– Успокойся, chйri. Ты снова поругался с матерью? – Лестина положила ему руку на колено и придвинулась так, что его ноздрей коснулся запах ее кожи.– Она с ума сошла с этой свадьбой. Можно подумать, что мы особы королевской крови. Что за глупость!– А разве это не так? По крайней мере, она в это верит. – Лестина прохладными пальцами отвела с его лба непослушную прядь.– Но ведь тебе понятно, почему я иду на это, правда? – Он сжал ее руку и поцеловал ее сначала в ладонь, потом с тыльной стороны, и вот его губы поднимаются все выше по шелковистой коже.– Да, но ты уже успел переспать с нею. – Она была взвинчена, и напряжение не отпускало ее. Адриен попробовал смягчить Лестину, но она остановила его, когда он уже хотел поцеловать ее в губы. Она вздернула голову, заглянула к нему в глаза и сказала: – Не держи меня за идиотку. Это оскорбительно. Я знаю, когда и где это случилось. Тебе было приятно? Смогла ли целомудренная мисс Энсон доставить тебе наслаждение?Он вскочил на ноги, обнимая и целуя ее. Несколько долгих минут они стояли у входа в галерею.– Лестина, Лестина, – мучительно простонал он. – Это случилось лишь однажды, всего однажды. Я должен был через это пройти. У меня не было выхода. Это ничего не значит для нас. Я клянусь тебе в этом.– Ах, chйri, какой же ты еще мальчишка, – горестно отвечала она, прижавшись лицом к скользкому лацкану его вечернего фрака. – Ничего не значит жена, поджидающая тебя дома? Жена-англичанка, которая будет требовать от тебя верности? А что станет, когда она нарожает тебе детей? Неужели ты думаешь, что я вынесу, встретив на улице вас всех – белую чету с белыми малышами, прогуливающуюся по парку или по набережной воскресным днем?– Но ведь так здесь всегда происходит, – возразил он, целуя ее шею и лаская груди.– Даже теперь, когда мы все стали свободными гражданами Соединенных Штатов? – Лестина и сама не верила в слова, подсказанные отчаянием.– Пройдет смена нескольких поколений, пока рухнет кастовая система – если это вообще случится, – неуверенно отвечал он, сам не понимая, хочет он того или нет.– Полагаешь, я сама об этом не знаю? – тяжко вздохнула Лестина. – Обычаи, которым уже два столетия, не отменишь простым росчерком пера или распоряжением правительства. Даже самые последние, спившиеся моряки-ирландцы третируют нас, как черных, почитая себя выше только оттого, что у них белая кожа.Адриен, предпочитавший не задумываться над подобными материями, поспешил сменить начинавшую раздражать его глобальную тему беседы, обратившись к личностям:– Кэтрин придется выучиться нашим обычаям и смириться с тобою.– Ты не рассказал еще ей обо мне? О твоей игрушке? – Несмотря на его ласки, в глазах ее полыхал гнев. И, поскольку он не нашелся с ответом, язвительно добавила: – Конечно, ты промолчал! Разве можно пугать милую маленькую мисс! Мама рассердится на тебя за это.– Она бы ничего не поняла. Пока не поняла. Дай ей время, и она смирится.Она резко освободилась из его объятий и вышла на веранду, облокотилась на перила и стала разглядывать мыльные деревья, молчаливыми часовыми возвышавшиеся в саду. Где-то слышался собачий лай, и золотистые огни фонарей все еще сияли на улицах Французского квартала.Их обычаи! А она-то воображала, что сможет пережить это, что ее не убьет весть о том, что Адриен женился. Она с самого начала знала, что ей никогда не суждено быть той, которую он когда-то поведет под венец. Временами она грезила, что они могли бы отправиться в Париж, где табу на смешанные браки соблюдалось не столь незыблемо, – но ведь тогда им было бы заказано возвратиться в Луизиану, даже теперь, когда всем пообещали равные права. Готовая навсегда расстаться с родиной, принести для него эту жертву, она понимала, что он никогда на такое не пойдет, и твердила себе, что должна безмерно радоваться тому, что уже имеет.Возможно, она как-то бы смирилась, если бы его невестой оказалась креолка, но эта английская девица – совсем иное дело. У Лестины были шпионы и в Бовуар-Хаусе, и в особняке Ладуров на Рю Рояль. Лестине достаточно было лишь дернуть за ниточку этой хитрой сети, и тут же ей доставлялись самые свежие новости. Люди черной расы, связанные в одну цепь страхами перед хозяевами и суевериями, по-прежнему поддерживали друг друга. Размахивавшие флагами и кричавшие на демонстрациях о свободе и демократии политиканы сумели лишь едва зарябить поверхность этого болота.– Она не такая, как все, и на нее работает белая служанка. Ее мало волнует, кто что про нее скажет, а свои платья и все прочее она покупает в том новом магазине у Понтабла Билдингс, что содержит Жаклин Ламарш. Вид у нее такой, будто под платьем у нее нету корсета, да и еще кое-чего. А еще она таскается на кухню да болтает с поваром, а наряжается при этом прямо в передник и в тюрбан – вот вам и пожалуйста, – докладывала ей Кандида, наполовину француженка, наполовину сенегалка, с которой Лестина была знакома с детских лет. Как и многие квартероны, чье благополучие пошатнулось из-за войны, она была вынуждена пойти в услужение и теперь работала в Бовуар-Хаусе. – Она всегда поступает так, как ей заблагорассудится, – продолжала Кандида, – да только теперь, похоже, она совсем повредилась в уме из-за любви к мичи Адриену. Прям чумная ходит.– Женщине не надо пить любовного зелья, чтобы сходить с ума по нему, – заметила Лестина, угощая Кандиду рисовыми пирожными и лимонадом, когда они в очередной раз повстречались на рынке.– Если что-то нужно сделать, ты только скажи, Лестина, – отвечала Кандида, и ее лицо выражало полную преданность. – Помнишь, как ты спасла меня? Отвела к своей матери, а она помогла мне избавиться от большой неприятности. – Мари Кларемон славилась не только как чудесная нянька и повитуха: она занималась и абортами.Лестина кивнула и обняла свою приятельницу за талию. Год назад Кандида забеременела от грузчика-негра и боялась признаться в этом родным, которые гордились своею дочерью и собирались выдать ее замуж по меньшей мере за торговца-мулата.Таким образом, за те недели, что Кэтрин провела в Новом Орлеане, Лестина, сидя в своем тихом домике, успела сплести целую паутину и затаилась в ее центре, словно паук, строя различные планы, завязывая новые знакомства и собирая информацию, неотступно думая об Адриене в то время, когда его не было с нею. Поначалу она лелеяла дикую надежду на то, что он сочтет англичанку чересчур своевольной и откажется от нее, переступив волю матери. Но пока этим и не пахло.– Почему ты здесь в этот вечер? – спросила она, слегка смягчившись. – Я не ждала тебя так рано.– Кэтрин обедает с лордом Сэдриком.– Значит, ты просто сбежал? Удрал ради того, чтобы за спиной у своей суженой повидаться со мною? – Поддразнивая его, она провела пальчиком по его губам. – А что из себя представляет английский милорд? Может быть, он окажется неравнодушен ко мне. Говорят, он постоянно крутится в салоне у Фени. Я удивлена, что ее девицы до сих пор не проболтались ему о нас с тобою. Временами я даже скучаю по ним и по тамошней жизни.– Перестань же, Лестина! – Его руки тисками сжали ее обнаженные плечи. – Я ненавижу, когда ты так говоришь. Кэтрин уедет завтра одна, я лишь позже отправлюсь за ней. И мы будем вместе каждую ночь, chйrie.– Когда назначена свадьба?– После праздника Святого Иоанна.– В ноябре. Тогда будет уже довольно прохладно и сыро, но ведь тебе все равно придется сидеть взаперти со своей женой в вашей спальне. Она заберет тебя с собой в Англию? Чтобы похвастаться своим красивым мужем-креолом перед светом? Уверена, что она так и сделает, мичи.– Почему ты обращаешься ко мне с этим старым рабским титулом? – взорвался Адриен, чего она и добивалась своей речью. – Я не твой хозяин. Ты свободна. Я не имею на тебя никаких прав.– Да неужели, мичи? – Она вложила как можно больше яда в это слово. – Я свободна, вот как?– Да свободна. Ты родилась свободной, и твоя мать тоже. Ты ведь сама рассказывала мне, что твои предки выкупили себя на волю задолго до того, как сюда полезли янки со своими аболиционистскими бреднями. Они устроили здесь полный хаос. И теперь никто толком не знает, кто он есть, – он развел руками. – Этот дом – твой. Я подарил его тебе. И ты можешь распоряжаться сама своей жизнью.Лицо Лестины скривилось от боли. Опять эта самовлюбленность Адриена, абсолютно равнодушного к чужим горестям. Ей захотелось влепить ему пощечину, чтобы хоть немного заставить подумать о том, как он ее оскорбил.– И что ты мне предложишь? Выйти замуж за цветного торговца, или рыбака, или могильщика, или портного? Или открыть собственный бордель? Так поступают многие женщины в моем положении, когда их бросают белые любовники, не так ли? – Ее голос был полон горечи.Он покачал головой, смущенный такой непримиримостью. До сих пор он надеялся, что она поможет ему разрешить его дилемму. Однако в Лестине открылась новая, доселе неизвестная ему черта, и она его совершенно не устраивала. Ему казалось, что она вполне довольна тем, что получает от него деньги, что он по-прежнему будет содержать ее так, как здесь было принято, и проводить с нею время, когда к тому представится возможность. Такова была традиционная роль игрушки в здешнем обществе.Обнаружившиеся собственные чувства Лестины в какой-то степени уравняли их или – что еще хуже – поставили ее выше, с чем он не смог бы согласиться ни за что в жизни. Всего лишь сто лет назад его предки обращались с привозимыми в трюмах кораблей африканцами хуже, чем с домашней скотиной. С течением времени откровенный расизм прикрылся налетом европейской культуры, однако он не исчез полностью, продолжал будоражить многие умы и временами прорывался на поверхность.Источником такого отношения являлся страх, страх перед теми, кто ценой своих унижений и непосильного труда вознес плантаторов на недосягаемую высоту. Хозяева втайне трепетали перед непоколебимой верой и покрытыми мраком тайными искусствами своих рабов. И все же именно черным рукам доверяли они своих новорожденных, черные груди вскармливали их молоком, мягкие африканские голоса пели им колыбельные песни, а позже знакомили их с легендами, музыкой, танцами и многим другим.Адриен, конечно, не задумывался над таким раздвоением собственного сознания, он просто испытывал безотчетное желание вымолить у нее прощение.«Но не могу же я пасть перед ней на колени», – думал он, испугавшись подспудного порыва. Вместо этого он возобновил свои ласки, надеясь своим мастерством в роли любовника разбудить в ней чувственность и увлечь ее в постель – гораздо более приемлемое для него поле боя.«Я обижена на него, я презираю его, я ненавижу его, я люблю его», – стонала про себя Лестина, пока они сбрасывали с себя одежду и сливались в объятиях под москитной сеткой. Все это она хотя бы на время смогла позабыть – хотя и не полностью, – пока оставалась с ним наедине, предаваясь тем бурным утехам, которые дано испытать лишь мужчине и женщине в краткий миг их слияния. Но как только все было кончено, ее сердце стало биться ровнее, а дыхание успокоилось, первой ее мыслью было воспоминание о Кэтрин Энсон.Она зажмурила глаза, и в полной тьме перед нею разгорелся огненный шар. Он рос, он продвигался все ближе, и вот уже она видит, как он кружится в такт пению – пению под рокот барабанов.Адриен давно спал. Она выскользнула из постели, тихонько оделась и закуталась в темную шаль. «Мама», – подумала было она, но оставила эту мысль. Мари Кларемон не станет этого делать. Лестина почти наяву услыхала ее ответ:– У меня нет ничего, чтобы сделать это. Я обладаю искусством врачевания для помощи страждущим и беспокою лоа с благими целями, но я никогда не занималась дьявольскими обрядами. Ты знаешь это, дочь моя! Даже и не проси, и выброси поскорее из головы эти ужасные мысли. Пойди в церковь. И моли Пресвятую Деву помиловать тебя!Она проскользнула вниз по лестнице и выскочила из дома, легкая словно тень. Ночь поражала странной неподвижностью. Мостовая была безлюдна, и даже фонари не горели. Шелест ее шагов по дощатому тротуару вызывал многократное эхо, и она была готова поклясться, что слышит еще одни шаги – шаги преследователя. Сердце замерло у нее в груди, а потом забилось бешеными толчками, но она отнеслась к этому как к должному. Это ее страх. Ее вина. Ее ненависть. Ничто, порожденное ничем. За все на свете приходится платить. Она покинула чистый выметенный тротуар и затаилась под густыми ветвями кустов.В ее мозгу проносились обрывки страшных историй: про loup-garou, волков-оборотней, охотящихся по ночам, или еще страшнее – про зомби, – каждый житель Нового Орлеана слышал об этих мертвецах, поднятых из могил черной магией. Трясясь от ужаса, она подумала, что надо было зажечь свечку для Аттибон Легба, моля его о защите.Однако любовь оказалась сильнее всех остальных чувств: сильнее страха, даже сильнее смерти, и уже через минуту Лестина пришла в себя и продолжила путь к болоту Св. Иоанна, где надеялась получить помощь.
– Добро пожаловать на борт, мисс Энсон! – приветствовал Кэтрин шкипер «Эйлин О'Рурк», бородатый приветливый моряк, облаченный в щегольский синий мундир и сверкавшую золотой кокардой фуражку.– Я рада оказаться здесь, капитан Бейч. – Она приняла предложенную ей руку и с его помощью поднялась по трапу на пассажирскую палубу в сопровождении Уоррена с Седриком, которые пришли проводить ее.– Для нас большая честь отправиться в плавание с вами на борту, мисс.У Бейча было обветренное волевое лицо с решительно сжатыми губами. Он двигался быстро и ловко, а голос у него был довольно резким. Рослый, широкоплечий, с сильными руками – он внушал к себе доверие, и Кэтрин была рада, что ее судно находится под командой такого человека.– Как скоро мисс Энсон будет доставлена в «Край Света»? – Седрик осматривался с неподдельным интересом, беспокоясь о благополучии своей подопечной.– Она ступит на берег не позднее, чем сегодня в поддень, сэр, – отвечал Бейч, провожая их в просторную кают-компанию размером с две бальных залы. – «Эйлин О'Рурк»– самое быстроходное судно этого класса. При желании мы можем добраться отсюда до Натчеза за десять часов, несмотря на течение. Трудно поверить, что некогда пакетботы на тот же путь тратили пять суток.– Прогресс, капитан, – с уважением произнес Седрик. – А вы не боитесь, что железные дороги помешают вашему бизнесу?– Паровозы? – Бейч нисколько не смутился. – Эти шумные, вонючие твари? Нет, сэр, им никогда не достичь того комфорта и скорости, которые мы можем предложить своим пассажирам.– А как насчет безопасности? – Седрик не так уж был уверен в правоте капитана.За последние годы сеть железных дорог интенсивно развивалась, Финн Керриган успел вложить в них немалые деньги, и Седрик считал их важнейшим видом транспорта. Ирландец сумел построить замечательное судно, но, разглядывая резные деревянные панели, целые мили пушистых турецких ковров на полу и роскошную обстановку, Седрик не удержался от мысли, что Керриган создал все это великолепие скорее для самого себя, отдавая дань собственной ностальгии по золотому веку пакетботов.– В прошлом имело место несколько несчастных случаев. – Бейч имел в виду случавшееся иногда во время наводнений катастрофы, когда сталкивались друг с другом неуклюжие двухколесники. – Суда взрывались главным образом из-за разгильдяйства экипажа и от неосторожного размещения горючих грузов близко к машинному отделению. Но такого никогда не бывало на судах, отданных под мою команду. Техника безопасности – мой конек, сэр.– Как здесь мило. Это просто плавучий свадебный торт, – проворковала Элиза, мило улыбаясь капитану и цепко держась за локоть Уоррена.– Возможно, вы и правы, мэм, но речные суда все же имеют и практическое применение. – Бейч вступился на защиту своей профессиональной чести. – Малая осадка и плоское дно незаменимы при маневрах в извилистых мелких протоках. Колеса на нашем судне расположены ближе к носовой части и снабжены надежной защитой для гребных лопастей. На нижней палубе расположен вместительный трюм, а на верхней – своего рода веранда для приятного времяпрепровождения пассажиров.Отнесясь с недоверием к новой судовладелице, тем паче что ею оказалась женщина, капитан Бейч, этот маленький тиран на подвластном ему корабле, нещадно гонял весь экипаж накануне, заставляя наводить повсюду идеальную чистоту. И теперь он с гордостью водил Кэтрин по всем уголкам этого по сути дела отеля на воде (несмотря на все его уверения в практической предназначенности «Эйлин О'Рурк»), показав ей уютные каюты вдоль правого и левого борта, читальню со свежими номерами газет, длинный стофутовый бар и роскошный ресторан, в меню которого значилось не менее десятка самых изысканных супов и дюжины разнообразных десертов.Резкие свистки пароходных труб возвестили о скором отплытии, и Седрик начал прощаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50