Я знаю и ваше будущее, и свое собственное. Тролли! Я не умру на ваших руках! Но ваша собственная жизнь будет короткой и жалкой, если вы не отпустите меня!
Пикси резко толкнул ее, одновременно эльф ударил сзади под колени. Сина вскрикнула — скорее от удивления, чем от боли, — и вмиг очутилась на земле.
— Свяжите ее! — повторил вожак-эльф. — И поймайте лошадь. Вечером у нас будет жаркое из конины!
Тролли грубо толкали Сину перед собой по узкой горной тропе. Бихана поймали удивительно легко. Теперь он покорно следовал сзади, ведомый твердой рукой пикси.
Они наткнулись на лагерь через несколько часов непрерывного восхождения. Здесь, почти на вершине перевала, глубокими сугробами лежал снег. Несколько шатров прятались под нависающим карнизом большого уступа. Мятые, пострадавшие от непогоды шатры, некогда сшитые из тонкой эльфийской ткани, а теперь затянутые шкурами и заваленные ветками. У лагеря был такой же истощенный вид, как у самих троллей.
Полотнище главного шатра висело над входом, как маленький навес над крыльцом. Там стоял белокурый эльф, закутавшийся в волчью шкуру. Сина тотчас пошла, что это Мати, по его красному плащу и сильному сходству с матерью и сестрой. Светлые волосы эльфа вились по спине, перехваченные кожаным ремешком. Эльф был сложен идеально, но, как и его тролли, выглядел худым и истощенным. Темные тени лежали вокруг его глаз — ярко-зеленых, как у матери, и наполненных такой же печалью. Мати держался за столб перед входом в шатер, словно без столба он бы упал.
— Что это? — спросил он.
Более высокий из эльфов низко поклонился:
— Жирная лошадь на ужин и человеческая женщина, ваше величество.
— Лошадь — это хорошо. Кто женщина?
Сина шагнула вперед.
— Я — Сина из Фанстока. Я была другом вашего отца, Мати. У меня срочное дело, для которого мне необходимо перейти через ваши горы…
Мати вдруг обвис и как подкошенный рухнул в снег. Высокий эльф упал на колени, приподнял голову вождя.
— Развяжите меня! — приказала Сина. — Возможно, я сумею помочь ему. Я — Целительница, училась у Фаллона.
Бихан заржал и кивнул.
— Развяжите ее, — сказал высокий тролль. — Что уж теперь!
Пока пикси дрожащими пальцами развязывал веревку, эльфы перенесли Мати в шатер. Внутри было удивительно тепло, но все пожитки — потрепанные и поношенные, а воздух — темный от дымящего очажка посередине. У очага жалась оборванная кучка пикси и эльфов, некоторые были слишком слабы, чтобы стоять. Их зеленые и янтарные глаза наблюдали за Синой без удивления и интереса — одно лишь безрадостное выражение голода.
— Что это с вами? — спросила Сина.
— Караваны не возвращаются с Фенсдоунской равнины, — ответил высокий эльф с землистым лицом, опускаясь на колени рядом с неподвижным телом Мати. — Мы всегда позволяем им беспрепятственно проходить на равнину, а потом, когда они возвращаются, собираем дань: еду, шкуры, металлические изделия. Четыре каравана прошли мимо нас, но ни один не вернулся. Мы уже несколько недель без еды и припасов. Мы умираем.
Сина быстро принялась за дело: проверила сердцебиение у Мати, оттянула веки, чтобы заглянуть в его зеленые глаза.
— Немедленно идите туда, где вы меня нашли. Принесите ящик, который вы так грубо пнули. И не трогайте пони! — добавила Сина, когда тролль встал, чтобы выполнить ее волю. — Он не станет вашим ужином!
Мати лежал при смерти. Его сердце билось слабо и неровно, дыхание было поверхностным. «Нет, принц-эльф, — мысленно сказала Сина, — не умирайте, не подводите меня! Мне нужны вы и ваши друзья». Под толстой волчьей шкурой руки и ноги Мати были холодными, как лед. Сина легонько растерла их и почувствовала, как внезапный жар прилил к ее рукам. Сина сбросила плащ и положила руки на плечи эльфа.
— Вы должны проснуться, Мати. Проснуться и исцелиться.
Сина закрыла глаза и почувствовала, как ее веки трепещут, почувствовала энергию и силу, текущую по ее рукам. На какое-то мгновение она испугалась, что упадет в обморок, что погрузится в новое видение. Она дышала глубоко и чувствовала, что жар от ее ладоней согревает плечи Мати. Несколько минут Сина оставалась неподвижной, а когда ощущение переливания силы прошло, открыла глаза. Мати-«Красный Плащ» смотрел на нее, его щеки порозовели.
— Привет, — сказала ему Сина и улыбнулась.
Высокий эльф вернулся с сундучком, но маленькие отделения были пусты, бережно хранимые травы унесло жестоким ветром.
— Какая еда у вас осталась? — спросила Сина.
— Немного кореньев и сушеных ягод, — ответил высокий эльф.
— Поставьте на огонь ваш самый большой котелок, — приказала Сина. — Порежьте туда коренья. И мужайтесь, конца не будет, если вы не захотите этого!
В днище сундучка находилось еще одно хитроумно спрятанное отделение. Сина вытащила оттуда длинный кусок колбасы и пакет великанской овсянки, которые несла с собой из Святилища Китры. Принимая во внимание то, что все тут давно голодали, Сина приготовила жидкую кашу с кореньями для более слабых троллей, а для троллей посильнее нарезала тонкие ломтики колбасы. Пока каша варилась, Сина переходила от тролля к троллю, мягко касаясь каждого руками, позволяя жару своего тела перейти в их тела. И каждый раз изумлялась вместе с ними внезапному приливу силы и энергии, которые давала каждому.
— Кто вы? — спросил Мати, когда она кормила с ложки овсянкой молодого кривоногого гнома. Гном придерживал миску рукой, словно боясь, что Сина отберет се.
— Сина из Фанстока. Когда-то я была ученицей Фаллона. Я Целительница и иду на Фенсдоунскую равнину — предупредить Ньяла из Кровелла, что там будет великая битва.
— Битва! — воскликнул Мати. — Тогда почему вы путешествуете одна? Вы не боитесь?
Вытерев платком губы гнома, Сина печально улыбнулась.
— Я путешествую одна, потому что никто не верит в мои пророчества. Только Фаллон верил, но он мертв. Я предала Магию, принц-эльф. Я — порождение Дракуна.
— Дракуна?
Сина начала рассказывать с самого начала. Когда она закончила, ночь прошла, сменившись предутренним сумраком. Сгрудившиеся в шатре тролли — мужчины и женщины — слушали серьезно, смакуя остатки еды. Они были из всех племен, кроме людей, все тощие, оборванные и молодые. Когда Сина рассказала о вероломстве своего брата и о смерти Слипфита, щеки Мати побледнели, а его зеленые глаза наполнились слезами.
— Пойдемте со мной на Фенсдоунскую равнину, — предложила Сина, закончив свой рассказ.
* * *
С первым светом тролли разобрали лагерь. Овсянка кончилась, так что они сварили оставшиеся коренья и разделили колбасу. Мати послал вперед разведчиков, молодых пикси, которые быстро обогнали основной отряд. Сина шла рядом с Мати впереди, под защитой Зандила и Сирда, которые накануне захватили ее в плен. Настроение у троллей было приподнятое. Мати знал горы и был спокойным, но сильным вожаком. Тролли подчинялись ему беспрекословно, их глаза следили за ним с выражением, которое Сина видела у щенков, бегающих за Ньялом по конюшне в Кровелле.
Бихан стал большим любимцем троллей, хотя поначалу, когда Мати строго-настрого запретил его есть, кое-кто возроптал. Но острые зубы пони и его заносчивый нрав быстро завоевали уважение троллей, а его упорство в том, как он карабкался по крутым извивающимся тропам, покорило их сердца. Подъем был трудным, но спуск оказался еще опаснее, ибо тропа шла по отвесной стене утеса. Там, где снег с тропы сдуло ветром, голубел лед. Сина цеплялась за любые мельчайшие выступы скалы и слепо шла за троллями. Одна ошибка или неожиданный порыв ветра — и ты внизу, на камнях, в объятиях, смерти.
Когда стемнело, вернулись разведчики. По их сообщению, перевалы впереди были забиты снегом, но проходимы в светлое время. Пришлось встать лагерем прямо на тропе, голодным, и спать, завернувшись в плащи. Рез-кий ветер гулял по утесу, Сина несколько раз просыпалась, но успокаивалась, слыша тихое фырканье Бихана, стоявшего над ней хвостом к ветру.
Они вышли на Фенсдоунскую равнину в середине дня радуясь тому, что здесь тепло — в сравнении с горами. Туман висел над равниной, и снег, выпавший накануне, таял. Мати послал троллей вперед разведать насчет возможности добыть пропитание.
— Как им удается видеть? — спросила Сина, всматриваясь в густой туман.
— Никак, — ответил Мати. — Но они слышат. Славные парни, они найдут нам что-нибудь поесть. Если мне не изменяет память, эта дорога идет мимо большого хозяйства в нескольких милях отсюда. Возможно, мы услышим новости о караванах или о Ньяле.
Мысль о теплом очаге приободрила Сину, как ничто не ободряло за многие недели. Через несколько миль ходьбы она почувствовала запах горящих дров. Запах стал сильнее, неподвижный в сыром воздухе. Вернулись разведчики и о чем-то зашептались с Мати, бросая тревожные взгляды в том направлении, откуда пришли. Передовой отряд поднажал, пока у подножия холма не наткнулся на крестьянское хозяйство. Оно оказалось таким же большим, как поместье отца Сины в Фанстоке, и зажиточным — Сина поняла это по пространству, которое занимало хозяйство. Но здесь не осталось укрепленных зданий и теплого дома, только обугленные остовы чернели на фоне серого неба.
— Какой ужас! — воскликнула Сина.
— Где крестьяне? — пробормотал стоящий рядом Мати. — И скот?
— Может, их пустили соседи?
— Возможно, — согласился Мати. — Теперь смотрите в оба, — приказал он своим троллям. — Не отставайте.
Бихан шел рядом с Синой, навострив уши, настороженно обозревая сельскую местность.
Солнце, придающее пейзажу тревожный вид, стало ярче. Оно кромсало туман в клочья.
— Сомкните ряды! — крикнул Мати. — Синфайр, Фастро, я хочу, чтобы вы разведали, что впереди. Следуйте вдоль дороги по лошадиным следам, но будьте осторожны. Не позволяйте никому увидеть вас. Мы пойдем за вами, но медленно.
Сурово кивнув, Синфайр и Фастро растворились в кустах у обочины.
— У меня дурное предчувствие, — сказал Мати.
Туман немного рассеялся, и стало видно, что дорога вьется по холмистым лугам и рощам недалеко от берега. Сина никогда не слышала такой тишины. Ни насекомых, ни птиц, только приглушенные шаги троллей.
К полудню разведчики не вернулись, и Мати послал на их поиски еще двоих.
— Мне это совсем не нравится, — пробормотал он.
Свернув с дороги, Мати повел троллей к лесу, покрывавшему ближайший холм.
— Вам следовало бы ехать верхом, так быстрее, — сказал он Сине. — Где пони?
Но Бихан снова исчез.
На вершине холма Мати расставил часовых и установил наблюдение. Остаток дня они провели, тревожно наблюдая за дорогой.
В сумерках на равнину снова спустился туман. Ни разведчики, ни Бихан не вернулись. Недоумевающий отряд решил не разводить костров. Доели колбасу и спали беспокойно, часто меняя часовых.
* * *
Сина проснулась на рассвете. Было холодно. Она лежала на земле, съежившись под плащом, тело ее затекло. Тролли храпели, камни и деревья были покрыты влагой. Откуда-то из тумана донеслось тихое ржание.
— Бихан, — прошептала она, вставая.
Перешагнув через сонные тела Мати и его товарищей, Сина спустилась к опушке. Перед ней лежал безмолвный луг. Часовой прижал палец к губам, и Сина кивнула ему, бесшумно выйдя из-под прикрытия деревьев на открытое место. Встающее солнце светило сквозь облака как большой, тусклый фонарь.
Снова послышалось ржание. Сина пошла на звук. Ее юбка тихо шелестела, задевая сухую траву луга. Обходя остатки снега, Сина шла к маленькой роще у подножия холма. Она почти дошла до рощицы, когда уловила краем глаза какое-то движение. Черно-белое пятно мелькнуло на соседнем холме. Пропав на минуту в тумане, оно снова появилось, и Сина узнала скачущего к ней Бихана. Она свистнула пони. Ответное ржание прозвучало из леса прямо перед ней. Сина повернула голову.
Под деревом, привязанные к низко висящим веткам, стояли лошади, почти невидимые. За ними, развалясь, сидели вооруженные люди. Они еще не успели удивленно повернуться, а Сина уже знала, что у них будут черные щиты. Страх сдавил ей горло.
Пронзительный скрежет резанул слух, когда солдаты вытаскивали мечи. Сина с трудом поборола желание повернуться и бежать, когда люди побежали к пей. Они окружили ее полукругом, тусклый солнечный свет блестел на кончиках мечей, жестокие лица кривились от удивления. Сина подняла к ним руки; с радостью чувствуя, как мощь Пророчества завибрировала в ее теле. Она закрыла глаза, призывая слова Фаллона: «ИЗМЕНИ ПРИЧИНУ… ИЗМЕНИ ДАЖЕ НАМЕРЕНИЕ…» «Я не побегу, не закричу, — подумала она. — Я не поддамся своему пророчеству».
Что-то толкнуло ее в бок. Бихан налетел, как черно-белый ураган: зубы обнажены, черные копыта молотят воздух. Укусив ближайшего солдата за правую руку, пони круто повернулся и лягнул другого. Человек взвыл от боли и повалился в снег.
— Садись на меня! — возбужденно провизжал Бихан.
Сина уставилась на него с открытым ртом:
— Что?
— Садись! Садись! — сердито заржал пони. — Тебе бы только поболтать!
Он лягнул черный щит и злобно щелкнул зубами. Сина бросилась пони на спину, обхватив руками его изящную шею. Бихан перепрыгнул через упавшего солдата и помчался на вершину холма. Вооруженные всадники бросились в погоню, но туман скрывал беглецов, и пони ворвался в лагерь троллей с криком:
— На помощь! Просыпайтесь! На помощь!
Уже пробужденные шумом, тролли стояли наготове. Рой стрел вылетел из леса, и воины-люди отступили.
— Держитесь! — крикнул Мати. — Мы отобьемся!
— В этом лесу — не выйдет! — проревел Бихан, возбужденно кружа. Потом остановился перед Синой. — Сина! Вспомни свои видения! Что ты видела?
Странно спокойная, Сина закрыла глаза и позволила воспоминаниям овладеть собой.
— Я вижу старый форт… стоящий на земле камень…
Бихан выгнул шею и обнажил зубы. Он сказал Мати:
— Чародейка видит старый форт у Данн Нейре! Идемте, быстро! Можно пройти лесом.
Тролли во все глаза смотрели на говорящего пони.
— Скорее! — взмолилась Сина. — Делайте, как он говорит!
Тролли побежали к реке, а там — на юг, вдоль берега Лонгхайла. Густой подлесок мешал продвижению всадников, и в душе у Сины проснулась надежда. Бихан был сразу везде: вел беглецов впереди, подгонял сзади. Два десятка троллей уже несли на себе красные полукруглые отметины его зубов и бежали скорее от страха перед кричащим, командующим пони, чем от страха перед Черными Щитами, которые преследовали их.
Наконец они добрались до Данн Нейре, где Лонгхайл впадает в Пролив Китры. Древний круговой форт стоял на высокой скале, выходящей на море. Пройдя по узкой, осыпающейся косе, тролли закрыли за собой ворота форта, старые и пострадавшие от непогоды, и принялись укреплять их сучьями и ветхой мебелью.
— Они не выдержат! — простонал Мати.
— Подход узкий, атаковать тут можно только одному всаднику, — пропыхтел Бихан. — Когда всадник подъедет к воротам, выпустите в него побольше стрел, потом выдерните их и используйте снова. Для этого тебе не нужна Магия, юноша, только здравый смысл.
Тяжело дыша после долгого бега, Сина следила за спором пятнистого пони и тролля.
— С чего это ты заговорил? — спросил Мати. — И с чего это ты все знаешь, что должно случиться?
— Я говорю, когда мне есть что сказать, — отрезал пони, его бархатные губы старательно кривились, произнося слова, будто он говорил на чужом языке. — А ты думал, я гадалка?
Сина упала на колени перед пони.
— Мастер Фаллон! — воскликнула она. — Я думала, вы умерли! Я же сама разожгла ваш погребальный костер!
Глава 39
Ньял свернул с широкой горной дороги и погнал жеребца вверх по склону к Пещере Драконихи. Он знал, что опережает лордов лишь на несколько часов, ибо время от времени видел далеко внизу на зигзагообразной дороге мелькающий флаг Неда. Авелаэр выбился из сил, его взрывчатая бодрость иссякла, и он с трудом переставлял ноги. Но не поэтому Ньял остановился здесь. Он остановился из-за Брэндона. Таков был обычай: в случае чьей-то смерти зимой ждать весны, чтобы подняться на гору и сообщить о кончине воина. Прощание Брэндона так и не состоялось, а без этого его дух не мог попасть в Чертог Драконихи. И совершить церемонию имели право только ближайшие родственники.
Недалеко от входа' в пещеру Ньял привязал Авелаэра к дереву и прошел последние ярды пешком. Флаги, оставшиеся от Прощания Телерхайда, обтрепались и поблекли от долгой зимы. Мокрый снег забил узкую тропу, но плоские камни перед входом были теплыми. Скверный пар дыхания Драконихи вырывался из темного устья.
Ньял встал на колени на теплый камень. Он не знал священных слов. То, что слетало с его губ, было просто молитвой. Ньял сообщил Драконихе, что Брэндона убили. Что он умер отвратительной смертью, но все же как воин — в безмолвной битве с неизвестным врагом. Что зло обрушилось на Морбихан, что уловки заменили мужество, а вероломство — честность. Ньял злился и был рад, что он один, ибо он еще и плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Пикси резко толкнул ее, одновременно эльф ударил сзади под колени. Сина вскрикнула — скорее от удивления, чем от боли, — и вмиг очутилась на земле.
— Свяжите ее! — повторил вожак-эльф. — И поймайте лошадь. Вечером у нас будет жаркое из конины!
Тролли грубо толкали Сину перед собой по узкой горной тропе. Бихана поймали удивительно легко. Теперь он покорно следовал сзади, ведомый твердой рукой пикси.
Они наткнулись на лагерь через несколько часов непрерывного восхождения. Здесь, почти на вершине перевала, глубокими сугробами лежал снег. Несколько шатров прятались под нависающим карнизом большого уступа. Мятые, пострадавшие от непогоды шатры, некогда сшитые из тонкой эльфийской ткани, а теперь затянутые шкурами и заваленные ветками. У лагеря был такой же истощенный вид, как у самих троллей.
Полотнище главного шатра висело над входом, как маленький навес над крыльцом. Там стоял белокурый эльф, закутавшийся в волчью шкуру. Сина тотчас пошла, что это Мати, по его красному плащу и сильному сходству с матерью и сестрой. Светлые волосы эльфа вились по спине, перехваченные кожаным ремешком. Эльф был сложен идеально, но, как и его тролли, выглядел худым и истощенным. Темные тени лежали вокруг его глаз — ярко-зеленых, как у матери, и наполненных такой же печалью. Мати держался за столб перед входом в шатер, словно без столба он бы упал.
— Что это? — спросил он.
Более высокий из эльфов низко поклонился:
— Жирная лошадь на ужин и человеческая женщина, ваше величество.
— Лошадь — это хорошо. Кто женщина?
Сина шагнула вперед.
— Я — Сина из Фанстока. Я была другом вашего отца, Мати. У меня срочное дело, для которого мне необходимо перейти через ваши горы…
Мати вдруг обвис и как подкошенный рухнул в снег. Высокий эльф упал на колени, приподнял голову вождя.
— Развяжите меня! — приказала Сина. — Возможно, я сумею помочь ему. Я — Целительница, училась у Фаллона.
Бихан заржал и кивнул.
— Развяжите ее, — сказал высокий тролль. — Что уж теперь!
Пока пикси дрожащими пальцами развязывал веревку, эльфы перенесли Мати в шатер. Внутри было удивительно тепло, но все пожитки — потрепанные и поношенные, а воздух — темный от дымящего очажка посередине. У очага жалась оборванная кучка пикси и эльфов, некоторые были слишком слабы, чтобы стоять. Их зеленые и янтарные глаза наблюдали за Синой без удивления и интереса — одно лишь безрадостное выражение голода.
— Что это с вами? — спросила Сина.
— Караваны не возвращаются с Фенсдоунской равнины, — ответил высокий эльф с землистым лицом, опускаясь на колени рядом с неподвижным телом Мати. — Мы всегда позволяем им беспрепятственно проходить на равнину, а потом, когда они возвращаются, собираем дань: еду, шкуры, металлические изделия. Четыре каравана прошли мимо нас, но ни один не вернулся. Мы уже несколько недель без еды и припасов. Мы умираем.
Сина быстро принялась за дело: проверила сердцебиение у Мати, оттянула веки, чтобы заглянуть в его зеленые глаза.
— Немедленно идите туда, где вы меня нашли. Принесите ящик, который вы так грубо пнули. И не трогайте пони! — добавила Сина, когда тролль встал, чтобы выполнить ее волю. — Он не станет вашим ужином!
Мати лежал при смерти. Его сердце билось слабо и неровно, дыхание было поверхностным. «Нет, принц-эльф, — мысленно сказала Сина, — не умирайте, не подводите меня! Мне нужны вы и ваши друзья». Под толстой волчьей шкурой руки и ноги Мати были холодными, как лед. Сина легонько растерла их и почувствовала, как внезапный жар прилил к ее рукам. Сина сбросила плащ и положила руки на плечи эльфа.
— Вы должны проснуться, Мати. Проснуться и исцелиться.
Сина закрыла глаза и почувствовала, как ее веки трепещут, почувствовала энергию и силу, текущую по ее рукам. На какое-то мгновение она испугалась, что упадет в обморок, что погрузится в новое видение. Она дышала глубоко и чувствовала, что жар от ее ладоней согревает плечи Мати. Несколько минут Сина оставалась неподвижной, а когда ощущение переливания силы прошло, открыла глаза. Мати-«Красный Плащ» смотрел на нее, его щеки порозовели.
— Привет, — сказала ему Сина и улыбнулась.
Высокий эльф вернулся с сундучком, но маленькие отделения были пусты, бережно хранимые травы унесло жестоким ветром.
— Какая еда у вас осталась? — спросила Сина.
— Немного кореньев и сушеных ягод, — ответил высокий эльф.
— Поставьте на огонь ваш самый большой котелок, — приказала Сина. — Порежьте туда коренья. И мужайтесь, конца не будет, если вы не захотите этого!
В днище сундучка находилось еще одно хитроумно спрятанное отделение. Сина вытащила оттуда длинный кусок колбасы и пакет великанской овсянки, которые несла с собой из Святилища Китры. Принимая во внимание то, что все тут давно голодали, Сина приготовила жидкую кашу с кореньями для более слабых троллей, а для троллей посильнее нарезала тонкие ломтики колбасы. Пока каша варилась, Сина переходила от тролля к троллю, мягко касаясь каждого руками, позволяя жару своего тела перейти в их тела. И каждый раз изумлялась вместе с ними внезапному приливу силы и энергии, которые давала каждому.
— Кто вы? — спросил Мати, когда она кормила с ложки овсянкой молодого кривоногого гнома. Гном придерживал миску рукой, словно боясь, что Сина отберет се.
— Сина из Фанстока. Когда-то я была ученицей Фаллона. Я Целительница и иду на Фенсдоунскую равнину — предупредить Ньяла из Кровелла, что там будет великая битва.
— Битва! — воскликнул Мати. — Тогда почему вы путешествуете одна? Вы не боитесь?
Вытерев платком губы гнома, Сина печально улыбнулась.
— Я путешествую одна, потому что никто не верит в мои пророчества. Только Фаллон верил, но он мертв. Я предала Магию, принц-эльф. Я — порождение Дракуна.
— Дракуна?
Сина начала рассказывать с самого начала. Когда она закончила, ночь прошла, сменившись предутренним сумраком. Сгрудившиеся в шатре тролли — мужчины и женщины — слушали серьезно, смакуя остатки еды. Они были из всех племен, кроме людей, все тощие, оборванные и молодые. Когда Сина рассказала о вероломстве своего брата и о смерти Слипфита, щеки Мати побледнели, а его зеленые глаза наполнились слезами.
— Пойдемте со мной на Фенсдоунскую равнину, — предложила Сина, закончив свой рассказ.
* * *
С первым светом тролли разобрали лагерь. Овсянка кончилась, так что они сварили оставшиеся коренья и разделили колбасу. Мати послал вперед разведчиков, молодых пикси, которые быстро обогнали основной отряд. Сина шла рядом с Мати впереди, под защитой Зандила и Сирда, которые накануне захватили ее в плен. Настроение у троллей было приподнятое. Мати знал горы и был спокойным, но сильным вожаком. Тролли подчинялись ему беспрекословно, их глаза следили за ним с выражением, которое Сина видела у щенков, бегающих за Ньялом по конюшне в Кровелле.
Бихан стал большим любимцем троллей, хотя поначалу, когда Мати строго-настрого запретил его есть, кое-кто возроптал. Но острые зубы пони и его заносчивый нрав быстро завоевали уважение троллей, а его упорство в том, как он карабкался по крутым извивающимся тропам, покорило их сердца. Подъем был трудным, но спуск оказался еще опаснее, ибо тропа шла по отвесной стене утеса. Там, где снег с тропы сдуло ветром, голубел лед. Сина цеплялась за любые мельчайшие выступы скалы и слепо шла за троллями. Одна ошибка или неожиданный порыв ветра — и ты внизу, на камнях, в объятиях, смерти.
Когда стемнело, вернулись разведчики. По их сообщению, перевалы впереди были забиты снегом, но проходимы в светлое время. Пришлось встать лагерем прямо на тропе, голодным, и спать, завернувшись в плащи. Рез-кий ветер гулял по утесу, Сина несколько раз просыпалась, но успокаивалась, слыша тихое фырканье Бихана, стоявшего над ней хвостом к ветру.
Они вышли на Фенсдоунскую равнину в середине дня радуясь тому, что здесь тепло — в сравнении с горами. Туман висел над равниной, и снег, выпавший накануне, таял. Мати послал троллей вперед разведать насчет возможности добыть пропитание.
— Как им удается видеть? — спросила Сина, всматриваясь в густой туман.
— Никак, — ответил Мати. — Но они слышат. Славные парни, они найдут нам что-нибудь поесть. Если мне не изменяет память, эта дорога идет мимо большого хозяйства в нескольких милях отсюда. Возможно, мы услышим новости о караванах или о Ньяле.
Мысль о теплом очаге приободрила Сину, как ничто не ободряло за многие недели. Через несколько миль ходьбы она почувствовала запах горящих дров. Запах стал сильнее, неподвижный в сыром воздухе. Вернулись разведчики и о чем-то зашептались с Мати, бросая тревожные взгляды в том направлении, откуда пришли. Передовой отряд поднажал, пока у подножия холма не наткнулся на крестьянское хозяйство. Оно оказалось таким же большим, как поместье отца Сины в Фанстоке, и зажиточным — Сина поняла это по пространству, которое занимало хозяйство. Но здесь не осталось укрепленных зданий и теплого дома, только обугленные остовы чернели на фоне серого неба.
— Какой ужас! — воскликнула Сина.
— Где крестьяне? — пробормотал стоящий рядом Мати. — И скот?
— Может, их пустили соседи?
— Возможно, — согласился Мати. — Теперь смотрите в оба, — приказал он своим троллям. — Не отставайте.
Бихан шел рядом с Синой, навострив уши, настороженно обозревая сельскую местность.
Солнце, придающее пейзажу тревожный вид, стало ярче. Оно кромсало туман в клочья.
— Сомкните ряды! — крикнул Мати. — Синфайр, Фастро, я хочу, чтобы вы разведали, что впереди. Следуйте вдоль дороги по лошадиным следам, но будьте осторожны. Не позволяйте никому увидеть вас. Мы пойдем за вами, но медленно.
Сурово кивнув, Синфайр и Фастро растворились в кустах у обочины.
— У меня дурное предчувствие, — сказал Мати.
Туман немного рассеялся, и стало видно, что дорога вьется по холмистым лугам и рощам недалеко от берега. Сина никогда не слышала такой тишины. Ни насекомых, ни птиц, только приглушенные шаги троллей.
К полудню разведчики не вернулись, и Мати послал на их поиски еще двоих.
— Мне это совсем не нравится, — пробормотал он.
Свернув с дороги, Мати повел троллей к лесу, покрывавшему ближайший холм.
— Вам следовало бы ехать верхом, так быстрее, — сказал он Сине. — Где пони?
Но Бихан снова исчез.
На вершине холма Мати расставил часовых и установил наблюдение. Остаток дня они провели, тревожно наблюдая за дорогой.
В сумерках на равнину снова спустился туман. Ни разведчики, ни Бихан не вернулись. Недоумевающий отряд решил не разводить костров. Доели колбасу и спали беспокойно, часто меняя часовых.
* * *
Сина проснулась на рассвете. Было холодно. Она лежала на земле, съежившись под плащом, тело ее затекло. Тролли храпели, камни и деревья были покрыты влагой. Откуда-то из тумана донеслось тихое ржание.
— Бихан, — прошептала она, вставая.
Перешагнув через сонные тела Мати и его товарищей, Сина спустилась к опушке. Перед ней лежал безмолвный луг. Часовой прижал палец к губам, и Сина кивнула ему, бесшумно выйдя из-под прикрытия деревьев на открытое место. Встающее солнце светило сквозь облака как большой, тусклый фонарь.
Снова послышалось ржание. Сина пошла на звук. Ее юбка тихо шелестела, задевая сухую траву луга. Обходя остатки снега, Сина шла к маленькой роще у подножия холма. Она почти дошла до рощицы, когда уловила краем глаза какое-то движение. Черно-белое пятно мелькнуло на соседнем холме. Пропав на минуту в тумане, оно снова появилось, и Сина узнала скачущего к ней Бихана. Она свистнула пони. Ответное ржание прозвучало из леса прямо перед ней. Сина повернула голову.
Под деревом, привязанные к низко висящим веткам, стояли лошади, почти невидимые. За ними, развалясь, сидели вооруженные люди. Они еще не успели удивленно повернуться, а Сина уже знала, что у них будут черные щиты. Страх сдавил ей горло.
Пронзительный скрежет резанул слух, когда солдаты вытаскивали мечи. Сина с трудом поборола желание повернуться и бежать, когда люди побежали к пей. Они окружили ее полукругом, тусклый солнечный свет блестел на кончиках мечей, жестокие лица кривились от удивления. Сина подняла к ним руки; с радостью чувствуя, как мощь Пророчества завибрировала в ее теле. Она закрыла глаза, призывая слова Фаллона: «ИЗМЕНИ ПРИЧИНУ… ИЗМЕНИ ДАЖЕ НАМЕРЕНИЕ…» «Я не побегу, не закричу, — подумала она. — Я не поддамся своему пророчеству».
Что-то толкнуло ее в бок. Бихан налетел, как черно-белый ураган: зубы обнажены, черные копыта молотят воздух. Укусив ближайшего солдата за правую руку, пони круто повернулся и лягнул другого. Человек взвыл от боли и повалился в снег.
— Садись на меня! — возбужденно провизжал Бихан.
Сина уставилась на него с открытым ртом:
— Что?
— Садись! Садись! — сердито заржал пони. — Тебе бы только поболтать!
Он лягнул черный щит и злобно щелкнул зубами. Сина бросилась пони на спину, обхватив руками его изящную шею. Бихан перепрыгнул через упавшего солдата и помчался на вершину холма. Вооруженные всадники бросились в погоню, но туман скрывал беглецов, и пони ворвался в лагерь троллей с криком:
— На помощь! Просыпайтесь! На помощь!
Уже пробужденные шумом, тролли стояли наготове. Рой стрел вылетел из леса, и воины-люди отступили.
— Держитесь! — крикнул Мати. — Мы отобьемся!
— В этом лесу — не выйдет! — проревел Бихан, возбужденно кружа. Потом остановился перед Синой. — Сина! Вспомни свои видения! Что ты видела?
Странно спокойная, Сина закрыла глаза и позволила воспоминаниям овладеть собой.
— Я вижу старый форт… стоящий на земле камень…
Бихан выгнул шею и обнажил зубы. Он сказал Мати:
— Чародейка видит старый форт у Данн Нейре! Идемте, быстро! Можно пройти лесом.
Тролли во все глаза смотрели на говорящего пони.
— Скорее! — взмолилась Сина. — Делайте, как он говорит!
Тролли побежали к реке, а там — на юг, вдоль берега Лонгхайла. Густой подлесок мешал продвижению всадников, и в душе у Сины проснулась надежда. Бихан был сразу везде: вел беглецов впереди, подгонял сзади. Два десятка троллей уже несли на себе красные полукруглые отметины его зубов и бежали скорее от страха перед кричащим, командующим пони, чем от страха перед Черными Щитами, которые преследовали их.
Наконец они добрались до Данн Нейре, где Лонгхайл впадает в Пролив Китры. Древний круговой форт стоял на высокой скале, выходящей на море. Пройдя по узкой, осыпающейся косе, тролли закрыли за собой ворота форта, старые и пострадавшие от непогоды, и принялись укреплять их сучьями и ветхой мебелью.
— Они не выдержат! — простонал Мати.
— Подход узкий, атаковать тут можно только одному всаднику, — пропыхтел Бихан. — Когда всадник подъедет к воротам, выпустите в него побольше стрел, потом выдерните их и используйте снова. Для этого тебе не нужна Магия, юноша, только здравый смысл.
Тяжело дыша после долгого бега, Сина следила за спором пятнистого пони и тролля.
— С чего это ты заговорил? — спросил Мати. — И с чего это ты все знаешь, что должно случиться?
— Я говорю, когда мне есть что сказать, — отрезал пони, его бархатные губы старательно кривились, произнося слова, будто он говорил на чужом языке. — А ты думал, я гадалка?
Сина упала на колени перед пони.
— Мастер Фаллон! — воскликнула она. — Я думала, вы умерли! Я же сама разожгла ваш погребальный костер!
Глава 39
Ньял свернул с широкой горной дороги и погнал жеребца вверх по склону к Пещере Драконихи. Он знал, что опережает лордов лишь на несколько часов, ибо время от времени видел далеко внизу на зигзагообразной дороге мелькающий флаг Неда. Авелаэр выбился из сил, его взрывчатая бодрость иссякла, и он с трудом переставлял ноги. Но не поэтому Ньял остановился здесь. Он остановился из-за Брэндона. Таков был обычай: в случае чьей-то смерти зимой ждать весны, чтобы подняться на гору и сообщить о кончине воина. Прощание Брэндона так и не состоялось, а без этого его дух не мог попасть в Чертог Драконихи. И совершить церемонию имели право только ближайшие родственники.
Недалеко от входа' в пещеру Ньял привязал Авелаэра к дереву и прошел последние ярды пешком. Флаги, оставшиеся от Прощания Телерхайда, обтрепались и поблекли от долгой зимы. Мокрый снег забил узкую тропу, но плоские камни перед входом были теплыми. Скверный пар дыхания Драконихи вырывался из темного устья.
Ньял встал на колени на теплый камень. Он не знал священных слов. То, что слетало с его губ, было просто молитвой. Ньял сообщил Драконихе, что Брэндона убили. Что он умер отвратительной смертью, но все же как воин — в безмолвной битве с неизвестным врагом. Что зло обрушилось на Морбихан, что уловки заменили мужество, а вероломство — честность. Ньял злился и был рад, что он один, ибо он еще и плакал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42