Олово текло к его лицу, переливалось через подбородок, заливало нос, горло, внутренности. От олова горло болело, нос не дышал, и сколько ни пытался Пауль увернуться от ложек и вилок, не получалось никак. Потом к кровати подошла огромная собака и стала тыкаться Паулю в плечо. Она трясла его все настойчивее и настойчивее, пока он не проснулся.
Когда проснулся, то увидел, что у кровати сидит не собака, а мужчина, одетый по-городскому. Рядом с ним на лавке лежала шляпа и добротный портфель из свиной кожи. Комната была непривычно освещенной, как будто на ферму провели электричество.
– Так, проснулся, наконец! – сказал он по-немецки. – Ну что ж, пора наш договор подписывать.
– Какой договор? – Пауль так и не осознал, перешел ли он грань между сном и действительностью. – Вы… Мы…мы знакомы?.
– Имели честь познакомиться, когда вы, дорогой Пауль, шагали под дождем в неизвестном вам самому направлении. И я указал вам путь к ближайшей ферме.
Пауль сделал попытку улыбнуться, хотя очень смутно помнил то, как он добрался до фермы.
– Простите, а как Вас зовут? Не помню…
– А мы тезки. Меня зовут Поль, Поль Горнек. Некоторые здесь произносят "Поль" как "Паоль", вот и получается, что наши имена совсем одинаково звучат. – он рассмеялся сухим смехом, в котором не слышно было ни радости, ни каких-то других эмоций – будто горошины на пол ронял.
– Очень приятно, – вежливо ответил Пауль, хотя гость наоборот, показался ему очень неприятным. С виду приличный, опрятный господин. По-немецки говорит. как и положено образованному иностранцу – с небольшим акцентом и полным соблюдением всех грамматических правил. Но что-то в нем отталкивало с первого взгляда. Может быть эти красные воспаленные глаза с такой частой сеткой набухших кровью прожилок, что казалось, белков у них не было совсем?
– Так что, может быть, приступил к делу? Вы ведь тогда не подписали договор.
– Что? Какой договор?
Незнакомец неодобрительно покачал головой:
– Я же ясно сказал тогда, что моя помощь будет не безвозмездной. И вы ответили, что за эту помощь готовы отдать все.
– Какая помощь? Что – все? Вы вообще кто?!
– Я – Поль Горнек. Я же сказал.
– И что? За то, что вы мне якобы указали дорогу – может быть, так и было, я не помню – теперь я вам что-то должен?
– Я не только это сделал для вас… Но, учитывая ваше состояние, я не стал требовать расписку на месте и…
– Вы юрист?
– Скажите еще "налоговый инспектор"! – Поль Горнек опять залился своим неживым смехом. Паулю показалось, что по всей комнате скачут горошины и больно ударяют его по голове.
– Как Вам не стыдно издеваться над больным, над раненым? – возмутился Пауль. – Неужели вы не видите, как мне плохо?
Непрошеный гость засмеялся еще громче.
– Человеческая натура меня удивляла всегда. Вот вы, Пауль и вам подобные затеяли войну, которая унесла уже тысячи жизней и в ближайший год унесет еще больше. Вы стреляете в людей, они гибнут на месте, гноятся в госпиталях, умирают в страшных мучениях на поле боя. Я уж не говорю о тех, которых вы пытаете разными изощренными способами и угоняете в концлагеря, где люди превращаются в живые скелеты. И вот теперь вы лежите в чистой постели в добротном деревенском доме, вас каждый день поят парным молоком. И сколько надрыва в вашем голосе! Всего-то голова разбита и температура поднялась.
– Нет, Вы точно издеваетесь… Но зачем?
– Издеваюсь. А зачем?… Наверное, потому, что хочу кроме прямой выгоды получить еще и удовольствие. Шучу, шучу… А может быть, мне не нравится ваша неблагодарность. Сначала говорит "Все отдам", а теперь "Я вас не знаю, я вас не помню". Это более чем несправедливо. Тут уж я должен кричать о том, как мне плохо.
– Да неужели вы не видите, что я вот-вот отдам Богу душу?
– Отдадите? Уверены в этом? А может, лучше не отдавать?
– Да я бы рад…
– А вот это уже разговор по существу. Так отдаете или нет? Если вы решите этого не делать, то я могу предложить вам квалифицированную помощь. В том числе и медицинскую. Но! – он поднял вверх указательный палец холеной руки, – Поскольку вы уже успели забыть о моей первой услуге, то для начала подпишем договор. Я оказываю вам помощь, а вы мне – ответную услугу.
– Какую? Заплатить мне нечем…
– Догадываюсь. Денег мне не надо. Он не спеша расстегнул портфель, достал из него тонкую папку не тесемках, аккуратно развязал тесемки и вынул два листа бумаги, на которых было что-то напечатано на машинке.
– Итак, Я, Поль Горнек, представитель местного филиала…
– Не читайте, у меня голова раскалывается!
– Могу дать болеутоляющее и жаропонижающее средство.
– Так давайте, черт вас возьми!
– Я попросил бы…
– Дайте лекарство…
– Подпишите сначала. А лучше всего ознакомьтесь с условиями договора, чтобы потом ко мне не было претензий. Хотя, кому вы будете жаловаться? Хм, интересный вопрос…
Если раньше человек с кожаным портфелем был просто неприятен Паулю, то сейчас Пауль готов был его застрелись. Было бы из чего…
– Ну что там, какую бумажку нужно подписать?
– Прочтите сначала…
Пауль взял бумагу и пробежался глазами по аккуратно напечатанному тексту. Буквы прыгали перед его глазами, перескакивали со строчки на строчку и образовывали очень и очень неприличные сочетания. Пауль закрыл глаза и снова открыл. Буквы захихикали и снова запрыгали, образуя не менее хулиганские надписи.
– Я не могу это прочесть. – простонал Пауль. – У меня все перед глазами путается.
– Так как же? – спросил Поль, погрустнев так, что губы его превратились в ниточку, а подбородок нервно поджался.
– Вы предпочитаете отдать Богу душу?
– Я жить хочу, черт возьми! – Пауль попытался заорать на посетителя, но повысить голос удавалось с трудом.
Поль заулыбался, как будто услышал именно то, чего он ожидал.
– Вот так-то лучше. Значит, вы согласны. Распишитесь вот здесь и здесь. – Он вынул из портфеля карандаш и протянул Паулю. – Старайтесь поразборчивее… Мне и так намылят шею за то, что договор карандашом подписан, но заставлять вас сейчас искать чернильницу было бы нелепо… Эх, а я с собой не взял… Ничего, сверху воском залью, никто стереть не сможет… И вот здесь. Вы внимательно прочли этот пункт? "… доставить г-ну Горнеку требуемый предмет в 10-дневный срок…" А вот это: "В случае невыполнения сторонами условий настоящего договора…" прочли? Нет? Ну, смотрите сами… Мое дело предупредить.
Получив все необходимый подписи, Поль аккуратно сложил слегка помятые Паулем листки в папку, не спеша завязал тесемки, и убрал папку в портфель. Потом достал оттуда пузырек с темной жидкостью, взболтал, взял со стола чашку, оставленную кем-то из женщин, и вылил туда содержимое пузырька.
– Пейте, – приказал он.
Пауль взял чашку и поднес к лицу. В нос ему ударил мерзкий, не совсем лекарственный запах.
– Неприятно, конечно, – сочувственно произнес Поль, – и на вкус не очень… Но зато как действует! Выпейте все. Будьте умницей.
Пауль задержал дыхания и выпил все до дна. Жидкость обжигала язык не хуже местной яблочной водки, но вот послевкусие было горьким и терпким. Пауль слегка закашлялся и подумал: "Зря я согласился. Моча какая-то, а не лекарство… А этот Горнек – просто шарлатан." Но тут же по телу разлилось блаженное тепло.
Пауль передал чашку Полю, и почувствовал, как горячая волна накрывает его.
– Спите теперь. Потом проснетесь абсолютно здоровым. Покиньте ферму. После этого идите прямо на запад. Встретимся на первом же перекрестке. До свидания.
– До свидания, – прошептал Пауль с блаженной улыбкой.
Он закрыл глаза и увидел, как разноцветный вихрь несет его неведомо куда, как проносятся мимо люди, цветы и животные. За минуту он облетел весь мир, увидел перед собой сотни лиц. Среди них были и знакомые, и незнакомые, красивые и некрасивые. Одни люди приветствовали его, а другие – проклинали. Потом все исчезло, и навстречу ему выбежали обнаженные красавицы, которые бросились к нему в объятия. Земля под ним закачалась и перевернулась наоборот, а внизу стало небо. Шпили церквей свисали вниз как древесные корни. Паулю стало очень смешно и он начал хохотать, как безумный.
– 22-
Это "ж-ж-ж" неспроста. Да, этот звонок был не просто звонок, а подкоп. Кто-то им заинтересовался, и всерьез.
Вообще Колбаскин очень и очень подозрительно относился к посторонним посягателям на его мир. Ему казалось странным, что вот так просто звонит незнакомый человек – пусть даже и женщина – и интересуется, где он был, с кем он был, да зачем он был.
Свой внутренний мир Колбаскин отстраивал по кирпичику, чтобы отгородиться стеной от мира внешнего, загадочного и полного неожиданностей. Его раздражала хаотичность, неупорядоченность этого мира, отсутствие ума у многих людей, и чувства такта – у всех. Иногда ему казалось, что мир был бы не так уж и плох, если бы не люди. Люди имели свойство появляться и исчезать в его жизни неожиданно, делать странные, нелепые вещи. И главное, никто-никто не интересовался Колбаскиным, никто-никто не стремился его понять. Даже друзья, не говоря уж о женщинах.
С женщинами у Колбаскина были большие трудности. Не в физиологическом смысле – тут-то как раз все было очень даже в порядке, а в психологическом. Они все попадались какие-то не такие. В чем была их "нетаковость" поначалу было не разобрать. Поэтому поначалу создавалась иллюзия того, что все хорошо. Колбаскин встречался, ему звонили, он звонил. Он приходил домой к девушке или она являлась к нему, когда была очередь Кобаскиной-мамы дежурить у постели парализованной бабушки. На стадии звонков, цветов и презервативов все шло отлично, а вот дальше… а вот дальше начинался просто цирк. Одна оказалась ужасно липучей и названивала Мише по двадцать раз на дню, спрашивала "А что ты делаешь?" "А о чем ты думаешь?", так что при каждом телефонном звонке Колбаскина начинало трясти. Отделаться от этой липучки было очень трудно, но и другие оказались не лучше. Вторая только и делала, что рассказывала о себе, не давая слова вставить. Третья могла опоздать на полтора часа на свидание. А могла и вообще не прийти. Некоторые банально хотели замуж. Таких Колбаскин со временем научился отсеивать еще при первом знакомстве. Другие… Да, черт возьми, все от него чего-то хотели. Не хотели только понять его душу. А ведь у всякого человека есть душа, только вот оказалось, что ни одной девушке она не нужна.
В общем, в 28 годам, Колбаскин понял, что от женщин по возможности нужно держаться подальше. И всякое общение со всякой женщиной, даже деловое, его напрягало.
Поэтому когда эта безумная этнографиня стала пытать его на предмет Димы, Колбаскин сразу насторожился. Подкапывается, не иначе. Знаем мы этих ученых снобов. Думают, что если они заплесневели в своих исследованиях, наполучали свои кандидатские и докторские степени, значит, можно ругать на чем свет стоит любое эзотерическое знание?
С презрительным отношением к своим собственным изысканиям и измышлениям Колбаскин столкнулся в МГУ, где студентки-филологички поджимали губки, когда он начинал им рассказывать о том, какой ему привиделась Эмайн Маха. К любой критике своих идей Колбаскин относился так болезненно, как если бы его резали по живому.
И вот теперь подкапываются. Ну какая разница, куда уехал Димка? Надоело Димке заниматься священной поляной, и все тут. Зря он так, конечно же, ведь еще чуть-чуть и такой бы свет забрезжил из-под этого холма! И вообще-то уж очень много народа последнее время им, Колбаскиным, интересуется. Кельтанутых расплодилось пруд пруди и все такие продвинутые, что все книжки читают и своего сенхана не слушают. Умные прямо такие пошли, сил просто нет.
Мишкин мобильник пропищал о том, что пришла очередная СМС-ка:
Micha, srochno pozvoni mne domoi, nujna informatsia pro Dimu i Mashu. Ira.
Так, еще одна интересуется Димкой. И что им всем надо? Отзваниваться он не стал, просто собрался, вышел их квартиры, запер дверь на ключ. На улице было ветрено и холодно, несмотря на солнце.
Нечего тащить этих молокососов на поляну, нечего! Надо ехать туда одному, в дождь, в грязь, в слякоть, в какую угодно погоду. Пусть ему одному откроются иные миры и новые измерения! Да, точно, так им и надо! Возмездие уже наступило! Зря Димка смеялся над Сидами…
. Ветер приятно щекотал лицо. Мишка, кажется, впервые в жизни ощутил, как чудесная волна – предчувствие триумфа! – подхватила его на свой гребень и несет к заоблачным далям…
– 23-
По дороге шагалось легко: ее прихватило первым морозцем. Пауль кутался в старую рваную куртку, которую ему отдали женщины на ферме. Они провожали его с нескрываемой радостью – лишь бы ушел. Пауль выяснил у них, в каком направлении надо идти, чтобы выйти к побережью. Идти предстояло довольно долго, но к вечеру вполне возможно было добраться до своих (и пристрелить Треберна!).
Свежий ветер поначалу придавал сил, тем более, что дул он в спину, но вскоре Пауль почувствовал слабость. Ему пришлось сесть прямо на землю и немного отдышаться. "Интересно, дойду до вечера? А если нет? На ночлег проситься? А куда?"
До ближайшего перекрестка он шел долго. Часа два с половиной. Время от времени приходилось делать передышки, и Пауль злился на себя за свою усталость и беспомощность. Он не удивился, когда увидел на скрещении двух дорог господина в городской одежде, точь-в-точь такого, какой приснился ему в горячечном бреду. Кажется, Пауль вообще разучился удивляться. Он дошел до перекрестка и поздоровался. Господин в плаще и шляпе протянул ему руку.
– Ну что, тезка, как себя чувствуешь?
– Мы уже с вами на "ты"? – сердито спросил Пауль, пытаясь отдышаться
– Ах, простите, господин Леверкюн, я нарушил этикет, – нагло улыбнулся Поль. – Вы задеты? А между прочим, я уже волновался – не пытаетесь ли вы увильнуть от выполнения условий договора. А это чревато, между прочим…
– Напомните мне их, а? – покорно попросил Пауль, и огляделся.
Слева была пустошь, поросшая болотной травой, вдали блестела вода. Справа, ближе к горизонту, скучились домишки, над которыми возвышались колокольня и шпиль: то ли городок, то ли деревенька на одну улицу.
– Красивые места, правда? – осклабился Поль. – Видите вон то болото? Очень живописное место, особенно рано утром, когда туман по нему стелется. Просто как молоко – ничего не видно, руку вытянешь – нет руки! Часто корова по дурости идет сочной травы пощипать, зайдет чуть в сторону и – ух! – в воду. И нет коровы. Глубоко там. Редко, но бывает, и люди пропадают. Но нам с вами в другую сторону. Вон туда, – он махнул рукой в сторону деревни.
– А что там?
– А ничего, зайдем в кабачок, посидим, Вы отдохнете, и я расскажу, чего именно я требую с вас за то, что не дал вам отдать Богу душу.
Поль взял Пауля под руку, как старого приятеля, и они неспешно зашагали к деревне.
– Хороший здесь кабачок, называется "Глотка адова" в честь этого самого болота.
– Мне про него священник Треберн рассказывал…
– Священник? Про кабак?
– Нет, про болото…
– А я-то уж думал… Так вот с этим кабачком связана забавная история. Я, как Вам уже говорил, из местных жителей, хотя уже много лет живу в Кемпере, достаточно далеко отсюда. Моя мать родилась недалеко от фермы Ниверник, где вас выхаживали мои дальние родственницы. Ну, если правду говорить, мы все здесь немножко родственники. Но не в этом дело. В общем, давным-давно мой далекий предок научил местного кабатчика гнать отличнейший самогон. Мой прапрадед был… ээээ… как это получше сказать… химик-любитель и механик одновременно. Он сконструировал особый аппарат и рецептуру, но терпения довести до ума свой эксперимент у него не было. И он продал и рецепт и аппарат хозяину кабака. Самогон получался замечательным, янтарным, его пили так же легко, как сидр… Но с более серьезными последствиями. Кабатчик разбогател, но умер, не дожив до старости. Печень подвела… Представляете, отстроил новый каменный дом, и так весело отметил новоселье, что в ту же ночь дом сгорел… ну и дела у него после этого пошли не так уж хорошо. А потом рецепт его напитка кто-то из слуг разболтал соседям, и пошло – поехало. Больше никто из его потомков не смог сколотить приличного состояния. Но такого самогона, как здесь, вы нигде больше не найдете! Но мы с вами, пожалуй, ограничимся сидром. Вы должны четко и ясно запомнить инструкции.
"Вербует? Но кто он и на кого мне надо будет работать? Черт их разберет, запутаешься где тут бретонские СС, где сопротивленцы, где свои, где враги, где я сам…"
– Нет, не вербую. Вы подписали договор, согласно которому вы обязаны доставить мне в 10-дневный срок со дня подписания некий предмет. Отдадите его мне – будете свободны до самой вашей смерти.
– А что за предмет? – насторожился Пауль. – К штабным документам я доступа не имею…
– Пауль, не нужно врать так уж откровенно, это во-первых, а во-вторых, меня не интересуют документы вашего штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Когда проснулся, то увидел, что у кровати сидит не собака, а мужчина, одетый по-городскому. Рядом с ним на лавке лежала шляпа и добротный портфель из свиной кожи. Комната была непривычно освещенной, как будто на ферму провели электричество.
– Так, проснулся, наконец! – сказал он по-немецки. – Ну что ж, пора наш договор подписывать.
– Какой договор? – Пауль так и не осознал, перешел ли он грань между сном и действительностью. – Вы… Мы…мы знакомы?.
– Имели честь познакомиться, когда вы, дорогой Пауль, шагали под дождем в неизвестном вам самому направлении. И я указал вам путь к ближайшей ферме.
Пауль сделал попытку улыбнуться, хотя очень смутно помнил то, как он добрался до фермы.
– Простите, а как Вас зовут? Не помню…
– А мы тезки. Меня зовут Поль, Поль Горнек. Некоторые здесь произносят "Поль" как "Паоль", вот и получается, что наши имена совсем одинаково звучат. – он рассмеялся сухим смехом, в котором не слышно было ни радости, ни каких-то других эмоций – будто горошины на пол ронял.
– Очень приятно, – вежливо ответил Пауль, хотя гость наоборот, показался ему очень неприятным. С виду приличный, опрятный господин. По-немецки говорит. как и положено образованному иностранцу – с небольшим акцентом и полным соблюдением всех грамматических правил. Но что-то в нем отталкивало с первого взгляда. Может быть эти красные воспаленные глаза с такой частой сеткой набухших кровью прожилок, что казалось, белков у них не было совсем?
– Так что, может быть, приступил к делу? Вы ведь тогда не подписали договор.
– Что? Какой договор?
Незнакомец неодобрительно покачал головой:
– Я же ясно сказал тогда, что моя помощь будет не безвозмездной. И вы ответили, что за эту помощь готовы отдать все.
– Какая помощь? Что – все? Вы вообще кто?!
– Я – Поль Горнек. Я же сказал.
– И что? За то, что вы мне якобы указали дорогу – может быть, так и было, я не помню – теперь я вам что-то должен?
– Я не только это сделал для вас… Но, учитывая ваше состояние, я не стал требовать расписку на месте и…
– Вы юрист?
– Скажите еще "налоговый инспектор"! – Поль Горнек опять залился своим неживым смехом. Паулю показалось, что по всей комнате скачут горошины и больно ударяют его по голове.
– Как Вам не стыдно издеваться над больным, над раненым? – возмутился Пауль. – Неужели вы не видите, как мне плохо?
Непрошеный гость засмеялся еще громче.
– Человеческая натура меня удивляла всегда. Вот вы, Пауль и вам подобные затеяли войну, которая унесла уже тысячи жизней и в ближайший год унесет еще больше. Вы стреляете в людей, они гибнут на месте, гноятся в госпиталях, умирают в страшных мучениях на поле боя. Я уж не говорю о тех, которых вы пытаете разными изощренными способами и угоняете в концлагеря, где люди превращаются в живые скелеты. И вот теперь вы лежите в чистой постели в добротном деревенском доме, вас каждый день поят парным молоком. И сколько надрыва в вашем голосе! Всего-то голова разбита и температура поднялась.
– Нет, Вы точно издеваетесь… Но зачем?
– Издеваюсь. А зачем?… Наверное, потому, что хочу кроме прямой выгоды получить еще и удовольствие. Шучу, шучу… А может быть, мне не нравится ваша неблагодарность. Сначала говорит "Все отдам", а теперь "Я вас не знаю, я вас не помню". Это более чем несправедливо. Тут уж я должен кричать о том, как мне плохо.
– Да неужели вы не видите, что я вот-вот отдам Богу душу?
– Отдадите? Уверены в этом? А может, лучше не отдавать?
– Да я бы рад…
– А вот это уже разговор по существу. Так отдаете или нет? Если вы решите этого не делать, то я могу предложить вам квалифицированную помощь. В том числе и медицинскую. Но! – он поднял вверх указательный палец холеной руки, – Поскольку вы уже успели забыть о моей первой услуге, то для начала подпишем договор. Я оказываю вам помощь, а вы мне – ответную услугу.
– Какую? Заплатить мне нечем…
– Догадываюсь. Денег мне не надо. Он не спеша расстегнул портфель, достал из него тонкую папку не тесемках, аккуратно развязал тесемки и вынул два листа бумаги, на которых было что-то напечатано на машинке.
– Итак, Я, Поль Горнек, представитель местного филиала…
– Не читайте, у меня голова раскалывается!
– Могу дать болеутоляющее и жаропонижающее средство.
– Так давайте, черт вас возьми!
– Я попросил бы…
– Дайте лекарство…
– Подпишите сначала. А лучше всего ознакомьтесь с условиями договора, чтобы потом ко мне не было претензий. Хотя, кому вы будете жаловаться? Хм, интересный вопрос…
Если раньше человек с кожаным портфелем был просто неприятен Паулю, то сейчас Пауль готов был его застрелись. Было бы из чего…
– Ну что там, какую бумажку нужно подписать?
– Прочтите сначала…
Пауль взял бумагу и пробежался глазами по аккуратно напечатанному тексту. Буквы прыгали перед его глазами, перескакивали со строчки на строчку и образовывали очень и очень неприличные сочетания. Пауль закрыл глаза и снова открыл. Буквы захихикали и снова запрыгали, образуя не менее хулиганские надписи.
– Я не могу это прочесть. – простонал Пауль. – У меня все перед глазами путается.
– Так как же? – спросил Поль, погрустнев так, что губы его превратились в ниточку, а подбородок нервно поджался.
– Вы предпочитаете отдать Богу душу?
– Я жить хочу, черт возьми! – Пауль попытался заорать на посетителя, но повысить голос удавалось с трудом.
Поль заулыбался, как будто услышал именно то, чего он ожидал.
– Вот так-то лучше. Значит, вы согласны. Распишитесь вот здесь и здесь. – Он вынул из портфеля карандаш и протянул Паулю. – Старайтесь поразборчивее… Мне и так намылят шею за то, что договор карандашом подписан, но заставлять вас сейчас искать чернильницу было бы нелепо… Эх, а я с собой не взял… Ничего, сверху воском залью, никто стереть не сможет… И вот здесь. Вы внимательно прочли этот пункт? "… доставить г-ну Горнеку требуемый предмет в 10-дневный срок…" А вот это: "В случае невыполнения сторонами условий настоящего договора…" прочли? Нет? Ну, смотрите сами… Мое дело предупредить.
Получив все необходимый подписи, Поль аккуратно сложил слегка помятые Паулем листки в папку, не спеша завязал тесемки, и убрал папку в портфель. Потом достал оттуда пузырек с темной жидкостью, взболтал, взял со стола чашку, оставленную кем-то из женщин, и вылил туда содержимое пузырька.
– Пейте, – приказал он.
Пауль взял чашку и поднес к лицу. В нос ему ударил мерзкий, не совсем лекарственный запах.
– Неприятно, конечно, – сочувственно произнес Поль, – и на вкус не очень… Но зато как действует! Выпейте все. Будьте умницей.
Пауль задержал дыхания и выпил все до дна. Жидкость обжигала язык не хуже местной яблочной водки, но вот послевкусие было горьким и терпким. Пауль слегка закашлялся и подумал: "Зря я согласился. Моча какая-то, а не лекарство… А этот Горнек – просто шарлатан." Но тут же по телу разлилось блаженное тепло.
Пауль передал чашку Полю, и почувствовал, как горячая волна накрывает его.
– Спите теперь. Потом проснетесь абсолютно здоровым. Покиньте ферму. После этого идите прямо на запад. Встретимся на первом же перекрестке. До свидания.
– До свидания, – прошептал Пауль с блаженной улыбкой.
Он закрыл глаза и увидел, как разноцветный вихрь несет его неведомо куда, как проносятся мимо люди, цветы и животные. За минуту он облетел весь мир, увидел перед собой сотни лиц. Среди них были и знакомые, и незнакомые, красивые и некрасивые. Одни люди приветствовали его, а другие – проклинали. Потом все исчезло, и навстречу ему выбежали обнаженные красавицы, которые бросились к нему в объятия. Земля под ним закачалась и перевернулась наоборот, а внизу стало небо. Шпили церквей свисали вниз как древесные корни. Паулю стало очень смешно и он начал хохотать, как безумный.
– 22-
Это "ж-ж-ж" неспроста. Да, этот звонок был не просто звонок, а подкоп. Кто-то им заинтересовался, и всерьез.
Вообще Колбаскин очень и очень подозрительно относился к посторонним посягателям на его мир. Ему казалось странным, что вот так просто звонит незнакомый человек – пусть даже и женщина – и интересуется, где он был, с кем он был, да зачем он был.
Свой внутренний мир Колбаскин отстраивал по кирпичику, чтобы отгородиться стеной от мира внешнего, загадочного и полного неожиданностей. Его раздражала хаотичность, неупорядоченность этого мира, отсутствие ума у многих людей, и чувства такта – у всех. Иногда ему казалось, что мир был бы не так уж и плох, если бы не люди. Люди имели свойство появляться и исчезать в его жизни неожиданно, делать странные, нелепые вещи. И главное, никто-никто не интересовался Колбаскиным, никто-никто не стремился его понять. Даже друзья, не говоря уж о женщинах.
С женщинами у Колбаскина были большие трудности. Не в физиологическом смысле – тут-то как раз все было очень даже в порядке, а в психологическом. Они все попадались какие-то не такие. В чем была их "нетаковость" поначалу было не разобрать. Поэтому поначалу создавалась иллюзия того, что все хорошо. Колбаскин встречался, ему звонили, он звонил. Он приходил домой к девушке или она являлась к нему, когда была очередь Кобаскиной-мамы дежурить у постели парализованной бабушки. На стадии звонков, цветов и презервативов все шло отлично, а вот дальше… а вот дальше начинался просто цирк. Одна оказалась ужасно липучей и названивала Мише по двадцать раз на дню, спрашивала "А что ты делаешь?" "А о чем ты думаешь?", так что при каждом телефонном звонке Колбаскина начинало трясти. Отделаться от этой липучки было очень трудно, но и другие оказались не лучше. Вторая только и делала, что рассказывала о себе, не давая слова вставить. Третья могла опоздать на полтора часа на свидание. А могла и вообще не прийти. Некоторые банально хотели замуж. Таких Колбаскин со временем научился отсеивать еще при первом знакомстве. Другие… Да, черт возьми, все от него чего-то хотели. Не хотели только понять его душу. А ведь у всякого человека есть душа, только вот оказалось, что ни одной девушке она не нужна.
В общем, в 28 годам, Колбаскин понял, что от женщин по возможности нужно держаться подальше. И всякое общение со всякой женщиной, даже деловое, его напрягало.
Поэтому когда эта безумная этнографиня стала пытать его на предмет Димы, Колбаскин сразу насторожился. Подкапывается, не иначе. Знаем мы этих ученых снобов. Думают, что если они заплесневели в своих исследованиях, наполучали свои кандидатские и докторские степени, значит, можно ругать на чем свет стоит любое эзотерическое знание?
С презрительным отношением к своим собственным изысканиям и измышлениям Колбаскин столкнулся в МГУ, где студентки-филологички поджимали губки, когда он начинал им рассказывать о том, какой ему привиделась Эмайн Маха. К любой критике своих идей Колбаскин относился так болезненно, как если бы его резали по живому.
И вот теперь подкапываются. Ну какая разница, куда уехал Димка? Надоело Димке заниматься священной поляной, и все тут. Зря он так, конечно же, ведь еще чуть-чуть и такой бы свет забрезжил из-под этого холма! И вообще-то уж очень много народа последнее время им, Колбаскиным, интересуется. Кельтанутых расплодилось пруд пруди и все такие продвинутые, что все книжки читают и своего сенхана не слушают. Умные прямо такие пошли, сил просто нет.
Мишкин мобильник пропищал о том, что пришла очередная СМС-ка:
Micha, srochno pozvoni mne domoi, nujna informatsia pro Dimu i Mashu. Ira.
Так, еще одна интересуется Димкой. И что им всем надо? Отзваниваться он не стал, просто собрался, вышел их квартиры, запер дверь на ключ. На улице было ветрено и холодно, несмотря на солнце.
Нечего тащить этих молокососов на поляну, нечего! Надо ехать туда одному, в дождь, в грязь, в слякоть, в какую угодно погоду. Пусть ему одному откроются иные миры и новые измерения! Да, точно, так им и надо! Возмездие уже наступило! Зря Димка смеялся над Сидами…
. Ветер приятно щекотал лицо. Мишка, кажется, впервые в жизни ощутил, как чудесная волна – предчувствие триумфа! – подхватила его на свой гребень и несет к заоблачным далям…
– 23-
По дороге шагалось легко: ее прихватило первым морозцем. Пауль кутался в старую рваную куртку, которую ему отдали женщины на ферме. Они провожали его с нескрываемой радостью – лишь бы ушел. Пауль выяснил у них, в каком направлении надо идти, чтобы выйти к побережью. Идти предстояло довольно долго, но к вечеру вполне возможно было добраться до своих (и пристрелить Треберна!).
Свежий ветер поначалу придавал сил, тем более, что дул он в спину, но вскоре Пауль почувствовал слабость. Ему пришлось сесть прямо на землю и немного отдышаться. "Интересно, дойду до вечера? А если нет? На ночлег проситься? А куда?"
До ближайшего перекрестка он шел долго. Часа два с половиной. Время от времени приходилось делать передышки, и Пауль злился на себя за свою усталость и беспомощность. Он не удивился, когда увидел на скрещении двух дорог господина в городской одежде, точь-в-точь такого, какой приснился ему в горячечном бреду. Кажется, Пауль вообще разучился удивляться. Он дошел до перекрестка и поздоровался. Господин в плаще и шляпе протянул ему руку.
– Ну что, тезка, как себя чувствуешь?
– Мы уже с вами на "ты"? – сердито спросил Пауль, пытаясь отдышаться
– Ах, простите, господин Леверкюн, я нарушил этикет, – нагло улыбнулся Поль. – Вы задеты? А между прочим, я уже волновался – не пытаетесь ли вы увильнуть от выполнения условий договора. А это чревато, между прочим…
– Напомните мне их, а? – покорно попросил Пауль, и огляделся.
Слева была пустошь, поросшая болотной травой, вдали блестела вода. Справа, ближе к горизонту, скучились домишки, над которыми возвышались колокольня и шпиль: то ли городок, то ли деревенька на одну улицу.
– Красивые места, правда? – осклабился Поль. – Видите вон то болото? Очень живописное место, особенно рано утром, когда туман по нему стелется. Просто как молоко – ничего не видно, руку вытянешь – нет руки! Часто корова по дурости идет сочной травы пощипать, зайдет чуть в сторону и – ух! – в воду. И нет коровы. Глубоко там. Редко, но бывает, и люди пропадают. Но нам с вами в другую сторону. Вон туда, – он махнул рукой в сторону деревни.
– А что там?
– А ничего, зайдем в кабачок, посидим, Вы отдохнете, и я расскажу, чего именно я требую с вас за то, что не дал вам отдать Богу душу.
Поль взял Пауля под руку, как старого приятеля, и они неспешно зашагали к деревне.
– Хороший здесь кабачок, называется "Глотка адова" в честь этого самого болота.
– Мне про него священник Треберн рассказывал…
– Священник? Про кабак?
– Нет, про болото…
– А я-то уж думал… Так вот с этим кабачком связана забавная история. Я, как Вам уже говорил, из местных жителей, хотя уже много лет живу в Кемпере, достаточно далеко отсюда. Моя мать родилась недалеко от фермы Ниверник, где вас выхаживали мои дальние родственницы. Ну, если правду говорить, мы все здесь немножко родственники. Но не в этом дело. В общем, давным-давно мой далекий предок научил местного кабатчика гнать отличнейший самогон. Мой прапрадед был… ээээ… как это получше сказать… химик-любитель и механик одновременно. Он сконструировал особый аппарат и рецептуру, но терпения довести до ума свой эксперимент у него не было. И он продал и рецепт и аппарат хозяину кабака. Самогон получался замечательным, янтарным, его пили так же легко, как сидр… Но с более серьезными последствиями. Кабатчик разбогател, но умер, не дожив до старости. Печень подвела… Представляете, отстроил новый каменный дом, и так весело отметил новоселье, что в ту же ночь дом сгорел… ну и дела у него после этого пошли не так уж хорошо. А потом рецепт его напитка кто-то из слуг разболтал соседям, и пошло – поехало. Больше никто из его потомков не смог сколотить приличного состояния. Но такого самогона, как здесь, вы нигде больше не найдете! Но мы с вами, пожалуй, ограничимся сидром. Вы должны четко и ясно запомнить инструкции.
"Вербует? Но кто он и на кого мне надо будет работать? Черт их разберет, запутаешься где тут бретонские СС, где сопротивленцы, где свои, где враги, где я сам…"
– Нет, не вербую. Вы подписали договор, согласно которому вы обязаны доставить мне в 10-дневный срок со дня подписания некий предмет. Отдадите его мне – будете свободны до самой вашей смерти.
– А что за предмет? – насторожился Пауль. – К штабным документам я доступа не имею…
– Пауль, не нужно врать так уж откровенно, это во-первых, а во-вторых, меня не интересуют документы вашего штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33