – Джордж, это ты?
– Юджиния! Можно войти?
Юджиния узнала голос Бекмана, хотя его необъяснимый визит удивил ее. «Что ему, ради всего святого, могло понадобиться в такое позднее время?» – подумала она, осматриваясь вокруг, чтобы найти что-нибудь посолиднее ее несерьезного розового пеньюара. Халат как сквозь землю провалился.
– Минуточку. Мне нужно найти мой… Юджиния подняла подушки на кровати, потрясла подушки на кресле, заглянула под стульчик с закрытыми чехлом ножками. Она не успела продумать неожиданную ситуацию, но ей и в голову не приходило не выполнить просьбу Бекмана.
Найдя в конце концов халат и накинув его на плечи, она босиком подбежала к двери.
Ей в глаза ударил яркий сильный свет из коридора, и Бекман был похож на призрака, а не на человека. Только контур человека во фраке, сюртук с фалдами, высокая, как будто затянутая талия, широченные плечи, прямые руки. Лица Юджиния не видела совсем.
– Надеюсь, не побеспокоил, – пробормотал Бекман. Ответа он не стал ждать и мгновенно оказался в комнате.
– Нет, пожалуйста, – ответила Юджиния, – потуже затягивая пояс халата. – Рада вас видеть, хотя и несколько поздновато.
«Но ведь я совсем не то хотела сказать, – подумала Юджиния. – Почему я не умею говорить то, что думаю? Почему должна быть такой вежливой?»
– Причина, по которой я пришел, Юджиния… – Бекман замолчал, слова замерли в воздухе, как будто фраза была закончена. Он посмотрел на Юджинию. Он знал, что для выполнения его желания нужно только протянуть руки, слова – всего лишь условность, которая больше не имеет значения.
Юджиния чувствовала, что Бекман пристально разглядывает ее. Она пробежала пальцами по волосам, ей хотелось отойти подальше от него. Из-за того, что у нее не были подколоты волосы, она испытывала неловкость, будто стоит перед ним обнаженной.
– Боюсь, вы застали меня не в очень удачное время, – начала Юджиния. – Я уже собиралась укладываться…
Затем она заставила себя пойти и сесть на кушетку, расположившись в самой ее середине, так, чтобы можно было держаться прямо.
– Присаживайтесь, Огден, – сказала она и указала на кресло, стоявшее поодаль.
Бекман повиновался. Он сел послушно, как собака. Он вдыхал ароматы комнаты: запах надушенного женского тела, стойко держащийся в закрытом помещении, и тонкий, сильный запах шелка на теплой коже.
– У вас босые ноги, – наконец проговорил он. – Они замерзнут. Позвольте мне подать вам туфли.
Юджиния чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Па какой-то момент ей показалось, что это все-таки произошло, что она кинулась к шкафу за бархатными тапочками. «Мои ноги, – в отчаянии думала она, – ему же видны мои ноги». Она попыталась прикрыть их халатом, но он распахнулся, а тонкий подол ночной рубашки вообще ничего не мог скрыть.
– Позвольте подать вам туфли, – повторил Бекман. Голос его звучал хрипло. Слова, которые он хотел произнести, застревали в горле. «Погоди, – сказал он себе. – Погоди. Всему свое время».
– Что-нибудь случилось, Огден? – Юджиния заметила, как у Огдена дрожат руки, которые он держал на подлокотниках кресла, она почуяла опасность, но не могла понять, откуда она исходит. – Что-нибудь… что-нибудь с моим мужем?
Еще вопрос этот не сложился у нее в голове, еще она не договорила его до конца, а Юджиния уже знала, что этот визит не имеет никакого отношения к Джорджу. Она также догадалась, – почему она не могла объяснить, – что имени мужа больше никто здесь не произнесет.
– Вы очень красивая женщина, Юджиния. «Ну вот, – подумал Бекман, – я и сказал это». Юджиния не знала, куда девать глаза или какие слова произнести.
– Вы очень любезны, – удалось ей найти слова, потом невольно она рассердилась на себя за повтор. – Но, боюсь, вы мне льстите.
«Светские фразы, – зашипела она про себя. – Но здесь не званый обед и не вечер танцев, Юджиния. Почему ты решила, что такое поведение спасет тебя?»
Но другого выхода нет, нужно продолжать. Дорога уже выбрана.
– Я уже говорила вам, я собиралась укладываться. И… ну… Боюсь, вы застали меня в довольно неловкий момент. Я не одета…
– Мне нравится видеть вас такой.
«Все, возврата назад нет», – сказал себе Бекман. Он грузно перегнулся вперед, губы пересохли, как пыль.
– Уже поздно… – Слова падали сами собой. – Уверена, у всех нас был долгий день…
Юджиния отступила к знакомому и привычному, но знакомое и привычное пожало своими изящными плечиками и робко подставило другую щеку. В лексиконе викторианской мудрости не находилось ничего подходящего. Впервые в жизни Юджиния осознала, что она беззащитна и совершенно одинока. «Составить меню на неделю? – захотелось ей крикнуть. – Составить меню? Ты никогда не говорила мне ничего подобного! «Супружеские» ночи! Ты никогда не рассказывала мне о них!»
– Я не могу уйти, – сказал Бекман. – Пока. Юджиния почувствовала, как ее сердце проваливается в желудок.
– Я… простите? «Вы знаете, чего я хочу, – хотелось сказать Бекману. – Вы знаете, почему я здесь. Со мной этот дебютантский номер не пройдет. Было бы интересно понаблюдать за этим жестоким натиском», – подумал Бекман. Он мысленно видел все: как она отпрянет от него, заплачет и съежится от страха, но потом понял, насколько неестественным был его ответ. Ему нужны были ее утонченность, ее сексуальность, скрытая от других людей и поджидающая только его, и никого больше.
– Я знаю, кто вы, – сказал он наконец. – В глубине души.
Юджиния смотрела на свои пальчики на ногах, на розовые руки, отделанный кружевами халат, обитую атласом кушетку с кучей подушек. Все это провоцировало, выпячивало и выставляло на свет.
Она жадно ловила звуки шагов в коридоре. «Хоть бы кто-нибудь прошел мимо! Все равно кто. Я могла бы позвать, сказать, что мне нужно воды, чаю, одеяло, что-нибудь». Но думая о таком прозаическом выходе из положения, она знала, что никогда не отважится на это. Даже если мимо будет проходить Джордж. Позвать кого-нибудь равносильно признанию своей собственной тайной вины. Бекман открыл правду.
Юджиния рассматривала свои запястья: кожа на них была похожа на бело-розовый цветок иберийки – просвечивающие рукава не могли этого скрыть. «Как мы дошли до этого – Джордж и я? Я, одна? Наши отдельные спальни. Вежливая речь, которую мы выдавали за любовь».
Внезапно Бекман вскочил. У него онемело тело, руки и ноги от бездействия одеревенели. Получилось совершенно не так, как он планировал. Он рисовал себе, каким он предстанет перед Юджинией, – веселым, раскованным, общительным, романтичным, человеком, привыкшим к удовольствиям. Он намеревался только бросить мимолетный намек. Только навести на мысль, что есть человек, на которого можно обратить внимание, на которого можно рассчитывать. Если возникнет потребность. Если Юджинии потребуется утешение, которого не дает одинокая постель.
Но все получилось не так, и он наговорил лишнего. Открыл все свои карты, и у него нет иного выхода, кроме как продолжать бороться за нее. Если не вышло взять ее обхождением, можно взять ее на испуг.
– Я наблюдал за вами, Юджиния, – проговорил он. – Я наблюдал за вами с того времени, когда вам было восемнадцать и вы в первый раз приехали к Экстельмам. Я наблюдал за тем, как девушка превращалась в женщину. От меня ничего не скрылось. Я знаю, что вы за женщина, и знаю, что вам нужно. Можете делать вид, жеманиться, закрывать дверь, обещать себе, что это только сон, но вы знаете и знаю я, что не буду ждать бесконечно.
Наконец Бекман ушел. Он сказал то, что сказал, и ушел. Юджиния глядела на лежавшие на коленях руки, – поразительно, что она даже не пошевелилась. А может быть, пошевелилась, только не помнит этого. Может быть, она уступила, откинулась назад, сорвала с себя одежду, услышала, как он сбрасывает пиджак, почувствовала, как напряглись его ноги.
Но вот они, подушки, вот они, книги, вот халат и десять голых пальчиков на ногах. Комната ничего не заметила, комната закрыла свои слепые глаза.
Юджиния услышала еще один стук в дверь, прежде чем он успел отозваться эхом.
– Да! – Она вскрикнула и уселась прямо, подумала, не запереть ли дверь, но затем в одно мгновение, поддавшись неизвестно откуда взявшейся браваде, решила, будь что будет. Она с такой силой распахнула дверь, что затряслась деревянная дверная рама.
– Джордж! – Появление мужа было для нее совершенно неожиданным. – Ты?
– А ты думала, Санта Клаус? – Джордж на нетвердых ногах прошел мимо жены. Юджиния заметила, что он выпил: неуверенно ставил ноги, рубашка помята, в каких-то красно-коричневых пятнах. Впрочем, все это не имело никакого значения. В дверь искоркой влетело облегчение.
– Я думала, это…
– Не следовало вызывать прислугу в такое позднее время, Джини, – заворчал Джордж, но голос у него звучал ласково и дружелюбно. – Я мог бы принести тебе, если что-то нужно, ты же знаешь. Как когда-то… помнишь… когда…
Юджиния взглянула на мужа. На нем нет пиджака, осознала она, он не надел пиджака. Он прошел по кораблю без той вещи, которой дорожит, как святой верой. Да ведь любой случайный человек мог его увидеть! Юджиния почувствовала, что вот-вот расхохочется.
– Да нет, я никого не вызывала, Джордж, – промолвила она как ни в чем ни бывало. – Просто услышала странный шум. А может быть, мне показалось.
«Пути назад отрезаны, – сказала себе Юджиния. – Я пропустила момент, соврала. – Но эта проблема почему-то показалась ей несущественной, такой, которую нетрудно выбросить из головы и забыть. – Так я буду держаться, – решила Юджиния. – Держаться так, будто ничего ровным счетом не произошло. Завтра утром я ничего уже и не вспомню. Скажу себе, что Огден ко мне никогда не являлся».
Джордж вышел на середину комнаты, Юджиния последовала за ним. Она зажгла еще одну лампу, привела в порядок туалетный столик, подняла с пола платок. Комната, оставившая ее одну в минуту отчаяния, наполнилась теплом и радостью.
– Боже, до чего же здесь было темно, – рассмеялась Юджиния. – Извини, Джордж. Я сидела и читала… – «Одна», – чуть было не сказала она, но спохватилась и сказала – …Даже не заметила, как стало темно… Зажжем лампы. Все до одной!
– Джини, мне нужно поговорить с тобой.
От неожиданности Юджиния даже вздрогнула и замолчала.
Джордж взглянул в глаза жены. Иногда они бывали такими чистыми, большими, и карими, и простодушными, как у младенца. От того, что он собирался сказать ей, они наверняка затуманятся, а возможно, наполнятся слезами. Вынести это Джорджу было непосильно, и он предпочел более спокойный путь, произнеся фразы, которые были ему знакомы, как собственное имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71