Никому, однако, не было дела до того, что чувствовал самый младший член семьи. Дэнни же воспринял переезд, как воспринимает человек скверные обстоятельства, изменить которые он не в силах. Он понял — и был прав, что не имеет никакого смысла даже и заговаривать об этом: он просто получит еще одну порцию насмешек от старшего брата, и все. Да и проявление слабости на глазах у матери тоже не пройдет даром. Короче, Дэнни смирился со своей участью, как низвергнутый монарх, чью голову уже склонили, чтобы палачу было удобно ее отрубить при молчаливом согласии толпы плебеев. Конечно, он понимал, что новый дом таит в себе некоторые удобства, от которых выиграет и он сам, видел, как много значит предстоящий переезд для родителей. Но все это меркло при мысли о том, что ему придется бросить привычное место, более или менее налаженные отношения с ребятами-старшеклассниками и подвергнуться риску встретить на новом месте какого-нибудь борова, который не скоро оставит его в покое. С другой стороны, еще неизвестно, как пойдут дела с новыми одноклассниками. Дэнни знал, что со своей внешностью, создававшей впечатление хрупкости и неуверенности в себе, он станет хорошей мишенью для всякого, кому захочется сорвать на ком-нибудь свое дурное (или очень дурное) настроение. В Гринфилде он не оставил ни единого друга. Дэнни с детства предпочитал одиночество неприятной возможности в любой момент быть осмеянным или побитым. В какой-то мере в этом был повинен старший брат. Джонни нравилось рассказывать соседским мальчишкам об оплошностях младшего брата, что он частенько и делал, тем самым углубляя все больше пропасть, разделявшую его и Дэнни. Мальчик никогда не мог быть уверен в том, что прошедшие мимо ребята смеются не над ним. Старший брат в лучшем случае просто не замечал его, но чаще, когда не видели родители, отвешивал ему увесистые оплеухи, хватал за нос, крутил уши. И все же в Гринфилде Дэнни как-то обжился, приспособившись к враждебной окружающей действительности. И вот ее приходилось менять. А в том, что в другом месте она окажется не менее враждебной, Дэнни не сомневался. К тому же отцу (изредка он интересовался делами младшего сына, случалось даже, что между ними появлялось что-то похожее, пусть отдаленно, на взаимопонимание) на новом месте будет совсем не до него. Да, внутренний голос советовал мальчику не поддаваться панике, убеждая, что через некоторое время он привыкнет и к жизни в Оруэлле. Но тут же вспоминалась история, рассказанная ему отцом два года назад. Один молодой человек видит лежащего больного нищего, у которого все тело в язвах и облеплено мухами, сосущими кровь. Он сгоняет всех мух. И что следует за этим? Нищий недоволен. Человек спрашивает почему. И этот живой труп отвечает: «Ты думаешь, сделал мне доброе дело? Нет. Ты прогнал мух. Но вскоре появятся другие. Голодные. Старые уже насытились и не очень донимали меня. Новые возьмутся сильнее». Вот таким представлял себя и Дэнни. Конечно, родителям хочется переехать в дом посолиднее, они уверены, что там будет лучше и их младшему сыну. Они и ему хотят добра! Но что получится на самом деле?
К радости Дэнни, самые мрачные его предчувствия не сбылись. Пока, во всяком случае. Семья переехала в Оруэлл во время каникул, так что Дэнни не пришлось преодолевать два барьера одновременно — привыкать к новому месту обитания и к новому классу в новой школе. Судьба предоставила мальчику небольшой промежуток времени до того, как ему придется преодолевать второе препятствие. Дэнни был удивлен и обрадован. На улице у него ни с кем не возникало трений. Может быть, у соседей просто не было задиристых сыновей возрастом чуть постарше Дэнни Шилдса? Ко всему прочему, Дэнни приобрел друга. Его звали Сидней Абинери. Это был мальчик еще более худой, чем Дэнни, но на полголовы выше его. Соломенного цвета волосы, маленький нос, близко посаженные глаза и красиво очерченный рот, манера быстро говорить и умение подмигивать двумя глазами по очереди — все это пришлось по вкусу Дэнни. И даже очки Сиднея в тонкой металлической оправе не смогли поколебать высокого мнения Дэнни. Сид был щедр и надежен, с ним было нескучно, и Дэнни впервые захотелось, чтобы лето перестало клониться к осени. Сид жил на той же улице, через пять домов от Шилдсов. У него была еще старшая сестра, с которой у него, как и у Дэнни с Джоном, отношения были более чем прохладные. В отличие от Джонни, Миранда Абинери оказалась намного старше брата. В начале ноября ей должно было исполниться шестнадцать лет. До начала школьных занятий Дэнни видел сестру друга всего два раза. С Сидом они сошлись очень быстро. Как узнал потом Дэнни, у Сида тоже не было друзей. В какой-то момент Дэнни даже показалось, что переезд — это как раз то, чего ему не хватало. Но он тут же спохватился, что еще не время делать окончательные выводы. Впереди была школа. Вот что было самым главным. Именно там его могли поджидать основные напасти. Боясь произвести плохое впечатление на Сида, Дэнни не решался расспросить его о городской начальной школе и можно ли будет там спокойно учиться. Что до Сида, то нельзя сказать, чтобы тот выглядел запуганным или боялся до колик в животе появляться в школе. С ним и сам Дэнни чувствовал себя как-то уверенней. Девятилетний мальчик не мог знать, что очень скоро ему придется пережить такое, в сравнении с чем обиды со стороны старших ребят покажутся дурной шуткой, и не более того. А пока Дэнни вовсю наслаждался каникулами в обществе нового друга. И наслаждение это было тем более глубоким, что не только мать, но и старший брат не уделяли ему прежнего внимания. Джонни Шилдс, оказавшись на новом месте, казалось, вообще забыл о том, что у него есть младший брат, который в любое время может заменить собой боксерскую грушу. Дэнни понимал, что и это вернется на круги своя, но сейчас следовало ловить момент. Имело значение и то, что теперь у братьев было по отдельной комнате, это сделало на порядок реже их встречи друг с другом. В старом домике в Гринфилде они с раннего детства жили в одной комнате. Для такого мальчика, как Дэнни, казалось бы, лучшим и наиболее желанным местом должна быть его комната. Но ее приходилось делить со старшим братом, и временами дома было еще хуже, чем где-либо. На новом месте (это был главный плюс переезда) он получил наконец хоть немного уединения. К тому же в своей комнате Дэнни мог закрываться изнутри. До сих пор к этому ему не пришлось прибегать — Джонни еще осваивался. Их комнаты находились рядом по коридору на втором этаже. Спальня родителей была на первом. И хотя папа с мамой теперь казались еще дальше, Дэнни был все же доволен. Что толку от того, что на старом месте родители находились близко, если приходилось делить комнату с Джонни. Дэнни в первые ночи даже сон не брал — до такой степени он был возбужден самой возможностью спокойно заснуть, не опасаясь какой-нибудь каверзы брата, лишавшей его сна до глубокой ночи. В Гринфилде о подобном он не мог и мечтать. Теперь у него была своя комната. Родители говорили ему о ней еще до переезда, но мальчик тогда не осознавал этого. Ему трудно было понять, что значит иметь собственную комнату, потому что он никогда не ночевал отдельно от брата. Тем более что в то время его больше занимало, как он приживется на новом месте. Позже Дэнни не один раз с хорошим чувством вспоминал первые дни на новом месте.
3
Они въехали в Оруэлл с юга по Фелл-роуд. За рулем сидела мать. Она провезла их через торговый центр, весело щебеча и указывая на сомнительные «достопримечательности» города. Дэнни, еще не убедившийся в том, что ужасов, которых он ожидает, нет, с восхищением смотрел на мать. Он никогда прежде не видел ее такой. Доброй, ласковой и… счастливой. Вот какой он хотел бы видеть всегда свою мать. Почему она так редко, вернее, даже никогда не бывает такой? Дэнни не хотелось думать, что в последние дни она так мягко относится к детям и мужу только потому, что будет жить в доме, о котором давно мечтала, доме, который говорит о прочном финансовом положении семьи. Нет. Конечно нет. Она была такой не поэтому. Дэнни не знал почему. Может, есть какие-то причины, объясняющие, почему она чаще похожа не на мать, а на мачеху, которая вышла замуж за его папу только из-за денег.
Они свернули на Канзас-стрит и очень медленно поехали к новому дому, ожидавшему их. По обеим сторонам дороги их провожали добротные, большей частью двухэтажные дома среднего класса. Дэнни с замиранием сердца ожидал дома № 29. Кроме тревожных мыслей по поводу соседских ребят, существовало еще и простое любопытство. Как-никак здесь ему придется прожить по крайней мере до совершеннолетия. Ну а для девятилетнего мальчика эта дата казалась более далекой, нежели второе пришествие Христа. Следовательно, в доме № 29 ему придется жить едва ли не вечность. Они подъехали к своему новому жилью.
На подъездной дорожке их уже поджидал арендованный грузовик, перевозивший основную массу их добра. Дэнни отчетливо помнил, что дом ему сразу понравился. Уютное крыльцо, пять низких ступенек, окна его спальни (как объяснила мать) выходят на улицу (что позволит любоваться вечером соседскими домами на противоположной стороне). Приятного бежевого цвета с зеленой крышей, невысокая живая изгородь из ровно подстриженного кустарника, ухоженный изумрудный газон перед домом, гараж на две машины, примыкающий к дому, и веранда, опоясывающая дом с северной и западной стороны. В общем, Дэнни, не вдаваясь особо в детали, понял, что дом ему нравится.
Но было еще кое-что. Именно сейчас, идя домой после первого дня школьных занятий, Дэнни вдруг вспомнил, что на какой-то краткий миг, более внезапный, чем когда молния вдруг освещает вам пространство, отчетливо вырезая из тьмы мельчайшие детали предметов, буквально на доли секунды он попал вдруг в плотный саван страха, облепивший его, словно тесто. Но это прошло так быстро, так молниеносно, что мальчику показалось, будто этого и вовсе не было. Стоял обычный солнечный (правда, жарковатый) денек конца лета в Новой Англии, и ничто не нарушало общего приподнятого настроения. Откуда же мог взяться этот молниеносный страх? Тогда Дэнни решил, что, наверное, он неосознанно представил себе, как Джонни не меньше недели будет сидеть дома (друзей еще нет, да и в доме надо пообвыкнуть) и не даст ему житья. Теперь, однако, Дэнни уже так не думал. Как бы то ни было, в тот день, 25 августа, он забыл о непонятном обострении чувств очень быстро. Впереди ждало много нового и интересного.
Когда под вечер родители немного разобрались с обстановкой, сыновей отпустили ненадолго подышать свежим воздухом. Джонни, вопреки предположениям младшего брата, не стал шляться вокруг дома, справедливо решив, что собственная вотчина никуда не денется. Словно самодовольный, всеми ласкаемый кот, щуря свои и без того маленькие глазки, он пошел вдоль улицы, рассматривая дома соседей. Дэнни вздохнул полной грудью и вышел к дороге. Тут-то он и встретился с Сиднеем Абинери.
Пунцовое солнце, приближаясь к линии горизонта, разбрасывало кровавые пятна по западной части неба. Остановившись у почтового ящика в виде маленького забавного человечка, героя какого-то мультфильма, Дэнни смотрел на небо. Ему нравилось широко раскрытыми глазами любоваться солнцем, когда на него не больно смотреть. Ему казалось, что дневной путь солнца в чем-то схож с человеческой жизнью. Когда оно встает утром, то выглядит словно новорожденный младенец, неспособный причинить окружающим ни капли вреда. Затем, подымаясь все выше, солнце, как и повзрослевший человек, совершающий много грехов и так или иначе отбирающий у кого-то место под солнцем, жизненное пространство, причиняет боль глазам. К вечеру солнце похоже на старика, который уже не претендует на чужой кусок. Только вот солнце, как отметил про себя Дэнни, на следующий день восходит снова, человек же умирает навсегда, а это существенная разница. Дэнни поежился. Сейчас ему девять, предположим, что он доживет до семидесяти пяти. Остается шестьдесят шесть лет. И хотя они казались шестью тысячелетиями, все равно и они когда-нибудь закончатся. Что же будет после? Это было выше его понимания. Он вспомнил отца, мать, других взрослых людей, которых знал. Им всем оставалось гораздо меньше до этой черты, скрытой во мраке. Однако их, казалось, это вовсе не беспокоило. Они вели себя так, будто этого никогда не произойдет. Может, они лишь делают вид? Кто знает? Во всяком случае, лучше выбросить это из головы. Если он будет постоянно думать об этом, то к возрасту папы точно сойдет с ума.
Дэнни перестал любоваться солнцем, сила которого таяла с каждой секундой, как тают силы немощного старика, и спустился на землю, заметив при этом, что на ней произошли кое-какие изменения. До этого поблизости никого не было. Люди сновали где-то вдалеке. Кое-где у соседей уже зажгли свет, но уличные фонари пока не ожили. По тротуару к Дэнни приближался какой-то мальчишка, причем он был уже совсем недалеко. Мальчишка шел медленно, словно пожилая располневшая мадам, прогуливающаяся по парку. Он не выказывал враждебных намерений, но Дэнни насторожился, внутренне приготовившись дать деру. Чужак был выше его ростом, и уже это было серьезно. Дэнни не сразу заметил, что он в очках, но даже и это не играло роли. Мальчишка был на своей территории, а он, Дэнни, здесь пока еще никто. Парень был в кедах, в отрезанных по колени старых джинсах и в подозрительно чистой белой майке. Именно чистота этой майки придала Дэнни уверенности в том, что на него не набросятся, чтобы как следует отлупить. Чистая майка, казалось, оповещала окружающих о том, что ее владелец не драчун какой-то, не наказание для своей мамы, а спокойный, даже интеллигентный ребенок. Лишь позже Дэнни узнал, что его тогда еще будущего друга заставили вымыться под душем и надеть чистую одежду после того, как он явился ранним вечером из похода на загородную свалку такой чумазый, словно прополз на брюхе по всей Канзас-стрит. Потому-то он и оказался в такой чистой майке возле дома, теперь принадлежавшего Шилдсам. На самом деле Сидней Абинери ничем не отличался от остальных детей мужского пола его возраста в том, что касалось чистоты одежды, когда лето заставляет мальчишек думать совсем о других вещах.
Мальчик, не доходя до Дэнни футов пять, остановился. В глазах его светилось любопытство. Очки в тонкой оправе придавали ему еще более любознательный вид. Юный Шилдс приготовился было, развернувшись, отправиться к дому, как если бы ему уже надоело любоваться закатом и захотелось спать.
— Привет! — просто сказал мальчик. Он с интересом разглядывал Дэнни.
— Привет! — отозвался Шилдс — самый младший, неуверенно улыбнувшись. Интуитивно он уже чувствовал симпатию к незнакомцу, но выработанная за годы осторожность не давала ему полностью расслабиться. К тому же Дэнни был удивлен тем, как просто обратился к нему совершенно незнакомый мальчишка, при этом говоривший с ним, как с равным.
— Меня зовут Сид! — Он протянул правую руку.
Дэнни, совершенно ошеломленный, не соображая что к чему, протянул свою пятерню:
— Дэнни! Меня зовут Дэнни! — Он смотрел прямо в глаза этому удивительному мальчику. Сухие тонкие пальцы чуть сдавили его руку при пожатии. — Дэнни Шилдс.
— Понятно. — Сид кивнул. — Вы сегодня приехали?
— Да. — Дэнни очень хотелось что-нибудь сказать, чтобы поддержать разговор, но слова куда-то улетучились, решив, видно, что сейчас самое время подложить ему свинью.
— Ты выйдешь завтра вечером на улицу? — прервал молчание Сид.
— Да. Наверное. Может… Нет, я выйду! — твердо заявил Дэнни.
Сид кивнул в сторону скрывшегося наполовину солнца:
— Я живу через пять домов от тебя по этой стороне в сторону Фелл-стрит. Приходи после семи часов. Я буду на лужайке перед домом. Он такой салатовый, с плоской крышей.
Так началась их дружба.
4
Они сидели на скамейке в дальнем тенистом углу Грин-парка, расположенного недалеко от начальной школы Оруэлла. Был полдень, самое пекло, и молодые мамаши развезли по домам своих голосистых отпрысков. Парк опустел. Жаркое начало осени навевало иллюзию, что сейчас разгар июля. Мальчики наслаждались в теньке непривычной тишиной, непроизвольно произнося слова вполголоса. Сид что-то рассказывал про одного чудаковатого старожила, потом речь зашла сама собой и о семье Тревор. Сид не успел закончить фразу, как Дэнни подпрыгнул:
— Что? Что ты сказал?
В свою очередь, Сид тоже приподнялся со скамейки, недоуменно пробормотав:
— Ты что, не знал? Не знал этого? — Он пожал плечами и уверенно сообщил: — Врем известно, в доме, который теперь принадлежит вам, в прошлом году убили мистера и миссис Тревор, двоих дочерей, и сделал это их родной сын.
Дэнни не мог выговорить ни слова. Его дом, его новый прекрасный дом, успевший полюбиться ему… оказывается, там убили аж четырех человек, двое из которых были детьми его возраста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
К радости Дэнни, самые мрачные его предчувствия не сбылись. Пока, во всяком случае. Семья переехала в Оруэлл во время каникул, так что Дэнни не пришлось преодолевать два барьера одновременно — привыкать к новому месту обитания и к новому классу в новой школе. Судьба предоставила мальчику небольшой промежуток времени до того, как ему придется преодолевать второе препятствие. Дэнни был удивлен и обрадован. На улице у него ни с кем не возникало трений. Может быть, у соседей просто не было задиристых сыновей возрастом чуть постарше Дэнни Шилдса? Ко всему прочему, Дэнни приобрел друга. Его звали Сидней Абинери. Это был мальчик еще более худой, чем Дэнни, но на полголовы выше его. Соломенного цвета волосы, маленький нос, близко посаженные глаза и красиво очерченный рот, манера быстро говорить и умение подмигивать двумя глазами по очереди — все это пришлось по вкусу Дэнни. И даже очки Сиднея в тонкой металлической оправе не смогли поколебать высокого мнения Дэнни. Сид был щедр и надежен, с ним было нескучно, и Дэнни впервые захотелось, чтобы лето перестало клониться к осени. Сид жил на той же улице, через пять домов от Шилдсов. У него была еще старшая сестра, с которой у него, как и у Дэнни с Джоном, отношения были более чем прохладные. В отличие от Джонни, Миранда Абинери оказалась намного старше брата. В начале ноября ей должно было исполниться шестнадцать лет. До начала школьных занятий Дэнни видел сестру друга всего два раза. С Сидом они сошлись очень быстро. Как узнал потом Дэнни, у Сида тоже не было друзей. В какой-то момент Дэнни даже показалось, что переезд — это как раз то, чего ему не хватало. Но он тут же спохватился, что еще не время делать окончательные выводы. Впереди была школа. Вот что было самым главным. Именно там его могли поджидать основные напасти. Боясь произвести плохое впечатление на Сида, Дэнни не решался расспросить его о городской начальной школе и можно ли будет там спокойно учиться. Что до Сида, то нельзя сказать, чтобы тот выглядел запуганным или боялся до колик в животе появляться в школе. С ним и сам Дэнни чувствовал себя как-то уверенней. Девятилетний мальчик не мог знать, что очень скоро ему придется пережить такое, в сравнении с чем обиды со стороны старших ребят покажутся дурной шуткой, и не более того. А пока Дэнни вовсю наслаждался каникулами в обществе нового друга. И наслаждение это было тем более глубоким, что не только мать, но и старший брат не уделяли ему прежнего внимания. Джонни Шилдс, оказавшись на новом месте, казалось, вообще забыл о том, что у него есть младший брат, который в любое время может заменить собой боксерскую грушу. Дэнни понимал, что и это вернется на круги своя, но сейчас следовало ловить момент. Имело значение и то, что теперь у братьев было по отдельной комнате, это сделало на порядок реже их встречи друг с другом. В старом домике в Гринфилде они с раннего детства жили в одной комнате. Для такого мальчика, как Дэнни, казалось бы, лучшим и наиболее желанным местом должна быть его комната. Но ее приходилось делить со старшим братом, и временами дома было еще хуже, чем где-либо. На новом месте (это был главный плюс переезда) он получил наконец хоть немного уединения. К тому же в своей комнате Дэнни мог закрываться изнутри. До сих пор к этому ему не пришлось прибегать — Джонни еще осваивался. Их комнаты находились рядом по коридору на втором этаже. Спальня родителей была на первом. И хотя папа с мамой теперь казались еще дальше, Дэнни был все же доволен. Что толку от того, что на старом месте родители находились близко, если приходилось делить комнату с Джонни. Дэнни в первые ночи даже сон не брал — до такой степени он был возбужден самой возможностью спокойно заснуть, не опасаясь какой-нибудь каверзы брата, лишавшей его сна до глубокой ночи. В Гринфилде о подобном он не мог и мечтать. Теперь у него была своя комната. Родители говорили ему о ней еще до переезда, но мальчик тогда не осознавал этого. Ему трудно было понять, что значит иметь собственную комнату, потому что он никогда не ночевал отдельно от брата. Тем более что в то время его больше занимало, как он приживется на новом месте. Позже Дэнни не один раз с хорошим чувством вспоминал первые дни на новом месте.
3
Они въехали в Оруэлл с юга по Фелл-роуд. За рулем сидела мать. Она провезла их через торговый центр, весело щебеча и указывая на сомнительные «достопримечательности» города. Дэнни, еще не убедившийся в том, что ужасов, которых он ожидает, нет, с восхищением смотрел на мать. Он никогда прежде не видел ее такой. Доброй, ласковой и… счастливой. Вот какой он хотел бы видеть всегда свою мать. Почему она так редко, вернее, даже никогда не бывает такой? Дэнни не хотелось думать, что в последние дни она так мягко относится к детям и мужу только потому, что будет жить в доме, о котором давно мечтала, доме, который говорит о прочном финансовом положении семьи. Нет. Конечно нет. Она была такой не поэтому. Дэнни не знал почему. Может, есть какие-то причины, объясняющие, почему она чаще похожа не на мать, а на мачеху, которая вышла замуж за его папу только из-за денег.
Они свернули на Канзас-стрит и очень медленно поехали к новому дому, ожидавшему их. По обеим сторонам дороги их провожали добротные, большей частью двухэтажные дома среднего класса. Дэнни с замиранием сердца ожидал дома № 29. Кроме тревожных мыслей по поводу соседских ребят, существовало еще и простое любопытство. Как-никак здесь ему придется прожить по крайней мере до совершеннолетия. Ну а для девятилетнего мальчика эта дата казалась более далекой, нежели второе пришествие Христа. Следовательно, в доме № 29 ему придется жить едва ли не вечность. Они подъехали к своему новому жилью.
На подъездной дорожке их уже поджидал арендованный грузовик, перевозивший основную массу их добра. Дэнни отчетливо помнил, что дом ему сразу понравился. Уютное крыльцо, пять низких ступенек, окна его спальни (как объяснила мать) выходят на улицу (что позволит любоваться вечером соседскими домами на противоположной стороне). Приятного бежевого цвета с зеленой крышей, невысокая живая изгородь из ровно подстриженного кустарника, ухоженный изумрудный газон перед домом, гараж на две машины, примыкающий к дому, и веранда, опоясывающая дом с северной и западной стороны. В общем, Дэнни, не вдаваясь особо в детали, понял, что дом ему нравится.
Но было еще кое-что. Именно сейчас, идя домой после первого дня школьных занятий, Дэнни вдруг вспомнил, что на какой-то краткий миг, более внезапный, чем когда молния вдруг освещает вам пространство, отчетливо вырезая из тьмы мельчайшие детали предметов, буквально на доли секунды он попал вдруг в плотный саван страха, облепивший его, словно тесто. Но это прошло так быстро, так молниеносно, что мальчику показалось, будто этого и вовсе не было. Стоял обычный солнечный (правда, жарковатый) денек конца лета в Новой Англии, и ничто не нарушало общего приподнятого настроения. Откуда же мог взяться этот молниеносный страх? Тогда Дэнни решил, что, наверное, он неосознанно представил себе, как Джонни не меньше недели будет сидеть дома (друзей еще нет, да и в доме надо пообвыкнуть) и не даст ему житья. Теперь, однако, Дэнни уже так не думал. Как бы то ни было, в тот день, 25 августа, он забыл о непонятном обострении чувств очень быстро. Впереди ждало много нового и интересного.
Когда под вечер родители немного разобрались с обстановкой, сыновей отпустили ненадолго подышать свежим воздухом. Джонни, вопреки предположениям младшего брата, не стал шляться вокруг дома, справедливо решив, что собственная вотчина никуда не денется. Словно самодовольный, всеми ласкаемый кот, щуря свои и без того маленькие глазки, он пошел вдоль улицы, рассматривая дома соседей. Дэнни вздохнул полной грудью и вышел к дороге. Тут-то он и встретился с Сиднеем Абинери.
Пунцовое солнце, приближаясь к линии горизонта, разбрасывало кровавые пятна по западной части неба. Остановившись у почтового ящика в виде маленького забавного человечка, героя какого-то мультфильма, Дэнни смотрел на небо. Ему нравилось широко раскрытыми глазами любоваться солнцем, когда на него не больно смотреть. Ему казалось, что дневной путь солнца в чем-то схож с человеческой жизнью. Когда оно встает утром, то выглядит словно новорожденный младенец, неспособный причинить окружающим ни капли вреда. Затем, подымаясь все выше, солнце, как и повзрослевший человек, совершающий много грехов и так или иначе отбирающий у кого-то место под солнцем, жизненное пространство, причиняет боль глазам. К вечеру солнце похоже на старика, который уже не претендует на чужой кусок. Только вот солнце, как отметил про себя Дэнни, на следующий день восходит снова, человек же умирает навсегда, а это существенная разница. Дэнни поежился. Сейчас ему девять, предположим, что он доживет до семидесяти пяти. Остается шестьдесят шесть лет. И хотя они казались шестью тысячелетиями, все равно и они когда-нибудь закончатся. Что же будет после? Это было выше его понимания. Он вспомнил отца, мать, других взрослых людей, которых знал. Им всем оставалось гораздо меньше до этой черты, скрытой во мраке. Однако их, казалось, это вовсе не беспокоило. Они вели себя так, будто этого никогда не произойдет. Может, они лишь делают вид? Кто знает? Во всяком случае, лучше выбросить это из головы. Если он будет постоянно думать об этом, то к возрасту папы точно сойдет с ума.
Дэнни перестал любоваться солнцем, сила которого таяла с каждой секундой, как тают силы немощного старика, и спустился на землю, заметив при этом, что на ней произошли кое-какие изменения. До этого поблизости никого не было. Люди сновали где-то вдалеке. Кое-где у соседей уже зажгли свет, но уличные фонари пока не ожили. По тротуару к Дэнни приближался какой-то мальчишка, причем он был уже совсем недалеко. Мальчишка шел медленно, словно пожилая располневшая мадам, прогуливающаяся по парку. Он не выказывал враждебных намерений, но Дэнни насторожился, внутренне приготовившись дать деру. Чужак был выше его ростом, и уже это было серьезно. Дэнни не сразу заметил, что он в очках, но даже и это не играло роли. Мальчишка был на своей территории, а он, Дэнни, здесь пока еще никто. Парень был в кедах, в отрезанных по колени старых джинсах и в подозрительно чистой белой майке. Именно чистота этой майки придала Дэнни уверенности в том, что на него не набросятся, чтобы как следует отлупить. Чистая майка, казалось, оповещала окружающих о том, что ее владелец не драчун какой-то, не наказание для своей мамы, а спокойный, даже интеллигентный ребенок. Лишь позже Дэнни узнал, что его тогда еще будущего друга заставили вымыться под душем и надеть чистую одежду после того, как он явился ранним вечером из похода на загородную свалку такой чумазый, словно прополз на брюхе по всей Канзас-стрит. Потому-то он и оказался в такой чистой майке возле дома, теперь принадлежавшего Шилдсам. На самом деле Сидней Абинери ничем не отличался от остальных детей мужского пола его возраста в том, что касалось чистоты одежды, когда лето заставляет мальчишек думать совсем о других вещах.
Мальчик, не доходя до Дэнни футов пять, остановился. В глазах его светилось любопытство. Очки в тонкой оправе придавали ему еще более любознательный вид. Юный Шилдс приготовился было, развернувшись, отправиться к дому, как если бы ему уже надоело любоваться закатом и захотелось спать.
— Привет! — просто сказал мальчик. Он с интересом разглядывал Дэнни.
— Привет! — отозвался Шилдс — самый младший, неуверенно улыбнувшись. Интуитивно он уже чувствовал симпатию к незнакомцу, но выработанная за годы осторожность не давала ему полностью расслабиться. К тому же Дэнни был удивлен тем, как просто обратился к нему совершенно незнакомый мальчишка, при этом говоривший с ним, как с равным.
— Меня зовут Сид! — Он протянул правую руку.
Дэнни, совершенно ошеломленный, не соображая что к чему, протянул свою пятерню:
— Дэнни! Меня зовут Дэнни! — Он смотрел прямо в глаза этому удивительному мальчику. Сухие тонкие пальцы чуть сдавили его руку при пожатии. — Дэнни Шилдс.
— Понятно. — Сид кивнул. — Вы сегодня приехали?
— Да. — Дэнни очень хотелось что-нибудь сказать, чтобы поддержать разговор, но слова куда-то улетучились, решив, видно, что сейчас самое время подложить ему свинью.
— Ты выйдешь завтра вечером на улицу? — прервал молчание Сид.
— Да. Наверное. Может… Нет, я выйду! — твердо заявил Дэнни.
Сид кивнул в сторону скрывшегося наполовину солнца:
— Я живу через пять домов от тебя по этой стороне в сторону Фелл-стрит. Приходи после семи часов. Я буду на лужайке перед домом. Он такой салатовый, с плоской крышей.
Так началась их дружба.
4
Они сидели на скамейке в дальнем тенистом углу Грин-парка, расположенного недалеко от начальной школы Оруэлла. Был полдень, самое пекло, и молодые мамаши развезли по домам своих голосистых отпрысков. Парк опустел. Жаркое начало осени навевало иллюзию, что сейчас разгар июля. Мальчики наслаждались в теньке непривычной тишиной, непроизвольно произнося слова вполголоса. Сид что-то рассказывал про одного чудаковатого старожила, потом речь зашла сама собой и о семье Тревор. Сид не успел закончить фразу, как Дэнни подпрыгнул:
— Что? Что ты сказал?
В свою очередь, Сид тоже приподнялся со скамейки, недоуменно пробормотав:
— Ты что, не знал? Не знал этого? — Он пожал плечами и уверенно сообщил: — Врем известно, в доме, который теперь принадлежит вам, в прошлом году убили мистера и миссис Тревор, двоих дочерей, и сделал это их родной сын.
Дэнни не мог выговорить ни слова. Его дом, его новый прекрасный дом, успевший полюбиться ему… оказывается, там убили аж четырех человек, двое из которых были детьми его возраста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83