Жоффрей предложил ей остаться на борту и переночевать, однако она отклон
ила это предложение. Судно готово было в любую минуту сняться с якоря, для
чего всей команде надо было буквально сбиться с ног; с другой стороны, она
не хотела своим пренебрежением оскорбить хозяев, приютивших их в своем д
оме.
Ярость солнца ослабевала, и было уже около четырех часов пополудни, когд
а они вступили на твердую землю в сопровождении небольшой группы испанс
ких солдат, составлявших по обыкновению личную охрану графа, вызывавшую
любопытство и восхищение повсюду, где бы они ни проходили. Их положение н
аемников на службе у знатного французского дворянина свидетельствовал
о прежде всего о независимости графа де Пейрака, но также и о том, что свое
состояние он приобрел собственным трудом, а не получил в Дар от некоего м
огущественного монарха. Все это не могло не импонировать new-englangers, которые, в
какой бы колонии ни жили, были одержимы демоном независимости по отношен
ию к метрономии, особенно с той поры, как Карл II издал указ о навигации (Staple Act).
«Несправедливо!» Ч с одинаковой горячностью утверждал как пуританин М
ассачусетса, так и католик Мэриленда.
Они хорошо понимали друг друга. Анжелика чувствовала, что весь оставшийс
я день Жоффрей не спустит с нее глаз. Если бы не удовольствие, которое дост
авляло ей его внимание, она непременно упрекнула бы себя за то, что подели
лась с ним своими волнениями, как оказалось, напрасными, до такой степени
она ощущала себя теперь отдохнувшей.
И все же ее устраивало, что вследствие ее внезапного недомогания было пр
инято решение незамедлительно покинуть берега Новой Англии и, не заходя
в другие порты, взять курс на Голдсборо. Хотя он и не заговаривал об этом, о
на не сомневалась, что он организовал самый настоящий розыск Шаплея и на
крайний случай навел справки о местонахождении компетентных врачей.
Однако Анжелика не слишком доверяла каким бы то ни было врачам, за исключ
ением корабельных хирургов, нередко искусных, но, как правило, нечистопл
отных. Непритязательному народу Новой Англии приходилось один на один в
ступать в схватку с болезнью, как с Дьяволом.
С первых же шагов они столкнулись, то ли случайно, то ли намеренно, с весьм
а уважаемым Джоном Кноксом Маттером, который приблизился к ним, придав с
воему строгому лицу максимально приветливое выражение. Они видели его н
а утреннем заседании совета, на который он специально прибыл из Бостона.

Анжелика познакомилась с ним как со своим гостем два года назад в Голдсб
оро во время памятного банкета на морском пляже, где он чокался с собравш
имися Ч упрямыми посланцами Массачусетса и скромными набожными франц
исканцами в рясах из грубой серой шерсти, французскими гугенотами и брет
онскими кюре, пиратами с Карибского моря, легкомысленными офицерами-анг
ликанцами королевского британского флота, а также джентльменами и акад
скими арендаторами, шотландцами и даже индейцами Ч за столом в виде дли
нной доски на козлах, покрытой белой скатертью, пребывая в состоянии фра
нцузской эйфории, пробужденной хмельными винами этой нации…
То же веселое воспоминание теплилось, по-видимому, за бесстрастным лико
м преподобного Маттера, ответившего на улыбку узнавшей его Анжелики так
ой мимикой, которая вполне могла бы сойти за подмигивание и подтверждавш
ая, что он прекрасно помнит те незабываемые мгновения. Однако сегодня, на
ходясь в своем профессорском и пасторском обличье, он не может позволить
себе ссылки на такие излишества, которые имели право на существование л
ишь постольку, поскольку совершались под эгидой французов на нейтральн
ой территории вне какого бы то ни было контроля и, если так можно выразить
ся, вне времени, как во сне.
Он представил им своего внука, сопровождавшего его пятнадцатилетнего п
одростка, скованного и угловатого, глаза которого, однако, горели таким м
истическим огнем, как если бы он был выходцем из семьи, патриархи которой
непрерывно заседали в совете старейшин своей общины и дед которого поже
лал оставить ему отчество шотландского реформатора Джона Кнокса, друга
Кальвина, преобразовавшего пресвитерианскую церковь, Ч брата пуритан
ства и конгрегационализма.
Глядя на этого подростка, можно было не сомневаться, что он свободно гово
рит и пишет по-гречески, латыни и немного по-древнееврейски, как и подоба
ет ученику Кембриджского (Массачусетского) университета, который уже фа
мильярно называли Гарвардским по имени того мецената, который тридцать
лет тому назад выделил часть своего состояния на возведение храма науки
в этой унылой стране, продуваемой морскими ветрами, окруженной болотами
, непроходимыми лесами и воинственными индейцами, но в которой стали, как
грибы, прорастать деревянные дома с островерхими крышами.
Джон Кнокс Маттер заметил, что, присутствуя сегодняшним утром на совете,
он видел г-на де Пейрака.
Ч Принято считать, что только француз может управлять французами, Ч за
явил он. Ч Мы в тенетах тайных заговоров, замышляемых против нас Новой Фр
анцией.
Он попросил своего внука передать ему сумку с кипой бумаг, часть которых
была свернута в свитки, скрепленные вощеной печатью.
Ч Только между нами, Ч сказал он, озираясь и извлекая из сумки страницу
донесения, которую держал перед собою так, словно она в любую минуту могл
а взорваться, подобно неумело запаленному пороховому заряду. Ч Вы перв
ым заговорили об иезуитах, и я не счел нужным поддержать вас, дабы еще боль
ше не будоражить умы, но здесь у меня имеется секретное досье, подтвержда
ющее ваше подозрение. Я веду его уже многие годы. Тот церковник, которого м
ы оба имели в виду, Ч он взглянул в документ, уточняя имя, которое произне
с с чудовищным акцентом, Ч Оржеваль, иезуит, долгое время отправлял свою
почту через наши поселения с неслыханной дерзостью, поручая ее шпионам,
а порой и переодетым монахам. Так он намного быстрее сносился с Европой, Ф
ранцией и штаб-квартирой своего ордена, папистской вотчиной наших злейш
их врагов. Нам удалось арестовать кое-кого из его курьеров и перехватить
несколько депеш.
Ч Волосы встают дыбом, когда знакомишься с их содержанием. От него, как и
от его корреспондентов, недвусмысленно выражающих замысел вашего коро
ля или королевских министров, исходит призыв к войне с нами, войне на унич
тожение, и это несмотря на то, что «наши страны находятся в состоянии мира
». Вот взгляните! Здесь и здесь!
Он поднес к их глазам листки; некоторые были выделаны из тонкой бересты, с
лужившей бумагой одиноким французским миссионерам, на которых можно бы
ло прочесть написанные нервным почерком отдельные фразы:
«Наши абенаки в восторге от сознания того, что их спасение зависит от кол
ичества скальпов, которые они снимут с головы еретиков. Это больше соотв
етствует их нравам, чем самоотречение, и мы спасаем души для Неба, ослабля
я противника, ненависть которого к Богу и нашему государю не утихнет ник
огда…»
В другом конверте, прибывшем на сей раз из Франции, который министр Кольб
ер направил верховному иезуиту из Парижа, приводились выражения, в котор
ых отец д'Оржеваль и его деятельность в Новой Франции рекомендовались ко
ролю:
«Выдающийся священник, совершенствующийся в разжигании войны против а
нгличан, с которыми у нас подписан мир, что осложняет разведывательную д
еятельность, но он найдет для нее какой-нибудь повод… Сведения о его пред
анности Божьему делу и королю укрепили нас в наших намерениях. Если он и д
альше будет действовать в том же направлении, его величество не испытает
никаких чувств, кроме признательности, и найдет способы возвысить его, н
е скупясь на поддержку осуществляемой им миссии. Ему (отцу д'Оржевалю) пре
дстоит воспрепятствовать любому согласию с англичанами…»
Анжелика видела, как Жоффрей краем глаза следил за ее реакцией, и незамет
но дала понять, что ему не о чем беспокоиться. В сравнении с пережитыми ею
утром потрясениями откровения помощника губернатора Массачусетса не т
олько не произвели на нее впечатления, но даже вызвали желание рассмеять
ся. Ибо он был настолько поражен этим макиавеллизмом и злобой, поведение
м, абсолютно ему непонятным, что вызывал чувство жалости. Для них же в этом
не заключалось ничего нового, и они «заплатили за свое знание»: иезуит на
чал войну против них с того дня, как они ступили на землю Нового Света.
Продолжая говорить, Джон Кнокс Маттер маленькими шажками увлекал их за с
обой в другую сторону. Он сложил свои конверты и пергаменты и спрятал их в
сумку, заявив, что эти вопросы заслуживают того, чтобы их обсуждали а друг
ом месте, а не на набережной под палящим солнцем. Он извинился перед Анжел
икой и выразил сожаление, что так долго продержал ее на ногах, сославшись
в свое оправдание на неизъяснимый страх и самые мрачные предчувствия, ко
торые охватили его, когда он понял, ознакомившись с этими документами, чт
о адепт опасной римской религии притаился в глубине лесов среди краснок
ожих язычников, одержимый единственным желанием погубить добрых посел
енцев, прибывших в Америку с одной мыслью, одной целью Ч мирно жить, труди
ться и молиться Богу. Ибо эти мужчины и женщины вынуждены были бежать из р
одной страны и заточить себя на этом диком континенте только ради того, ч
тобы спастись от преследований английских правящих партий роялистов и
республиканцев. Первые Ч прислужники Дьявола, вторые Ч чересчур слабы
е, чтобы утвердить истинную религиозность.
Увы! Где бы ни скрывался праведник, ему неизбежно придется столкнуться с
испытанием, которое потребует от него подтверждения его праведности. Зд
есь, в Америке, это испытание предстало в облике иезуита.
Он процитировал заунывным голосом: «Опаснее волка, свирепого индейца, те
много леса этот враг рода человеческого Ч краснокожий дикарь, направля
емый иезуитом!»
Чтобы переменить тему разговора и отвлечь его от тяжелых мыслей, Жоффрей
де Пейрак поинтересовался успехами его внука. Голос Джона Кнокса Маттер
а, подобно голосам всех любящих дедов, помягчел, и он с гордостью признал,
что юный Коттон удовлетворял всем его честолюбивым ожиданиям, получив в
Гарвардском университете степень бакалавра, присуждаемую тем, кто може
т перевести на латинский язык отрывок из Ветхого и Нового Заветов, а такж
е свидетельство, признающее за ним способности в сочинении трактатов по
логике, философии, арифметике и астрономии.
Вспомнив о том, что Флоримон и Кантор два года проучились в Гарварде под о
пекой пуритан, Анжелика почувствовала неподдельную гордость за своих с
тарших сыновей.
Незаметно для себя преподобный Джон Кнокс Маттер продолжал увлекать их
за собой, как оказалось, к таверне «Голубой якорь», той самой, хозяином кот
орой был француз. Неожиданно осознав, что завел их в сомнительное место, о
н заговорил о своем намерении обучить внука держать в надлежащем виде за
ведение подобного рода, а также умению вразумлять разбушевавшихся пьян
иц.
К счастью, они застали там Северину и Онорину в сопровождении двух телох
ранителей Ч Куасси-Ба и Янна ле Куэннека, оказавшихся в центре компании,
состоявшей преимущественно из французов, среди которых был и молодой На
таниэль де Рамбург.
Шумные искренние приветствия, раздавшиеся в их адрес, заглушили речь Джо
на Кнокса Маттера. Антиалкогольную проповедь пришлось отложить до лучш
их времен. Выпив по кружке имбирного пива, они распрощались.
Когда Анжелика возвратилась к миссис Кранмер, ей показалось, что она обо
шла весь город, повидалась со всеми его жителями и усвоила пятидесятилет
нюю историю покорения этих мест пионерами, Ч настолько насыщенным оказ
ался день.
Как она слышала в таверне, многие горожане находятся в весьма неуравнове
шенном состоянии. Возможно, под воздействием удушающей жары, а может быт
ь, вследствие приближения полнолуния, когда вперившийся в черноту ночи г
лаз тревожит людской сон.
Солнце опускалось, утопая в бледно-зеленом небе, розовевшем у горизонта.

Живительный морской бриз потихоньку разгонял застоявшийся зной. Тихо п
лещущее море казалось окрашенным в синий цвет.
По улицам слонялись индейцы, пугливые н неприкаянные, в отличие от своих
собратьев, чувствовавших себя, например в Квебеке и Монреале, зваными го
стями. Жители делали вид, к общему благу, что не замечают их, ибо в эти дни из
Верхнего Коннектикута стекались беженцы, одетые в рубища, с разбитыми в
кровь ногами и с еще более кровавыми воспоминаниями.
На площади группа горожан смотрела в сторону моря и что-то оживленно обс
уждала.
Когда Анжелика и Жоффрей приблизились, собравшиеся объяснили, что заинт
ригованы доносящимися издалека криками тюленей, как будто гигантская с
тая этих любопытных животных, которых французы называют морскими волка
ми, а англичане seal, calf или sea bear, подплыла к берегу, чего давно уже не случалось.
Дом миссис Кранмер на сей раз оказался переполненным; как бы желая искуп
ить свое утреннее «дезертирство», вся семья, включая слуг, протрубила сб
ор и, словно сговорившись, предстала в полном составе.
Домочадцы ждали их у стола, сервированного посудой из тонкого фаянса, хр
устальными бокалами, бонбоньерками и серебряными вазами для фруктов.
Не исключено, что именно благодаря присутствию любезного лорда Томаса К
ранмера, нежданного зятя, его вызывающему англиканству, кружевному воро
тничку и вышитому камзолу, иностранцы-паписты были свидетелями этой моб
илизации всего пуританского дома. Его супруга леди Кранмер смотрела на м
ужа растерянно, и было очевидно, что она ожидала получить в ответ куда бол
ее суровые взгляды, так как сейчас ей была оказана милость находиться ря
дом с этим красивым светло-рыжим мужчиной с клинообразной бородой, жено
й которого она являлась, однако видела крайне редко, разумеется, потому, ч
то его не привлекала ни она сама, ни его салемский дом, в котором собственн
ые дети величали его не иначе как «sir» или мой «достопочтенный папочка», п
оглядывая на него с робостью, переходящей в страх.
У миссис Кранмер были мягкие, вполне гармоничные черты лица, которые каз
ались бы даже привлекательными, если бы она так плотно не сжимала губы.
Ее лоб уже избороздили тонкие морщины, свидетельствовавшие о постоянно
м напряжении, вызванномчрезмерной хозяйственной озабоченностью.
Ее русые волосы покрывала муслиновая кружевная косынка, которая Ч явно
после долгих колебаний Ч была повязана так, чтобы оттенить красивые бри
ллиантовые серьги, подарок мужа Ч очевидный предмет ее гордости. Это ко
кетство и тщеславие она «искупала» безобразием нашитого на платье плас
трона, жесткого, как ошейник, такого длинного и острого, что при ее бесконе
чной талии казалось, будто туловище выступает из воронки.
Среди присутствующих находился также и тесть Самуэль Векстер, высокий с
тарик в черном плаще, в черной квадратной шапочке, покрывавшей его белые
волосы, переходившие на уровне крахмальных брыж в длинную белую бороду.

Анжелика проглотила несколько поджаренных миндальных орешков, запив и
х чашкой того настоя из чайных листьев, который пользовался здесь большо
й популярностью.
Было непонятно, почему так долго не зажигают свечи, ибо стало уже очень те
мно под лепным потолком столовой. Неужели в целях экономии? День еще не ис
сяк. И вдруг последние солнечные лучи ворвались через стекла яркими золо
тыми вспышками, от которых запылали и заискрились на стенах портреты и з
еркала, оживляя покрытую лаком мебель и отражаясь в черных и белых мрамо
рных плитках вестибюля.
Как можно незаметнее Анжелика встала из-за стола и поднялась в свою комн
ату, где, как и в начале дня, почувствовала желание постоять у открытого ок
на. Но как только она слегка наклонилась над подоконником, чтобы наслади
ться великолепием заката, ее вновь пронзила боль, но не молниеносно остр
ая, как прежде, а тупая и всеохватная, противная боль, которую она всеми си
лами хотела бы приглушить.
Однако на сей раз ее бунт ни к чему не привел.
Она замерла, дав в полной мере проявиться опасному симптому, а затем утих
нуть. Ибо она знала, что эта боль, вызвав ее на единоборство, должна подчин
иться ей, уступить свою власть и, указав на начало того, чему суждено сверш
иться, стать ее союзницей…
Анжелика не шевелилась. Не моргала.
Небесная зелень вливалась в ее глаза, более яркая, чем стяг Магомета, на ко
тором вскоре появится не полумесяц, а опаловая луна, круглая, как серебря
ное экю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9