А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я действительно хотел умереть. Очень хотел умереть. Не мог понять, почему из всей семьи и деревни выжил только я. Ле Виз сказал, что я выжил для того, чтобы бороться со злом, с теми, кто уничтожил мою семью, чтобы другие не страдали от такой же судьбы. Многие годы эта вера управляла моей жизнью. Но теперь я не уверен, Мири. Теперь я ни в чем не уверен – что делал, что думал, что понимал. Мне даже кажется, что вся моя жизнь – одна большая ошибка.
– О Симон.
Мири вложила свою руку в его ладонь.
– Как никто другой, я понимаю, кем был ле Виз. Но всегда я был уверен, что никогда не поддамся его сумасшествию. Не стану таким, как он. А когда вспоминаю о том, как вел себя, когда набросился на бедную девушку, и оглядываюсь на себя, на свое отражение… – Симон посмотрел на свое отражение в воде. – Там я вижу отражение ле Виза.
Мири сильнее сжала его руку:
– А я вижу другое, Симон. Взглянув на тебя, я увидела хорошего человека, не обращая внимания на твои раны и обиды. Хорошего человека, пытающегося выжить, найти свой путь обратно к свету.
Несмотря на то что он ответил на ее рукопожатие, взгляд его так и остался прикованным к воде.
– Столько лет я был ослеплен ненавистью к графу Ренару, верил, что он колдун, но теперь знаю, что обязан ему жизнью Элли. – Симон вздохнул. – Думаю, что ненависть, которую я хранил к нему с самого начала, была результатом моей собственной вины. Не забуду, как он поднял меч против братьев нашего ордена, охотников на ведьм. В тот день ле Виз решил подвергнуть тебя испытанию водой. Я должен благодарить Ренара за твое спасение. Возможно, я так сильно разозлился потому, что тебя спас он, а не я.
– О Симон, ты тогда был почти мальчиком, таким же напуганным и растерянным, как я.
Симон только грустно покачал головой:
– Даже тогда, в Париже, когда я напал на Ренара, желая отомстить за смерть ле Виза…
– Это не он. Я давно пытаюсь сказать тебе это. Это дело рук Темной Королевы. Когда погиб твой хозяин, Ренар был заключен в Бастилии.
Симон грустно кивнул:
– Надо было верить тебе. Но, оказалось так просто обвинить его в том, что я сам хотел сделать. – Он тяжело вздохнул. – Никогда не рассказывал тебе, чем закончилась Варфоломеевская ночь. Я почти сошел с ума, сжимая в руке кинжал. Но… но расправиться я жаждал не с гугенотами. Я хотел убить ле Виза… человека, который спас меня. Готов был наброситься на него и… – Симон взмахнул в воздухе рукой, и взгляд его блеснул яростным огнем. – Мири, я был в таком смятении, так мучительно страдал в душе. Именно поэтому я снова пытался прогнать тебя.
– Но ты постепенно исправлялся. Мейтланов и мадам Паскаль с Ивом, рискуя жизнью, спас не ле Виз, а ты. И меня снова и снова спасал. Твой дух сопротивлялся мраку, и ты так устал, Симон. – Мири осторожно погладила его по голове, убрав волосы с измученного лица. – Позволь мне любить тебя. Позволь мне помочь тебе.
Несмотря на то, что он горячо поцеловал ее ладонь, он сказал:
– Не могу, Мири. Я так боюсь. Ты всегда была тем единственным хорошим и постоянным, что было в моей жизни. Если мне суждено заразить тебя своим мраком…
– Ты не сможешь, – крикнула она. – Я могу быть достаточно сильной для нас обоих, гораздо сильнее, чем прежде. Тебе надо всего лишь открыть для меня свои объятия.
Симон долго смотрел на нее, в его темном глазу отражались сомнение и страсть. Страсть победила, и он медленно развел руки. Как только Мири упала в его объятия, он крепко обнял ее. Мири зарылась пальцами в его волосах, жадно припав к его губам.
Утонув в сладостном объятии, никто из них не заметил одинокий силуэт на пороге конюшни. Мартин Ле Луп наблюдал, как его мечты рассыпались в прах, когда Мири и Симон слились воедино.
С разбитым сердцем он вернулся в конюшню за своей лошадью.
ГЛАВА 19
От дождя улицы города стали скользкими и грязными, но воздух и настроение значительно охладились. Избавление от жары вызвало радость. Даже в такой поздний час из некоторых таверн доносились смех и шум попоек. Но на улице Морт, по которой пробирался Мартин Ле Луп, было темно и тихо. При других обстоятельствах он вполне мог бы присоединиться к общему веселью. За свою тяжелую жизнь, полную борьбы за выживание, он всегда любил Париж с его шумом, суетой, перенаселенностью, возвышающимися домами, биением жизни, от которого учащался его собственный пульс. Но в темноте он почувствовал страх от зловещего силуэта дома, возникшего перед ним. Замок духов.
В детстве, как и многие, он всегда крестился, проходя мимо этого дома. Даже тогда у дома была репутация места, где некогда жили ведьмы, и на каждого, кто осмелится войти в него, падет проклятие. В те времена Мартин сторонился всего, что было связано со сверхъестественным.
Он заметил, что дом сейчас в гораздо лучшем состоянии, чем прежде, окна вставлены, провалы в стене заложены, но дом все равно показался ему зловещим и мрачным, напоминая ту давнюю ночь, когда он впервые стоял перед ним с капитаном Реми, предупреждавшим его, что лучше держаться подальше от этого места. И теперь ему хотелось, чтобы все сторонились этого дома. Особенно Габриэль Шене. Тогда бы они ничего не знали о Кассандре Лассель, и она бы не появилась в их жизни.
Всматриваясь через железную ограду, Мартин подумал, что дом все еще казался полным привидений, проклятий и тайн. А теперь одна из тайн могла оказаться его собственной, если только Кэрол Моро сказала ему правду. Он все еще надеялся, что девушка была в истерике или сильно ошибалась, говоря, что Серебряная роза была маленькой девочкой, дочерью колдуньи и, возможно, его дочерью. Одна ночь, единственная встреча – это все, что связывало Мартина с Кассандрой. Определенно, этого могло быть недостаточно. Но он хорошо знал, что это не так.
Кэрол описала ребенка как совершенно замечательное создание, почти ангела, но то, что она рассказала про Мэг, напугало его. Что она практически воскресила ребенка из мертвых, что у нее были такие глаза, которые могли заглянуть в душу и коснуться сердца. Мартину она показалась похожей скорее на ведьму, чем на ангела.
Когда он прислонился к ограде, всматриваясь внутрь, он знал, что не успокоится, пока не узнает правду. Возможно, не стоило так поспешно бежать с фермы, переговорив лишь с мальчиком Ивом, но он надеялся, что сможет вернуться к утру. В любом случае, подумал он грустно, вспомнив о Мири в объятиях Аристида, они могли вообще не заметить, что его нет.
Они были слишком заняты. И ему хотелось, чтобы о его тайне не узнали ни Мири, ни Аристид. Мартин никому не рассказывал о ночи, когда его соблазнила колдунья. У него стыла кровь от воспоминания о близости с этой женщиной. Он помнил, как потом стоял на коленях на крыльце и у него выворачивало внутренности от рвоты, как чувствовал себя проклятым и оскверненным.
Если это окажется правдой, то поможет ему Бог. Он раздумывал, как Мири отреагирует, когда узнает, что отцом дьявольского ребенка, Серебряной розы, был он. Вполне заслуженно будет, если она отвернется от него. Но она и так казалась потерянной для него. Такие мрачные мысли в одиночестве, во мраке ночи, во время опасного подсматривания за колдовским орденом не очень укрепляли его смелость.
Он говорил себе, что разумнее всего было бы вернуться в гостиницу, где он оставил свою лошадь, найти каких-нибудь старых знакомых на воровских улицах и, возможно, прийти в дом при свете дня. Но далее тогда Мартин плохо представлял себе, что делать. Подойти открыто к двери, постучать и сказать: «Простите, возможно ли, что здесь живет проклятая ведьма, которую я обрюхатил много лет назад?» Нет, надо перебраться через эту изгородь самому. А что касается благоразумия и осмотрительности, Мартин вообще, никогда не был особенно осмотрительным за последние двадцать восемь лет жизни. Зачем менять свои привычки именно теперь?
Еще раз нервно взглянув на дом, пока смелость не оставила его, он прижался к каменной стене. Поверхность была достаточно неровной, чтобы взобраться на стену и быстро перелезть через нее. Он переоделся в черный камзол и штаны, помогавшие ему слиться с ночью. Спрыгнув в сад, он замер, оглядевшись, не следит ли за ним кто-нибудь, и вспомнив, что когда-то у ведьмы была свирепая собака. Но из того, что рассказала Кэрол Моро, собаки здесь больше не было, просто дом, полный ведьм.
Там, где прежде росли сорняки, и стоял покрытый мохом фонтан, теперь располагались аккуратные клумбы, засаженные розами. В контрастном сочетании безмятежной красоты и возвышающегося мрачного здания было что-то тревожное. В доме было совершенно темно. Он присел на мгновение, не зная, что делать дальше, когда услышал голоса, исходившие, как показалось ему, из помещения. Осторожно пробравшись между кустами, он направился туда, где из окон струился свет.
Одно окно было приоткрыто для проветривания после дождя. Снова присев, Мартин осторожно подобрался ближе к окну, чтобы можно было заглянуть внутрь. Он увидел перед собой кухню.
Горели свечи, освещая по крайней мере трех ведьм. Одну он видел отчетливо. Это была темноволосая, маленькая, словно эльф, женщина. Там была еще одна, костлявая, стоявшая к нему спиной. Они разливали себе в бокалы вино и оживленно готовились произнести какой-то тост. Третья тоже стояла рядом, держа бокал вина, но казалась совсем не к месту в своем красивом шелковом платье с фижмами. Маленькая блондинка была в придворной маске, которыми пользовались женщины, чтобы защитить кожу лица. Странно, но она не сняла ее даже в помещении, продолжая скрывать лицо.
Две другие прервали свой разговор и уставились в котел, кипевший над огнем. Мартин сморщился, почувствовав запах. Что бы они ни варили, он не сомневался, что это не тушеное мясо. Из котла поднимался зловонный, острый запах.
Самая маленькая из женщин, похожая на эльфа, сказала:
– Думаете, это должно выглядеть именно так?
Костлявая девица с немытой головой ответила:
– Откуда я знаю? Никогда не варила миазму раньше.
Мартин оцепенел. Миазма! Он слышал это страшное слово прежде. Именно этим всесильным колдовским средством, как говорили, воспользовалась Темная Королева, чтобы вызвать страшную резню Варфоломеевской ночи. Неужели ведьмы замышляли еще одно кровопролитие?
Костлявая девица ткнула в котел кочергой:
– Кажется, начинает затвердевать. Это неправильно.
– Если верить Серебряной розе, именно это и должно получиться, – проговорила маленькая женщина. – После того как оно затвердеет, можно будет растереть его в порошок, который потом, если вдохнуть…
– Темная Королева сойдет с ума, – хихикнула костлявая. Казалось, что она слегка пьяна. – Она уничтожит герцога де Гиза.
– Жители Парижа набросятся на нее и ее сына, и придет конец династии Валуа, – воскликнула маленькая. – О, мечтаю, чтобы мне поручили доставить миазму королеве.
– Госпожа никому не доверит такое важное дело. Собирается сделать это сама. Однако как свою старую служанку и друга она возьмет меня сопровождать ее, – похвалилась тощая. Она подняла свой бокал. – Грядет революция!
– И возвышение нашей Серебряной розы.
Женщины чокнулись бокалами и повернулись к третьей.
– Мадемуазель Аркур, почему вы не хотите разделить нашу радость?
Женщина печально улыбнулась, но не стала чокаться с ними. Вместо этого она сделала маленький глоток.
– Не смогу радоваться или чувствовать себя спокойно, пока дело не будет сделано.
Впервые костлявая женщина повернулась, и Мартин смог хорошенько разглядеть ее лицо. От воспоминания у него дрогнуло сердце. Он ее знал. Как ее звали? Франсина? Фабриана? Нет, Финетта. Именно так. Она была служанкой Кассандры Лассель много лет назад. Мартину пришлось уговорить одного из друзей соблазнить ее, чтобы ему удалось пробраться в спальню Кассандры, где колдунья поджидала Реми.
Он немного отступил от окна, зная, что если здесь Финетта, то хозяйка непременно должна быть поблизости. Но, зайдя слишком далеко, он должен узнать, что замышляют эти проклятые ведьмы и кто такая Серебряная роза. Действительно ли маленькая девочка была частью страшного заговора?
Пока Джилиан Аркур потягивала вино из бокала, отказавшись присоединиться к веселому торжеству двух других, Финетта фыркнула:
– Ага, похоже, придворная госпожа не желает снизойти до нашей компании, Одиль.
Джилиан ответила:
– Нет, моя госпожа недавно научилась быть особенно осторожной. Я одна из тех, кто служит Темной Королеве все эти годы. Я, как никто из вас, знаю, насколько опасной она может быть.
– О да, бедняжка, – усмехнулась Финетта. – Какая у нее ужасная изнеженная придворная жизнь, и приходится соблазнять всех этих красавчиков из свиты Темной Королевы.
Она аппетитно облизала губы.
Но та, которую она назвала Одиль, оказалась более жалостливой.
– Мне кажется, что такая жизнь не сильно приятна.
Джилиан пожала плечами:
– Иногда бывало приятно. Да, Темная Королева всегда использовала меня. Приходилось соблазнять всех, на кого она указывала.
Финетта нахмурилась:
– Слышала, что вы были даже любовницей этого охотника на ведьм.
«Что?» . Мартин напрягся.
– Да. Какое-то время. Но именно поэтому я нервничаю по поводу Симона Аристида. Его тоже нельзя сбрасывать со счетов.
– О, уверяю вас, – улыбнулась Одиль. – На этот раз о нем позаботились. Хозяйка послала Урсулу и Нанет за ним, и хотя Урсула в чем-то не очень сильна, но убивать она умеет.
– Надеюсь, вы правы, – сказала Джилиан. – Я не сомкнула глаз с того момента, как узнала, что Симон Аристид и Темная Королева сообщники. Темная Королева дала ему полное право делать все, что ему понравится. А это означает, что, если он узнает, где мы, он будет с нами беспощаден. И уверяю вас, у этого человека жалости нет.
Мартин резко вздохнул. Пришлось зажать рот рукой, чтобы сдержать слова проклятия. Значит, Симон заодно с Темной Королевой. После того как этот человек спас его жизнь, Мартин почти начал верить Мири, почти изменил свое отношение к Аристиду, но, как всегда, этот подонок предал доверие Мири и готов был снова и снова причинять ей боль.
Если эта женщина говорит правду, и она действительно была любовницей Аристида… Мартин отошел от окна, мучимый стремлением раскрыть тайну Серебряной розы и вернуться к Мири. Он оставил ее наедине с негодяем Аристидом. Но не успел он решить, что делать, как позади него хрустнула ветка. Он развернулся, но было уже поздно. Перед ним возник острый нож, наставленный на него маленькой свирепого вида женщиной. Конец ножа упирался ему в горло.
– Не двигайся, – злобно прошипела она. – Или я проткну тебе горло и размажу твою кровь по окнам.
Из темноты послышался другой голос:
– А мне от этого будет хуже всего, потому что именно я мыла их вчера.
Мартин поднял руки, сказав:
– Простите меня, милейшие дамы. Не хотел доставлять вам никаких неприятностей. Полагаю, мое появление здесь вызвало некоторый переполох.
Говоря это, он переводил взгляд с одной на другую, пытаясь взвесить свои шансы, увернуться от них и выхватить меч. Но не успел он что-либо сообразить, как появилась третья и схватила его за руки.
В темноте он едва мог что-то различить, кроме фанатичного, почти крысиного блеска их глаз. Но он был уверен, что все они вооружены до зубов мечами и ножами. Почему дом не охраняет собака? Ему больше понравилась бы собака, чем эти полоумные существа.
Он попытался изобразить обаятельную улыбку.
– Сударыни, представляю, как это выглядит со стороны, но, уверяю вас, я просто… просто ищу дом Пьера Турнелля. Кажется, я ошибся адресом.
Та, которая напала на него первой, обнажила зубы в улыбке.
– Ну что же, раз уж вы здесь, месье, можете зайти в дом и присоединиться к нашему торжеству.
Появление Мартина положило конец веселью на кухне. Он оказался привязанным к стулу со связанными руками и ногами. Тихо проклиная собственную глупость, он надеялся, что ни слова не станет известно о том, как Мартин Ле Луп, один из самых умных агентов Наварры, попался в руки шайки женщин. Хотя, если он сглупит, то впредь о нем вообще ничего не будет известно.
Он заметил, что придворная красавица, бывшая любовница охотника на ведьм, испуганно удалилась, как только его втащили в кухню. Кроме напавшей на него женщины, на кухне осталась маленькая, словно эльф, женщина по имени Одиль и Финетта, служанка Кассандры Лассель, от которой исходил неприятный запах, ставший невыносимым после выпитого вина. Она ходила вокруг Мартина, поглаживая грязными пальцами его лицо.
– Стало быть, мы поймали шпиона. Что, по-вашему, мы должны с ним сделать?
– Выколоть глаза, – предложила одна.
– Или, возможно, отрежем ему его хозяйство, – подсказала Одиль.
Мартин изо всех сил постарался не паниковать.
– Сударыни, боюсь, что не стоит посягать на мои части тела, надеюсь на более благоразумное решение. Неужели у вас не найдется для меня хотя бы немного сострадания?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41