Видно было, как вдали в золотистой дымке покачивалось несколько бе
лых парусов, как бы прилепившись к скалам.
Перед фасадом дома по красноватой и запыленной площадке даже в этот жарк
ий час сновали неутомимые обитатели Салема, облаченные преимущественн
о в темное, в высоких черных шляпах, с серебряными или стальными кружевам
и спереди по моде английских пуритан времен революции 1649 года, возглавлен
ной суровым Оливером Кромвелем.
Женщины, почти все одетые в ярко-синее, с большими белыми воротниками, в ч
епчиках, чья униформа указывала на их статус «вольнонаемных», то есть ли
ц, не возместивших полностью стоимости проезда в Новый Свет тем, кто кред
итовал им дорогу. Что не мешало им разгуливать с непринужденным видом ув
еренных в себе женщин, которые однажды приняли решение пересечь океан, д
обровольно избрав рабство.
Все эти люди проворно сновали взад-вперед, славные граждане Массачусетс
а, устремленные к некой цели, сосредоточенные на выполнении некой задачи
, однако не настолько, чтобы не бросить мельком любопытный взгляд на жили
ще сэра Томаса Кранмера, где, как всем было известно, остановились гости и
з Голдсборо, и не заприметить у окна ту, которую повсюду от побережья до по
граничных поселений называли не иначе как «Прекрасной француженкой».
Ибо в Салеме зевак было не меньше, чем во всех портах мира, где море выбрас
ывает на берег, независимо от того, нравится вам это или нет, печетесь вы о
своей душе или готовы погубить ее, все разновидности человеческой пород
ы, то обнадеживающие, то вызывающие беспокойство, но к которым поневоле п
риходится приноравливаться, раз уж вы рискнули заняться коммерцией.
Знатную француженку достаточно хорошо знали обитатели Салема, им были и
звестны многие факты ее биографии и в частности тот, что она спасла от ска
льпирования или рабства в Канаде группу английских землепашцев из Андр
оскоггина на севере Мэна.
Знали также, что она Ч жена авантюриста-дворянина, который, хотя и был фр
анцузом и, разумеется, католиком, поддерживал дружеские отношения с Масс
ачусетсом, настолько дружеские, что строил для него суда на здешних верф
ях.
Словом, приезд супругов означал очередной подъем деловой активности в г
ороде и позволял под благовидным предлогом познакомиться с этой парой п
оближе.
Приглашенная присутствовать в качестве почетной гостьи на муниципальн
ом совете Салема Ч честь, от которой ей легче было бы отказаться, Ч она, н
е колеблясь, согласилась на неудобства, облачившись в просторную накидк
у с тем, чтобы скрыть признаки скорого материнства (ведь она была на седьм
ом месяце беременности) от суровых и высоконравственных кальвинистов, к
оторые, поклоняясь Христу, настоятельно рекомендовали при этом своим ад
ептам:
«Плодитесь и размножайтесь!» Впрочем, строгим представителям пресвите
рианской веры следовало призывать к этому со всей возможной осторожнос
тью, еще лучше, если бы этого можно было достичь с помощью Святого Духа. Па
мятуя также о том, что Св. Павел, блюститель парижской нравственности, осу
дил женские волосы как орудие греховного искушения и что пуритане были с
олидарны с ним в этом вопросе, Анжелика покрывалась косынкой из тафты, по
верх которой надевала широкополую шляпу, сжимавшую ей виски и вызывавшу
ю нестерпимую головную боль.
За все время путешествия она ни разу не почувствовала усталости. И вот те
перь страдала от придавившей землю тяжелой влажной духоты и не смогла до
ждаться заключения совета.
«Я едва не потеряла сознание».
Она представила себе несчастную мать-англичанку мертвой, с проломленны
м черепом, распростертую в траве около своих детей-близнецов с отсеченн
ыми, как у сломанных кукол, головами… Надо было во что бы то ни стало отогн
ать от себя это видение. Иначе ей грозит новый приступ. При этом она корила
себя за то, что ничем не помогла бедному англичанину, вошедшему с круглой
шляпой в руке и смотревшему на нее так, словно в ее власти было воскресить
его родных.
Хуже всего было то, что эти усобицы, периодически сотрясавшие Новый Свет,
выходили из-под контроля, поскольку пролитая кровь взывала к отмщению.
Впрочем, сейчас лучше было не думать об этом.
Анжелика достала часики, которые носила у пояса, встряхнула и завела мал
еньким ключиком, решив, что они остановились.
Утро было еще совсем не позднее. Она была одна, по крайней мере, так ей каза
лось, ибо в доме царила глубокая тишина, словно все лакеи и слуги внезапно
куда-то ушли.
Куда? На рынок? В церковь?
Приученная инстинктом, обострившимся за время жизни, полной неожиданно
стей и испытаний, мгновенно схватывать мельчайшие детали, незаметные дл
я других, некоторые неявные человеческие реакции, Анжелика с самого нача
ла была заинтригована поведением их салемской хозяйки миссис Анн-Мэри К
ранмер.
В самом деле, всем своим насупленным видом она давала понять, что не может
уразуметь, почему считается нормальным, что именно она всякий раз, как эт
и иностранные гости заявлялись в Салем, должна принимать их, словно они н
едостойны переступать порог истинно ортодоксальных в своей пуританско
й вере домов, словно их настороженная религиозность страшится ядовитых
греховных испарений.
Словом, обратив внимание на все эти особенности поведения дамы, которая,
с одной стороны, встречала их с почестями, а с другой Ч бросала вызов, Анж
елика получила от Жоффрея вполне удовлетворительное, на ее взгляд, объяс
нение.
Урожденная Векстер, дочь Самуэля, одного из самых набожных и непреклонны
х основателей города, она вышла замуж по любви за известного англичанина
, очаровательного и весьма аристократичного сэра Томаса Кранмера. В сущн
ости, после свадьбы она должна была бы навсегда покинуть берега Салема, э
ти чего уж там скрывать Ч места ссылки, и перестать существовать даже в в
оспоминаниях как для своих родных, так и для остальных жителей Массачусе
тса.
Но тут оказалось, что это смелое решение не так-то легко осуществить.
Прежде всего потому, что вышеназванный англиканец занимал весьма высок
ий пост в королевской администрации. Кроме того, он приходился дальним р
одственником Томасу Кранмеру, архитектору Кентерберийскому, советнику
Генриха VIII, в смутное время после первого этапа Реформации покровительст
вовавшему известному шотландскому проповеднику Джону Кноксу, который,
как известно, являлся основателем радикального крыла английского прот
естантизма, породившего пуританизм, и которого казнили в эпоху царствов
ания Марии Тюдор Ч католички, прозванной Кровавой.
Элементарная признательность предписывала известную терпимость в отн
ошении его внучатого племянника… Наконец, достопочтенный Самюэль Векс
тер не хотел бы навсегда потерять свою единственную и потому бесценную д
очь.
Итак, супружеская чета получила признание в Салеме, и все привыкли к Тома
су Кранмеру, его кружевам и бриллиантовой серьге.
Часто оставляемая своим мужем, беспрестанно курсирующим между Бостоно
м, Ямайкой и Лондоном, дочь Самуэля Векстера еще более ожесточилась в сво
ей набожности, и, словно желая оправдать в собственных глазах эту безумн
ую страсть, поставившую ее вне общества, оплотом которого ей надлежало с
тать, она еще ревностнее принялась исполнять свой религиозный долг.
И вот оно, жестокое наказание, Ч легкость, с какой обращались к ней, отпра
вляя на постой явных пособников Сатаны: «Кому, как не вам, оказать им госте
приимство?»
Анжелика придвинула к себе кресло со спинкой, украшенной вышивкой, и рас
положилась вблизи окна на расстоянии, позволявшем наслаждаться свежим
дыханием морского бриза. Салем, что в переводе с древнееврейского значит
«мир», представлял собою очаровательный городок с крытыми дранкой крыш
ами, завершающимися остроконечными коньками каменных труб, которые был
и сложены из серых валунов или красного кирпича на домах нотаблей и бога
тых торговцев.
В нем действовало сугубо теократическое законодательство, а моральные
установления непосредственно заимствовались из Священного Писания.
Зато там цвела самая красивая в мире сирень. И до середины лета их белые и
фиолетовые гроздья приникали к темным, выкрашенным ореховой краской ст
енам домов. В палисадниках, густо поросших целебными травами и овощами н
епременные атрибуты каждого жилища в соответствии с традициями, устано
вленными первыми эмигрантами, Ч мерцали листья амаранта и бледно-зеле
ные тыквы, благородные культуры, выбрасывавшие даже на тротуары извиваю
щиеся, как мохнатые змеи, усики стеблей, увенчанных большими желтыми цве
тами, которые привлекали множество пчел.
Теперь, вновь почувствовав уверенность, Анжелика упрекала себя за глупо
сть.
Странно было задавать себе этот вопрос: «Почему я захотела ребенка?» Раз
ве дано кому-нибудь знать причины, вызывающие в сердце женщины эту велик
ую животворящую жажду материнства? Она одна, и вместе с тем им несть числа
, все очевидные, но нет ни одной решающей, ибо это сфера, не подлежащая разу
мению.
Анжелика вспомнила, что начала мечтать о нем еще в Квебеке, видя, как мален
ькая Эрмелина де Меркувиль, протягивая ручонки, устремлялась ей навстре
чу. Что плохого в том, чтобы вновь испытать радость материнства, если не см
огла в полной мере насладиться ею прежде?
Восстановить гнездо, потрясенное столькими пронесшимися над ним урага
нами?
Но прежде всего, и это желание постепенно брало в ней верх над остальными,
по мере того, как все упрочивалось вокруг них и в них самих, она хотела, что
бы отцом ребенка был именно он. Он, ее любовь, ее возлюбленный, ее тихая гав
ань и ее мука, он, единственный мужчина всей ее жизни, он, Жоффрей де Пейрак,
ее муж вот уже скоро двадцать лет.
Но, достигнув ценою неслыханных усилий, вопреки тяжелейшим испытаниям, т
ернистым и извилистым дорогам, но и благодаря упорству, граничившему с о
держимостью, и воле, нередко являвшейся источником опасностей, навстреч
у которым она без оглядки устремлялась, словом, достигнув цели, добившис
ь осуществления всех своих мечтаний, любви, счастья, покоя рядом с тем, ког
о она так упорно искала, которого считала погибшим и которого в результа
те интриг и недоразумений едва не потеряла вновь, как если бы ревнивая су
дьба отвергала постоянство их чересчур пылкой страсти, она решила увенч
ать свою трудную победу чем-то воистину непреходящим.
Она мечтала о ребенке от него, как мечтала бы о ребенке от нового возлюбле
нного, чтобы скрепить узы, способные навечно удержать этот дар судьбы.
Это было очередным свидетельством неувядающей новизны их отношений.
Ибо надо отдать ей должное: мысль о ребенке никогда не пришла бы ей в голов
у в первое время после их долгой разлуки. С тех пор минуло уже почти три го
да.
Когда она мысленно возвращалась к той поре, воспоминания о ней казались
ей такими далекими и нереальными, что она едва узнавала себя в них. Как час
то им не хватало терпимости, им, упрекавшим друг друга в наносимых жизнью
ударах, не понимавшим, что они оба жертвы и что именно это обстоятельство
еще теснее сближает их. На осознание этого нужно было время, и вот теперь о
на удивлялась тому, как много они пережили…
Как порой они отчуждались, готовы были расстаться, доходили почти до вза
имной ненависти, оставаясь при этом такими близкими, очарованными друг д
ругом! Какими чудесными представлялись ей их отношения сейчас, когда она
о них думала! Если бы не это их взаимное притяжение, с каждым взглядом все
более непреодолимое, связывающее их колдовскими чарами, грезами и внеза
пными порывами, ко всяким расчетам равнодушное, разве смогли бы они осил
ить столько препятствий, узнать так много привлекательного друг в друге
, возвыситься над разочарованиями и безысходностью, порожденными столь
кими несчастьями?
Благословенно это таинство чувств, захватывавшее их помимо воли, бросав
шее в объятия друг к другу, погружавшее в забвение, блаженство, которое по
зволяло им безумно отдаваться течению этой слепой реки, стиравшей образ
мира.
Против этого потока страсти, увлекавшего их в круговороте наслаждений и
открытий, которым нет названия, был бессилен сам Дьявол, несмотря на всю с
илу его орудий.
Ибо любовь Ч главный враг этого великого разрушителя.
Между тем лишь после опыта, обретенного ею в Квебеке, французском городе
на крайнем севере Америки, куда они прибыли на переговоры в связи с возмо
жным примирением с королем Франции и своими соотечественниками и где он
и прожили всей семьей странную зиму, светскую и суетную, она почувствова
ла, что изменилась, охваченная внезапной потребностью иметь от него ребе
нка. Нового ребенка для новой жизни!
В ее памяти всплыли детали возвращения из Квебека.
Они покинули маленькую столицу Новой Франции, освободившись наконец от
сковывавших их отношения льдов. Их эскадра спустилась вниз по реке Свято
го Лаврентия, пересекла залив того же названия, и Анжелика на борту флагм
анского судна «Голдсборо», наблюдая с Онориной сквозь иллюминатор кают
ы за стаей белых морских свинок, играющих в волнах, пережила мгновение ос
трой радости и уверенности, перед которой рассеивались все тени, отступа
ли все волнения.
Все проблемы были решены, сражения выиграны. Если не все, то, по крайней ме
ре, те, которые они вели друг с другом. Разве не убедились они за эту зиму в К
вебеке, что навечно связаны прочными и незримыми узами, которые ничто не
властно разорвать. Поняли, как бы яростно каждый из них ни отстаивал свою
независимость, они не могли полноценно жить, дышать, думать в разлуке. Кон
ечно, Жоффрей был загадочным, непредсказуемым, завораживающим мужчиной,
как, впрочем, и она, чистосердечно считавшая себя, подобно большинству же
нщин, вполне предсказуемой в своих намерениях и поступках. И все же они ни
когда так сильно не полюбили бы друг друга, если бы были более уживчивыми,
более законопослушными перед лицом общественного мнения.
И вот наконец с ясным умом и легким сердцем она принялась мечтать об этом
новом ребенке, которого она хотела просто подарить себе без всякой задне
й мысли, для счастья! Нового ребенка для новой жизни.
Она ощущала себя более молодой и веселой, чем когда бы то ни было.
Покровительство, оказываемое ей человеком, оберегавшим ее от чересчур п
ринудительной и тяжелой ответственности, выигранное противоборство с
королем, обрекшим их на изгнание, наполняли ее чувством свободы от всех з
абот и волнений, что на первых порах даже как бы тяготило ее. Она вдруг уви
дела, что до сих пор жила слишком трудно, ибо, если исключить те несколько
месяцев сказочного сна, проведенных в Тулузе, подобных органной фуге, в и
х исполненной превратностей судьбе, чем была ее жизнь на протяжении этих
двадцати лет, когда она очутилась на самом дне нищеты и одиночества?
Всю жизнь бороться, вгрызаться зубами, впиваться когтями, отстаивать себ
я, оправдываться во имя детей, хлеба насущного, счастья…
Разумеется, она сохранила об этом времени не одни только мрачные воспоми
нания. Эти годы борьбы не были лишены известного разнообразия и забав, не
редко отмеченных комизмом, и она, будучи по натуре импульсивной, умела см
еяться над нелепостями существования и радоваться достижениям, смакуя
минуты благоденствия, украденные у нескончаемой борьбы за выживание.
Ну и что ж с того!
На этом корабле, ее корабле, увозившем их как бы за пределы времени в будущ
ее, которое виделось ей наконец умиротворенным и счастливым, ей вдруг от
крылось, что настал момент сложить оружие и все переиначить, стать друго
й женщиной. Такой, какой до сих пор она не могла позволить себе быть.
Начать все сначала, как в двадцать лет. А что обладает большей новизной, че
м ребенок?
Она приняла решение: да будет так!
Однако вольная располагать собою благодаря своим «секретам» знахарки
направлять таинственные силы зачатия, Ч она все еще выжидала.
Она думала какое-то время. Жизнь все-таки научила ее соизмерять, гасить с
вои порывы. Ведь речь шла не о военной стратегии, в которой она преуспела в
период своего противоборства с королем и которая требовала безошибочн
ой оценки ситуации и мгновенной реакции, но о закладке фундамента мирной
жизни, задаче, к которой государства нередко приступают с меньшим знани
ем дела и тщанием, чем к войне.
Ей хотелось укорениться в этом новом, сулившем счастье отрезке жизни, уд
остовериться, что это не западня, привыкнуть к покою и повседневности бо
к о бок с ним, ее вечной любовью, ее хозяином, ее другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
лых парусов, как бы прилепившись к скалам.
Перед фасадом дома по красноватой и запыленной площадке даже в этот жарк
ий час сновали неутомимые обитатели Салема, облаченные преимущественн
о в темное, в высоких черных шляпах, с серебряными или стальными кружевам
и спереди по моде английских пуритан времен революции 1649 года, возглавлен
ной суровым Оливером Кромвелем.
Женщины, почти все одетые в ярко-синее, с большими белыми воротниками, в ч
епчиках, чья униформа указывала на их статус «вольнонаемных», то есть ли
ц, не возместивших полностью стоимости проезда в Новый Свет тем, кто кред
итовал им дорогу. Что не мешало им разгуливать с непринужденным видом ув
еренных в себе женщин, которые однажды приняли решение пересечь океан, д
обровольно избрав рабство.
Все эти люди проворно сновали взад-вперед, славные граждане Массачусетс
а, устремленные к некой цели, сосредоточенные на выполнении некой задачи
, однако не настолько, чтобы не бросить мельком любопытный взгляд на жили
ще сэра Томаса Кранмера, где, как всем было известно, остановились гости и
з Голдсборо, и не заприметить у окна ту, которую повсюду от побережья до по
граничных поселений называли не иначе как «Прекрасной француженкой».
Ибо в Салеме зевак было не меньше, чем во всех портах мира, где море выбрас
ывает на берег, независимо от того, нравится вам это или нет, печетесь вы о
своей душе или готовы погубить ее, все разновидности человеческой пород
ы, то обнадеживающие, то вызывающие беспокойство, но к которым поневоле п
риходится приноравливаться, раз уж вы рискнули заняться коммерцией.
Знатную француженку достаточно хорошо знали обитатели Салема, им были и
звестны многие факты ее биографии и в частности тот, что она спасла от ска
льпирования или рабства в Канаде группу английских землепашцев из Андр
оскоггина на севере Мэна.
Знали также, что она Ч жена авантюриста-дворянина, который, хотя и был фр
анцузом и, разумеется, католиком, поддерживал дружеские отношения с Масс
ачусетсом, настолько дружеские, что строил для него суда на здешних верф
ях.
Словом, приезд супругов означал очередной подъем деловой активности в г
ороде и позволял под благовидным предлогом познакомиться с этой парой п
оближе.
Приглашенная присутствовать в качестве почетной гостьи на муниципальн
ом совете Салема Ч честь, от которой ей легче было бы отказаться, Ч она, н
е колеблясь, согласилась на неудобства, облачившись в просторную накидк
у с тем, чтобы скрыть признаки скорого материнства (ведь она была на седьм
ом месяце беременности) от суровых и высоконравственных кальвинистов, к
оторые, поклоняясь Христу, настоятельно рекомендовали при этом своим ад
ептам:
«Плодитесь и размножайтесь!» Впрочем, строгим представителям пресвите
рианской веры следовало призывать к этому со всей возможной осторожнос
тью, еще лучше, если бы этого можно было достичь с помощью Святого Духа. Па
мятуя также о том, что Св. Павел, блюститель парижской нравственности, осу
дил женские волосы как орудие греховного искушения и что пуритане были с
олидарны с ним в этом вопросе, Анжелика покрывалась косынкой из тафты, по
верх которой надевала широкополую шляпу, сжимавшую ей виски и вызывавшу
ю нестерпимую головную боль.
За все время путешествия она ни разу не почувствовала усталости. И вот те
перь страдала от придавившей землю тяжелой влажной духоты и не смогла до
ждаться заключения совета.
«Я едва не потеряла сознание».
Она представила себе несчастную мать-англичанку мертвой, с проломленны
м черепом, распростертую в траве около своих детей-близнецов с отсеченн
ыми, как у сломанных кукол, головами… Надо было во что бы то ни стало отогн
ать от себя это видение. Иначе ей грозит новый приступ. При этом она корила
себя за то, что ничем не помогла бедному англичанину, вошедшему с круглой
шляпой в руке и смотревшему на нее так, словно в ее власти было воскресить
его родных.
Хуже всего было то, что эти усобицы, периодически сотрясавшие Новый Свет,
выходили из-под контроля, поскольку пролитая кровь взывала к отмщению.
Впрочем, сейчас лучше было не думать об этом.
Анжелика достала часики, которые носила у пояса, встряхнула и завела мал
еньким ключиком, решив, что они остановились.
Утро было еще совсем не позднее. Она была одна, по крайней мере, так ей каза
лось, ибо в доме царила глубокая тишина, словно все лакеи и слуги внезапно
куда-то ушли.
Куда? На рынок? В церковь?
Приученная инстинктом, обострившимся за время жизни, полной неожиданно
стей и испытаний, мгновенно схватывать мельчайшие детали, незаметные дл
я других, некоторые неявные человеческие реакции, Анжелика с самого нача
ла была заинтригована поведением их салемской хозяйки миссис Анн-Мэри К
ранмер.
В самом деле, всем своим насупленным видом она давала понять, что не может
уразуметь, почему считается нормальным, что именно она всякий раз, как эт
и иностранные гости заявлялись в Салем, должна принимать их, словно они н
едостойны переступать порог истинно ортодоксальных в своей пуританско
й вере домов, словно их настороженная религиозность страшится ядовитых
греховных испарений.
Словом, обратив внимание на все эти особенности поведения дамы, которая,
с одной стороны, встречала их с почестями, а с другой Ч бросала вызов, Анж
елика получила от Жоффрея вполне удовлетворительное, на ее взгляд, объяс
нение.
Урожденная Векстер, дочь Самуэля, одного из самых набожных и непреклонны
х основателей города, она вышла замуж по любви за известного англичанина
, очаровательного и весьма аристократичного сэра Томаса Кранмера. В сущн
ости, после свадьбы она должна была бы навсегда покинуть берега Салема, э
ти чего уж там скрывать Ч места ссылки, и перестать существовать даже в в
оспоминаниях как для своих родных, так и для остальных жителей Массачусе
тса.
Но тут оказалось, что это смелое решение не так-то легко осуществить.
Прежде всего потому, что вышеназванный англиканец занимал весьма высок
ий пост в королевской администрации. Кроме того, он приходился дальним р
одственником Томасу Кранмеру, архитектору Кентерберийскому, советнику
Генриха VIII, в смутное время после первого этапа Реформации покровительст
вовавшему известному шотландскому проповеднику Джону Кноксу, который,
как известно, являлся основателем радикального крыла английского прот
естантизма, породившего пуританизм, и которого казнили в эпоху царствов
ания Марии Тюдор Ч католички, прозванной Кровавой.
Элементарная признательность предписывала известную терпимость в отн
ошении его внучатого племянника… Наконец, достопочтенный Самюэль Векс
тер не хотел бы навсегда потерять свою единственную и потому бесценную д
очь.
Итак, супружеская чета получила признание в Салеме, и все привыкли к Тома
су Кранмеру, его кружевам и бриллиантовой серьге.
Часто оставляемая своим мужем, беспрестанно курсирующим между Бостоно
м, Ямайкой и Лондоном, дочь Самуэля Векстера еще более ожесточилась в сво
ей набожности, и, словно желая оправдать в собственных глазах эту безумн
ую страсть, поставившую ее вне общества, оплотом которого ей надлежало с
тать, она еще ревностнее принялась исполнять свой религиозный долг.
И вот оно, жестокое наказание, Ч легкость, с какой обращались к ней, отпра
вляя на постой явных пособников Сатаны: «Кому, как не вам, оказать им госте
приимство?»
Анжелика придвинула к себе кресло со спинкой, украшенной вышивкой, и рас
положилась вблизи окна на расстоянии, позволявшем наслаждаться свежим
дыханием морского бриза. Салем, что в переводе с древнееврейского значит
«мир», представлял собою очаровательный городок с крытыми дранкой крыш
ами, завершающимися остроконечными коньками каменных труб, которые был
и сложены из серых валунов или красного кирпича на домах нотаблей и бога
тых торговцев.
В нем действовало сугубо теократическое законодательство, а моральные
установления непосредственно заимствовались из Священного Писания.
Зато там цвела самая красивая в мире сирень. И до середины лета их белые и
фиолетовые гроздья приникали к темным, выкрашенным ореховой краской ст
енам домов. В палисадниках, густо поросших целебными травами и овощами н
епременные атрибуты каждого жилища в соответствии с традициями, устано
вленными первыми эмигрантами, Ч мерцали листья амаранта и бледно-зеле
ные тыквы, благородные культуры, выбрасывавшие даже на тротуары извиваю
щиеся, как мохнатые змеи, усики стеблей, увенчанных большими желтыми цве
тами, которые привлекали множество пчел.
Теперь, вновь почувствовав уверенность, Анжелика упрекала себя за глупо
сть.
Странно было задавать себе этот вопрос: «Почему я захотела ребенка?» Раз
ве дано кому-нибудь знать причины, вызывающие в сердце женщины эту велик
ую животворящую жажду материнства? Она одна, и вместе с тем им несть числа
, все очевидные, но нет ни одной решающей, ибо это сфера, не подлежащая разу
мению.
Анжелика вспомнила, что начала мечтать о нем еще в Квебеке, видя, как мален
ькая Эрмелина де Меркувиль, протягивая ручонки, устремлялась ей навстре
чу. Что плохого в том, чтобы вновь испытать радость материнства, если не см
огла в полной мере насладиться ею прежде?
Восстановить гнездо, потрясенное столькими пронесшимися над ним урага
нами?
Но прежде всего, и это желание постепенно брало в ней верх над остальными,
по мере того, как все упрочивалось вокруг них и в них самих, она хотела, что
бы отцом ребенка был именно он. Он, ее любовь, ее возлюбленный, ее тихая гав
ань и ее мука, он, единственный мужчина всей ее жизни, он, Жоффрей де Пейрак,
ее муж вот уже скоро двадцать лет.
Но, достигнув ценою неслыханных усилий, вопреки тяжелейшим испытаниям, т
ернистым и извилистым дорогам, но и благодаря упорству, граничившему с о
держимостью, и воле, нередко являвшейся источником опасностей, навстреч
у которым она без оглядки устремлялась, словом, достигнув цели, добившис
ь осуществления всех своих мечтаний, любви, счастья, покоя рядом с тем, ког
о она так упорно искала, которого считала погибшим и которого в результа
те интриг и недоразумений едва не потеряла вновь, как если бы ревнивая су
дьба отвергала постоянство их чересчур пылкой страсти, она решила увенч
ать свою трудную победу чем-то воистину непреходящим.
Она мечтала о ребенке от него, как мечтала бы о ребенке от нового возлюбле
нного, чтобы скрепить узы, способные навечно удержать этот дар судьбы.
Это было очередным свидетельством неувядающей новизны их отношений.
Ибо надо отдать ей должное: мысль о ребенке никогда не пришла бы ей в голов
у в первое время после их долгой разлуки. С тех пор минуло уже почти три го
да.
Когда она мысленно возвращалась к той поре, воспоминания о ней казались
ей такими далекими и нереальными, что она едва узнавала себя в них. Как час
то им не хватало терпимости, им, упрекавшим друг друга в наносимых жизнью
ударах, не понимавшим, что они оба жертвы и что именно это обстоятельство
еще теснее сближает их. На осознание этого нужно было время, и вот теперь о
на удивлялась тому, как много они пережили…
Как порой они отчуждались, готовы были расстаться, доходили почти до вза
имной ненависти, оставаясь при этом такими близкими, очарованными друг д
ругом! Какими чудесными представлялись ей их отношения сейчас, когда она
о них думала! Если бы не это их взаимное притяжение, с каждым взглядом все
более непреодолимое, связывающее их колдовскими чарами, грезами и внеза
пными порывами, ко всяким расчетам равнодушное, разве смогли бы они осил
ить столько препятствий, узнать так много привлекательного друг в друге
, возвыситься над разочарованиями и безысходностью, порожденными столь
кими несчастьями?
Благословенно это таинство чувств, захватывавшее их помимо воли, бросав
шее в объятия друг к другу, погружавшее в забвение, блаженство, которое по
зволяло им безумно отдаваться течению этой слепой реки, стиравшей образ
мира.
Против этого потока страсти, увлекавшего их в круговороте наслаждений и
открытий, которым нет названия, был бессилен сам Дьявол, несмотря на всю с
илу его орудий.
Ибо любовь Ч главный враг этого великого разрушителя.
Между тем лишь после опыта, обретенного ею в Квебеке, французском городе
на крайнем севере Америки, куда они прибыли на переговоры в связи с возмо
жным примирением с королем Франции и своими соотечественниками и где он
и прожили всей семьей странную зиму, светскую и суетную, она почувствова
ла, что изменилась, охваченная внезапной потребностью иметь от него ребе
нка. Нового ребенка для новой жизни!
В ее памяти всплыли детали возвращения из Квебека.
Они покинули маленькую столицу Новой Франции, освободившись наконец от
сковывавших их отношения льдов. Их эскадра спустилась вниз по реке Свято
го Лаврентия, пересекла залив того же названия, и Анжелика на борту флагм
анского судна «Голдсборо», наблюдая с Онориной сквозь иллюминатор кают
ы за стаей белых морских свинок, играющих в волнах, пережила мгновение ос
трой радости и уверенности, перед которой рассеивались все тени, отступа
ли все волнения.
Все проблемы были решены, сражения выиграны. Если не все, то, по крайней ме
ре, те, которые они вели друг с другом. Разве не убедились они за эту зиму в К
вебеке, что навечно связаны прочными и незримыми узами, которые ничто не
властно разорвать. Поняли, как бы яростно каждый из них ни отстаивал свою
независимость, они не могли полноценно жить, дышать, думать в разлуке. Кон
ечно, Жоффрей был загадочным, непредсказуемым, завораживающим мужчиной,
как, впрочем, и она, чистосердечно считавшая себя, подобно большинству же
нщин, вполне предсказуемой в своих намерениях и поступках. И все же они ни
когда так сильно не полюбили бы друг друга, если бы были более уживчивыми,
более законопослушными перед лицом общественного мнения.
И вот наконец с ясным умом и легким сердцем она принялась мечтать об этом
новом ребенке, которого она хотела просто подарить себе без всякой задне
й мысли, для счастья! Нового ребенка для новой жизни.
Она ощущала себя более молодой и веселой, чем когда бы то ни было.
Покровительство, оказываемое ей человеком, оберегавшим ее от чересчур п
ринудительной и тяжелой ответственности, выигранное противоборство с
королем, обрекшим их на изгнание, наполняли ее чувством свободы от всех з
абот и волнений, что на первых порах даже как бы тяготило ее. Она вдруг уви
дела, что до сих пор жила слишком трудно, ибо, если исключить те несколько
месяцев сказочного сна, проведенных в Тулузе, подобных органной фуге, в и
х исполненной превратностей судьбе, чем была ее жизнь на протяжении этих
двадцати лет, когда она очутилась на самом дне нищеты и одиночества?
Всю жизнь бороться, вгрызаться зубами, впиваться когтями, отстаивать себ
я, оправдываться во имя детей, хлеба насущного, счастья…
Разумеется, она сохранила об этом времени не одни только мрачные воспоми
нания. Эти годы борьбы не были лишены известного разнообразия и забав, не
редко отмеченных комизмом, и она, будучи по натуре импульсивной, умела см
еяться над нелепостями существования и радоваться достижениям, смакуя
минуты благоденствия, украденные у нескончаемой борьбы за выживание.
Ну и что ж с того!
На этом корабле, ее корабле, увозившем их как бы за пределы времени в будущ
ее, которое виделось ей наконец умиротворенным и счастливым, ей вдруг от
крылось, что настал момент сложить оружие и все переиначить, стать друго
й женщиной. Такой, какой до сих пор она не могла позволить себе быть.
Начать все сначала, как в двадцать лет. А что обладает большей новизной, че
м ребенок?
Она приняла решение: да будет так!
Однако вольная располагать собою благодаря своим «секретам» знахарки
направлять таинственные силы зачатия, Ч она все еще выжидала.
Она думала какое-то время. Жизнь все-таки научила ее соизмерять, гасить с
вои порывы. Ведь речь шла не о военной стратегии, в которой она преуспела в
период своего противоборства с королем и которая требовала безошибочн
ой оценки ситуации и мгновенной реакции, но о закладке фундамента мирной
жизни, задаче, к которой государства нередко приступают с меньшим знани
ем дела и тщанием, чем к войне.
Ей хотелось укорениться в этом новом, сулившем счастье отрезке жизни, уд
остовериться, что это не западня, привыкнуть к покою и повседневности бо
к о бок с ним, ее вечной любовью, ее хозяином, ее другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9