Не смеши… Я им привез в общей сложности около ста тонн. Это капля в море. Им на одни только испытания в два раза больше надо. Нету них, короче, ничего…
Майкл не выдержал. Вранье, вранье, вранье. Врут все. Врут потому, что выгодно, потому, что страшно, потому, что запутались в предыдущем вранье, просто так, из любви к искусству… Встал и ушел скрестись в запертую дверь Людмилиной каюты. Он приходил каждый вечер, как только напивался до состояния, в котором больше не мог слушать Силверхенда.
Ему хотелось повеситься или взорвать к черту Вселенную. Знал бы как – непременно попытался бы. Но взрывать нечем, и потому Майкл стучал в запертую дверь. По-настоящему он нуждался только в одном – чтобы эта недоступная женщина пожалела бы его. Он барабанил в металл, ругался, угрожал, умолял и даже плакал – когда напивался особенно круто. Людмила не открывала и не подавала признаков жизни. Майкл уползал в свою каюту, подвывая от жалости к себе.
А за сутки до прибытия он проснулся в постели Людмилы. Она стояла рядом, полуодетая, причесывалась перед импровизированным зеркалом. И больше всего на свете Майкл жалел, что не запомнил, как прошла их первая ночь.
В тот день он бросил пить.
* * *
Планета Сигма-Таурус никакого отношения к созвездию Тельца не имела. Строго говоря, называлась она Сигма-Тау, сочетание двух букв греческого алфавита, за которым следовал шестизначный цифровой код. Ее обнаружили в греческом секторе, потому и шифр в реестре носил ярко выраженные национальные черты.
Майкл никогда не заказывал статистику по процентному соотношению представленных в комплексе этносов, а потому не ведал, есть ли на планете хоть один грек.
Кроме греков, у планеты не было атмосферы. Но сочетание других достоинств сделало рентабельным возведение мощного производственного комплекса под куполом жизнеобеспечения. Особой красотой он не отличался, но Майкл по неясной причине нежно любил этот уголок Вселенной.
За несколько минут до посадки он заставил себя быстро пережить выпавшие ему на долю испытания – хотел до предела заострить ощущение настоящей радости. Но вместо ликования им завладели удивительно трезвые, хотя и с оттенком самолюбования мысли.
Только вернувшись через много лет, он осознал, что в двадцать четыре года, возомнив себя хозяином, был всего лишь капризным щенком. Он разбирался в цифрах, умел требовать, но совершенно не умел управлять. Руководить. Потому что управление компанией подразумевает ответственность не только за свои сделки, за капиталы свои и акционеров, но и за людей, на него работающих. В первую очередь – за людей. Он не умел отвечать даже за себя. Вспомнилось, как тяготился он Сандерсом, когда пришлось бегать от полиции на Ста Харях. Джон раздражал его слюнтяйством, Майкл не бросил приятеля больше из желания самоутвердиться, доказать ему, кто из них настоящий мужчина. Пиписками он с другом мерялся, иначе и не скажешь.
А взять на себя ответственность за Шанка Майкл просто струсил. Мог бы спасти… побоялся. За Никитенко он отвечать взялся бы охотно, но совершил роковую ошибку в первую же минуту: поверил, что тот сильней, чем кажется. И потерял человека.
И все-таки армия многому Майкла научила. Жестокая школа жизни для агрессивных мальчишек с задатками лидера. В полной мере он постарался вытянуть Косыгина. Но когда привыкаешь отвечать не только за себя, но и еще за кого-то – становится не так уж важно, один у тебя подопечный или несколько. Или несколько десятков. Сотен. Тысяч.
На Сигме-Таурус постоянно проживало около ста двадцати тысяч человек. И Майклу нравилось катать на языке емкие слова: «Это зона моей личной ответственности».
Он вырос.
И вернулся.
То, о чем он так страстно мечтал несколько лет, – сбылось. Он не проснулся, как будто ничего не было. Он не вернулся, доказав подмену. Он явился в новом качестве – компаньон и управляющий.
В записной книжке Стэнли Закароффа среди компромата на ненавистных Тейлоров хранилось завещание. Бездетный старик оставил все, что имел, молодому парню, у которого не было родителей.
Чернышёв рассказывал о гениальном русском студенте. Майкл не догадался, о ком речь, по двум причинам. Он не привык к тому, что русские между строк вычитывали больше, чем из открытого текста, и из любого намека вытягивали правды больше, чем из публичной речи монарха. И еще он не мог совместить знакомого ему старика с образом студента. А звали его, конечно, не Василий, а Станислав Захаров.
По завещанию Майкл становился единственным владельцем небольшого планетоида, где добывали «третий изотоп». Кроме этого, ему вручили замысловатый ключ от банковского сейфа. Внутри хранилища, спрятанный за надежнейшими охранными системами, лежал сменный блок памяти от компьютера, устаревшего двадцать лет назад.
Майкл не был инженером. Но даже ему хватило беглою просмотра записанной в блоке информации, чтобы сорваться с места и ближайшим рейсом вылететь в Милан. Там почти постоянно проживал Бенни Смит.
Старый профессор, который в действительности был исключен с пятого курса университета за безобразное поведение и диплома так и не получил, подарил Майклу сумасшедшее состояние, а человечеству – будущее. В блоке хранилась вся документация по двигателю, работающему на топливе с использованием «третьего изотопа».
Майкл стал компаньоном Бенни. Корпорация PACT слилась с фирмой «Захаров и Портнов». С одной стороны были финансы и производственные мощности. С другой – сырье и технологии. А центральным офисом Майкл попросил сделать Сигму-Таурус.
На космодроме его встречал старый знакомый – бывший художник Борис, ныне падре Патрик. Организационные способности священника, некогда успешно руководившего целой общиной, не остались не замеченными Церковью.
– А мне нравится заниматься хозяйственными вопросами, – смущаясь, признался Борис.
Со времени последней их встречи он, казалось, помолодел. Спину держал прямей, взгляд стал еще ясней, в голосе появилась уверенность и особая теплота. Его слушались беспрекословно, но притом Борис избежал участи большинства руководителей – он не стал чужим. Ему удалось превратить коллектив служащих в единый организм, где он был головой, да – но при этом такой же частью общего тела. Майкл внимательно наблюдал за ним, подмечая жесты, интонации, манеры. Возможно, что-то из богатейшего арсенала средств Бориса сгодится и ему.
Майкла поселили в те же апартаменты, которые он занимал несколько лет назад. Оставив Людмилу обживать помещение, он отправился в офис.
Ему не понравилось то, что он успел разглядеть по дороге. Короткий период владычества Гэйба дурно повлиял не только на людей, но даже на помещения. Казалось, стены покрыты липким серым налетом, стекла помутнели, а краски поблекли. Майкл не удержался и провел пальцем по облицовочной панели. На пальце грязи не осталось, что Майкла нисколько не убедило в чистоте.
– Представляю, что творится на производстве, – сказал он.
Борис вздохнул:
– Майк, нехорошо так говорить, твой предшественник уже понес свою кару, но я по прибытии думал так же, как ты. Я нашел все в очень-очень запущенном состоянии. Самое главное – люди. Штат был укомлектован едва ли на десятую часть. И те, кто тут еще оставался, не соответствовали занимаемым должностям. Я поднял архивы, встретился с уволенными работниками, разумеется с теми, кто еще находился на Сигме-Таурус. Они все были недовольны политикой руководства и с радостью согласились на временные, до твоего прибытия, контракты. Ты уж сам потом поглядишь, кого оставить на постоянной основе, а с кем расстаться.
– Разумеется.
Больше всего Майклу в его новом положении нравилось, что никто не собирался вмешиваться в его работу. От него требовался только результат. А какую кадровую и иную политику он будет проводить – его дело.
И это было особенно хорошо с учетом его планов вывезти на Сигму-Таурус двух человек, никогда ранее здесь не числившихся. Полковника русской имперской армии Дашкова и недавно освобожденного технолога, по совместительству психоаналитика Джулиана Лоуренса. Дашков скоропалительно женился на сестре Майкла, Анне. Наверняка догадается прихватить и Марию. Майклу хотелось незаметно вывести близняшек из-под контроля матери, у которой, по его мнению, что-то разладилось в голове. А Джулиан, имеющий две специальности, будет лучшим штатным психологом фирмы.
– Я кое-что успел восстановить, но львиная доля работы ляжет на твои плечи.
– Ничего, справимся.
– Майк?
– А?
– Может, ты все-таки не будешь переносить сюда головной офис?
Майкл сделал отрицательный жест. Подумав, объяснил:
– Борис, так удобней. Здесь самые подходящие условия для полигона. Здесь производство. Сюда же я перевезу и лаборатории Центра. А с тем, что останется на Земле, легко справится любой образованный и добросовестный менеджер. Полагаю, у Бенни таких на примете хватает. Нужды именно в моем присутствии на Земле нет. – Помолчал. – Кроме того, некий стереометрический центр компании находится именно здесь. Практически все филиалы и отделения PACT равноудалены от этой точки.
– Что ж, аргументы серьезные.
Они добрались до личной приемной директора. Майкл застыл. Стены были облицованы неприятно-белой плиткой с глянцевым блеском, а пол, потолок и жалюзи выкрашены в темно-красный цвет.
– Гэйб что, еще и наркоман? – только и спросил Майкл.
Помещение угнетало. Майкл, приготовившись ко всякому, толкнул дверь в кабинет. Заглянул и тут же выскочил обратно.
– Да-да, – виновато признал Борис.
– Как в бэдтрипе. Знаешь, я, пожалуй, пока обоснуюсь на втором уровне, у технологов. А сюда надо прислать ремонтников. В черных очках. Разрешаю сначала залить все какой-нибудь нейтральной краской, не глядя, а потом уже заходить, обдирать стены и отделывать заново. А то, боюсь, если они хоть час поработают в такой обстановке, мне придется открывать небольшую психиатрическую больницу. – Помолчал. – Погоди-ка…
Он вернулся в кабинет. Стараясь не вглядываться в хитросплетения нитей химических цветов, которые украшали сплошным ковром все поверхности в кабинете, Майкл ощупал стену, где когда-то был большой экран центрального компьютера. Так и есть, декоративная панель. Крепко уцепившись за нижний край, Майкл что было сил рванул ее на себя. Пластик треснул, зазмеился молниями. Майкл дернул еще разок. Кусок панели с острыми краями остался у него в руках. Сопя и кашляя от взвившейся в воздух сухой пыли, Майкл расковырял большой фрагмент стены. Достаточно большой, чтобы увидеть: пластик положили поверх толстого, отдающего в голубизну стекла. А под стеклом был черный провал разбитого автоматной очередью компьютера.
– Вот, – сказал довольный Майкл.
– Да-а, – протянул Борис. – Гэйб действительно болен. Неизвестно, что лучше – этот языческий орнамент или законсервированные руины.
– Это не Гэйб. Мы с ним в чем-то похожи. Эту картину оставил я. Перед уходом отсюда я так разозлился, что расстрелял компьютер. Он меня раздражал. Я вызвал референта, которого собирался увольнять, и приказал ему навести порядок, не ремонтируя машину. И тогда же решил: если справится, оставлю. Ну и как тебе его сообразительность? Мне нравится. Надеюсь, Гэйб этого парня уволил.
– Почему?
– Потому что мне будет по-настоящему приятно восстановить его в должности. А руины я, конечно, уберу. Я вырос, Борис, и уже не играю в эти игрушки.
– Я рад, – вокруг глаз немолодого монаха лучились морщинки.
– А на место этого монстра я бы с удовольствием повесил одну из твоих картин. Тех, которые ты делал на Ста Харях. У тебя, я думаю, хотя бы одна штучка уцелела?
Борис отчаянно смутился.
– Майк, я же говорил тебе, что осознал, в какой грех впал тогда. Я презирал людей настолько, что заставлял их преклоняться перед нечистотами. Конечно, когда я понял, то приложил усилия к тому, чтобы… Одним словом, этой мерзости больше нет.
Майкл вздохнул.
– Мне они нравились. И я не видел нечистоты, когда смотрел на них. Я видел пейзажи, видел руку талантливого художника. Я видел картину, а не то, чем она написана, если хочешь. Думаю, если покопаться, то выяснится, что и масляные краски не слишком-то чисты по своему составу.
– Нет, Майк.
До отдела кадров шли молча. Майкл слегка расстроился.
– Если честно, – признался он спустя несколько минут, – мне твоя картина нужна на память. Когда мы с Джоном жили у тебя, мне казалось, что наступил худший период в моей жизни. Только потом я понял, каким светлым было то время. И сколько в нынешнем моем существовании ростков оттуда.
Борис помялся:
– Майк, мне жаль… Но тех картин больше нет. Если хочешь…
– Хочу, – быстро сказал Майкл.
– Я возьму акварель. Все оттенки – те же самые. На стекле. Будет очень похоже… но все же это будут краски. Сюжет я выберу на свое усмотрение. – Усмехнулся. – Мне тоже есть что вспомнить.
– Договорились.
* * *
– Ты можешь внятно сформулировать, что тебя тревожит?
Джулиан был слишком хорошим психологом. Он с легкостью отказался от традиционной формы работы с Майклом, потому что клиент хотел дружеской беседы и участия. Кроме того, стандартные методики, позволяющие заподозрить, что с ним именно работают, приводили Майкла в ярость: тут же вспоминал, что он не человек, а клон.
Поэтому, когда Майкл приходил в небольшой офис Джулиана, тот притворялся, будто занят какой-то рутиной, а с клиентом так, болтает в фоновом режиме. Сейчас он мыл стаканы, напоминавшие хайболлы. Мыл руками, тщательно оттирая мягкой губкой одному ему заметные пятна и старательно вытирая их полотенцем. Стаханов было много, будто Джулиан с утра пораньше собирал гостей на коктейль.
– Мне скучно, – терпеливо повторил Майкл. – И тоскливо. Все идет по плану.
– И тебе это не нравится?
– Да, мне именно это и не нравится.
Джулиан пожал плечами. Майкл сам прекрасно понимал, что глупит. Нормальный человек должен радоваться, что из его жизни практически исчезли неожиданные и крайне редко приятные сюрпризы. Но Майкл готовился к другому.
Его поразило, с какой легкостью его инженеры доработали двигатель. Когда-то Майкл боялся, что такой козырь, как двигатель на «третьем изотопе», гипотетически способный ходить в параллельные миры, окажется в руках либо Тейлоров, либо русской разведки в лице его матери. Господь, однако, рассудил по-своему, и драгоценное изобретение после всех интриг заполучила третья сила. Причем сила, чье участие в борьбе не мог предугадать никто. Какое, казалось бы, дело Ватикану до межпространственных полетов?
Майкл и сам этого не понимал. Но вопросы задавать постеснялся. Его существующее положение устраивало.
Русские, к слову, в работе принимали самое активное участие. Правда, преимущественно юрские – ну, они изначально были более расположены к сотрудничеству с внешними «игроками»: Большие Штаты или Ватикан – их не очень волновало. А Старая империя дулась как мышь на крупу. Дашков жаловался, что его лишили подданства. Вроде как за предательство интересов родины. Но изгнание он пережил нормально, а его молодой жене ограниченный куполом жизнеобеспечения мирок Сигмы-Таурус казался непостижимо огромным. Мария, вторая сестра Майкла, тоже переехала и в настоящее время размышляла, не принять ли ей ухаживания Джона Сандерса. Майкл хмыкал: единственный раз на его памяти Сандерс не погрешил против хорошего вкуса и увлекся красавицей.
Но, с другой стороны, Майкл понял, что закисает. И еще он боялся будущего. Он сделал все, что от него требовалось: отладил все пружинки громадной корпорации. Он перенастроил ее, как перенастраивают карманный компьютер, подчинив одной цели – производству двигателей нового поколения. Он провел все предварительные испытания. Осталось всего несколько дней до начала последнего цикла, уже с участием людей.
На все это ему потребовалось десять месяцев.
Перед отъездом на Землю Борис сказал ему: «Майк, не думал ли ты, что Господь послал тебе невзгоды, чтобы испытать и закалить тебя? Чтобы страданием очистить твою душу от шлака суетных пристрастий?» Майкл тогда едва не задохнулся от восторга: он понял, что очень хочет спасти человечество от какой-нибудь беды. Потому что научился за него отвечать.
Клифф Тейлор хотел власти лично за себя. И даже лич ю за себя не смог держать ответ. Все, на что хватило его стойкости, – пустить пулю в лоб при первом тревожном сигнале. Наталья Лукина говорила, что хочет спасти русских. Но она отказалась отвечать даже за человека, которого усыновила.
А Майкл в собственных глазах выглядел вполне достойным быть героем. Но повода для подвига все не подворачивалось и не подворачивалось.
– Меня раздражает, что все всем довольны, – буркнул Майкл. – Дашков в ус не дует, что его с родины выгнали. Женился, ждет ребенка и ничего ему не надо.
– Майк, у него непростая судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Майкл не выдержал. Вранье, вранье, вранье. Врут все. Врут потому, что выгодно, потому, что страшно, потому, что запутались в предыдущем вранье, просто так, из любви к искусству… Встал и ушел скрестись в запертую дверь Людмилиной каюты. Он приходил каждый вечер, как только напивался до состояния, в котором больше не мог слушать Силверхенда.
Ему хотелось повеситься или взорвать к черту Вселенную. Знал бы как – непременно попытался бы. Но взрывать нечем, и потому Майкл стучал в запертую дверь. По-настоящему он нуждался только в одном – чтобы эта недоступная женщина пожалела бы его. Он барабанил в металл, ругался, угрожал, умолял и даже плакал – когда напивался особенно круто. Людмила не открывала и не подавала признаков жизни. Майкл уползал в свою каюту, подвывая от жалости к себе.
А за сутки до прибытия он проснулся в постели Людмилы. Она стояла рядом, полуодетая, причесывалась перед импровизированным зеркалом. И больше всего на свете Майкл жалел, что не запомнил, как прошла их первая ночь.
В тот день он бросил пить.
* * *
Планета Сигма-Таурус никакого отношения к созвездию Тельца не имела. Строго говоря, называлась она Сигма-Тау, сочетание двух букв греческого алфавита, за которым следовал шестизначный цифровой код. Ее обнаружили в греческом секторе, потому и шифр в реестре носил ярко выраженные национальные черты.
Майкл никогда не заказывал статистику по процентному соотношению представленных в комплексе этносов, а потому не ведал, есть ли на планете хоть один грек.
Кроме греков, у планеты не было атмосферы. Но сочетание других достоинств сделало рентабельным возведение мощного производственного комплекса под куполом жизнеобеспечения. Особой красотой он не отличался, но Майкл по неясной причине нежно любил этот уголок Вселенной.
За несколько минут до посадки он заставил себя быстро пережить выпавшие ему на долю испытания – хотел до предела заострить ощущение настоящей радости. Но вместо ликования им завладели удивительно трезвые, хотя и с оттенком самолюбования мысли.
Только вернувшись через много лет, он осознал, что в двадцать четыре года, возомнив себя хозяином, был всего лишь капризным щенком. Он разбирался в цифрах, умел требовать, но совершенно не умел управлять. Руководить. Потому что управление компанией подразумевает ответственность не только за свои сделки, за капиталы свои и акционеров, но и за людей, на него работающих. В первую очередь – за людей. Он не умел отвечать даже за себя. Вспомнилось, как тяготился он Сандерсом, когда пришлось бегать от полиции на Ста Харях. Джон раздражал его слюнтяйством, Майкл не бросил приятеля больше из желания самоутвердиться, доказать ему, кто из них настоящий мужчина. Пиписками он с другом мерялся, иначе и не скажешь.
А взять на себя ответственность за Шанка Майкл просто струсил. Мог бы спасти… побоялся. За Никитенко он отвечать взялся бы охотно, но совершил роковую ошибку в первую же минуту: поверил, что тот сильней, чем кажется. И потерял человека.
И все-таки армия многому Майкла научила. Жестокая школа жизни для агрессивных мальчишек с задатками лидера. В полной мере он постарался вытянуть Косыгина. Но когда привыкаешь отвечать не только за себя, но и еще за кого-то – становится не так уж важно, один у тебя подопечный или несколько. Или несколько десятков. Сотен. Тысяч.
На Сигме-Таурус постоянно проживало около ста двадцати тысяч человек. И Майклу нравилось катать на языке емкие слова: «Это зона моей личной ответственности».
Он вырос.
И вернулся.
То, о чем он так страстно мечтал несколько лет, – сбылось. Он не проснулся, как будто ничего не было. Он не вернулся, доказав подмену. Он явился в новом качестве – компаньон и управляющий.
В записной книжке Стэнли Закароффа среди компромата на ненавистных Тейлоров хранилось завещание. Бездетный старик оставил все, что имел, молодому парню, у которого не было родителей.
Чернышёв рассказывал о гениальном русском студенте. Майкл не догадался, о ком речь, по двум причинам. Он не привык к тому, что русские между строк вычитывали больше, чем из открытого текста, и из любого намека вытягивали правды больше, чем из публичной речи монарха. И еще он не мог совместить знакомого ему старика с образом студента. А звали его, конечно, не Василий, а Станислав Захаров.
По завещанию Майкл становился единственным владельцем небольшого планетоида, где добывали «третий изотоп». Кроме этого, ему вручили замысловатый ключ от банковского сейфа. Внутри хранилища, спрятанный за надежнейшими охранными системами, лежал сменный блок памяти от компьютера, устаревшего двадцать лет назад.
Майкл не был инженером. Но даже ему хватило беглою просмотра записанной в блоке информации, чтобы сорваться с места и ближайшим рейсом вылететь в Милан. Там почти постоянно проживал Бенни Смит.
Старый профессор, который в действительности был исключен с пятого курса университета за безобразное поведение и диплома так и не получил, подарил Майклу сумасшедшее состояние, а человечеству – будущее. В блоке хранилась вся документация по двигателю, работающему на топливе с использованием «третьего изотопа».
Майкл стал компаньоном Бенни. Корпорация PACT слилась с фирмой «Захаров и Портнов». С одной стороны были финансы и производственные мощности. С другой – сырье и технологии. А центральным офисом Майкл попросил сделать Сигму-Таурус.
На космодроме его встречал старый знакомый – бывший художник Борис, ныне падре Патрик. Организационные способности священника, некогда успешно руководившего целой общиной, не остались не замеченными Церковью.
– А мне нравится заниматься хозяйственными вопросами, – смущаясь, признался Борис.
Со времени последней их встречи он, казалось, помолодел. Спину держал прямей, взгляд стал еще ясней, в голосе появилась уверенность и особая теплота. Его слушались беспрекословно, но притом Борис избежал участи большинства руководителей – он не стал чужим. Ему удалось превратить коллектив служащих в единый организм, где он был головой, да – но при этом такой же частью общего тела. Майкл внимательно наблюдал за ним, подмечая жесты, интонации, манеры. Возможно, что-то из богатейшего арсенала средств Бориса сгодится и ему.
Майкла поселили в те же апартаменты, которые он занимал несколько лет назад. Оставив Людмилу обживать помещение, он отправился в офис.
Ему не понравилось то, что он успел разглядеть по дороге. Короткий период владычества Гэйба дурно повлиял не только на людей, но даже на помещения. Казалось, стены покрыты липким серым налетом, стекла помутнели, а краски поблекли. Майкл не удержался и провел пальцем по облицовочной панели. На пальце грязи не осталось, что Майкла нисколько не убедило в чистоте.
– Представляю, что творится на производстве, – сказал он.
Борис вздохнул:
– Майк, нехорошо так говорить, твой предшественник уже понес свою кару, но я по прибытии думал так же, как ты. Я нашел все в очень-очень запущенном состоянии. Самое главное – люди. Штат был укомлектован едва ли на десятую часть. И те, кто тут еще оставался, не соответствовали занимаемым должностям. Я поднял архивы, встретился с уволенными работниками, разумеется с теми, кто еще находился на Сигме-Таурус. Они все были недовольны политикой руководства и с радостью согласились на временные, до твоего прибытия, контракты. Ты уж сам потом поглядишь, кого оставить на постоянной основе, а с кем расстаться.
– Разумеется.
Больше всего Майклу в его новом положении нравилось, что никто не собирался вмешиваться в его работу. От него требовался только результат. А какую кадровую и иную политику он будет проводить – его дело.
И это было особенно хорошо с учетом его планов вывезти на Сигму-Таурус двух человек, никогда ранее здесь не числившихся. Полковника русской имперской армии Дашкова и недавно освобожденного технолога, по совместительству психоаналитика Джулиана Лоуренса. Дашков скоропалительно женился на сестре Майкла, Анне. Наверняка догадается прихватить и Марию. Майклу хотелось незаметно вывести близняшек из-под контроля матери, у которой, по его мнению, что-то разладилось в голове. А Джулиан, имеющий две специальности, будет лучшим штатным психологом фирмы.
– Я кое-что успел восстановить, но львиная доля работы ляжет на твои плечи.
– Ничего, справимся.
– Майк?
– А?
– Может, ты все-таки не будешь переносить сюда головной офис?
Майкл сделал отрицательный жест. Подумав, объяснил:
– Борис, так удобней. Здесь самые подходящие условия для полигона. Здесь производство. Сюда же я перевезу и лаборатории Центра. А с тем, что останется на Земле, легко справится любой образованный и добросовестный менеджер. Полагаю, у Бенни таких на примете хватает. Нужды именно в моем присутствии на Земле нет. – Помолчал. – Кроме того, некий стереометрический центр компании находится именно здесь. Практически все филиалы и отделения PACT равноудалены от этой точки.
– Что ж, аргументы серьезные.
Они добрались до личной приемной директора. Майкл застыл. Стены были облицованы неприятно-белой плиткой с глянцевым блеском, а пол, потолок и жалюзи выкрашены в темно-красный цвет.
– Гэйб что, еще и наркоман? – только и спросил Майкл.
Помещение угнетало. Майкл, приготовившись ко всякому, толкнул дверь в кабинет. Заглянул и тут же выскочил обратно.
– Да-да, – виновато признал Борис.
– Как в бэдтрипе. Знаешь, я, пожалуй, пока обоснуюсь на втором уровне, у технологов. А сюда надо прислать ремонтников. В черных очках. Разрешаю сначала залить все какой-нибудь нейтральной краской, не глядя, а потом уже заходить, обдирать стены и отделывать заново. А то, боюсь, если они хоть час поработают в такой обстановке, мне придется открывать небольшую психиатрическую больницу. – Помолчал. – Погоди-ка…
Он вернулся в кабинет. Стараясь не вглядываться в хитросплетения нитей химических цветов, которые украшали сплошным ковром все поверхности в кабинете, Майкл ощупал стену, где когда-то был большой экран центрального компьютера. Так и есть, декоративная панель. Крепко уцепившись за нижний край, Майкл что было сил рванул ее на себя. Пластик треснул, зазмеился молниями. Майкл дернул еще разок. Кусок панели с острыми краями остался у него в руках. Сопя и кашляя от взвившейся в воздух сухой пыли, Майкл расковырял большой фрагмент стены. Достаточно большой, чтобы увидеть: пластик положили поверх толстого, отдающего в голубизну стекла. А под стеклом был черный провал разбитого автоматной очередью компьютера.
– Вот, – сказал довольный Майкл.
– Да-а, – протянул Борис. – Гэйб действительно болен. Неизвестно, что лучше – этот языческий орнамент или законсервированные руины.
– Это не Гэйб. Мы с ним в чем-то похожи. Эту картину оставил я. Перед уходом отсюда я так разозлился, что расстрелял компьютер. Он меня раздражал. Я вызвал референта, которого собирался увольнять, и приказал ему навести порядок, не ремонтируя машину. И тогда же решил: если справится, оставлю. Ну и как тебе его сообразительность? Мне нравится. Надеюсь, Гэйб этого парня уволил.
– Почему?
– Потому что мне будет по-настоящему приятно восстановить его в должности. А руины я, конечно, уберу. Я вырос, Борис, и уже не играю в эти игрушки.
– Я рад, – вокруг глаз немолодого монаха лучились морщинки.
– А на место этого монстра я бы с удовольствием повесил одну из твоих картин. Тех, которые ты делал на Ста Харях. У тебя, я думаю, хотя бы одна штучка уцелела?
Борис отчаянно смутился.
– Майк, я же говорил тебе, что осознал, в какой грех впал тогда. Я презирал людей настолько, что заставлял их преклоняться перед нечистотами. Конечно, когда я понял, то приложил усилия к тому, чтобы… Одним словом, этой мерзости больше нет.
Майкл вздохнул.
– Мне они нравились. И я не видел нечистоты, когда смотрел на них. Я видел пейзажи, видел руку талантливого художника. Я видел картину, а не то, чем она написана, если хочешь. Думаю, если покопаться, то выяснится, что и масляные краски не слишком-то чисты по своему составу.
– Нет, Майк.
До отдела кадров шли молча. Майкл слегка расстроился.
– Если честно, – признался он спустя несколько минут, – мне твоя картина нужна на память. Когда мы с Джоном жили у тебя, мне казалось, что наступил худший период в моей жизни. Только потом я понял, каким светлым было то время. И сколько в нынешнем моем существовании ростков оттуда.
Борис помялся:
– Майк, мне жаль… Но тех картин больше нет. Если хочешь…
– Хочу, – быстро сказал Майкл.
– Я возьму акварель. Все оттенки – те же самые. На стекле. Будет очень похоже… но все же это будут краски. Сюжет я выберу на свое усмотрение. – Усмехнулся. – Мне тоже есть что вспомнить.
– Договорились.
* * *
– Ты можешь внятно сформулировать, что тебя тревожит?
Джулиан был слишком хорошим психологом. Он с легкостью отказался от традиционной формы работы с Майклом, потому что клиент хотел дружеской беседы и участия. Кроме того, стандартные методики, позволяющие заподозрить, что с ним именно работают, приводили Майкла в ярость: тут же вспоминал, что он не человек, а клон.
Поэтому, когда Майкл приходил в небольшой офис Джулиана, тот притворялся, будто занят какой-то рутиной, а с клиентом так, болтает в фоновом режиме. Сейчас он мыл стаканы, напоминавшие хайболлы. Мыл руками, тщательно оттирая мягкой губкой одному ему заметные пятна и старательно вытирая их полотенцем. Стаханов было много, будто Джулиан с утра пораньше собирал гостей на коктейль.
– Мне скучно, – терпеливо повторил Майкл. – И тоскливо. Все идет по плану.
– И тебе это не нравится?
– Да, мне именно это и не нравится.
Джулиан пожал плечами. Майкл сам прекрасно понимал, что глупит. Нормальный человек должен радоваться, что из его жизни практически исчезли неожиданные и крайне редко приятные сюрпризы. Но Майкл готовился к другому.
Его поразило, с какой легкостью его инженеры доработали двигатель. Когда-то Майкл боялся, что такой козырь, как двигатель на «третьем изотопе», гипотетически способный ходить в параллельные миры, окажется в руках либо Тейлоров, либо русской разведки в лице его матери. Господь, однако, рассудил по-своему, и драгоценное изобретение после всех интриг заполучила третья сила. Причем сила, чье участие в борьбе не мог предугадать никто. Какое, казалось бы, дело Ватикану до межпространственных полетов?
Майкл и сам этого не понимал. Но вопросы задавать постеснялся. Его существующее положение устраивало.
Русские, к слову, в работе принимали самое активное участие. Правда, преимущественно юрские – ну, они изначально были более расположены к сотрудничеству с внешними «игроками»: Большие Штаты или Ватикан – их не очень волновало. А Старая империя дулась как мышь на крупу. Дашков жаловался, что его лишили подданства. Вроде как за предательство интересов родины. Но изгнание он пережил нормально, а его молодой жене ограниченный куполом жизнеобеспечения мирок Сигмы-Таурус казался непостижимо огромным. Мария, вторая сестра Майкла, тоже переехала и в настоящее время размышляла, не принять ли ей ухаживания Джона Сандерса. Майкл хмыкал: единственный раз на его памяти Сандерс не погрешил против хорошего вкуса и увлекся красавицей.
Но, с другой стороны, Майкл понял, что закисает. И еще он боялся будущего. Он сделал все, что от него требовалось: отладил все пружинки громадной корпорации. Он перенастроил ее, как перенастраивают карманный компьютер, подчинив одной цели – производству двигателей нового поколения. Он провел все предварительные испытания. Осталось всего несколько дней до начала последнего цикла, уже с участием людей.
На все это ему потребовалось десять месяцев.
Перед отъездом на Землю Борис сказал ему: «Майк, не думал ли ты, что Господь послал тебе невзгоды, чтобы испытать и закалить тебя? Чтобы страданием очистить твою душу от шлака суетных пристрастий?» Майкл тогда едва не задохнулся от восторга: он понял, что очень хочет спасти человечество от какой-нибудь беды. Потому что научился за него отвечать.
Клифф Тейлор хотел власти лично за себя. И даже лич ю за себя не смог держать ответ. Все, на что хватило его стойкости, – пустить пулю в лоб при первом тревожном сигнале. Наталья Лукина говорила, что хочет спасти русских. Но она отказалась отвечать даже за человека, которого усыновила.
А Майкл в собственных глазах выглядел вполне достойным быть героем. Но повода для подвига все не подворачивалось и не подворачивалось.
– Меня раздражает, что все всем довольны, – буркнул Майкл. – Дашков в ус не дует, что его с родины выгнали. Женился, ждет ребенка и ничего ему не надо.
– Майк, у него непростая судьба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38