Она смежила веки.
«Жребий брошен, Ч произнесла она. Ч О Боже! Жребий брошен».

Глава 5

Они пришли в мир ночью. Они приветствовали тот мир, который были призваны
завоевать криком, странно не соответствовавшим тщедушию этих существ, е
два превосходивших своими размерами мужскую ладонь.
Анжелика сделала для них все, что могла, все, что было в ее силах. Родить их,
вызвать к свету с максимальным умением и быстротой, щадя их слабость.
Подавляя в себе все волнения, все тревоги, она думала лишь о том, чтобы с че
стью исполнить свой долг женщины. Волнения и тревоги начнутся позже, ког
да, отделившись от нее, их жизни уже больше не будут зависеть только от ее
усилий.
Ирландская матрона, папистка, которую наконец-то удалось найти и убедит
ь оказать ей помощь, осмотрев ее, не скрыла, что ей предстоит родить двойню
.
Анжелика трезво оценила последствия этого вердикта уже в самом начале р
одов. Тяжелая борьба! Но, как и во всякой борьбе, нужно было отдаться ей, не м
ешкая, без колебаний бросить в бой все лучшее в ней самой.
Она почти не слышала их первого крика. Измученную, слегка потерянную, ее о
твлек от смертной тоски этого мгновения жест Жоффрея де Пейрака, силуэт
которого она различала у своего изголовья. Он поднял руки, снимая через к
удрявую черную голову южанина белую рубашку из тонкого полотна, в котору
ю он облачился по случаю торжественного момента. Он расстелил ее на ладо
нях, и славная женщина положила в них два смутных и вздрагивающих тельца.
С бесконечными предосторожностями он обернул их в эту материю, хранящую
еще тепло его тела, и нежно прижал к своей смуглой сильной груди, точно так
же, как двадцать лет назад он поступил со своим первенцем Флоримоном.
Таков был позабытый Анжеликой обычай аквитанцев Ч отцовская рубашка!

Для ребенка, только что покинувшего надежное материнское лоно, отцовска
я рубашка Ч символ его теплоты, доброжелательности и поддержки.
Это было едва ли не последнее видение, сохранившееся в ее сознании.
Не выйдя окончательно из состояния потрясения, явившегося следствием р
одовых усилий, она находилась как бы в параллельном измерении, когда слы
шала отдельные слова, фразы, видела одних людей и не замечала других.
Где Жоффрей? Она не находила его, искала взглядом, думая о нем как о внезап
но исчезнувшей опоре. То ей казалось, что она видит его, то вновь теряет из
вида, ищет, ищет повсюду. Ее помутившееся сознание было не в состоянии свя
зать двух мыслей, хотя она отчетливо, со всей ясностью воспринимала прои
сходящее. Слабый крик, возносившийся неподалеку от нее к центру комнаты,
невыразимой тоской разрывал ей душу. Ее взгляд задержался на неясных кон
турах колыбели.
Миссис Кранмер, незадачливая хозяйка, беспрестанно сетуя, распорядилас
ь снять с чердака висячую люльку, разновидность плетеной корзины, на дне
которой был постелен матрац, набитый овсяной мякиной; эта люлька переход
ила от поколения к поколению.
Ее водрузили на стол и уложили туда двух малюток, чувствовавших себя там
как нельзя лучше.
В несколько часов, менее чем в два дня, несмотря на свою хрупкость, они зап
олонили собой салемский мир, все привели в движение, сосредоточив вокруг
дома с коньком миссис Кранмер мысли целого города и порта.
Рождение двойни, всегда заключавшее в себе массу примет… интерпретиров
алось неодинаково, тем более что в данном случае речь шла о появлении бли
зняшек у этой особы Ч католички и француженки.
Покоясь в колыбели, принявшей в свое лоно еще первое поколение североаме
риканских пуритан, новорожденные пребывали в центре мира, отнюдь не учас
твуя в его делах. Крайняя хрупкость изолировала их, помещала по другую ст
орону бытия. Никто не осмеливался ни обсуждать, ни комментировать их сущ
ествование, и вследствие этого умалчивания Анжелика понимала, что окруж
авшие ее люди инстинктивно не решались причислить их к живым.
Могла ли она питать какие-то иллюзии относительно выживания детей, роди
вшихся недоношенными и такими слабыми? Пытаясь ухватиться за малейший б
лагоприятный признак, она говорила себе, что удушливая жара, нависшая на
д бухтой и разморившая ее, обливающуюся потом в своей кровати, явится, воз
можно, для них спасением.
Она пережила , даже помимо своей воли, хотя и знала, насколько обманчивы у
недоношенных первые проявления активности, короткие мгновения надежды
, видя, с какой силой, жадностью и храбростью они припадают к ее груди. Зате
м их силы стали убывать.
Тишина, воцарившаяся теперь в колыбели, наполняла ее сердце тоской еще б
олее мучительной, чем их первые крики.
Тот, кто подносил ей их для кормления, отводил глаза. И она понимала, что со
н, внезапно нападавший на них у ее груди, был сном не сытости, а бессилия. Он
и засыпали и сразу же оставляли ее, удалялись, покидали этот мир.
Зашла речь о том, чтобы подыскать им кормилицу. Но кто в этом городе соглас
ится выкармливать детей католиков? Проблема заключалась даже не в этом.
У их матери было достаточно молока. Много молока. Больше, чем требовалось
для восстановления их слабых сил. Подумали и о том, чтобы кормить их из рож
ка молоком ослицы, но не смогли раздобыть его в это время года.
Остановились на козьем молоке. Но они срыгнули то, что успели проглотить,
а затем отказались принимать его, и молоко текло мимо их губ.
Анжелика до сих пор не уяснила, какого пола ее дети, и даже подумала о том, ч
тобы установить это. Она отчетливо слышала раздававшиеся вокруг счастл
ивые возгласы: «Королевский выбор!», означавшие, что у нее родились мальч
ик и девочка. Но все это не вполне достигало ее сознания, да и мало ее беспо
коило. Для нее они оставались двумя маленькими тельцами, двумя живыми су
ществами из плоти и крови, нисходящими к могиле. Ей подносили их, как два б
елых кокона. Она захотела, чтобы их распеленали, и даже потребовала этого.

Она хотела вновь обрести их, прижать к себе, голеньких, Ч такими, какими о
ни были, когда жили в ней.
Поток энергии, связывавший их троих, пронизывал их наподобие волшебного
света. Однако свет затухал. Анжелика чувствовала, как он бледнел над ней и
ли ее головой, лишая ее самое последних сил. К исходу второго дня ей пришло
сь пережить мгновение, когда она решила, что мальчик умрет.
Был вечер. Только что зажгли свечи в роскошных позолоченных подсвечника
х, а за окном при закате дня бесстрашно разворачивалось великолепное дей
ство.
Поначалу, окрашенные бледным золотом, бесконечно длились сумерки, затем
на море опустилась фиолетовая ночь.
Анжелика сидела на кровати, опустошенная, вне времени и пространства.
Она держала перед собой голенького младенца в выемке одеяла, согнув ноги
в коленях, глядя на него, следя за угасанием жизни на неопределенных, как
бы стершихся чертах его личика, заострившегося, ставшего восковым. У нег
о была маленькая круглая головка, лысая, цвета слоновой кости.
Темнота проникала теперь сквозь окно, которое пришлось открыть, чтобы бы
ло чем дышать, принося с собой ритмичный шум прибоя и призывные крики тюл
еней.
Когда взойдет луна, тюлени, приветствуя ее появление, закричат еще громч
е.
Но в час, когда звезда прочертит на горизонте срою стальную линию, ребено
к умрет.
А ведь мальчику еще не дали имени. Может быть, ему суждено умереть безымян
ным?
Где же Жоффрей? Она сделала над собой усилие, чтобы вспомнить. Его имя жило
в ней громким криком, однако ее отчаяние сметало все, ее призыв утопал в у
душливых волнах.
Слова библейского псалма, который некогда читали при ней нараспев гуген
оты в оврагах Вандеи или Гатино непроглядными ночами, стучали у нее в вис
ках набатом колокола:
Короток век У смертного, рожденного женщиной…
Слова возвращались к ней, как стенание:
Короток век! Короток век!
Каким коротким оказался век этого маленького человечка, рожденного ею!

Драгоценного сокровища!
Такой крошечный, он завладел всей ее жизнью, ограничив ее, затеряв, отмени
в, уничтожив, ибо он погубит ее, если лишит своего присутствия.
Ч Не умирай! Не умирай, мой маленький, моя любовь!
Она попыталась позвать на помощь, вспомнить, но комната опустела, мир обе
злюдел.
Они были одиноки, мать и сын, плывущие в духоте угрюмой ночи на борту невед
омой лодки в безвестности, населенной мерцаниями, зеркалами и маленьким
и бревенчатыми колоннами, шелковыми складками балдахина и парчовых зан
авесок.
Ч Не умирай, мой маленький, моя любовь! Умоляю тебя! Не умирай! Если умрешь
, я тоже умру!
Внезапно мальчик откинул назад головку, подобно птице, которой перереза
ли горло. Руки его опали и скользнули вниз.
Анжелика, в последней безумной мольбе воздев глаза к Небу, увидела двух а
нгелов. Очень ясно увидела, как они переступают порог комнаты.
Они были разного роста, но их объединяла неземная красота: бледные и сияю
щие лица, исполненная кроткой доброты улыбка озаряла их чистые черты веч
ной молодостью. Их длинные волосы Ч светло-русые у одного, золотистые у д
ругого Ч ниспадали на плечи, однако они были облачены в черное.
И она поняла. Она не удивилась, различив на их груди, на том месте, где наход
ится сердце, красное пятно, пятно крови, пролитой пронзенным горем матер
инским сердцем.
Это были ангелы смерти.
Они пришли за ребенком.
Она прижала его к себе, поддерживая ладонью отяжелевшую маленькую голов
ку.
Его редкое дыхание становилось все более слабым.
Анжелика смотрела на приближающихся ангелов, однако кротость их улыбок
и безмятежность облика парализовали поднимавшийся в ней душераздирающ
ий, замерший на губах крик.
Она безропотно отдала им дорогое дитя.
Смирившаяся, сломленная горем, она смотрела, как они положили его на стег
аное одеяло, набросив на него простыню. Вероятно, саван… Младший из ангел
ов наложил руки на неподвижное тело и начал поглаживать его, охватывая с
воими ладонями. Другой также склонился, и из прозрачной голубизны его гл
аз на ребенка упал властный луч. Их тяжелые ниспадающие волосы, как балда
хином, накрыли агонизирующего ребенка.
Внезапно младенец вздрогнул, затем опал в последней судороге со сведенн
ыми ножками и беспорядочно разбрасываемыми маленькими кулачками.
Спящее лицо ребенка исказила гримаса, оно сморщилось, казалось, совсем с
терлось, превратившись в широко открытый рот, из которого вырвался пронз
ительный крик. В тот же миг из него забил фонтанчик Ч источник жизни, стру
йкапрозрачной жидкости, невинной,изумительно чистой.
Ч Не is safed! note 3 Note3
Спасен (англ.)
Ч воскликнул один из ангелов. А другой, повернувшись к Анжелике:
Ч Он голоден. Сестра, есть ли у тебя молоко, чтобы накормить его?
О, разумеется, оно у нее было.
Под требовательным ртом новорожденного Анжелика почувствовала, как ст
ихает боль ее отяжелевшей груди, боль, усугублявшая страдания ее измучен
ного тела все те долгие часы, во время которых она как бы утратила ощущени
е реальности.
Внезапно комната наполнилась людьми, движущимися фигурами, шумными, ста
лкивающимися друг с другом, в основном женщинами, подносящими к глазам о
громные носовые платки, всхлипывающими, а может быть, смеющимися, мужчин
ами, на лицах которых застыли страх и напряжение, и еще юбками и платьями,
сновавшими взад и вперед.
И вот наконец в этой суматохе она увидела его! Его, высокого, смуглого, она
не могла вспомнить его имени, но он был здесь, он вернулся, и все устроилос
ь. Ободренная, она уже начала было погружаться в сон, но вдруг вздрогнула о
т страха, что все это ей приснилось.
Куда подевались ангелы?
Ч Расступитесь, Ч властно проговорила она.
Чья-то рука поддерживала ее. И вновь она увидела их, склонившись над колыб
елькой, не перестававшей быть объектом ее пристального внимания в течен
ие всего этого казавшегося ей бесконечным времени. Вдруг единым порывом
, слишком упорядоченным, как в балете, чуть не вызвавшим у нее тошноту, Ч о
на не могла понять, почему Ч обезумевшая масса юбок, замерев, распалась н
адвое и отпрянула с двух сторон от ангелов и колыбели, торжественно и неу
молимо, подобно водам Красного моря, отступившим перед древнееврейским
народом.
В открывшемся пространстве оставались лишь ангелы и колыбель, и по трепе
ту, а может, и страху, сковывавшему собравшихся здесь людей, Анжелика дога
далась, что не одна она видит их Ч небесных посланцев.
Все такие же безмятежные, добрые и лучезарные, в траурных одеяниях с ярки
ми пятнами крови у сердца, они вновь приблизились к постели Анжелики. Ста
рший нежно и осторожно нес нечто, почти не занимавшее места, не казавшеес
я ни объемным, ни тяжелым.
Ч Все время забывают о девочке, Ч заметил, смеясь, младший. Ч Но мы поза
ботимся о ней.
Малышка, проснувшись, жалобно плакала. Более крепкая, чем ее братец, она ещ
е сопротивлялась, но и ее вряд ли ожидало земное будущее. Под лаской ангел
ьских ладоней, длинных и полупрозрачных, она распустилась как цветок, от
крыла большие темно-голубые выразительные глаза и, казалось, благодарно
улыбнулась. Она вежливо приняла грудь, сосредоточенно пососала, терпели
вая, смышленая, хваткая. Ее братец-близнец, вновь очутившийся на руках у а
нгелов, спал сном праведника. И отнюдь не обманчивому отблеску свечей об
язан он был появлению на своих еще совсем недавно мертвенно-бледных щек
ах живого румянца.
Ч They Live! They suck! note 4 Note4
Они живы! Они сосут! (англ.)
Ч слышалось отовсюду. И эти возгласы, подобно всплескам ликовани
я, изумления, ужаса, взлетали, опадали, кружа над кроватью.
Ч Я что-нибудь выпила? Ч спрашивала себя Анжелика.
В самом деле, она ощущала себя во власти какого-то странного опьянения.
Полог над кроватью качался, лица кривились, звуки то пропадали, то вдруг с
резким шумом вновь возникали. Да, она была пьяна радостью возвращенного
счастья, торжеством жизни над смертью, чудесным эликсиром.
Жар начал усиливаться. Она узнавала симптомы этой лихорадки, которая, с т
ех пор как она побывала на Средиземном море, порой трепала ее. Сейчас она з
апылает, затем ее пронижет ледяной холод. Пока что это головокружение в с
очетании с безмерной радостью было довольно приятно.
Она почувствовала, как двое ангелов склонились над ней, и тогда вдруг уви
дела, что пятно у сердца было не пятном крови, а неровно вырезанной из ткан
и заглавной буквы А, грубыми стежками пришитой к черной ткани их одежд.
«Их одеяние из обыкновенной саржи», Ч решила она. Затем, помедлив, спроси
ла:
Ч Я что-нибудь выпила?
Однако на восхитительных лицах серафимов отразилось замешательство. О
на услышала долетающий до нее как бы из темной глубины мужской голос, его
голос, переводивший ее вопрос на английский язык. Два светлых ангела отр
ицательно замотали головами. Нет, ей ничего не давали пить.
«Впрочем, давно уже пора позаботиться и о тебе, бедная сестра», Ч сказал
младший ангел с таким нежным сочувствием, что Анжелика ощутила внезапны
й упадок сил, почувствовав себя еще более слабой и ошеломленной, чем преж
де.
Под спину ей подложили перьевую подушку, обтянутую наволочкой из тонког
о свежевыбеленного полотна. Она откинулась на нее, и над ней сомкнулись о
кеанские волны покоя и блаженства. Скоро она отправится в путь и наконец
встретится с «ними», посланцами своего детства, предсказавшими ей неког
да на земле «прекраснейшую из жизней».
Однако, вспомнив в последнее мгновение о том, что она значила на земле и дл
я любящих ее близких, и для всех знакомых и незнакомых, живших ее жизнью, о
на нашла в себе силы прошептать как обещание:
Ч Я вернусь…
Окружавшие ее взволнованные люди, решив, что она умерла, заметались, а зат
ем успокоились, отметив вздымавшее ее грудь учащенное дыхание, а также я
ркие красные пятна на скулах, являвшиеся признаками жизни. Один за други
м, как бы нехотя, они удалились.
Глубокой ночью луна всходила над Массачусетской бухтой и, раскручивая с
вой магический круг, натягивала над горизонтом серебряную нить, отделяв
шую небо от земли, и Диана, со звездой на лбу, древняя богиня плодородия и и
зобилия, разбрасывала горстями в барашки прибрежных волн тысячи сверка
ющих золотых песчинок.
Тюлени приплыли поразвлечься в этих волнах, целая стая морских волков с
бронзовым отливом, самозабвенно играющих среди искрящихся скал, свобод
ных от страха перед близостью человека и этим черным покачивающимся час
токолом корабельных мачт и рей, вырисовывавшихся в порту на фоне лунного
неба.
Временами их торжественная песнь широко неслась над морем, когда они вдр
уг все вместе поднимали свои круглые морды с покатыми лбами и головами б
ез ушей и голосили, устремившись к окаймленным светом облакам, плывущим
по небосклону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9