Боялся рисковать здоровьем своего посланца, своего орудия возмездия? Как версия сойдет. Потому что иначе пришлось бы допустить, что Роберт лжет. Непонятно только, зачем. Когда Майкл утвердился на роли управляющего, он сказал Роберту, мол, ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Тот сильно расстроился. Мог затаить зло и улучить момент, чтобы сквитаться за свои обманутые надежды. Запросто. При одном условии: если, кроме удовольствия видеть обидчика поверженным, он получит реальную выгоду. А что он приобретет, если Майкл умрет?
Ровным счетом ничего. На простое же сведение счетов Роберт силы тратить не станет.
Да, Майкла настораживала простота плана. Но, черт возьми, у него свободу отняли обманом. Почему судьба не могла восстановить справедливость? Что, так не бывает? Бывает. Может быть, даже руками Роберта.
– Ладно, – кивнул Майкл, – давай испытаемся. Помалкивай только, а то до Харри дойдет раньше времени, он тут же Мэри-Энн проболтается из лучших побуждений – типа чтоб меня отговорила. А ей волноваться не стоило бы. Баба она крепкая, но хрен знает, ребенок все-таки не дядин.
– Разумно, – согласился Роберт.
За Майклом пришли вечером. Сначала привели к взбешенному Харри. Майкл поделился с ним секретной информацией, полученной от Роберта, сумел убедить, что его желание не имеет ничего общего с попыткой самоубийства. Харри не возражал, поскольку о внутренней кухне комплекса знал мало. Следующие полчаса Майкл потратил на заверения партнера в том, что грядущее освобождение ничего в их отношениях не изменит. И попросил не сообщать Мэри-Энн.
Он ждал, что его повезут в комплекс. Заранее предвкушал поездку через таун, где ему предстояло поселиться, может, уже завтра. На целых четыре дня раньше намеченного срока. «А зачем мне тут селиться, – сообразил Майкл, – если я освобожусь? Какого черта я буду привязывать себя к паршивой тюремной планетке? Я же смогу уехать куда угодно. Правда, непонятно, на какие шиши: Мэри-Энн наследство еще не получила. Ладно, покантуюсь еще тут, пока бабла не накоплю. Потом никто меня не удержит. И ребенка заберу. Нечего ему тут делать».
Модули здесь не использовались из-за погодных условий, поэтому Майкл не удивился, увидав перед административным корпусом колесный электромобиль. Сразу за воротами машина вильнула в сторону и вместо тауна доставила его на закрытую стартовую площадку.
– Это вы меня куда?
– На орбиту, – ответил конвоир. – Все стенды там, потому что – вдруг рванет?
– Ну да, понятно, – пробормотал Майкл.
Старенький катер, доставивший добровольца и конвой на станцию, когда-то был пассажирским: в салоне каждое посадочное место оборудовалось обзорным экраном. Майкл ткнул в клавиатуру, и, к его радости, монитор ожил.
Станция выглядела до смешного маленькой. Даже для узкоспециализированной научной – все равно крошечная. Майкл жадно ощупывал ее взглядом и мечтал. Почему-то довольно быстро мысль, не направляемая специально, утекла в неожиданное русло: Майкл прикидывал свои действия, если бы он был пиратом и планировал выкрасть заключенного. Он думал, что. не стал бы садиться на планету. Он захватил бы станцию – тихо и незаметно. Переодел бы часть штурмовой бригады в униформу сотрудников стенда. Покопался бы в логах и заказал бы «добровольца» для испытания. Потом фальшивые сотрудники спустились бы на планету, спокойно забрали бы из колонии нужного человека и вывезли бы его. Наверняка даже стрелять не пришлось бы – чтобы занять станцию, достаточно пустить сонный газ по вентиляции.
Мечты и планы скоро истощились, и Майкл почувствовал, что от волнения проголодался. Новый фактор заставил его поразмышлять о том, сколько времени займут испытания и каким образом он будет возвращаться назад. Если экипаж катера дождется окончания тестов, хорошо. А если нет и придется вызывать транспорт специально? Или он вернется с отработавшей вахту бригадой сотрудников? Надо бы выяснить, а то окажется, что меняются они раз в неделю и кормить его никто не собирается. Пытка голодом – экзамен похуже перегрузки.
Бабища в сером комбинезоне оформляла его документы. На него посмотрела только один раз:
– А почему ты? Жеребьевка же была.
– Я доброволец, – сказал Майкл, как ему посоветовал Роберт на прощание.
– А-а.
Больше никаких вопросов она не задавала. Майкл с замиранием сердца проследил, как в его файле появилась отметка: «Срок заключения отбыл полностью». Не совсем амнистия, но ему какая разница?
В соседнем кабинетике его раздели догола. Появился врач, поверхностно осмотрел кандидата, кивнул конвоирам – а они, несмотря на закрытие дела, так и продолжали водить Майкла.
Потом его впихнули в комбинезон без рукавов и, босого, повели холодными коридорами к собственно испытательному стенду. Шлюз, еще шлюз, еще… Переход закончился в маленькой комнатке, подозрительно напоминавшей пустой двигательный отсек. В качестве единственного предмета обстановки, если можно так выразиться, присутствовала толстостенная стеклянная сфера с откинутым люком в боку и креслом, отдаленно напоминавшим пилотское, внутри. И все. Никаких вам приборов, компьютеров, суетящихся техников и лаборантов. Майкл удивился: он несколько иначе представлял себе стенды. Наверное, «неправильный» опыт работы на Сигме-Таурус сбивал с панталыку.
Майкла уложили в кресло и тщательно пристегнули, так, что пошевелить он мог разве что глазами. Ну, и губами – говорить разрешалось. Зафиксировав его, конвоиры удалились.
«Я без пяти минут свободный, – думал Майкл. – Формально уже не заключенный, потому что дело закрыто и даже вертухаи смылись. Если б можно было развязаться… Но они же хитрые, гады. Им без надобности, чтоб только что освобожденный каторжник отвертелся от испытаний и смылся. Пусть он тут далеко не убежит – куда можно удрать с орбитальной станции? – но все равно обхлопочешься, пока поймаешь. Ладно уж, – смилостивился Майкл, – потерплю».
Появились техники. Двое. Секундой позже в отсек оглянул третий. Все в легких скафандрах, как будто предполагалась возможность оказаться в разреженной или сильно охлажденной атмосфере. Майкл напрягся: он что-то не наблюдал в своей сфере никаких признаков отопителей или кислородных баллонов, на худой конец.
– А тебе зачем? – удивился самый молодой из техников. – Ты ж помрешь в первую секунду. Ну, во вторую максимум. Не успеешь ни задохнуться, ни даже замерзнуть.
– То есть?
Техники растерялись.
– Мне сказали, что будут испытывать противоперегрузочные системы для пассажирских джамп-лайнеров! – возмутился Майкл.
Техники захохотали. Самый молодой, утирая слезы, пожаловался коллегам:
– И когда эти идиоты кончатся, а? Джамп-лайнер ему подавай… Главное, ну как можно поверить в такую фигню, вы мне скажите? Это ж не то что образование отсутствует, это еще и мозги в детстве были ампутированы!
Майкл все понял. Роберт, скотина! Нет, ну как Майкл мог забыть, что этот подлец мечтал жениться и жить в тауне?! За него ни одна баба добровольно не пошла бы. Вот именно, что добровольно. Мерзавец четко рассчитал: удрученная Мэри-Энн согласится, чтобы не жить в девицах с нагулянным от каторжника ребенком. У них тут, в тауне, в каких-то отношениях сохраняются патриархальные взгляды. Проституировать в колонии морально, а без мужа ребенка растить – никак.
Скотина! Сволочь!
Майкл рванулся из ремней, но бесполезно, хотя крепеж и затрещал угрожающе.
– Давайте поживей, – скомандовал тот, что вошел последним.
Они кинулись к люку, но Майкл ухитрился высвободить одну ногу, и орудовал ею как палкой: то в щель совал, мешая закрыть люк, то отталкивал техников. Он так озверел, что техники вдвоем не могли справиться.
– Ты чего? – уговаривал его молодой. – Мужик, ну успокойся ты… Ты быстро умрешь, без мучений, честно! Тебя просто раздавит, мгновенно, даже почувствовать ничего не успеешь… Это ж не ваш дурацкий отстойник и не веревка…
– Держите его, я за баллоном, – сказал третий и исчез.
– Ну вот, – как с ребенком, сюсюкал молодой, – сейчас тебя усыпят, раз так боишься… Еще лучше. Глазки закроешь, а проснешься уже на небесах!
Майкл ругался.
Вернувшийся третий пролез между двумя дюжими техниками и просунул руку в щель люка. Струя газа обожгла Майклу лицо, но в глазах потемнело на миг раньше, за это он мог бы ручаться…
…«Долго он еще дрыхнуть будет?»
«Не должен. Стимуляторами я его накачал по самое не могу».
«Дурак. Идиот. Чего ему не сиделось, а?! Сказал же – свадьба третьего. Ну и ждал бы себе… Полез сюда. Жить ему надоело, что ли?! Чуть все планы не сорвал…»
Кажется, Майкл узнавал голоса. Тот, который жаловался на идиотизм, вроде бы принадлежал Силверхенду.
«Нам все равно придется спускаться. У него там невеста беременная, ее необходимо забрать и зарегистрировать брак. Грех разлучать семью».
А это Борис, он же отец Патрик. Кто о чем, а падре о душе. Ответом ему была витиеватая фраза неодобрительного характера, сочинить которую под силу было лишь легендарному пирату.
«Нет уж, падре. Я тебя предупреждал – не надо посадку запрашивать, не дадут? Предупреждал. А ты все по-хорошему хотел, вот и получил. Я тебе говорил, что надо нагло садиться? Говорил. А как ты думаешь, станция сама по себе рванула, да так, что мне борт опалило? Или это я так напортачил? Хрен тебе, а не я, досточтимый падре. У них сигнализация сработала. Как раз на тот случай установленная, если какой-нибудь умник вздумает станцию захватить да своих бравых ребят в местные комбезы нарядить. Ты еще скажи спасибо, что мы ноги успели унести. И хочешь, чтоб нас расстреляли при посадке? Думаешь, там, внизу, совсем козлы, два с двумя сложить не смогут? Не сообразят, что если станция захвачена и взорвалась, то следующим этапом будет посадка? А? Не слышу!»
Майкл понял. Беседа над головой была порождением его сознания, одурманенного наркозом. Оно из последних сил боролось с надвигающимся небытием, разыгрывая, как спектакль, свои же мечты. Он ведь в катере думал о том, чтобы захватить станцию, вот ему теперь и мерещится голос Силверхенда. А в действительности на его тело наваливается тяжесть, и через доли мгновения его раскатает в лепешку, а он даже не может проснуться.
Он собрал волю в кулак. Умирать сонным казалось ему позором. Майкл выталкивал из себя крик, выталкивал, пытаясь проснуться, пока не услышал хриплый вой и не понял – вот он, его вопль…
Он проснулся.
Ломило все тело. В глаза будто соли насыпали. Или песка. Или тертого лука – чего-то ужасного и страшно едкого. Потом на лицо опустилась холодная влажная тряпка, и воспаленным векам полегчало. Майкл проморгался. Оглядевшись, решил, что проснуться не удалось. Потому что вот такого не могло случиться точно. Он лежал на койке в медблоке на борту «Аргента», флагманского корабля Силверхенда. Рядом сидел Док, настоящее имя которого Майкл узнать так и не удосужился – незачем, врач он и есть врач. А за спиной Дока маячили трое: Борис в черной рясе, сияющий Сандерс и сам знаменитый пират.
– Добро пожаловать домой! – проорали они в три горла.
Глава 3
МИХАИЛ ПОРТНОВ, 28 ЛЕТ, РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ
«Приходит к царю царица и говорит:
– Иван Васильевич, меня изнасиловали.
– Как?! – кричит царь. – Кто посмел?!
– Да шут его знает, – отвечает царица. – Козел какой-то.
Делать нечего, вызывает царь Думского.
– Понимаешь, – говорит, – Филипп Эрнестович, беда случилась. Анастасию Ильиничну какой-то козел изнасиловал.
– Козел, говоришь? – переспрашивает Думский, задумчиво оглаживая подбородок».
И все!
Анекдот дурацкий, кто бы спорил. Майкл его потому и рассказал, что дурацкий. А кто виноват, спрашивается, если козлиная бородка Думского, начальника департамента имперской безопасности, давно стала притчей во языцех?!
И за это – в тюрьму?!
Майклу одно время нравилась поговорка «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Вставлял в разговор по делу и без дела. Мол, предки мои мудрые люди были, в жизни всякое случается. Когда он на собственной шкуре прочувствовал подлинный смысл изречения, волосы дыбом встали. Как можно жить, если тебя за анекдот на каторгу отправить могут?! Причем не просто могут, а считают необходимым это сделать?! Дерьмо. Вся жизнь – дерьмо. Майкл сидел на нарах. Больше двух лет минуло с тех пор, как он оказался на свободе. Соскучился по баланде, наверное. Новую тюрьму отыскал. Самую экзотическую. Русскую. Политическую. Во как! Первая ходка за то, что родился не в той семье, второй раз его арестовали за несколько слов, сказанных не в той стране. Взять, к примеру, Сандерса. Дурак дураком. До двадцати четырех жил как хотел, ждал, пока бабка наследство оставит. Потом его накрыло идиотское обвинение в убийстве. Бабка умерла, сам вне закона оказался. В жизни бы он не выплыл, если б умный Майкл его не вытащил! Только Сандерс до сих пор летает с Силверхендом, уже новые документы купил и нехилое бабло на старость отложил. А умный Майкл поменял одну тюрягу на другую. Горе от ума, бля. Тоже, между прочим, местного происхождения крылатая фразочка, чтоб им, русским, весело было… Та самая загадочная русская душа в Майкле пробудилась? Ох, спросить бы у матери: за что ж ты, сволочь безрассудная, паленым добром меня наградила?!
И спросил бы, только мама оказалась такой, что запросто ей даже «привет» не скажешь. Майклу, несмотря на внешнюю ее ласковость, к родительнице хотелось обращаться исключительно на «вы», с обязательной прибавкой «Ваше высокоблагородие».
Ключ в замке провернулся с лязгом. Майкл поднял голову: может, передумали и выпустят? Потому что с допроса его только что привели…
– Портнов! – невыразительно рявкнул конвоир. – На выход. Без вещей.
Непонятно. Майкл шагал по обитому пупырчатыми металлическими листами полу, заложив руки за спину. Конвоир впереди, конвоир сзади. Убойное эхо, производимое тремя людьми, сотрясало здание тюрьмы. Понятно, что с таким шумовым сопровождением не удерешь, но не слишком ли дорого – сталь тратить? Неужели не дещевле сканеры поставить? С другой стороны, Майкл тайно радовался, что русские не скупятся на содержание тюрем. Нары деревянные, матрасы ватные, одеяла шерстяные. Подушки перьями набиты – неслыханная роскошь! Он, конечно, понимал: пока здесь промышленность не поднимется по меньшей мере до предысходного уровня, натуральная продукция будет обходиться дешевле синтетики. Тот самый случай, когда роскошь свидетельствует о нищете.
Железный коридор кончился, Майкл ступил на вытертые дощатые полы следственного корпуса. Все-таки на допрос. Зачем? Ну ладно, все лучше поговорить с живым человеком, чем в одиночной камере сидеть.
Кабинет был тот же – маленький, покрашенный нудной синей краской, без окон, но с решетчатой клеткой в дальнем углу. Справа в центре стены висит портрет государя с государыней, под картиной – грубый простой стол дознавателя с одним ящиком, в котором стоит беспроводной телефон. Арестанту полагается стоять у противоположной стены или сидеть в клетке, но обычно для него выставляют стул на середину комнаты.
Дознаватель поменялся. Утром был занюханный, студенческого вида, в лоснящемся от грязи пиджаке неприятный субъект. Новый явился во всем блеске – в сером мундире, сидевшем на фигуре, как латы на рыцаре, причесанный, выбритый, ногти отполированы.
– Ваше благородие, задержанного Портнова доставили, – доложил конвоир.
– Свободны, ефрейтор, – кивнул дознаватель и уставился на Майкла. Разглядывал его долго, с веселым любопытством. – Ну что ж, садитесь, задержанный Портнов.
Дверь за конвоирами давно захлопнулась, а дознаватель все молчал. И смотрел. Майкл от нечего делать изучал трещинки на стенах.
– Курите? – дознаватель щелчком отправил по столу пачку сигарет. Сам то ли не курил, то ли курил другие. Майкл взял эту его черту на заметку – любит создавать видимость доверительной беседы. Но пачку принял. Спички обнаружились внутри, заботливо обернутые папиросной бумагой и уложенные рядом с сигаретами. – Пепел на пол стряхивайте, ничего страшного.
К земному – а русские именовали новую планету старым названием – табаку Майкл не то чтобы пристрастился, но подымить любил. Он сильно напоминал то, что за «горизонтом» считали травкой. Майкл попробовал и местную траву, окосел с первой затяжки и больше не рисковал.
Дознаватель положил перед собой папку, вынул из нее бумаги, пролистал со скучающим выражением на лице и отодвинул.
– Ну-с, что вы имеете сказать по этому поводу? – осведомился он.
– Я уже все рассказал.
– Да-да. Вас задержали за сочинение и декламацию в высшей степени непристойной истории о государыне.
– Ничего я не сочинял, – Майкл поморщился. – Анекдоту тыща лет в обед. И вовсе он не о нашей государыне.
– Интересно. А о ком?
Майкл хмыкнул. Подумал: это тот случай, когда его происхождение из-за «горизонта» пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Ровным счетом ничего. На простое же сведение счетов Роберт силы тратить не станет.
Да, Майкла настораживала простота плана. Но, черт возьми, у него свободу отняли обманом. Почему судьба не могла восстановить справедливость? Что, так не бывает? Бывает. Может быть, даже руками Роберта.
– Ладно, – кивнул Майкл, – давай испытаемся. Помалкивай только, а то до Харри дойдет раньше времени, он тут же Мэри-Энн проболтается из лучших побуждений – типа чтоб меня отговорила. А ей волноваться не стоило бы. Баба она крепкая, но хрен знает, ребенок все-таки не дядин.
– Разумно, – согласился Роберт.
За Майклом пришли вечером. Сначала привели к взбешенному Харри. Майкл поделился с ним секретной информацией, полученной от Роберта, сумел убедить, что его желание не имеет ничего общего с попыткой самоубийства. Харри не возражал, поскольку о внутренней кухне комплекса знал мало. Следующие полчаса Майкл потратил на заверения партнера в том, что грядущее освобождение ничего в их отношениях не изменит. И попросил не сообщать Мэри-Энн.
Он ждал, что его повезут в комплекс. Заранее предвкушал поездку через таун, где ему предстояло поселиться, может, уже завтра. На целых четыре дня раньше намеченного срока. «А зачем мне тут селиться, – сообразил Майкл, – если я освобожусь? Какого черта я буду привязывать себя к паршивой тюремной планетке? Я же смогу уехать куда угодно. Правда, непонятно, на какие шиши: Мэри-Энн наследство еще не получила. Ладно, покантуюсь еще тут, пока бабла не накоплю. Потом никто меня не удержит. И ребенка заберу. Нечего ему тут делать».
Модули здесь не использовались из-за погодных условий, поэтому Майкл не удивился, увидав перед административным корпусом колесный электромобиль. Сразу за воротами машина вильнула в сторону и вместо тауна доставила его на закрытую стартовую площадку.
– Это вы меня куда?
– На орбиту, – ответил конвоир. – Все стенды там, потому что – вдруг рванет?
– Ну да, понятно, – пробормотал Майкл.
Старенький катер, доставивший добровольца и конвой на станцию, когда-то был пассажирским: в салоне каждое посадочное место оборудовалось обзорным экраном. Майкл ткнул в клавиатуру, и, к его радости, монитор ожил.
Станция выглядела до смешного маленькой. Даже для узкоспециализированной научной – все равно крошечная. Майкл жадно ощупывал ее взглядом и мечтал. Почему-то довольно быстро мысль, не направляемая специально, утекла в неожиданное русло: Майкл прикидывал свои действия, если бы он был пиратом и планировал выкрасть заключенного. Он думал, что. не стал бы садиться на планету. Он захватил бы станцию – тихо и незаметно. Переодел бы часть штурмовой бригады в униформу сотрудников стенда. Покопался бы в логах и заказал бы «добровольца» для испытания. Потом фальшивые сотрудники спустились бы на планету, спокойно забрали бы из колонии нужного человека и вывезли бы его. Наверняка даже стрелять не пришлось бы – чтобы занять станцию, достаточно пустить сонный газ по вентиляции.
Мечты и планы скоро истощились, и Майкл почувствовал, что от волнения проголодался. Новый фактор заставил его поразмышлять о том, сколько времени займут испытания и каким образом он будет возвращаться назад. Если экипаж катера дождется окончания тестов, хорошо. А если нет и придется вызывать транспорт специально? Или он вернется с отработавшей вахту бригадой сотрудников? Надо бы выяснить, а то окажется, что меняются они раз в неделю и кормить его никто не собирается. Пытка голодом – экзамен похуже перегрузки.
Бабища в сером комбинезоне оформляла его документы. На него посмотрела только один раз:
– А почему ты? Жеребьевка же была.
– Я доброволец, – сказал Майкл, как ему посоветовал Роберт на прощание.
– А-а.
Больше никаких вопросов она не задавала. Майкл с замиранием сердца проследил, как в его файле появилась отметка: «Срок заключения отбыл полностью». Не совсем амнистия, но ему какая разница?
В соседнем кабинетике его раздели догола. Появился врач, поверхностно осмотрел кандидата, кивнул конвоирам – а они, несмотря на закрытие дела, так и продолжали водить Майкла.
Потом его впихнули в комбинезон без рукавов и, босого, повели холодными коридорами к собственно испытательному стенду. Шлюз, еще шлюз, еще… Переход закончился в маленькой комнатке, подозрительно напоминавшей пустой двигательный отсек. В качестве единственного предмета обстановки, если можно так выразиться, присутствовала толстостенная стеклянная сфера с откинутым люком в боку и креслом, отдаленно напоминавшим пилотское, внутри. И все. Никаких вам приборов, компьютеров, суетящихся техников и лаборантов. Майкл удивился: он несколько иначе представлял себе стенды. Наверное, «неправильный» опыт работы на Сигме-Таурус сбивал с панталыку.
Майкла уложили в кресло и тщательно пристегнули, так, что пошевелить он мог разве что глазами. Ну, и губами – говорить разрешалось. Зафиксировав его, конвоиры удалились.
«Я без пяти минут свободный, – думал Майкл. – Формально уже не заключенный, потому что дело закрыто и даже вертухаи смылись. Если б можно было развязаться… Но они же хитрые, гады. Им без надобности, чтоб только что освобожденный каторжник отвертелся от испытаний и смылся. Пусть он тут далеко не убежит – куда можно удрать с орбитальной станции? – но все равно обхлопочешься, пока поймаешь. Ладно уж, – смилостивился Майкл, – потерплю».
Появились техники. Двое. Секундой позже в отсек оглянул третий. Все в легких скафандрах, как будто предполагалась возможность оказаться в разреженной или сильно охлажденной атмосфере. Майкл напрягся: он что-то не наблюдал в своей сфере никаких признаков отопителей или кислородных баллонов, на худой конец.
– А тебе зачем? – удивился самый молодой из техников. – Ты ж помрешь в первую секунду. Ну, во вторую максимум. Не успеешь ни задохнуться, ни даже замерзнуть.
– То есть?
Техники растерялись.
– Мне сказали, что будут испытывать противоперегрузочные системы для пассажирских джамп-лайнеров! – возмутился Майкл.
Техники захохотали. Самый молодой, утирая слезы, пожаловался коллегам:
– И когда эти идиоты кончатся, а? Джамп-лайнер ему подавай… Главное, ну как можно поверить в такую фигню, вы мне скажите? Это ж не то что образование отсутствует, это еще и мозги в детстве были ампутированы!
Майкл все понял. Роберт, скотина! Нет, ну как Майкл мог забыть, что этот подлец мечтал жениться и жить в тауне?! За него ни одна баба добровольно не пошла бы. Вот именно, что добровольно. Мерзавец четко рассчитал: удрученная Мэри-Энн согласится, чтобы не жить в девицах с нагулянным от каторжника ребенком. У них тут, в тауне, в каких-то отношениях сохраняются патриархальные взгляды. Проституировать в колонии морально, а без мужа ребенка растить – никак.
Скотина! Сволочь!
Майкл рванулся из ремней, но бесполезно, хотя крепеж и затрещал угрожающе.
– Давайте поживей, – скомандовал тот, что вошел последним.
Они кинулись к люку, но Майкл ухитрился высвободить одну ногу, и орудовал ею как палкой: то в щель совал, мешая закрыть люк, то отталкивал техников. Он так озверел, что техники вдвоем не могли справиться.
– Ты чего? – уговаривал его молодой. – Мужик, ну успокойся ты… Ты быстро умрешь, без мучений, честно! Тебя просто раздавит, мгновенно, даже почувствовать ничего не успеешь… Это ж не ваш дурацкий отстойник и не веревка…
– Держите его, я за баллоном, – сказал третий и исчез.
– Ну вот, – как с ребенком, сюсюкал молодой, – сейчас тебя усыпят, раз так боишься… Еще лучше. Глазки закроешь, а проснешься уже на небесах!
Майкл ругался.
Вернувшийся третий пролез между двумя дюжими техниками и просунул руку в щель люка. Струя газа обожгла Майклу лицо, но в глазах потемнело на миг раньше, за это он мог бы ручаться…
…«Долго он еще дрыхнуть будет?»
«Не должен. Стимуляторами я его накачал по самое не могу».
«Дурак. Идиот. Чего ему не сиделось, а?! Сказал же – свадьба третьего. Ну и ждал бы себе… Полез сюда. Жить ему надоело, что ли?! Чуть все планы не сорвал…»
Кажется, Майкл узнавал голоса. Тот, который жаловался на идиотизм, вроде бы принадлежал Силверхенду.
«Нам все равно придется спускаться. У него там невеста беременная, ее необходимо забрать и зарегистрировать брак. Грех разлучать семью».
А это Борис, он же отец Патрик. Кто о чем, а падре о душе. Ответом ему была витиеватая фраза неодобрительного характера, сочинить которую под силу было лишь легендарному пирату.
«Нет уж, падре. Я тебя предупреждал – не надо посадку запрашивать, не дадут? Предупреждал. А ты все по-хорошему хотел, вот и получил. Я тебе говорил, что надо нагло садиться? Говорил. А как ты думаешь, станция сама по себе рванула, да так, что мне борт опалило? Или это я так напортачил? Хрен тебе, а не я, досточтимый падре. У них сигнализация сработала. Как раз на тот случай установленная, если какой-нибудь умник вздумает станцию захватить да своих бравых ребят в местные комбезы нарядить. Ты еще скажи спасибо, что мы ноги успели унести. И хочешь, чтоб нас расстреляли при посадке? Думаешь, там, внизу, совсем козлы, два с двумя сложить не смогут? Не сообразят, что если станция захвачена и взорвалась, то следующим этапом будет посадка? А? Не слышу!»
Майкл понял. Беседа над головой была порождением его сознания, одурманенного наркозом. Оно из последних сил боролось с надвигающимся небытием, разыгрывая, как спектакль, свои же мечты. Он ведь в катере думал о том, чтобы захватить станцию, вот ему теперь и мерещится голос Силверхенда. А в действительности на его тело наваливается тяжесть, и через доли мгновения его раскатает в лепешку, а он даже не может проснуться.
Он собрал волю в кулак. Умирать сонным казалось ему позором. Майкл выталкивал из себя крик, выталкивал, пытаясь проснуться, пока не услышал хриплый вой и не понял – вот он, его вопль…
Он проснулся.
Ломило все тело. В глаза будто соли насыпали. Или песка. Или тертого лука – чего-то ужасного и страшно едкого. Потом на лицо опустилась холодная влажная тряпка, и воспаленным векам полегчало. Майкл проморгался. Оглядевшись, решил, что проснуться не удалось. Потому что вот такого не могло случиться точно. Он лежал на койке в медблоке на борту «Аргента», флагманского корабля Силверхенда. Рядом сидел Док, настоящее имя которого Майкл узнать так и не удосужился – незачем, врач он и есть врач. А за спиной Дока маячили трое: Борис в черной рясе, сияющий Сандерс и сам знаменитый пират.
– Добро пожаловать домой! – проорали они в три горла.
Глава 3
МИХАИЛ ПОРТНОВ, 28 ЛЕТ, РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ
«Приходит к царю царица и говорит:
– Иван Васильевич, меня изнасиловали.
– Как?! – кричит царь. – Кто посмел?!
– Да шут его знает, – отвечает царица. – Козел какой-то.
Делать нечего, вызывает царь Думского.
– Понимаешь, – говорит, – Филипп Эрнестович, беда случилась. Анастасию Ильиничну какой-то козел изнасиловал.
– Козел, говоришь? – переспрашивает Думский, задумчиво оглаживая подбородок».
И все!
Анекдот дурацкий, кто бы спорил. Майкл его потому и рассказал, что дурацкий. А кто виноват, спрашивается, если козлиная бородка Думского, начальника департамента имперской безопасности, давно стала притчей во языцех?!
И за это – в тюрьму?!
Майклу одно время нравилась поговорка «От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Вставлял в разговор по делу и без дела. Мол, предки мои мудрые люди были, в жизни всякое случается. Когда он на собственной шкуре прочувствовал подлинный смысл изречения, волосы дыбом встали. Как можно жить, если тебя за анекдот на каторгу отправить могут?! Причем не просто могут, а считают необходимым это сделать?! Дерьмо. Вся жизнь – дерьмо. Майкл сидел на нарах. Больше двух лет минуло с тех пор, как он оказался на свободе. Соскучился по баланде, наверное. Новую тюрьму отыскал. Самую экзотическую. Русскую. Политическую. Во как! Первая ходка за то, что родился не в той семье, второй раз его арестовали за несколько слов, сказанных не в той стране. Взять, к примеру, Сандерса. Дурак дураком. До двадцати четырех жил как хотел, ждал, пока бабка наследство оставит. Потом его накрыло идиотское обвинение в убийстве. Бабка умерла, сам вне закона оказался. В жизни бы он не выплыл, если б умный Майкл его не вытащил! Только Сандерс до сих пор летает с Силверхендом, уже новые документы купил и нехилое бабло на старость отложил. А умный Майкл поменял одну тюрягу на другую. Горе от ума, бля. Тоже, между прочим, местного происхождения крылатая фразочка, чтоб им, русским, весело было… Та самая загадочная русская душа в Майкле пробудилась? Ох, спросить бы у матери: за что ж ты, сволочь безрассудная, паленым добром меня наградила?!
И спросил бы, только мама оказалась такой, что запросто ей даже «привет» не скажешь. Майклу, несмотря на внешнюю ее ласковость, к родительнице хотелось обращаться исключительно на «вы», с обязательной прибавкой «Ваше высокоблагородие».
Ключ в замке провернулся с лязгом. Майкл поднял голову: может, передумали и выпустят? Потому что с допроса его только что привели…
– Портнов! – невыразительно рявкнул конвоир. – На выход. Без вещей.
Непонятно. Майкл шагал по обитому пупырчатыми металлическими листами полу, заложив руки за спину. Конвоир впереди, конвоир сзади. Убойное эхо, производимое тремя людьми, сотрясало здание тюрьмы. Понятно, что с таким шумовым сопровождением не удерешь, но не слишком ли дорого – сталь тратить? Неужели не дещевле сканеры поставить? С другой стороны, Майкл тайно радовался, что русские не скупятся на содержание тюрем. Нары деревянные, матрасы ватные, одеяла шерстяные. Подушки перьями набиты – неслыханная роскошь! Он, конечно, понимал: пока здесь промышленность не поднимется по меньшей мере до предысходного уровня, натуральная продукция будет обходиться дешевле синтетики. Тот самый случай, когда роскошь свидетельствует о нищете.
Железный коридор кончился, Майкл ступил на вытертые дощатые полы следственного корпуса. Все-таки на допрос. Зачем? Ну ладно, все лучше поговорить с живым человеком, чем в одиночной камере сидеть.
Кабинет был тот же – маленький, покрашенный нудной синей краской, без окон, но с решетчатой клеткой в дальнем углу. Справа в центре стены висит портрет государя с государыней, под картиной – грубый простой стол дознавателя с одним ящиком, в котором стоит беспроводной телефон. Арестанту полагается стоять у противоположной стены или сидеть в клетке, но обычно для него выставляют стул на середину комнаты.
Дознаватель поменялся. Утром был занюханный, студенческого вида, в лоснящемся от грязи пиджаке неприятный субъект. Новый явился во всем блеске – в сером мундире, сидевшем на фигуре, как латы на рыцаре, причесанный, выбритый, ногти отполированы.
– Ваше благородие, задержанного Портнова доставили, – доложил конвоир.
– Свободны, ефрейтор, – кивнул дознаватель и уставился на Майкла. Разглядывал его долго, с веселым любопытством. – Ну что ж, садитесь, задержанный Портнов.
Дверь за конвоирами давно захлопнулась, а дознаватель все молчал. И смотрел. Майкл от нечего делать изучал трещинки на стенах.
– Курите? – дознаватель щелчком отправил по столу пачку сигарет. Сам то ли не курил, то ли курил другие. Майкл взял эту его черту на заметку – любит создавать видимость доверительной беседы. Но пачку принял. Спички обнаружились внутри, заботливо обернутые папиросной бумагой и уложенные рядом с сигаретами. – Пепел на пол стряхивайте, ничего страшного.
К земному – а русские именовали новую планету старым названием – табаку Майкл не то чтобы пристрастился, но подымить любил. Он сильно напоминал то, что за «горизонтом» считали травкой. Майкл попробовал и местную траву, окосел с первой затяжки и больше не рисковал.
Дознаватель положил перед собой папку, вынул из нее бумаги, пролистал со скучающим выражением на лице и отодвинул.
– Ну-с, что вы имеете сказать по этому поводу? – осведомился он.
– Я уже все рассказал.
– Да-да. Вас задержали за сочинение и декламацию в высшей степени непристойной истории о государыне.
– Ничего я не сочинял, – Майкл поморщился. – Анекдоту тыща лет в обед. И вовсе он не о нашей государыне.
– Интересно. А о ком?
Майкл хмыкнул. Подумал: это тот случай, когда его происхождение из-за «горизонта» пригодится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38