В общем, глядя на Танькины страдания, я начинала думать, что, может быть лучше мне и дальше заниматься одной наукой. По крайней мере, мне как-то больше по душе было сидение в библиотеках, чем стирка подгузников. Кстати, я много помогала Таньке, мыла у нее полы, ходила по магазинам, пока новоиспеченные бабушка и дедушка вкалывали на огороде (у нас участок, между прочим, не освоенный, некогда нам твоим Димкой заниматься). Но вот стирать пеленки с подгузниками – это уж извините. Я вообще человек брезгливый. Я и кошку-собаку не хочу из-за этого заводить. Мне как-то хотели друзья котенка сплавить. Я представила себе, что пока он не приучится к туалету, у меня на полу будут кучки вот этого самого, извините… Нет!
У меня аквариум на 100 литров со шпорцевыми лягушками. И с фильтром, который все отходы их жизнедеятельности всасывает. Фильтр, конечно, тоже надо мыть и аквариум иногда чистить, но там вода и я в резиновых перчатках.
… В общем, за исключением подгузников, я делала для Димочки все. Таня была моей лучшей подругой, почти сестрой. Она подкидывала мне Димку пока доучивалась после академки (бабушка сидела с внуком неохотно, хотя не работала), несколько лет спустя я забирала Димку из садика и везла к себе домой, потому что Таньку иногда задерживали на работе. Мы гуляли с ним около моего дома в тенистых околохрущебных дворах. Дима звал меня "тетя Рита", иногда "тетечка Риточка", если что-то клянчил у меня, а если я ему отказывала, то сердился и я превращалась в "Тетку Ритку".
Потом, когда он учился в школе, я натаскивала его по английскому, французскому, по истории и по литературе. В общем, он очень удивился, когда узнал, что я ему не родственница.
– Дима пропал? – переспросила я. Больше сказать было просто нечего.
Наверное, нет смысла объяснять, что для Таньки он был светом в окошке, худо-бедно озарявшем ее непутевую жизнь. Татьяна рано постарела, сникла, она работала не столько из-за денег (отец ее, сменивший с годами гнев на милость, выслужился и получал немало, так что мог содержать хоть десять внучат), сколько ради того, чтобы как можно позже прийти домой и отговориться от всех маминых претензий одной фразой "Мам, я так устала, а мне завтра рано вставать!". И все из-за Женьки кудрявого, соблазнившего ее на первом же курсе.
Чем старше становился Дима, тем больше с ним было хлопот. Он не был полным балбесом, скорее принадлежал к толпе способных, но ленивых. Во многом благодаря моим связям, его поступили-таки в МГУ. Танька была счастлива – она так боялась армии! Но, чуть передохнув, нашла новый повод для беспокойства: теперь она боялась, что на Филфаке мальчик попадет в дурную компанию, к каким-нибудь наркоманам. К наркоманам Димочка не попал. Он угодил к кельтанутым.
В этом была отчасти и моя вина. Кельтами я увлекалась давно и отчаянно. Это было мое хобби, моя тайная страсть еще с тех пор, когда мне по чистой случайности попала в руки книжечка – сборник ирландских саг в переводе А.А. Смирнова. До этого я как раз перечитывала Беовульфа, но как-то не вдохновилась даже во второй раз. И тут – такое открытие! Какая простота и чистота сюжета! Для меня это было окошко в древнюю культуру, о которой – о ужас! – я не знала ровным счетом ничего. Потом я приобрела "Похищение быка из Куальнге" и с удивлением обнаружила, что перевод был сделан знакомыми моих коллег. С тех пор я жадно выискивала при каждом походе в Ленинку все, что связано с кельтами и, по моим скромным оценкам, стала смыслить об этих народах если не на уровне специалиста, то, по крайней мере, на уровне очень грамотного любителя. Я пыталась учить языки, но древнеирландский показался мне сложным, современный ирландский – тоже, а вот бретонский виделся мне не таким устрашающим. Его-то я и выучила по книжке, которую одна подруга привезла мне из Франции.
Конечно, я не могла удержаться от того, чтобы не почитать Димочке вслух мои любимые саги (вообще-то более грамотно называть их повестями). Димочка слушал внимательно, он, откровенно говоря, вообще слушал меня больше чем маму. Да и мама его, Татьяна, хоть и младше меня всего на девять с половиной лет, всегда слушалась меня как мать родную. Хотя бы потому что ее собственна мама с возрастом становилась все сварливее и обратиться к ней за помощью и советом значило обречь себя выслушивание долгих, нудных и злобных поучений.
Она не была против того, чтобы я читала Димочке "Похищение быка из Куальнге". Ну вот я и читала. Кто ж мог знать, что в начале девяностых молодежь начитается Толкиена (на которого у меня, кстати, аллергия, по мне лучше уж новомодный Гарри Поттер) и начнет как это у них принято говорить, "тащиться" от моих милых кельтов.
Меня коробило от того, что я видела по телевизору: мальчики и девочки в клетчатых юбках (да-да, и мальчики тоже!) прыгают, задирая ноги, в Центральном Доме Художника и еще каком-то подвальном помещении под звуки волынки и грохот совершенно не кельтских музыкальных инструментов. Я просто ревновала их к своему увлечению. То, что я лелеяла в душе годами, в самом укромном уголке, они вынесли на подмостки, да еще ногами топают! Чувствуешь себя так, будто пятнадцать лет растила под окнами палисадничек, а тут по нему пробежала орава дикарей.
Но они-то ладно, а Димочка-то куда?
– Тань, хватит реветь, – сказала я, – все равно не слышу ничего. Ты знаешь, какой у нас тут телефон. Приезжай ко мне, я через час буду дома, попьешь валерьяночку и все мне расскажешь.
Я положила трубку и собралась было выходить, как телефон позвонил снова.
– Алло, – голос у меня был вялый и усталый.
– Риточка, милая, привет! Это Володя тебя беспокоит… Володя! Надо же… Хорошо еще трубку сняла!
– Да, здравствуй, как дела?
– На букву хэ, но не подумай что хорошо… Риточка, я тебе по важному делу звоню. Ты ведь у нас того… кельтовед?
– Да ну тебя, я так, интересующаяся…
– Хватит скромничать, у тебя от скромности все беды… В общем, мне нужна твоя консультация.
– А… по какому поводу?
– Да вот понимаешь какое дело, попала мне тут в руки пара любопытных документов. Один по-французски, ну это я еще кое-как разобрал, хотя тут тоже кое-что поможешь мне уточнить, а другой на совершенно варварском языке. На твой бретонский похоже. Документы вроде восемнадцатого века. Вот хочу, чтобы ты мне экспертизу провела. История там потрясающая, прямо роман. Вот только не знаю, насколько это все подлинное. У меня только копия. Поможешь?
– Ой, Володь, я не знаю даже… А может, тебе в Институт Языкознания позвонить, там тоже есть ведь специалисты…
– Да ну их! Я звонил, они все на какой-то конгресс ринулись в Дублин или еще черт-те куда. Как в том анекдоте "Ту Даблин – Куда, блин?"
Я рассмеялась, хотя анекдот был старый и не очень смешной. Я обрадовалась, что слышу Володю. Он давно мне не звонил, а сама я его беспокоить не решалась.
– В общем так, – Володя, кажется, тоже чему-то был рад, – Я сматываюсь с работы и еду прямо к тебе. Буду где-то в семь, полвосьмого. Идет?
– Угу.
– Цветы, конфеты, шампанское – за мной. Что еще привезти?
– Да ничего, спасибо тебе.
– Ах ты скромница! Ну до встречи.
– 6 -
В купе было душно: топили так, что хотелось раздеться догола. Найси мечтал не только раздеться, но и прижаться всем телом к Дейрдре которая лежала, по-детски уткнув голову в подушку, на нижней полке.
Эх, если бы не эта жирная тетка и не дядька в трениках с отвисшими коленками, которые хором храпели и посвистывали во сне на двух остальных полках, то можно было бы такое устроить! Жалко, что двухместных купе не бывает. Или бывают все-таки? Найси этого не знал.
Плацкартных билетов не было. Пришлось разориться на купейные. Влетели в поезд, а оказалось, что он отходит только через 20 минут. Пока поезд не тронулся, Найси и Дейрдре сели в уголок на нижней полке и стали целоваться. Мужчина деликатно вышел из купе, а тетка, повернувшись у ним совсем не эротичным задом, стала стелить свою постель. Потом Найси залез наверх и грустно смотрел, как его подруга разбирается с простынкой и наволочкой. Спать ему совершенно не хотелось. Он вообще не умел спать в поездах. Он думал, что если бы и Дейрдре не спала, он бы все-таки спустился к ней. Ведь если особо не шуметь, может тетка с дядькой и не проснулись бы?
В Питер приехали рано утром. На вокзале было холодно и промозгло. Найси плохо ориентировался в городе, но где-то около вокзала они поймали тачку и водитель, услышав адрес, кивнул и согласился отвезти за полтинник.
Дейрдре было зябко и неуютно в этом городе, который она знала еще хуже, чем ее спутник: один раз ездила сюда с родителями, когда ей было четыре года. Воспоминаний никаких. Она пригрелась в купе, и холодный влажный воздух на перроне заставил ее сразу съежиться в комочек. "Лучше бы я сюда не приезжала…" – почему-то подумалось сразу, как только перед глазами замелькали утренние по-питерски бледные огни. Почему? То ли перед родителями чувствовала себя виноватой – кинула на кухне записочку о том, что уезжает на пару дней, то ли не очень-то доверяла Найси и жалела, что из каких-то дурацких романтических побуждений поехала с ним неизвестно куда. Ей почему-то казалось, что вот-вот случится что-то страшное, непоправимое.
Но пока ничего не случалось. В Москве в это время уже светало, а здесь рассвет и не думал заниматься.
Доехали быстро, Шпалерная улица оказалась совсем-совсем рядом. Найси расплатился, помог подруге выйти из машины и повел ее к странному старинному дому, причудливо-полосатому, выделяющемуся на фоне всей остальной улицы броским сочетанием охры и малиновой краски. Дейрдре снова поежилась. Здесь все было чужое, каменное, влажное. Она слышала, что и люди здесь были каменно-холодные, по отношению к москвичам настороженные.
– Мрачная улица, – пожаловалась она так тихо, что Найси, кажется, и не услышал
– Заходи, – он открыл тяжелую дверь, и они вошли в большой просторный подъезд (в Питере, кажется это называется "парадное") с высоченными лестничными пролетами. Было темно, пахло сыростью. Где-то высоко, через два этажа, горела лампочка. Ближайших ступенек было почти не видно. Они поднимались на ощупь. Найси галантно поддерживал подругу под локоть, но та умудрилась оступиться, вскрикнуть "Ой, блин!" и окончательно испортить себе настроение. Наконец докарабкались до освещенной площадки.
– Нам на самый-самый верх, – виновато шепнул Найси.
Он видел, что Дейрдре недовольна и никак не мог понять, чем же он ей не угодил. Вообще с девушками всегда получалось странно – он окружал их вниманием, лаской и заботой, а они вечно находили повод к чему-нибудь придраться и на что-нибудь ему попенять. Неужели опять начинается?
На самом-самом верху ступеньки вдруг стали деревянными, и последний пролет сделался винтовым. Дейрдре хотела удивиться вслух, но не стала. Найси позвонил в дверь. Долго не открывали. "Ну вот…" – хотела было сказать Дейрдре, но именно в этот момент услышала торопливые шаркающие шаги. Дверь открылась, и в проеме показалась заспанная, небритая, но очень симпатичная физиономия.
– Сашка, а это мы приехали! – слегка смущенно сказал Найси.
– А, заходите. Тапки там.- У Сашки было удивительно подвижное лицо. Казалось, что и нос с легкой горбинкой, и крупные карие глаза, и высокий лоб, и густые брови – жили своей отдельной жизнью и двигались независимо друг от друга. При всей неправильности и даже некоторой несоразмерности черт, Сашино лицо было удивительно гармоничным. Дейрдре улыбнулась и поняла, что все ее пасмурное настроение куда-то улетучилось.
– А меня Маша зовут, – представилась она.
Саша расплылся в улыбке и церемонно наклонился, чтобы приложиться к ее руке. Она не ожидала такого влажного поцелуя и мысленно ойкнула, вспомнив, что забыла помыть руки в сверх меры ароматном вагонном туалете.
– Раздевайтесь и проходите на кухню – сказал Саша, растворяясь полутемных в недрах квартиры, – будем кофе пить. Насчет поесть… У меня только яичница. Но можно с колбасой.
На вешалке в прихожей висели какие-то старые мужские куртки. Пахло пылью, табачным дымом и тем трудноописуемым духом старинных домов, который слегка пьянил Дейрдре, выросшую в пошлой панельной семнадцатиэтажке.
– Сейчас ты посмотришь как у него на кухне. Такого ты еще не видела, – шепнул Найси ей в самое ухо, а потом поцеловал туда, где за ухом топорщились коротко остриженные волосы-иголочки.
Кухня была просторной, с крашеным дощатым полом, старым столом, накрытым вытертой клеенкой. Посредине стояла большая газовая плита, а за ней из стены выступало чудо-дерево с шершавой корой, ветками, расползающимися под самым потолком, с листьями всех цветов – зелеными, желтыми, красными. На ветках сидели неживые воробушки и висели маленькие колокольчики. Корни уходили в пол, будто прорастали к соседям снизу. Мох между корнями образовывал что-то вроде маленькой полянки, на которой тоже лежали листья, как будто они только что осыпались с дерева.
– Ну ни фига себе, – восторженно выдохнула Дейрдре, – прям как живое!
– Ну так!- Сашка улыбнулся и лицо его в который раз преобразилось, – Это мы с отцом сами сделали.
– А как?
– Дейрдре подошла поближе к дереву и тронула рукой кору. Она была настоящая.
– Ну так. Посреди кухни по стене шла труба от плиты. Некрасиво, весь вид портит. Мы и решили вот такое сделать.
– А отец у тебя… Художник?
– Ну типа… Да, можно сказать художник… О, чайник вскипел! Вы, давайте, кофе делайте. Вон банка, там сахарница, это… А, ложки вон где.. Да, правильно, там. О кей, я яичницей займусь.
– А… руки можно помыть? – смущенно пробормотала Дейрдре-Маша.
– О, это надо будет тебя проводить, а то ты в нашем коридоре запутаешься, – нараспев произнес Сашка, – Если Ваш кавалер мне позволит, конечно, побродить по темному коридору с такой прекрасной леди!
Найси расхохотался, и Дейрдре потопала по коридору, держа курс на Сашкину спину. По ходу дела Сашка деликатно разъяснил, что ванная и санузел находятся в совершенно разных частях квартиры, потому что изначально, то есть в восемнадцатом веке здесь не было предусмотрено ни того, ни другого, и позже пришлось менять планировку и приспосабливать под это дело кладовую и помещение для прислуги.
– Обратно дорогу найдешь?
– Угу, – кивнула Маша – А я пойду, надо все-таки яичницей заняться…
…Наливая кипяток, Дейрдре еще раз посмотрела на чудо-дерево. Нет ну это же надо такое выдумать. Сашка обернулся от плиты и встретился с ней взглядом. Они улыбнулись друг другу. И кто сказал, что питерцы угрюмые? Пока жарилась яичница, Сашка болтал без умолку.
– У меня что? У меня все как обычно. Копаюсь тут с бумажками своими. Нашел кое-какие странички из дневников семнадцатого года. Нет, я не знаю, ну как тогда деда не посадили, а? Ведь если бы у него это нашли, то я не знаю… Тогда на всякую мелочь сажали, а тут такое… В общем, хочу это теперь набрать, слегка подредактировать… А хотя зачем редактировать? Просто примечания сделаю, да и все. Ну в общем, небольшую историческую справку, примечания – и готова статья. Хотел Пашке Лядову показать, он обещал зайти сегодня. Вот зайдет, посоветуюсь с ним. Да, вот я что забыл… Так, не сгорела еще? А, нет не сгорела. Тарелки вон там… Маш, дотянешься? Вон там, ага, спасибо… А еще я нашел продолжение переписки Луи-Огюста Денье с этим, помнишь, мужиком из сортира…
– А-а-а, помню, – сказал Найси. – на самом деле прикольная штука, Маша ее Ирке тогда дала почитать. И че там в продолжении? Сашка улыбнулся, в глазах у него забегали искорки.
– А вам интересно? – он обращался прежде всего к Маше.
– Ой, интересно! – Дейрдре чувствовала, как остатки ее утреннего напряжения и волнения уходят от одного Сашкиного взгляда. – Я тоже читала начало. А что там дальше было?
Сашке, кажется, польстило ее внимание, в глазах у него появились маленькие чертики.
– Дальше? Ха-ха! Дальше был просто роман! Со всякими ужасами и наворотами в стиле незабываемого восемна-а-адцатого столетия! Он так эффектно и смачно произнес это "восемна-а-адцатого", что Дейрдре и Найси просто покатились со смеху.
– Сейчас принесу! – и Сашка растворился в темном коридоре.
– Я ж тебе говорил, что он классный! – Сказал Найси указывая вилкой на пустоту, в которой исчез Сашка. И, пользуясь его отсутствием, торопливо чмокнул Машу в губы, оставив на них вкус яичного желтка
– 7-
Домой я добралась за 47 минут. Доехала до метро "Университет". Потом как-то сразу подошел старенький, дребезжащий 661 автобус, который я любила за то, что он кружил по территории МГУ и тащил за собой смерч осенних листьев. Я смотрела в окошко на старые деревья, на выгоревшие за лето газоны, на которых, переняв западную моду, сидели и лежали студенты (в наше время это считали дикостью, да что там в наше – даже лет десять назад). Осень была теплая и даже сейчас, в начале октября, погода была почти летняя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33