Картинка на видеоэкране представляла собой вид на город с крыши здания. По небу мчались облака, гонимые ветром, чью силу Олар испытал на себе, едва успев вылезти из флайера. Улицы и башни города то купались в солнечном свете, то погружались в тень. Бухта сверкала на солнце. Уличный шум в кабинет не проникал; тихо гудели вентиляторы, температура поддерживалась на таком уровне, что не было ни жарко, ни холодно. Олар бросил беглый взгляд на экран и повернулся лицом к столу, за которым расположился робот. Четыре манипулятора с похожими на человеческие кисти, захватами, колеса вместо ног, массивный металлический корпус – судя по всему, ручной работы, причем модифицированный. Из корпуса высунулись щупальца с линзами. Когда робот заговорил, выяснилось, что у него не стандартные тенор или сопрано, а зычный бас с архаичным американским акцентом.
– Привет. Добро пожаловать.
– Кто ты такой? – спросил Олар, стиснув кулаки.
– Энсон Гатри, кто же еще? К сожалению, более презентабельной наружности для меня пока не нашлось. Рад тебя видеть, приятель. Выпить хочешь? Я заказал виски. – Робот взмахом манипулятора указал на стоявший на столе поднос. Олар покачал головой. – Дело твое. Присаживайся, потолкуем. – Олар направился к креслу. Робот, заметив, что он прихрамывает, воскликнул: – Эй, с тобой хорошо обращались? Если что, ты только скажи. Я из этих сукиных детей всю душу вытрясу!
– Со мной все в порядке. Просто старику тяжело привыкнуть к земному притяжению. – Олар сел. – Я не сопротивлялся. Они были вооружены, и все происходило без свидетелей.
– Пьер, я прошу прощения. У нас не было выбора, но им все равно не следовало так себя вести. Пожалуйста, позволь мне объяснить, и ты все поймешь. Жильем доволен?
– Тюрьма как тюрьма, – пожал плечами Олар.
– Я могу сделать так, что тебя поселят в отдельном домике среди деревьев, будут кормить, поить и развлекать на все лады. Если пожелаешь, пришлю девочек. И предоставлю оборудование, разумеется, не всякое. У тебя появится возможность спокойно работать; никто тебе не помешает.
– Потому что ко мне никого не подпустят, верно?
– Это не надолго, уверяю тебя.
– Что насчет Сантандера? – спросил Олар после продолжительной паузы, вскинув седую голову.
– Ну… – Механический голос умолк. Сам робот не пошевелился.
– Если тебе не удалось заманить его, со мной возиться не стоит. Он скоро заподозрит, что дело нечисто, и начнет действовать.
– Естественно, мы доставили его сюда, – размеренно произнес робот. – Ты прав, мы не можем оставить на свободе тех, кому известно… то, что известно тебе… по поводу моего двойника. Если поползут слухи, будет жуткий скандал. Я все объясню, и, надеюсь, ты согласишься, что эти меры предосторожности были необходимы.
– Нордберг мертв, – проговорил Олар, глядя в линзы, словно те были человеческими глазами. – Мы с Сантандером пленники. Ты уверен, что никого не забыл? Один из нас мог оставить записи…
– Мог, но не оставил, – холодно отозвался робот. – Я знаю наверняка. От Хуана, которого подвергли психозондированию.
Олар выпрямился и стиснул подлокотники кресла с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.
– Что? – прошептал он. – Ты одурманил старика Хуана и забрался к нему в мозг?
– Не я.
– Но ты допустил!…
– Послушай, Пьер, я… Этим занимается Сепо. Они допрашивали Хуана, а не тебя потому, что он выглядел – слабее, что ли. Когда мне позвонил Сайре, их главарь, и сказал, что можно не беспокоиться, наш секрет остается секретом, но он на всякий случай допросит и второго, я ему запретил. Господи Боже, я рад, что сумел это сделать! Я наглядно объяснил Сайре, словами из четырех букв, как с ним поступлю, если он притронется к тебе хоть пальцем, и ему пришлось отказаться от своей затеи. Но я, честное слово, не ожидал, что они станут допрашивать Хуана. Клянусь Джулианой!
– Ты уверен? – повторил, будто не слыша, Олар. – Множество людей помнит, что Гатри было двое и что одного куда-то спрятали.
– Помнить-то помнят, но смутно. Вдобавок, у них нет причин полагать, что второй Гатри до сих пор не лежит себе в укромном местечке. Кстати, скоро мы сможем предъявить его всем желающим.
– Ну да, очередная копия, – хмыкнул Олар. – Программное обеспечение то же, что и у того из двоих, кто летал на альфу Центавра, а потому ничего не знает о последних событиях. – Он криво усмехнулся. – И это будет настоящий Энсон Гатри.
– Нет, настоящий – я.
– Энсон Гатри никогда не предавал друзей. Многие называли его дьяволом, но Иудой – никто.
– Пьер, тебе ли о том рассуждать? – голос робота едва заметно дрогнул. – Ты же знаешь, подлинность в преемственности. Я настолько же я, насколько свой собственный двойник. – Голос стал громче: – Откуда тебе известно, что модуль внутри металлической болванки – не тот, которого контрабандой доставили в Союз на горе авантистам?
– Может, тот, а может, нет. – Олар вновь пожал плечами. – Какая разница? Дураку понятно, что тебя перепрограммировали. Кастрировали. А Энсон Гатри, даже вернувшись с того света, остался мужчиной.
– Зачем ты так, Пьер? – пробормотал робот, помолчав секунду-другую. – Ты ошибаешься, – прибавил он, словно спохватившись. – В меня просто ввели новую информацию. Я узнал много интересного, и мои взгляды несколько изменились, только и всего.
– По-моему, – произнес Олар, глядя на экран, – ты не тот, с кем я разговаривал последний раз. В вашей комфортабельной тюрьме у меня было время подумать. Ход событий очевиден. Между прочим, где настоящий Гатри?
– У тебя под носом, черт подери! Ладно, если ты настаиваешь… Да, я тот, кто летал на Деметру. Благодаря тебе, amigo viejo*. [Amigo viejo ( исп. ) – старый друг.]
– Тоже мне, благодарность!
– Я же извинился, Пьер. Пойми, перед тобой прежний Гатри, который ничуть не изменился, ничего и никого не забыл. Я помню – быть может, лучше, чем ты, через столько-то лет – я помню ту ночь, когда поступило первое сообщение от зонда, отправленного к эпсилону Эридана: мол, обнаружена странная планета. Все на радостях перепились, я пропустил через себя разряд, чтобы повеселиться заодно со всеми, а ты отыскал программу-транслятор, чтобы мы могли понимать слова твоей малоприличной французской песенки… – Олар рубанул ладонью воздух. – Пьер, я – твой друг.
– Где Сантандер? – спросил Олар резко, словно выхватывая из ножен меч. Ответом ему было молчание. Он подался вперед. – Где?
– Мне очень жаль, Пьер, – тихо проговорил робот. – Он был старше тебя и утратил с возрастом былую крепость. В общем, Хуан умер на допросе.
– Убийца! – Олар откинулся на спинку кресла.
– Нет! Это произошло случайно. Послушай, Сайре хотел его оживить, но я запретил, подумав, что ему и без того пришлось несладко… Пьер, я сделал все, что мог; к сожалению, я не в состоянии плакать…
– А твой двойник, где он? – Олар выпрямился и вновь бросился в атаку.
– Тебе незачем знать! – воскликнул Гатри.
– Ты его уничтожил? Или перепрограммировал? Или… Bon Dieu* [Bon Dieu ( фр. ) – Господи Боже.], только бы он остался на свободе! Уж он-то с тобой покончит.
– Не обольщайся, – отрезал робот, затем прибавил, уже мягче: – Пойми, я распорядился доставить тебя сюда потому, что хотел открыть тебе глаза. Мы живем в непростое время, о многом из того, что случилось, я не смогу забыть никогда, однако сейчас – именно сейчас – человечество в целом стоит на перепутье. Я готов объяснить, какие преследую цели и почему. Мне нужна твоя помощь, твои советы. Мы будем трудиться ради общего блага.
– Ты себя выдал. – Олар сплюнул. – Энсон Гатри бывал мерзавцем, но всегда ненавидел ханжей.
– Не доводи меня, приятель, – в тоне робота явственно прозвучала угроза.
– Много чести, доводить тебя… Я хочу уйти.
– Вот как? – сверкнули линзы, модуль проанализировал данные… – Ладно. Я свяжусь с тобой попозже. Рекомендую следить за новостями и хорошенько подумать.
– Не беспокойся, подумаю. А теперь я ухожу, потому что не желаю тебя видеть! – Олар поднялся и заковылял к выходу.
Створки двери разошлись в стороны, поджидавшие ученого офицеры дружно вскочили.
– Отведите его обратно, – приказал робот. – И обращайтесь по-человечески. – Он глядел вслед Олару, пока не закрылась дверь.

9

Главное – поскорее убраться отсюда, неважно, каким путем, пока полиция не организовала новую облаву. Кира доехала на автобусе до Питтсбургского вокзала и зашла в туалетную комнату посоветоваться с Гатри.
Может, попробовать позвонить в Кито или в какое-нибудь представительство компании за пределами Союза – разумеется, из автомата? Вряд ли у авантистов хватает людей и времени, чтобы прослушивать все разговоры. Она просто изложит факты, а потом укроется в безопасном месте и будет ждать, когда «Файербол» начнет действовать.
Нет, возразил Гатри: риск слишком велик, а шансов на успех практически никаких. С чего она взяла, что на другом конце линии связи поверят ее словам? Наверняка потребуется подтверждение, то есть дело затянется, и о нем, быть может, станет известно анти-Гатри, который подкорректирует свои планы и прибудет в Кито на несколько дней раньше, чем собирался (а в том, что он там появится, можно не сомневаться). Его приезд произведет куда более сильное впечатление, нежели голословные обвинения какой-то девицы. Вдобавок, любая попытка установить контакт наведет Сепо на след. Гораздо безопаснее – если это слово в заварившейся каше еще не утратило всякий смысл – обратиться за помощью к преданным друзьям и постараться покинуть Союз. Зерна же истины можно посадить по дороге, не заботясь о том, каким может быть урожай.
Кира согласилась с его доводами, а потому провела ночь в ожидании поезда. С помощью информатора она прикинула маршрут – предусматривавший две пересадки с тем, чтобы миновать крупные станции. Ведь не могут агенты Сепо торчать на каждом полустанке от Квебека до Мехико, верно? Поезд, на который она попадала после второй пересадки, шел до Портленда. М-м… далеко не лучший вариант… Однако он останавливается в Сейлеме, на границе комплекса; можно сойти там.
Едва устроившись в купе, девушка, неожиданно для себя самой, мгновенно заснула. Ей приходилось спать и на более жестких постелях, чем это кресло, которое даже слегка откидывалось. Поезд на воздушной подушке двигался мягко и бесшумно.
Кира проснулась, изнемогая от голода и жажды, моргнула, поглядела в окно, за которым тянулась обширная равнина. Деревьев почти не было, зато всюду, куда ни посмотри, зеленели всходы; иногда попадались овраги, мелькали холмы. Интересно, что здесь выращивают – продукты или наркотики? Между рядами растений сверкали трубки оросительной системы. Вдалеке Кира заметила две машины, которые то ли следили за микроклиматом, то ли обрабатывали плантацию. На горизонте вонзались в безоблачный небосвод – а почему, кстати, нигде не видно птиц? – башни какого-то провинциального городка.
– Где мы? – спросила Кира.
– Достань меня, и я попробую угадать, – проворчал Гатри. Ночью девушка не отважилась вынуть шефа из рюкзака. – В настоящий момент вокруг похабно, как в башке политика. Я думал, ты прохрапишь весь день.
– Я не храплю. – Покрасневшая Кира проверила, заперта ли дверь купе, опустила стол и поставила на него модуль.
– Откуда ты знаешь? Не переживай, меня это не касается. Ты разве что слегка похрапывала, чисто по-женски и, между прочим, достаточно сексуально.
«Старый козел!» – мысленно выругалась девушка, но вслух ничего говорить не стала, чтобы не обидеть шефа.
– Bueno, и где же мы?
– В Индиане или Иллинойсе, – откликнулся Гатри, посмотрев в окно. – Небось, таких названий ты и не слыхала? Когда-то существовала Федеративная Республика, а люди были побогаче нынешнего, поскольку имели собственное имущество, а не только национальное достояние. Ладно, давай послушаем, что творится в мире.
– С вами все в порядке, сэр?
– Не мешало бы перезарядить батареи, не говоря уж о прочих естественных надобностях. Займись… Хотя нет, сперва узнаем новости.
Находившийся в купе мультивизор с трудом оправдывал свое название: он представлял собой крохотный плоский экран с одним-единственным динамиком. Кира включила прибор. Выяснилось, что выпуск новостей будет через двадцать минут. Сейчас по этому каналу передавали учебную программу о мыслителях – предшественниках Ксуана (Кире сразу вспомнились годы, проведенные в колледже). Ученые политики, начиная от захваленного Платона и поносимого Макиавелли, историки-систематики, вроде Шпенглера и Тойнби, психологи, Павлов и остальные, рассматривавшие сознание как функцию организма, Моравек, Типлер и другие кибернетики-визионеры*… [Платон (427-347 до н.э.) – древнегреческий мыслитель, автор трактата «Государство», в котором описывается идеальное политическое устройство; Н. Макиавелли (1469-1527) – флорентийский государственный деятель и философ, в своем труде «Государь» доказывал, что в политической борьбе хороши любые средства; О. Шпенглер (1880-1936) – немецкий философ и историк, стремился разработать историко-философские принципы возможно более полного отражения исторического формотворчества народов; А. Тойнби (1889-1975) – британский историк, в труде «Постижение истории» попытался систематизировать огромный фактический материал на основе общенаучных классифицирующих процедур; И. Павлов (1849-1936) – русский физиолог, лауреат Нобелевской премии, создатель учения об условных рефлексах и типах высшей нервной деятельности; Г. Моравек и Ф. Типлер – современные философы.] Текст, который звучал с экрана, представлял собой набор банальностей, лишенных какого бы то ни было смысла.
– Мудрецы, – проворчал Гатри. – Честные, гениальные. Человечество им стольким обязано… Черт возьми, даже у Ксуана попадаются здравые мысли. Не их вина, что потомки все извратили. Пожалуй, Иисус и Джефферсон* [Т Джефферсон (1743-1826) – американский философ и государственный деятель, автор Декларации независимости, считал, что чувство справедливого и несправедливого у людей врожденное.] им наверняка бы посочувствовали.
Кира вышла из купе, заперла за собой дверь и направилась в конец вагона по коридору, в котором стояла отвратительная вонь. Поезд двигался быстро и бесшумно, однако внутри вагонов царил настоящий бардак: кругом грязь, металл местами проржавел, обивка протерлась или порвалась – словом, далеко не то, что было раньше (и сохранилось по сей день – в других странах). Чтобы попасть в туалет, где вонь была еще омерзительнее, а из крана, над которым висела табличка «Не пить!», вода текла тоненькой струйкой, девушке пришлось целых семнадцать минут прождать в очереди.
Очередь к продовольственному автомату, несмотря на то, что была длиннее, двигалась быстрее. Из тех блюд, которые предлагались в меню, большинства, естественно, не было в наличии. Кира заказала кофе (точнее, некое его подобие), кальциево-протеиновый напиток, соевое рагу, хлебцы и эрзац-мед. Получив заказ, она – быть может, излишне торопливо – вернулась в купе. Пускай оно представляло собой всего-навсего крошечное пространство за перегородкой, вокруг двух кресел, зато обеспечивало уединение, которое для обычного землянина стало такой же роскошью, как настоящее мясо, прогулка в лес… или книга, старая, со своим, особенным запахом. Разумеется, можно было взять билет в спальный вагон, но Ли посоветовал не привлекать к себе внимания.
Ли… Кира неожиданно споткнулась, чуть было не выронив поднос с едой. Сердце бешено заколотилось. Нет, не он… Мужчина в кресле у прохода совершенно не похож на Боба. Просто ей на мгновение показалось, что она узнала Ивара Страндинга. Те же светлые волосы, те же черты лица, та же вальяжность движений… Нет, не та.
Браня себя последними словами, девушка прошла мимо. Что за глупости! Они расстались больше двух лет тому назад. А за три года перед тем все выглядело замечательно, они мечтали о детях, любви до гроба и тому подобном, хотя, если быть честной до конца, уже тогда у них не все было гладко. И потом, насколько серьезными могут быть отношения между космическим пилотом и инженером, который мотается по астероидам? Как часто они могут встречаться, и надолго ли? Чрезвычайно дорогие лазерограммы, которыми обмениваются влюбленные, и прочие сверхсовременные средства утешения лишь ухудшают дело. Кира вспомнила, как начала подыскивать Ивару замену, перестала отказывать не только добрым друзьям, которых не хотелось обижать… Ивар тоже наверняка не терял времени даром Он упорно не соглашался стать ее товарищем по скитаниям в космосе, а она не желала пожертвовать ради него своим кораблем. Да, в работе среди летающих гор есть свои прелести, но это не Долгий Путь, там не увидишь, как сверкает диск Земли над гребнем Коперника, не полюбуешься вблизи Юпитером, не натолкнешься на комету, прилетевшую из неведомой дали, не услышишь песен и баек;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63