Они уже не знали, что лучше — быть сторонником Дерети или нет, и попросту попрятались по углам. Балы и праздники сошли на нет; люди даже не спешили на ярмарку, ожидая королевского примера. Все зависело от решения Телри.
«Все образуется, — убеждал себя жрец. — До истечения срока еще целый месяц. У меня осталось время, чтобы убеждать, льстить и угрожать. Телри осознает глупость своих требований и сдастся».
Но иногда Хратену казалось, что он стоит над обрывом, искушая судьбу шатким равновесием. Арелонское дворянство не спешило отдать ему свои души, и многие заботились о репутации в обществе больше, чем о духовном спасении. Если он преподнесет вирну Арелон сейчас, то в лучшем случае к империи присоединится страна обращенных против воли еретиков. Оставалось надеяться, что пока Джаддета удовлетворит и поверхностная вера.
Краем глаза Хратен заметил мелькнувшую тень у большой синей палатки с роскошным кантом и похожими на крылья павильонами по бокам. Ветерок доносил от нее запахи специй, дыма и благовоний.
Джьерн нахмурился. Он точно разглядел красную мантию дереитского жреца, тогда как артетам в этот час полагалось медитировать, а не предаваться праздным покупкам. Стремясь выяснить, кто из братьев посмел ослушаться устава, Хратен решительно зашагал к палатке.
Внутри царила темнота, толстый холст совсем не пропускал солнечного света. У одной из стен-полотнищ горел фонарь, но помещение до отказа наполняли ящики, бочки и лари, их замысловатые тени перекрывали друг друга и не давали ничего разглядеть. Хратен постоял с минуту на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. В переплетении теней он не заметил никого, даже хозяина товаров.
Джьерн сделал несколько шагов внутрь, и его захлестнула волна запахов, соблазнительных по отдельности, но неприятных в смешении. Ароматы различных мыл, масел и присыпок не давали свободно вдохнуть. Фонарь у дальней стены палатки освещал кучку пепла, оставшегося от сожженных благовоний. Хратен стянул перчатку доспеха, пропустил мягкий пепел между пальцами.
— Пепелище напоминает тебе остатки твоей власти, Хратен? — раздался голос за спиной.
Джьерн мгновенно развернулся; неожиданный звук застал его врасплох. За ним, в глубине палатки, стояла скрытая тенями фигура в дереитской мантии.
— Что ты здесь делаешь? — Хратен отвернулся от Дилафа, отряхнул ладони от пепла и натянул перчатку.
Тот не ответил. Он стоял в темноте, которая скрывала его лицо, но Хратен чувствовал на себе пристальный взгляд.
— Дилаф? — повторил он, поворачиваясь. — Я задал тебе вопрос.
— Ты потерпел провал, Хратен, — прошептал арелонец. — Идиот Телри играет с тобой как кошка с мышкой. С тобой, джьерном Шу-Дерет. Простые смертные не должны предъявлять требования Фьерденской империи.
Хратен почувствовал, как вспыхнуло от гнева лицо.
— Что ты знаешь об империи? — отрезал он. — Оставь меня, артет.
Дилаф не двинулся с места.
— Должен признать, что ты близко подошел к цели, но дал собственной глупости все испортить.
— Ха! — Джьерн в темноте направился к выходу; жрец по-прежнему не двигался, так что пришлось слегка оттолкнуть его с дороги. — Битва еще не окончена, у меня есть время.
— Разве? — Уголком глаза Хратен увидел, как артет подошел к пеплу и погрузил в него руки. — Успех ускользнул у тебя из-под носа. Перед лицом твоей неудачи моя победа станет еще слаще.
Хратен приостановился, полуобернулся к Дилафу и рассмеялся.
— Победа? Какую победу ты одержал? Какая…
Арелонец улыбался. Неверный свет фонаря бросал на его лицо рваные тени, ясно виднелись лишь растянутые в хищной улыбке губы. Выражение лица Дилафа напомнило джьерну о яростном фанатизме и безграничном тщеславии, которые он заметил в артете сразу по приезде в Арелон, и вопрос оборвался на полуслове. В колыхающемся полумраке Дилаф казался не человеком, а свракиссом, посланным ему на погибель.
Дилаф высыпал из горсти пепел и направился к выходу. Он откинул полог, в палатку хлынул солнечный свет.
— Дилаф? — чуть слышно переспросил Хратен. — Какая победа?
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
— Ой! — жалобно произнес принц, когда Галладон сделал первый стежок.
— Перестань ныть, — строго приказал дьюл, затягивая нить.
— Карата шьет гораздо лучше, — проворчал Раоден. Он сидел перед зеркалом в комнате, которую отвел им оиэл, и, склонив голову набок, наблюдал, как Галладон зашивает рану на щеке.
— Тогда жди, пока мы доберемся до Элантриса, — недовольно отозвался друг.
Он подчеркнул сказанное тем, что проткнул иголкой щеку принца.
— Не получится, — вздохнул Раоден. — Я и так зря откладывал: стоит улыбнуться, и я чувствую, как рана рвется дальше. И почему принцесса не попала мне в руку?
— Потому что мы элантрийцы, сюл. Если с нами может случиться что-то плохое, оно обязательно случается. Тебе еще повезло, что она задела только щеку. А если подумать, тебе повезло, что нашел силы фехтовать вообще.
— Было нелегко, — признался принц. Он старался держать голову неподвижно. — Поэтому и пришлось заканчивать схватку побыстрее.
— Ты дерешься лучше, чем я ожидал.
— Меня учил Иондел. Граф считал, что фехтование пригодится будущему правителю королевства. Никогда не думал, что однажды найду применение его урокам в том, чтобы обороняться от собственной жены, которая пытается раскромсать меня на кусочки.
Галладон весело фыркнул и снова воткнул иголку, и Раоден сжал зубы от боли. Они надежно заперли дверь и задернули шторы на окнах, потому что принцу пришлось развеять иллюзию, чтобы дьюл мог зашить рану. Герцог Ройэл великодушно пригласил их погостить в особняке, его единственного манеры Калу не раздражали, а забавляли.
— Вот и все, сюл. — Галладон затянул последний стежок.
Принц благодарно кивнул и осмотрел себя в зеркале. Он начал привыкать к симпатичной внешности Калу, что было слишком опасным. Несмотря на беспечную маску дьюла, не следовало забывать, что он все еще элантриец, а потому подвержен слабостям и ограничениям, наложенным шаодом.
Галладона все еще окутывала иллюзия — основанный на эйонах зрительный обман длился, пока его не прекращали. Неважно, рисовались эйоны пальцем в воздухе или прутиком на земле, отменить их действие мог только элантриец.
В книгах говорилось, что начерченный в пыли символ продолжал действовать и после того, как узор разметет ветром. Раоден привязал иллюзии к нижнему белью, что позволяло ежедневно менять наряды, не рисуя эйон каждый раз заново. Галладона скрывал образ неприметного широколицего дьюла, портрет которого принц нашел на задней обложке книги. Свое лицо принц выбирал с большой требовательностью.
— Как тебе Калу? — Раоден выташил из сумки книгу по Эйон Дор, чтобы начать создавать свою маску. — Я их убедил?
Дыол передернул плечами и сел на кровать.
— Я лично ни за что бы не поверил, но они вроде купились. В любом случае лучшего выбора, чем дюладелские граждане, не найти. Коло?
Раоден кивнул. Арелонских дворян в городе хорошо знали, а Сарин немедленно раскусила бы попытку притвориться теоданцами. Из говорящих на эйонском языке стран оставался только Дюладел. Когда он попробовал подражать акценту друга, стало очевидным, что за дьюла низших слоев ему не сойти: попытки произнести даже простые слова вроде «коло» Галладон встречал взрывами хохота. К счастью, многие из малоизвестных дюладелских граждан — мэры крохотных городков или мелкие советники — говорили на безупречном эйонском. Раоден не раз встречался с ними в прошлом, и чтобы успешно подражать им, требовались лишь беспечность и склонность к пышным жестам.
Раздобыть одежду оказалось сложнее — принц использовал другую иллюзию и совершил покупки на арелий-ской ярмарке. После «официального» прибытия Калу у него появилась возможность приобрести лучше подогнанное по фигуре платье. Раоден считал, что в целом образ дьюла ему удался, хотя убедить получилось не всех.
— Кажется, у Сарин зародились подозрения. — Принц уже закончил эйон, и теперь тот обернулся вокруг него и растаял, создав новую внешность.
— Она обычно ко всему относится недоверчиво, в отличие от большинства людей.
— Правда, — согласился Раоден.
Он намеревался открыться принцессе, но она пресекла все попытки Калу поговорить наедине, даже письмо вернула нераспечатанным.
Им повезло, что с остальными дворянами дело обстояло гораздо проще. Принц покинул Элантрис два дня назад, оставив общину на попечение Караты, и уже успел с поразительной для самого себя легкостью войти в арелонское высшее общество. Умы дворянства занимало правление Телри, им некогда было выяснять подлинность происхождения Калу. Тот оказался желанным гостем в Каи — он принес с собой ощущение свободы и беззаботности, скрашенное нелепостью дьюла; его присутствие на вечеринках позволяло знати от души посмеяться и забыть о смятении последних недель. Так что Калу неизменно получал приглашение на любой праздник.
Конечно, настоящее испытание еще предстоит: ему необходимо попасть на тайные встречи оппозиции. Если он хочет помочь Арелону, то надо добиться признания среди окружения Сарин, ведь именно оно стремилось изменить судьбу страны к лучшему. Галладон не верил, что им это удастся, но, с другой стороны, Галладон не верил ничему. Раоден улыбнулся про себя: тайным встречам положил начало не кто иной, как он сам. Его смешила ирония положения, при котором ему придется добиваться приглашения.
Маска Калу надежно скрыла лицо принца. Он натянул зеленые перчатки, которые покрывали иллюзией руки, и повернулся перед дьюлом.
— Великолепный Калу снова перед нами!
— Пожалуйста, сюл, мы одни. Меня и на публике обуревает желание тебя придушить.
Раоден хмыкнул.
— Ах, что за жизнь. Любим всеми женщинами, предмет зависти всех мужчин.
Галладон только фыркнул в ответ.
— Ты хотел сказать: любим всеми женщинами, за исключением одной.
— Ну, она приглашала меня пофехтовать с ней в любое время.
Раоден с улыбкой распахнул занавески.
— Ей не терпится еще раз проткнуть тебя. Надо радоваться, что она попала в лицо, где иллюзия скрыла царапину. Проткни она одежду, пришлось бы объяснять, почему рана не кровоточит. Коло?
Принц распахнул двери на балкон и оглядел сады герцога. Друг вышел к нему, и Раоден вздохнул.
— Скажи мне вот что: почему каждый раз, когда я встречаю Сарин, она полна решимости ненавидеть меня изо всех сил?
— Наверное, это любовь.
Раоден невесело рассмеялся.
— По крайней мере, на сей раз она ненавидит Калу, а не меня. Могу ее понять — еще немного, и я сам его возненавижу.
Разговор прервал стук в дверь. Принц ответил кивком на вопросительный взгляд дьюла — костюмы и лица в полном порядке. Галладон, исполняя роль слуги, распахнул дверь перед ожидающим снаружи Ройэлом.
— Милорд, — Раоден шагнул навстречу герцогу с распахнутыми объятиями, — надеюсь, у вас сегодня такой же прекрасный день, как и у меня!
— Прекрасный, гражданин Калу, — ответил Ройэл. — Могу я войти?
— Конечно, конечно. Ведь это же ваш дом. Мы в неописуемом долгу перед вашей добротой; мне нечего даже надеяться отплатить вам.
— Сущие пустяки, гражданин. Хотя, говоря об оплате: я продал подставки для ламп, которые вы мне дали. Я положил выручку на счет в моем банке, ее должно хватить на несколько лет обеспеченной жизни.
— Чудесно! — воскликнул Раоден. — Мы немедленно начнем поиск другого жилья.
— Нет-нет. — Герцог вскинул руки. — Живите у меня сколько пожелаете. Здесь так редко появляются гости, что дом часто кажется слишком большим.
— Тогда мы останемся, пока не надоедим, — с характерным для дьюлов отсутствием такта тут же согласился принц. Ходила поговорка, что стоит предложить дьюлу погостить, и уже никогда не избавишься ни от него самого, ни от его друзей и родственников.
— Скажите мне, гражданин, — Ройэл вышел на балкон, — где вы нашли дюжину подставок для ламп из чистого золота?
— Семейные реликвии. Я снимал их со стен усадьбы, а чернь уже поджигала родовое гнездо!
— Наверное, это было ужасно. — Ройэл сочувственно покачал головой и оперся на перила.
— Гораздо хуже, — серьезно ответил Раоден. И тут же улыбнулся: — Но тяжелые времена позади, милорд. Я живу в другой стране, и у меня появились новые друзья. Теперь вы стали моей семьей.
Герцог рассеянно кивнул. Он открыл рот, но кинул тревожный взгляд на Галладона и промолчал.
— Вижу, что-то не дает вам покоя, лорд Ройэл. Вы можете смело говорить — добрый Дендо состоит при мне с рождения, ему можно доверить любую тайну.
Ройэл отвернулся, оглядывая простирающийся под ними парк.
— Я не случайно вспомнил о тяжелых временах, гражданин. Для вашей страны они, может, и позади, но, боюсь, для Арелона кошмар только начинается.
— Вы имеете в виду проблемы с троном, — сочувственно прищелкнул языком принц.
— Да. Телри — слабый правитель. Я боюсь, что вскоре Арелон постигнет та же судьба, что и Дюладел. Фьерденцы наседают на нас, как почуявшие добычу волки, а дворяне делают вид, что играют с ручными собачками.
— Трудные времена. И где сейчас найти тихую гавань?
— Иногда приходится создавать ее самим, гражданин.
— Что вы имеете в виду? — Раоден постарался задавить рвущееся наружу возбуждение.
— Я надеюсь, вы не примете за обиду, если я скажу, что многие считают вас чересчур легкомысленным человеком?
Принц рассмеялся.
— Очень надеюсь, что именно так они меня и видят, милорд. Не хотелось бы думать, что я валяю дурака просто так.
Ройэл улыбнулся.
— Я чую ум, которому не спрятаться под маской беспечности. Расскажите мне, как вы ухитрились сбежать из Дюладела?
— Боюсь, что этой тайне суждено остаться нераскрытой, милорд. Некоторые люди сильно пострадают, если их участие в моем побеге раскроется.
— Понимаю. Но важно то, что вы живы, тогда как многие ваши соотечественники погибли. Вы знаете, сколько беженцев перешло границу после падения республики?
— Нет, милорд, — ответил Раоден. — В то время меня волновали другие заботы.
— Ни одного. Я не слыхал ни об одном беженце, за исключением вас. Ходят слухи, что республиканцы настолько растерялись, что даже не думали о побеге.
— Мой народ привык действовать медленно, — развел руками принц. — На сей раз неторопливость оказалась нашей погибелью. Революция прокатилась по стране, пока мы обсуждали, что съесть на ужин.
— Но вы сбежали.
— Да.
— Вы прошли через ужасы, что еще предстоят Арелону, и ваш совет будет очень ценным, что бы ни говорили остальные.
— Есть способ избежать судьбы Дюладела, милорд, — осторожно произнес Раоден. — Хотя довольно рискованный. Он включает в себя смену правления.
Герцог понимающе прищурился и кивнул. Что-то промелькнуло между ними — бессловесное предложение Ройэла и согласие Раодена.
— Вы говорите об опасных вещах, гражданин, — предупредил герцог.
— Я многое пережил, милорд. Не имеет смысла прятаться от небольшой опасности, если она позволит мне безмятежно прожить остаток дней.
— Я не могу обещать, что предприятие будет удачным.
— А я не могу обещать, что этот балкон внезапно не обрушится под нами. Нам остается рассчитывать на удачу и ум и спасать себя самим.
Ройэл кивнул.
— Вы знаете дом купца Киина?
— Да.
— Приходите туда сегодня на закате.
Раоден согласно наклонил голову, и герцог попрощался, оставив друзей одних. Когда дверь за ним захлопнулась, принц подмигнул Галладону.
— А ты говорил, что у меня не получится.
— Никогда больше не буду в тебе сомневаться, — сухо отозвался он.
— Секрет успеха заключается в Ройэле, дружище. — Раоден вернулся в комнату, закрыв дверь балкона. — Он видит маски насквозь, но, в отличие от Сарин, его не волнует вопрос, почему его хотят обмануть. Он сразу же пытается выяснить, как может использовать узнанное. Я подал ему сигналы, и он откликнулся.
Дьюл кивнул.
— Ладно, тебя приняли в заговорщики. Что ты собираешься делать?
— Надо найти способ посадить на трон Ройэла вместо Телри.
Раоден достал губку и коричневую мазь, выдавил немного мази на губку и спрятал ее в карман. Галладон вопросительно приподнял брови.
— И зачем она тебе? — кивнул он на губку.
— Может понадобиться. Хотя, надеюсь, мне не придется ею воспользоваться.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
— Что он здесь делает? — возмущалась Сарин, стоя в дверях столовой Киина.
Внутри сидел идиот Калу, разодетый в режущий глаз красно-оранжевый наряд. Он оживленно беседовал с Киином и Ройэлом и даже не заметил прибытия принцессы.
За ее спиной Люкел закрыл за собой дверь и с неприязнью уставился на дьюла. До недавних пор молодой купец наслаждался репутацией самого остроумного и кра-очного придворного Каи, но появление Калу быстро оттеснило его на второй план, а Люкел не любил плестись в хвосте чужой славы.
— Ройэл зачем-то его пригласил, — недовольно пробурчал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
«Все образуется, — убеждал себя жрец. — До истечения срока еще целый месяц. У меня осталось время, чтобы убеждать, льстить и угрожать. Телри осознает глупость своих требований и сдастся».
Но иногда Хратену казалось, что он стоит над обрывом, искушая судьбу шатким равновесием. Арелонское дворянство не спешило отдать ему свои души, и многие заботились о репутации в обществе больше, чем о духовном спасении. Если он преподнесет вирну Арелон сейчас, то в лучшем случае к империи присоединится страна обращенных против воли еретиков. Оставалось надеяться, что пока Джаддета удовлетворит и поверхностная вера.
Краем глаза Хратен заметил мелькнувшую тень у большой синей палатки с роскошным кантом и похожими на крылья павильонами по бокам. Ветерок доносил от нее запахи специй, дыма и благовоний.
Джьерн нахмурился. Он точно разглядел красную мантию дереитского жреца, тогда как артетам в этот час полагалось медитировать, а не предаваться праздным покупкам. Стремясь выяснить, кто из братьев посмел ослушаться устава, Хратен решительно зашагал к палатке.
Внутри царила темнота, толстый холст совсем не пропускал солнечного света. У одной из стен-полотнищ горел фонарь, но помещение до отказа наполняли ящики, бочки и лари, их замысловатые тени перекрывали друг друга и не давали ничего разглядеть. Хратен постоял с минуту на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. В переплетении теней он не заметил никого, даже хозяина товаров.
Джьерн сделал несколько шагов внутрь, и его захлестнула волна запахов, соблазнительных по отдельности, но неприятных в смешении. Ароматы различных мыл, масел и присыпок не давали свободно вдохнуть. Фонарь у дальней стены палатки освещал кучку пепла, оставшегося от сожженных благовоний. Хратен стянул перчатку доспеха, пропустил мягкий пепел между пальцами.
— Пепелище напоминает тебе остатки твоей власти, Хратен? — раздался голос за спиной.
Джьерн мгновенно развернулся; неожиданный звук застал его врасплох. За ним, в глубине палатки, стояла скрытая тенями фигура в дереитской мантии.
— Что ты здесь делаешь? — Хратен отвернулся от Дилафа, отряхнул ладони от пепла и натянул перчатку.
Тот не ответил. Он стоял в темноте, которая скрывала его лицо, но Хратен чувствовал на себе пристальный взгляд.
— Дилаф? — повторил он, поворачиваясь. — Я задал тебе вопрос.
— Ты потерпел провал, Хратен, — прошептал арелонец. — Идиот Телри играет с тобой как кошка с мышкой. С тобой, джьерном Шу-Дерет. Простые смертные не должны предъявлять требования Фьерденской империи.
Хратен почувствовал, как вспыхнуло от гнева лицо.
— Что ты знаешь об империи? — отрезал он. — Оставь меня, артет.
Дилаф не двинулся с места.
— Должен признать, что ты близко подошел к цели, но дал собственной глупости все испортить.
— Ха! — Джьерн в темноте направился к выходу; жрец по-прежнему не двигался, так что пришлось слегка оттолкнуть его с дороги. — Битва еще не окончена, у меня есть время.
— Разве? — Уголком глаза Хратен увидел, как артет подошел к пеплу и погрузил в него руки. — Успех ускользнул у тебя из-под носа. Перед лицом твоей неудачи моя победа станет еще слаще.
Хратен приостановился, полуобернулся к Дилафу и рассмеялся.
— Победа? Какую победу ты одержал? Какая…
Арелонец улыбался. Неверный свет фонаря бросал на его лицо рваные тени, ясно виднелись лишь растянутые в хищной улыбке губы. Выражение лица Дилафа напомнило джьерну о яростном фанатизме и безграничном тщеславии, которые он заметил в артете сразу по приезде в Арелон, и вопрос оборвался на полуслове. В колыхающемся полумраке Дилаф казался не человеком, а свракиссом, посланным ему на погибель.
Дилаф высыпал из горсти пепел и направился к выходу. Он откинул полог, в палатку хлынул солнечный свет.
— Дилаф? — чуть слышно переспросил Хратен. — Какая победа?
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
— Ой! — жалобно произнес принц, когда Галладон сделал первый стежок.
— Перестань ныть, — строго приказал дьюл, затягивая нить.
— Карата шьет гораздо лучше, — проворчал Раоден. Он сидел перед зеркалом в комнате, которую отвел им оиэл, и, склонив голову набок, наблюдал, как Галладон зашивает рану на щеке.
— Тогда жди, пока мы доберемся до Элантриса, — недовольно отозвался друг.
Он подчеркнул сказанное тем, что проткнул иголкой щеку принца.
— Не получится, — вздохнул Раоден. — Я и так зря откладывал: стоит улыбнуться, и я чувствую, как рана рвется дальше. И почему принцесса не попала мне в руку?
— Потому что мы элантрийцы, сюл. Если с нами может случиться что-то плохое, оно обязательно случается. Тебе еще повезло, что она задела только щеку. А если подумать, тебе повезло, что нашел силы фехтовать вообще.
— Было нелегко, — признался принц. Он старался держать голову неподвижно. — Поэтому и пришлось заканчивать схватку побыстрее.
— Ты дерешься лучше, чем я ожидал.
— Меня учил Иондел. Граф считал, что фехтование пригодится будущему правителю королевства. Никогда не думал, что однажды найду применение его урокам в том, чтобы обороняться от собственной жены, которая пытается раскромсать меня на кусочки.
Галладон весело фыркнул и снова воткнул иголку, и Раоден сжал зубы от боли. Они надежно заперли дверь и задернули шторы на окнах, потому что принцу пришлось развеять иллюзию, чтобы дьюл мог зашить рану. Герцог Ройэл великодушно пригласил их погостить в особняке, его единственного манеры Калу не раздражали, а забавляли.
— Вот и все, сюл. — Галладон затянул последний стежок.
Принц благодарно кивнул и осмотрел себя в зеркале. Он начал привыкать к симпатичной внешности Калу, что было слишком опасным. Несмотря на беспечную маску дьюла, не следовало забывать, что он все еще элантриец, а потому подвержен слабостям и ограничениям, наложенным шаодом.
Галладона все еще окутывала иллюзия — основанный на эйонах зрительный обман длился, пока его не прекращали. Неважно, рисовались эйоны пальцем в воздухе или прутиком на земле, отменить их действие мог только элантриец.
В книгах говорилось, что начерченный в пыли символ продолжал действовать и после того, как узор разметет ветром. Раоден привязал иллюзии к нижнему белью, что позволяло ежедневно менять наряды, не рисуя эйон каждый раз заново. Галладона скрывал образ неприметного широколицего дьюла, портрет которого принц нашел на задней обложке книги. Свое лицо принц выбирал с большой требовательностью.
— Как тебе Калу? — Раоден выташил из сумки книгу по Эйон Дор, чтобы начать создавать свою маску. — Я их убедил?
Дыол передернул плечами и сел на кровать.
— Я лично ни за что бы не поверил, но они вроде купились. В любом случае лучшего выбора, чем дюладелские граждане, не найти. Коло?
Раоден кивнул. Арелонских дворян в городе хорошо знали, а Сарин немедленно раскусила бы попытку притвориться теоданцами. Из говорящих на эйонском языке стран оставался только Дюладел. Когда он попробовал подражать акценту друга, стало очевидным, что за дьюла низших слоев ему не сойти: попытки произнести даже простые слова вроде «коло» Галладон встречал взрывами хохота. К счастью, многие из малоизвестных дюладелских граждан — мэры крохотных городков или мелкие советники — говорили на безупречном эйонском. Раоден не раз встречался с ними в прошлом, и чтобы успешно подражать им, требовались лишь беспечность и склонность к пышным жестам.
Раздобыть одежду оказалось сложнее — принц использовал другую иллюзию и совершил покупки на арелий-ской ярмарке. После «официального» прибытия Калу у него появилась возможность приобрести лучше подогнанное по фигуре платье. Раоден считал, что в целом образ дьюла ему удался, хотя убедить получилось не всех.
— Кажется, у Сарин зародились подозрения. — Принц уже закончил эйон, и теперь тот обернулся вокруг него и растаял, создав новую внешность.
— Она обычно ко всему относится недоверчиво, в отличие от большинства людей.
— Правда, — согласился Раоден.
Он намеревался открыться принцессе, но она пресекла все попытки Калу поговорить наедине, даже письмо вернула нераспечатанным.
Им повезло, что с остальными дворянами дело обстояло гораздо проще. Принц покинул Элантрис два дня назад, оставив общину на попечение Караты, и уже успел с поразительной для самого себя легкостью войти в арелонское высшее общество. Умы дворянства занимало правление Телри, им некогда было выяснять подлинность происхождения Калу. Тот оказался желанным гостем в Каи — он принес с собой ощущение свободы и беззаботности, скрашенное нелепостью дьюла; его присутствие на вечеринках позволяло знати от души посмеяться и забыть о смятении последних недель. Так что Калу неизменно получал приглашение на любой праздник.
Конечно, настоящее испытание еще предстоит: ему необходимо попасть на тайные встречи оппозиции. Если он хочет помочь Арелону, то надо добиться признания среди окружения Сарин, ведь именно оно стремилось изменить судьбу страны к лучшему. Галладон не верил, что им это удастся, но, с другой стороны, Галладон не верил ничему. Раоден улыбнулся про себя: тайным встречам положил начало не кто иной, как он сам. Его смешила ирония положения, при котором ему придется добиваться приглашения.
Маска Калу надежно скрыла лицо принца. Он натянул зеленые перчатки, которые покрывали иллюзией руки, и повернулся перед дьюлом.
— Великолепный Калу снова перед нами!
— Пожалуйста, сюл, мы одни. Меня и на публике обуревает желание тебя придушить.
Раоден хмыкнул.
— Ах, что за жизнь. Любим всеми женщинами, предмет зависти всех мужчин.
Галладон только фыркнул в ответ.
— Ты хотел сказать: любим всеми женщинами, за исключением одной.
— Ну, она приглашала меня пофехтовать с ней в любое время.
Раоден с улыбкой распахнул занавески.
— Ей не терпится еще раз проткнуть тебя. Надо радоваться, что она попала в лицо, где иллюзия скрыла царапину. Проткни она одежду, пришлось бы объяснять, почему рана не кровоточит. Коло?
Принц распахнул двери на балкон и оглядел сады герцога. Друг вышел к нему, и Раоден вздохнул.
— Скажи мне вот что: почему каждый раз, когда я встречаю Сарин, она полна решимости ненавидеть меня изо всех сил?
— Наверное, это любовь.
Раоден невесело рассмеялся.
— По крайней мере, на сей раз она ненавидит Калу, а не меня. Могу ее понять — еще немного, и я сам его возненавижу.
Разговор прервал стук в дверь. Принц ответил кивком на вопросительный взгляд дьюла — костюмы и лица в полном порядке. Галладон, исполняя роль слуги, распахнул дверь перед ожидающим снаружи Ройэлом.
— Милорд, — Раоден шагнул навстречу герцогу с распахнутыми объятиями, — надеюсь, у вас сегодня такой же прекрасный день, как и у меня!
— Прекрасный, гражданин Калу, — ответил Ройэл. — Могу я войти?
— Конечно, конечно. Ведь это же ваш дом. Мы в неописуемом долгу перед вашей добротой; мне нечего даже надеяться отплатить вам.
— Сущие пустяки, гражданин. Хотя, говоря об оплате: я продал подставки для ламп, которые вы мне дали. Я положил выручку на счет в моем банке, ее должно хватить на несколько лет обеспеченной жизни.
— Чудесно! — воскликнул Раоден. — Мы немедленно начнем поиск другого жилья.
— Нет-нет. — Герцог вскинул руки. — Живите у меня сколько пожелаете. Здесь так редко появляются гости, что дом часто кажется слишком большим.
— Тогда мы останемся, пока не надоедим, — с характерным для дьюлов отсутствием такта тут же согласился принц. Ходила поговорка, что стоит предложить дьюлу погостить, и уже никогда не избавишься ни от него самого, ни от его друзей и родственников.
— Скажите мне, гражданин, — Ройэл вышел на балкон, — где вы нашли дюжину подставок для ламп из чистого золота?
— Семейные реликвии. Я снимал их со стен усадьбы, а чернь уже поджигала родовое гнездо!
— Наверное, это было ужасно. — Ройэл сочувственно покачал головой и оперся на перила.
— Гораздо хуже, — серьезно ответил Раоден. И тут же улыбнулся: — Но тяжелые времена позади, милорд. Я живу в другой стране, и у меня появились новые друзья. Теперь вы стали моей семьей.
Герцог рассеянно кивнул. Он открыл рот, но кинул тревожный взгляд на Галладона и промолчал.
— Вижу, что-то не дает вам покоя, лорд Ройэл. Вы можете смело говорить — добрый Дендо состоит при мне с рождения, ему можно доверить любую тайну.
Ройэл отвернулся, оглядывая простирающийся под ними парк.
— Я не случайно вспомнил о тяжелых временах, гражданин. Для вашей страны они, может, и позади, но, боюсь, для Арелона кошмар только начинается.
— Вы имеете в виду проблемы с троном, — сочувственно прищелкнул языком принц.
— Да. Телри — слабый правитель. Я боюсь, что вскоре Арелон постигнет та же судьба, что и Дюладел. Фьерденцы наседают на нас, как почуявшие добычу волки, а дворяне делают вид, что играют с ручными собачками.
— Трудные времена. И где сейчас найти тихую гавань?
— Иногда приходится создавать ее самим, гражданин.
— Что вы имеете в виду? — Раоден постарался задавить рвущееся наружу возбуждение.
— Я надеюсь, вы не примете за обиду, если я скажу, что многие считают вас чересчур легкомысленным человеком?
Принц рассмеялся.
— Очень надеюсь, что именно так они меня и видят, милорд. Не хотелось бы думать, что я валяю дурака просто так.
Ройэл улыбнулся.
— Я чую ум, которому не спрятаться под маской беспечности. Расскажите мне, как вы ухитрились сбежать из Дюладела?
— Боюсь, что этой тайне суждено остаться нераскрытой, милорд. Некоторые люди сильно пострадают, если их участие в моем побеге раскроется.
— Понимаю. Но важно то, что вы живы, тогда как многие ваши соотечественники погибли. Вы знаете, сколько беженцев перешло границу после падения республики?
— Нет, милорд, — ответил Раоден. — В то время меня волновали другие заботы.
— Ни одного. Я не слыхал ни об одном беженце, за исключением вас. Ходят слухи, что республиканцы настолько растерялись, что даже не думали о побеге.
— Мой народ привык действовать медленно, — развел руками принц. — На сей раз неторопливость оказалась нашей погибелью. Революция прокатилась по стране, пока мы обсуждали, что съесть на ужин.
— Но вы сбежали.
— Да.
— Вы прошли через ужасы, что еще предстоят Арелону, и ваш совет будет очень ценным, что бы ни говорили остальные.
— Есть способ избежать судьбы Дюладела, милорд, — осторожно произнес Раоден. — Хотя довольно рискованный. Он включает в себя смену правления.
Герцог понимающе прищурился и кивнул. Что-то промелькнуло между ними — бессловесное предложение Ройэла и согласие Раодена.
— Вы говорите об опасных вещах, гражданин, — предупредил герцог.
— Я многое пережил, милорд. Не имеет смысла прятаться от небольшой опасности, если она позволит мне безмятежно прожить остаток дней.
— Я не могу обещать, что предприятие будет удачным.
— А я не могу обещать, что этот балкон внезапно не обрушится под нами. Нам остается рассчитывать на удачу и ум и спасать себя самим.
Ройэл кивнул.
— Вы знаете дом купца Киина?
— Да.
— Приходите туда сегодня на закате.
Раоден согласно наклонил голову, и герцог попрощался, оставив друзей одних. Когда дверь за ним захлопнулась, принц подмигнул Галладону.
— А ты говорил, что у меня не получится.
— Никогда больше не буду в тебе сомневаться, — сухо отозвался он.
— Секрет успеха заключается в Ройэле, дружище. — Раоден вернулся в комнату, закрыв дверь балкона. — Он видит маски насквозь, но, в отличие от Сарин, его не волнует вопрос, почему его хотят обмануть. Он сразу же пытается выяснить, как может использовать узнанное. Я подал ему сигналы, и он откликнулся.
Дьюл кивнул.
— Ладно, тебя приняли в заговорщики. Что ты собираешься делать?
— Надо найти способ посадить на трон Ройэла вместо Телри.
Раоден достал губку и коричневую мазь, выдавил немного мази на губку и спрятал ее в карман. Галладон вопросительно приподнял брови.
— И зачем она тебе? — кивнул он на губку.
— Может понадобиться. Хотя, надеюсь, мне не придется ею воспользоваться.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
— Что он здесь делает? — возмущалась Сарин, стоя в дверях столовой Киина.
Внутри сидел идиот Калу, разодетый в режущий глаз красно-оранжевый наряд. Он оживленно беседовал с Киином и Ройэлом и даже не заметил прибытия принцессы.
За ее спиной Люкел закрыл за собой дверь и с неприязнью уставился на дьюла. До недавних пор молодой купец наслаждался репутацией самого остроумного и кра-очного придворного Каи, но появление Калу быстро оттеснило его на второй план, а Люкел не любил плестись в хвосте чужой славы.
— Ройэл зачем-то его пригласил, — недовольно пробурчал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67