– Начну с того, что степняки не такие страшные, как все вы думаете. Я с ними два года по степям кочевал, и ничего, как видишь, – жив остался.
– Ну еще бы! Тебя-то Могучие Духи защищали, кто бы тронуть посмел, – недоверчиво начал Хайюрр и вдруг спохватился: – Погоди-погоди! Ты ведь туда по Куште пошел, так? А почему не по Хайгре? Я-то сразу пустился за тобой вслед, да видишь…
– Не знаю, – задумчиво проговорил Аймик, – не знаю почему. Должно быть, Духи подсказали. Чтобы ты меня не нагнал… Только я и не думал вовсе, что кто-то из вас за мной отправится…
Длился рассказ, и чем дольше он длился, тем яснее становилось рассказчику: все попусту. Хайюрр его не понимает. А если и понимает, то совсем не так… Вздохнув, Аймик оборвал свою историю на полуслове, почти ничего не рассказав об Инельге.
– Так, значит, не повезло тебе с другими женами, – произнес Хайюрр, словно бы сочувствуя. – Не повезло. Еще бы, второй такой, как твоя Ата, и не сыскать. Ну а почему ты все с этими… колдуньями путался? Неуж там только такие и водятся?
Аймик вспомнил не слепую старуху – веселую черноглазую степнячку, чем-то похожую на одну из жен Хайюрра. И свою спасительницу вспомнил…
– Там хороших женщин не меньше, чем тут. Да только у меня-то иная тропа была… Да и не кончилась еще она.
Хайюрр, ничего не отвечая вслух, прищурившись смотрел в огонь и понимающе улыбался: «Хорошие женщины среди злых колдунов – как бы не так. Ты Духам зачем-то понадобился, – вот и остался в живых. Твое счастье. Хотя… не похоже, чтобы ты был счастлив… Вестник». Аймик вздохнул:
– Давай спать. Мой путь далек. Уйду на рассвете.
– Как же так! – встрепенулся Хайюрр. – А сына разве не хочешь увидеть?
– Увижу обязательно. Только помни, Хайюрр: это твой сын. Моя кровь, но сын твой. Я лишь предназначение выполнил – своей кровью три Рода соединил…
– Что это значит?
– Очень просто: мой Род – дети Тигрольва, Род Аты – дети Серой Совы, ну и твой – дети Сизой Горлицы. Сингор ведь вашего Рода, так?
Хайюрр кивнул в ответ.
– Вот и выходит: моя кровь, но ваш сын. Так оно и должно было случиться, по воле Могучих.
– И зачем же твоим Могучим это понадобилось? – невольно вырвалось у Хайюрра.
– Не знаю. Их пути – не наши пути.
– Но ты их видел. Какие же они, те Могучие?
Тишина. Хайюрр уже решил, что на его неуместный вопрос ответа не будет, когда вдруг прозвучало одно лишь слово:
– Чуждые.
Действительно, пора спать. И тут гость не только еще раз удивил хозяина, но и напугал, решительно заявив, что ночевать будет в покинутом жилище. На том самом месте, где была его постель.
Хайюрр опешил. Конечно, тот, кого Старый принимает как дорогого гостя, может многое пожелать. Но такое… И колдуна нет; в Мужском доме вместе с охотниками… Не с кем посоветоваться, а решать – ему. Что если…
– Пусть мой старый друг не беспокоится, – Аймик прекрасно понимал, что творится в душе Хайюрра, – Вестник Могучих обещает твердо: вреда Роду Сизой Горлицы от этого не будет. Будет хуже, если ты откажешь.
(«Откажешь!» Как откажешь Вестнику? И рад бы, да нельзя: вдруг и впрямь будет хуже?)
4
Аймик лежал на спине, закинув руки под голову, с открытыми глазами. О сне не могло быть и речи: не затем он пришел сюда.
Он ждал. Вглядываясь в темноту, напряженно прислушиваясь к звукам ночи, он ждал неизбежного.
Беспрерывно шелестели мотыльки, время от времени касаясь лица и всякий раз заставляя вздрагивать. Ночной жук сердито загудел, запутавшись в шкурах, потом исчез, – должно быть, нашел выход.
Послышался новый звук – еле слышный, тревожный, чуждый…
(Барабаны! «Гремушки» детей Сизой Горлицы, сложенные у стены!)
Ошибиться невозможно, – это они; их рокот нарастает… Сердце билось где-то у горла… (Великие Духи, да они всю общину на ноги поднимут!) Оттуда, где рокотали барабаны, полилось голубое сияние, напоминающее свет Межмирья. (Сейчас… Сейчас…) — Аймик!
Ата была такая же, как тогда, при расставании. В той же рубахе. Такая же молодая. И смотрит ласково, как умела смотреть только Ата. Его Ата. Беспричинно обиженная… Он хотел встать, чтобы…
– Нет, Аймик! – Ата сделала предостерегающий жест. – Тропы живых и мертвых разные. Ты не должен ко мне приближаться. Но я так рада, что вижу тебя…
(«Рада»? Аймик чувствовал себя бесконечно старым… И беспредельно виноватым.)
– Ата, прости! Прости, что я оставил тебя… так…
Она покачала головой:
– Это не твоя вина, а воля Могучих. Они позволили мне… подождать. Я так хотела еще раз тебя увидеть…
(«Еще раз»? А разве… ТАМ…)
– …и сказать, что я по-прежнему твоя Ата. Прости же свою Ату за отказ разделить тропу мужа.
– Не говори так! И без того… больно.
Аймик еле слышно выдохнул последнее слово. Мужчина не может сознаваться, что терпит боль. Но сейчас, перед Атой, умершей из-за него и все-таки дождавшейся, перед своей Атой…
– Нет, Аймик, этого не должно быть. Я для того тебя и ждала, чтобы Вестник завершал свою Тропу с легким сердцем. Тогда и я смогу уйти с легким сердцем по Ледяной Тропе
Сияние начало меркнуть.
– Погоди, Ата, постой! – торопливо заговорил Аймик, понимая, что еще немного, и… Навсегда. — Мне нечего прощать; лишь бы ты меня простила. Я не переставал тебя любить. Никогда! Скоро и мне – на Тропу Мертвых, и там…
Уже из темноты донесся прощальный голос:
– Вестник, наши тропы – разные. Только помни: мы простились!
5
И Хайюрр не спал почти всю ночь. Лежал и думал о том, кто сумел дойти до самых Могучих Духов, и вернуться назад, и нести какую-то Весть… Вспоминалось многое, но больше всего беседы с Рамиром. Уже старым Рамиром, уже готовым вступить на Тропу Мертвых. Колдун говорил скупо, иногда совсем непонятно… хотя казалось, что в действительности он готов понять и понимает, но только не хочет в этом признаться даже самому себе.
«Д,ухам нет до нас дела, а нам не должно быть дела до них. Помощники? Ха-ха! Себе дороже!» «Но Аймик! Ты же сам сказал ему…» «Духи капризны. А он глуп». «Но что будет потом?.. Быть может, там…» «Нет никакого „потом“, нет никакого „там“! Раздави жука, какое у него „потом“? Вот так и все мы…»
Об Этом Рамир говорил с особенным волнением, что вообще-то было на него непохоже.
Сон все же пришел, и во сне рокотали священные гремушки Рода Сизой Горлицы. На них играли не люди – духи. Хайюрр сразу понял, что это духи, только в человеческом облике, но почему-то нисколько не пугался. Ата самозабвенно танцевала под ритмичную дробь; она была весела… как тогда, накануне… И Аймик танцевал, держа за руки свою жену… Такие молодые. А он, Хайюрр, старый, никому не нужный, его и ноги-то плохо слушаются, где уж тут… Только обидно…
«Ата, ты обманула меня! Ты уходила по Тропе Мертвых, а сейчас вернулась и снова с ним…»
Беззаботный смех; Аймик и не смотрит, спиной повернулся… Копье!..
Хайюрр почувствовал, как по его телу прошла короткая судорога, и проснулся. Вовсю светило солнце, и снаружи доносились голоса вернувшихся охотников. Вестник, уже готовый в путь, стоял во входе, с улыбкой поглядывая на своего друга:
– Ну, я готов!.. А говорят еще: «Стариковский сон краток». К тебе, я вижу, это не относится.
– Как это – «готов»? – пробормотал Хайюрр, все еще не опомнившись от своего сна. – А еда? А сын?
Они не успели начать прощальную трапезу, когда послышались уверенные шаги. – Отец! Нам сказали: у тебя гость… Вошли двое охотников. Сыновья Хайюрра – Сингор и Коур.
Они трапезничали вчетвером, и братья слушали отца, с удивлением и интересом посматривая на непонятного гостя в странных одеждах. А тот, в свою очередь, – на них. …Один, широкоплечий, чернобородый, точь-в-точь Хайюрр в молодости (неужели это малыш Курри?). А второй… поменьше ростом, светловолосый, сероглазый (в мать! И губы такие же, припухлые. Только сейчас они плотно сжаты).
Перед дорогой трапеза коротка: кто же отправляется в дальний путь с тугим брюхом? Встали. Настало время для прощальных слов.
– Ты, Коур, быть может, помнишь нашего гостя, хоть и был тогда Курри-несмышленышем. Ты же, Сингор, видишь его впервые. Знай: это Аймик, муж твоей матери Аты, человек, давший тебе жизнь. Его кровь течет в твоих жилах, Сингор! Не по своему желанию он покинул нас, даже не зная, что мать носит тебя в своем чреве. Такова была воля Могучих Духов. Твой отец побывал в их обители, говорил с ними и сейчас несет их Весть далеко на север, на свою родину. Он – Вестник и не может задержаться в нашем стойбище. Ты – его сын, Главный Охотник детей Сизой Горлицы. Пожелай же Вестнику легкой тропы!
Чернобородый Коур закивал в ответ на слова своего отца и даже подмигнул: мол, помню, как не помнить. Сингор же отдал гостю сдержанный поклон и еще раз не без любопытства смерил его взглядом. Ответил коротко, без обиняков:
– Если мой отец говорит, что этот человек – муж моей матери, то так оно и есть. Но мою мать я не знал никогда, а его вижу впервые. Тебя же, отец, я знаю столько, сколько себя помню. И Айюгу, твою жену, что матерью мне стала… жаль, что она уже не в нашем Мире. Братьев своих знаю, сестер. Я – сын Сизой Горлицы. И твой сын. Тропа же незнакомца мне неведома; могу лишь пожелать ему удачи… если ты, отец, пожелаешь того же.
Еще раз поклонился, обоим, и ушел не оглядываясь. У Главного Охотника много дел. Особенно накануне Большой Охоты.
Вестник смотрел вслед сыну Аты до тех пор, пока тот не скрылся в Общем доме. Как ни странно, он не чувствовал боли… разве что легкую грусть о том, что миновало навсегда. А ответ… что ж, ответ настоящего мужчины! Такой человек достоин быть вождем Рода. У входа послышалось женское покашливание.
– Войди! – сказал Хайюрр. – Чего тебе?
Старшая жена Сингора, не поднимая глаз на гостя, робко протянула замшевый сверток:
– Муж сказал: «У гостя обувь прохудилась, а путь его долог». Вот. Новые мокасины. Хорошие.
6
Хайюрр и Аймик прощались у северной тропы, той самой, боковой, что привела их когда-то в стойбище детей Сизой Горлицы. Их и Ату… Хайюрр явно медлил с прощальными словами, словно хотел о чем-то спросить, но не решался.
– Хайюрр, старый мой друг! Тебя что-то смущает? Или тревожит?
Преодолев колебания, Хайюрр решительно заговорил:
– Когда-то давно я знавал Аймика, ради женщины покинувшего свой Род, Аймика, спасшего мне жизнь. Теперь передо мной не постаревший Аймик, нет; передо мной – Вестник, единственный, кто сумел достичь Мира Духов не колдовскими, – земными тропами…
(Не единственный, нет. Есть Инельга. И был Дад. И другие…)
– …Достичь и вернуться назад. Позволено ли будет простому охотнику задать два вопроса Вестнику?
– Аймик не исчез. Он здесь, и он по-прежнему твой друг. Спрашивай.
Хайюрр пожевал губами. (Знакомый жест; у кого-то он его видел… Только не у Хайюрра, это точно… Ах да. Так делал колдун Рода Тигрольва, внушая молодому Аймику покорность и отсылая его на ту проклятую охоту…)
– Тогда я не чувствовал себя виноватым. Тогда мне казалось: я делаю все, как должно. Потом тоже. Но вот подошла старость; Тропа Мертвых уже совсем рядом. И чем ближе она, тем виноватее чувствует себя Хайюрр. И перед Аймиком, и перед Атой… Скажи, Вестник, может ли старый сын Сизой Горлицы надеяться на прощение?
(На это ответить нетрудно.)
– Ни Аймику, ни Ате нечего прощать Хайюрру. В том, что случилось, его вины нет. Аймик… Он сам нуждается в прощении… быть может. Пусть его друг Хайюрр доживает свои дни в мире, пусть со спокойной душой вступит на Тропу Мертвых. Как знать? Быть может, там его ждет Ата.
Кажется, послышался вздох облегчения.
– Тогда – второй вопрос. – Хайюрр задумался, видимо подбирая слова. – Скажи, Вестник, если только духи поведали тебе об этом… Что нас ждет? Что будет с нами со всеми?
– С детьми Сизой Горлицы?
– Ну… Со всеми! — Хайюрр обвел руками. Теперь его взгляд был по-настоящему тревожен. Казалось, Хайюрр мучительно ждет и столь же мучительно страшится ответа.
(«Да! Я понимаю тебя, старый вождь… Хоть ты бывший вождь, но… Только напрасно ты задумался о таком… Такие вопросы лучше не задавать. Ответы слишком печальны».)
Вестник призадумался. Там, среди теней, осевших на каменные своды, было много ответов даже на незаданные вопросы. И на этот – тоже. Вот только…
Наконец, приняв решение, он заговорил – как Вестник: внушительно и властно.
– Духи не любят, когда люди их вопрошают о скрытых путях. Но Хайюрру будет дан ответ, ради всей его жизни, прожитой достойно. Вот он: ВЕЛИКИЕ ПАСТБИЩА МАМОНТОВ БУДУТ ПРИНАДЛЕЖАТЬ ТЕМ, КОМУ МАМОНТЫ ПО ВОЛЕ ДУХОВ И ПРЕДКОВ ИЗДРЕВЛЕ ОТДАЮТ СВОЕ МЯСО, ШКУРЫ, ЖИЛЫ И КОСТИ. ТАК БЫЛО, И ТАК БУДЕТ… ДОКОЛЕ НЕ ИСЧЕЗНУТ МАМОНТЫ.
И по тому, как просветлело лицо Хайюрра, Вестник понял: его слова восприняты именно так, как он и хотел. В самом деле: разве могут исчезнуть мамонты?
Они положили руки на плечи друг друга и сказали прощальные слова. И тот, кто был Аймиком, задержал свои руки и взгляд чуть дольше, чем должно. А потом повернулся и побрел вниз по тропе, ведущей в речную долину. Не оглядываясь. Как тогда.
7
Хайюрр стал возвращаться, когда фигура Вестника окончательно скрылась из глаз. Это случилось слишком скоро: глаза уже не те… И ноги не те, думал Хайюрр, вспоминая, как, бывало, взбегал он по этой тропе вверх к стойбищу. Легко, словно на крыльях. Не то что сейчас…
…Шум, встревоженные голоса, даже плач… Что случилось?
Сингор почти бежал ему навстречу:
– Отец! Отец! Твой гость, он… ЖИЛИЩЕ РУХНУЛО!
Хайюрр содрогнулся:
– Чье жилище?
– То, пустое. Где моя мать…
…Да, жилище, простоявшее вопреки всем ожиданиям долгие годы и принявшее напоследок под свой кров Вестника Могучих, теперь представляло собой лишь груду костей и присыпанных землей шкур, из которой торчали обломки деревянных опор. Люди столпились на почтительном расстоянии, не решаясь подойти. Хайюрр шел и чувствовал, как сородичи отстраняются от него, не столько из почтения, сколько из страха.
Странный чужак, принятый Старым как дорогой гость, принес-таки несчастье.
– Что скажешь, отец? – Голос Сингора звучал растерянно.
(Такие дела – не Главному Охотнику разбирать, а колдуну. Но колдун сказал: «Об этом спрашивай у Старого. Его тропа – ему решать». И вот теперь…)
Хайюрр, не отрываясь, смотрел в самую сердцевину развалин. На что-то, ведомое ему одному.
– Пусть дети Сизой Горлицы не беспокоятся, – заговорил он наконец. – Это не беда и не предостережение; это – завершение. Случилось то, что должно было случиться. Нашему Роду ничто не грозит. Но только…
Он обвел взглядом притихших сородичей и вдруг взял своих сыновей за руки и притянул их к себе, словно это были не взрослые охотники, а подростки.
– Но только, дети мои, Роду Сизой Горлицы придется покинуть эти места. Спуститесь вниз по Хайгре. Или переберитесь на Кушту. Или разделитесь. Решать вам, охотникам; здесь я не советчик.
Сингор и Коур, ошеломленные, молчали. Наконец Сингор тихо произнес:
– Отец… А ты?
– А я остаюсь, – последовал спокойный ответ. – Моя тропа завершится здесь. И я счастлив.
И это было правдой.

Глава 24 «И ОХОТНИК НЕ ВЕРНЕТСЯ НАЗАД!»
1
И вот Аймик снова здесь, где все и начиналось… и где, оказывается, конец его Тропы. Не такой, как был обещан. Весть Могучих оказалась никому не нужной, ибо Род Тигрольва исчез неведомо куда, и теперь понятно: никакой он не Вестник, а Изгнанник. Начал свою Тропу Изгнанником Рода, а завершает Изгнанником Межмирья. Обманутым. Всеми обманутым – даже таинственное снадобье Армера оказалось… ничем. Но он – дошел. До конца.
А как ярко все вспомнилось! Или это был сон?.. Аймик перелег на левый бок, отвернувшись от своего костерка, и стал вслушиваться в звуки ночного леса. Где-то совсем рядом затявкала лисица, – должно быть, ее нора неподалеку, здесь же, на брошенном стойбище, и она, давным-давно привыкшая считать это место своим, вовсе не рада новому соседу. В низине послышалась тяжелая поступь и фырканье… Лось? А вот, словно в ответ на эту поступь, тягучий волчий вой. И еще, и еще… Рука сама потянулась к копью, но, даже не коснувшись древка, вернулась на грудь. Если ему суждено умереть сейчас, то не все ли равно как? И разве он, проделавший напрасно столь длинный путь, уже не решил: дальше – ни шагу. Он дошел… и останется здесь навсегда.
…Кажется, снова подступила дрема, но какая-то странная. Он явственно ощущал все происходящее вокруг. И не только вокруг. Словно все его чувства необыкновенно обострились… Как в юности? Как в детстве? Да нет же, нет, – НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИ обострились! Река довольно далеко, в низине, и деревьями скрыта, но ее свежесть касается щек, и, кажется, он даже слышит, как играет в воде большая рыба. Вот и мелкая рыбешка… пытается уйти от зубастой, не иначе… А в лесу… он не только расслышал предсмертный визг зайца (уж не его ли соседка полакомилась?), он различал даже шорох полевок, и не только здесь, рядом, но и где-то там, в березняке. И листва… не просто шумела под ночным ветерком, – это разговор, и кажется – можно даже его понять, если вслушаться… И трава отвечает листьям (или у нее – свой разговор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54