Прошло двенадцать лет, и он нашел ее, и они снова вместе. Выражение ее потрясающего лица, когда его бесполезная защитница сообщила ей новость, было бесценным. Просто бесценным. Шок. Затем испуг. И наконец, ужас. Хлоя попала в ловушку. Она вынуждена снова смотреть ему в лицо своими красивыми зелеными глазами, молча признавая, что проиграла.
Бантлинг сидел на жесткой койке, которая пахла старой рыбой и мочой, и ковырялся в зубах.
«Заткнись и сядь!» — вот что сказала его бесполезный адвокат. Вот что она орала. «Заткнись и сядь!» Кто она такая, черт побери? Ему нужно заново обдумать ее роль во всем этом. Раньше он считал, что Лурдес — хороший выбор, однако теперь... Но с другой стороны, Лурдес достала для него полицейские отчеты из Нью-Йорка, а они заменяли любой роман для чтения перед сном. Он получил возможность фактически узнать о том, что сделал, — со слов других. Посмотреть на все чужими глазами. Здорово было читать. И его адвокат помогла ему напугать до смерти мадам прокуроршу. Но неожиданно Лурдес сказала, что пока не может подать заявление и ей требуется провести дополнительное расследование. А он вынужден раздумывать, сможет ли играть против больших мальчиков из высшей лиги.
— Позволь мне этим заняться, — сказала Лурдес. — Ты признаешь, что являешься жестоким насильником, который использовал нож. Ты хочешь сказать: «Я сделал это тогда, но не делал этого теперь», — и отмазаться, заявив, что государственный обвинитель, твоя жертва, относится к тебе предвзято. Но пойми, Билл: все будут ненавидеть тебя еще больше и будут жалеть ее. Это очень деликатная ситуация, и мы не можем просто предъявить твои обвинения. Мисс Таунсенд все отрицает, и, если честно, твое слово для суда ничего не значит. Нам нужны доказательства.
«Я дам тебе доказательства. Хотя мне очень не хочется с ними расставаться».
— Срывы, подобные сегодняшнему, определенно тебе не помогут. Ты выглядишь как серийный убийца. Позволь мне разбираться с этим так, как я считаю нужным. Тебе нужно только молчать. Просто посиди тихо.
Однако адвокат определенно испугалась. Теперь Лурдес Рубио знала, с кем имеет дело, с кем сидит рядом в зале суда, перешептывается в комнате для встреч адвокатов с клиентами. А он не знал, сможет ли она точно так же убедительно выступать перед присяжными, как раньше, когда считала его невиновным. Доверчивые глаза самки оленя исчезли.
Билл Бантлинг метался по камере подобно дикому зверю в клетке. Все дело в том, как он понял, что Хлоя, Фасолька, мадам прокурорша, всегда знала, кто он, и ей требовалось запереть его понадежнее для собственной безопасности. Для того чтобы не сойти с ума. Но теперь Бантлинг знал, какую игру затеяла Хлоя, и ей пришел конец. Будет забавно смотреть, как она сломается.
«Мне очень жаль, что преступников больше не сжигают на костре. Мне было бы гораздо приятнее смотреть, как плавится ваше искаженное лицо».
О, ее речь была настоящим выступлением. Но Бантлинг знал, что Хлоя так говорила только потому, что он сидел в наручниках и кандалах.
Бантлинг знал, что Хлоя испугалась, жутко испугалась. И не напрасно.
Потому что, когда выйдет из тюрьмы, он ее убьет.
Глава 55
— Я прекратила отношения с Домиником Фальконетти.
— Когда это случилось?
Грег Чамберс теперь снова исполнял роль психотерапевта. Он тихо сидел в кресле перед письменным столом, создавая доверительную обстановку. Садящееся солнце проникало сквозь деревянные жалюзи, и комната купалась в теплом свете цвета жженого сахара.
— Наверное, к этому все шло. Я пыталась это остановить, в особенности после ареста Бантлинга, но отношения просто развивались.
Чамберс наблюдал за тем, как Си-Джей затушила сигарету и тут же закурила следующую. Дым висел в воздухе и плясал в лучах мягкого света. Си-Джей медленно выпустила дым, снова убрала волосы с лица и завела за уши.
— Как вы к этому относитесь? Вы этого хотите? — Доктор говорил мягко, не высказывая своего мнения, не осуждая. Стоит только это сделать, как Си-Джей замолчит и замкнется.
— Что я чувствую? Боюсь, нервничаю, счастлива, возбуждена, виновата. Все одновременно. Все это словно слилось воедино, в одно чувство. Я знаю, мне не следовало заходить так далеко, но... Боже, Доминик помогает мне отключиться от всего происходящего. И это хорошо. Это отличая терапия, доктор. Когда я с ним, я с ним. Я в безопасности. Я могу это описать только так. Я могу отключить радар, который у меня всегда работает. Лицо психа наконец вылетает у меня из головы, всего на несколько часов в день, и я сама словно нахожусь в другом измерении, и эта невидимая тяжесть на моем сердце... исчезла. Это чувство, которого я не испытывала ни с одним другим мужчиной, — и я не хочу от него отказываться, лишаться его.
Си-Джей поднялась из синего кресла с откидной спинкой и стала нервно расхаживать по кабинету.
— Но я также боюсь. На самом деле я цепенею. Я не хочу позволять Доминику подойти слишком близко. Есть вещи, о которых он никогда не должен узнать.
— Вы имеете в виду себя? Вы не хотите, чтобы он увидел вас настоящую, поскольку боитесь, что ему не понравится то, что он увидит?
— Нет. Да. Не исключено, когда-то в будущем я смогу полностью расслабиться эмоционально, сбросить защитный панцирь. Разделить себя, как вы любите говорить. Но есть вещи, моменты, которые я никогда не смогу с ним разделить. Вещи, которые он никогда не примет. И я не думаю, что отношения можно строить на полуправде.
— Вы говорите о том, как на вас напали, как вас изнасиловали? Вы не хотите делиться с Домиником этим? — поинтересовался Чамберс. — Может, как раз если вы поделитесь ими, то станете ближе?
— Нет. Кроме изнасилования, есть и другое, но я не хочу обсуждать это сегодня. Не сейчас.
Си-Джей вспомнила то, что не покроет обязанность доктора не разглашать конфиденциальных бесед с пациентом. Она имела в виду совершенные преступления и будущие нарушения. Си-Джей изъяла улики, покрывает свидетеля и помогает ему лжесвидетельствовать. Все это считается преступной деятельностью. Ей нужно проявлять осторожность, чтобы не оговориться.
— А вы уже были близки?
От этого вопроса ей стало неуютно. Возможно, в прошлом она с легкостью ответила бы на этот вопрос, но теперь у доктора Чамберса сложились профессиональные отношения со всеми участвующими в деле. Си-Джей непроизвольно остановилась за креслом.
— Да, — все-таки сказала она.
— И?..
— И это было... — Си-Джей замолчала на мгновение, словно что-то вспоминая. — Это было мило. Однако это не случилось сразу же. Мы просто пошли вместе поужинать вечером после... после того, что случилось в тюрьме.
— После того как Бантлинг со своим адвокатом бросили обвинение вам в лицо?
— Да. Все правильно. — Си-Джей поделилась с врачом утверждениями Бантлинга о том, что именно он ее изнасиловал. Она не стала говорить про обвинения Лурдес в преднамеренном сокрытии доказательств. — В тот вечер я не могла возвращаться домой. Мне требовалось, чтобы рядом был Доминик. Я была жутко напугана — воспоминания нахлынули, словно все случилось вчера, и я не могла возвращаться одна в пустую квартиру. Я знаю, что на этом нельзя строить отношения — на страхе, — но той ночью мы не спали вместе. Это был просто ужин. Это было общение. Это было больше, чем вначале, какое-то время назад. Мне просто требовалось находиться рядом с ним в тот вечер. Я не могу это объяснить.
Си-Джей подошла к окну и выглянула на запруженную машинами улицу в районе Корал-Гейблс — уже начался час пик. Занятые люди носятся взад-вперед по жизни.
— В любом случае это просто произошло между нами. Мы медленно пришли к этому. Прошлой ночью. Я не была ни с кем близка после того маклера несколько лет назад и, если честно, никогда не думала, что это когда-то может быть приятно. Но все получилось тепло, приятно, хорошо. Даже в полной темноте я боялась из-за шрамов того, что скажет Доминик, когда их коснется, что он подумает...
Си-Джей вспомнила свою спальню и теплые руки Доминика, которые нежно поглаживали ее чуть ниже спины, когда он целовал ее, его язык касался ее собственного, а руки медленно двигались, расстегивая пуговицы ее блузки. Потом он прижался к ее груди, и она вспомнила, как в то же мгновение на нее нахлынула волна ужаса и беспокойства, потому что она знала: он обязательно почувствует шрамы, может, даже увидит, когда его глаза привыкнут к темноте, — уродливые линии, неровно пересекающие грудь и живот.
Они выпили пару бутылок вина — слишком много вина, — наблюдая за лодками, проходящими по Береговому каналу внизу. Они пили вино, разговаривали и смеялись. Си-Джей расслабилась, ей стало уютно, и она впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. А когда Доминик склонился к ее стулу на небольшом балкончике при свете луны, под звук слегка покачивающихся пальм внизу, и поцеловал, Си-Джей не сопротивлялась. Она придвинулась поближе, и в конце концов они оказались в темноте, в ее спальне, а руки Доминика зажигали ее тело и пугали разум. Но затем ее блузка и бюстгальтер слетели, и Доминик ничего не сказал. Он даже не остановился. Он просто продолжал целовать ее в темноте, его тело будто медленно танцевало под беззвучную музыку, словно в мире больше ничто не имело значения. А утром, когда Си-Джей проснулась, Доминик все еще лежал рядом и нежно играл ее волосами.
— ...его это не волновало, — продолжала Си-Джей. — Он ни разу ничего не спросил. Я знаю, он должен был почувствовать шрамы, поэтому сказала, что в свое время попала в аварию. Я просто это выпалила.
— А как он отреагировал?
— Спросил, не беспокоят ли они меня сейчас. Спросил, не больно ли мне, когда он их касается. Я ответила: нет, но прошло очень много времени с тех пор, как я была с кем-то близка. А затем он опять занялся со мной любовью. Очень медленно, очень нежно... — Си-Джей замолчала. — Мне не следует вам этого говорить. Это очень личное, и вы знакомы со всеми, о ком идет речь. Но вы единственный, кто знает всю мою историю и все, что сейчас происходит, Грег — доктор Чамберс. Я знаю, что влюбляюсь в Доминика, а может, уже влюбилась. Но не напрасно ли я думаю о нашем с ним будущем?
— Только вы сами можете ответить на этот вопрос, Си-Джей.
— Я даже не могу заставить себя рассказать ему об изнасиловании. Доминик никогда не должен узнать о Купидоне. Сейчас между нами столько тайн, столько лжи...
— А что с заявлением о закрытии дела? Разве вы не сказали, что в нем идет речь о вашем изнасиловании? Разве Доминик не узнает об этом, когда заявление будет подано официально?
— Да, в том варианте заявления, который мне вручила Лурдес, в деталях описывалось изнасилование. Но после того как я поговорила с ней перед стенами тюрьмы, она, вероятно, задумалась. По крайней мере на какое-то время. Изнасилование не упоминается в заявлении, которое Рубио официально подала в суд неделю спустя. Часкел назначил слушание по заявлению на утро следующего вторника. На Хэллоуин. Конечно, Лурдес может еще меня удивить и вызвать Бантлинга для дачи показаний. Если это произойдет, то весь мир узнает о моей тайне.
— А как вы относитесь к этой возможности? Вашей неспособности контролировать эти события?
— Кажется, что все вышло из-под моего контроля. Но я не могу отказаться от этого дела. И не стану. А если это произойдет и я сломаюсь на глазах у всего мира, то я надеюсь, что... ну, что вы меня поддержите, что вы придете в зал суда. Потому что если Бантлинг начнет давать показания, я вполне могу снова сойти с ума.
— Если вы хотите, чтобы я вам помог, я помогу. Я приду.
Си-Джей почувствовала облегчение, по крайней мере один человек будет в ее углу ринга, если весь мир обрушится вокруг нее.
— Вам лучше прийти пораньше, чтобы занять место, — зал будет переполнен. Как я слышала, репортеры с канала Си-би-эс будут ночевать в палатке перед зданием суда.
Чамберс рассмеялся.
А Си-Джей размышляла вслух:
— Может, у Лурдес есть совесть. Может, она считает, что ее клиент врет насчет изнасилования. Возможно, она решит, что не следует таким образом строить защиту. Думаю, во вторник мы все узнаем.
Чамберс сложил руки под подбородком и поставил локти на колени.
— Я рад, что вы решили снова начать сеансы терапии, Си-Джей. Я хотел бы видеть вас по вечерам в среду, по крайней мере пока слушается это дело. Я думаю, оно окажется еще большим стрессом, чем вы предполагаете.
Си-Джей улыбнулась:
— По мне можно сказать, что я схожу с ума? У меня дергаются лицевые мышцы? Я несвязно выражаюсь?
— Давайте до этого не доводить. Вы не делитесь происходящим и всеми связанными с делом событиями ни с кем другим, а этот фактор следует учитывать. Поэтому и нужна еженедельная терапия. Это не означает, что я считаю, будто вы снова сходите с ума, как вы выразились.
Си-Джей нервно кивнула. Если метаморфозы снова начнутся, она почувствует это или кому-то придется ей об этом сказать?
— Простите, что я закончила сеансы прошлой весной, не... не предупредив вас, — заговорила она тихим голосом. — Я хотела посмотреть, смогу ли идти по жизни сама...
— Больше ничего не говорите. Я понимаю. Важно то, что вы осознали: вы нуждаетесь в помощи и больше не будете все это переживать одна. А теперь расскажите, как идет дело, — продолжал Чамберс, меняя тему и быстро забывая о неловкой ситуации.
— Все встало на место. Федералы немного отступились. Думаю, Флорс ждет, как пойдет дело с заявлением Лурдес. Если я проиграю, он просто отметет меня в сторону и бросится вперед, изображая из себя героя, с обвинительным заключением. Если я выиграю, он вполне может сделать то же самое. Зависит от того, куда дуют политические ветры. Я только что получила документы на Бантлинга от врача из Нью-Йорка, — продолжала она. — По крайней мере диагноз. Часкел просмотрел документы и сказал, что только диагноз имеет отношение к делу, поскольку Бантлинг еще не ставил вопрос о своей невменяемости. Поэтому я включила диагноз и документы в список доказательств. Это даст еще одну привязку к Анне Прадо, а также еще шести девушкам, в крови которых судебные медики нашли галоперидол. Врач выписывал Бантлингу по двадцать миллиграммов галдола в день.
— Это очень высокая доза. А его до самого ареста лечил тот же врач? Как его фамилия?
— Доктор Файнбург. Да, время от времени. Он выписывал ему новые рецепты каждые три месяца.
— А какой все-таки диагноз?
Си-Джей затушила последнюю сигарету и устало вздохнула, перед тем как уйти.
— Приграничное расстройство психики с крайними и сильными антисоциальными наклонностями. Другими словами, он полный социопат. Словно мне требовался врач, чтобы это констатировать.
Глава 56
Утро Хэллоуина выдалось адски жарким. Уже два дня в Майами столбик термометра не опускался ниже восьмидесяти градусов при огромной влажности. А после обеда, как правило, разражалась гроза. Доминик стоял перед зданием прокуратуры. Он вспотел, и рубашка уже прилипла к груди. Было без пятнадцати десять, он едва успел.
Доминик сократил совещание по делу Купидона с директором Блэком и уполномоченным комиссаром полицейского управления Флориды, поскольку знал: он должен быть здесь. Хотя Си-Джей не просила его об этом и, вероятно, никогда не стала бы этого делать, Доминик знал, что должен прийти. Он видел, как Си-Джей выводит из равновесия одно упоминание имени Бантлинга, и неоднократно становился свидетелем ее странной реакции, напряженности, когда она была вынуждена находиться с Бантлингом в одном помещении. Глаза Си-Джей наполнялись страхом, тело охватывала дрожь. Последние несколько дней, на протяжении которых Си-Джей готовилась к слушанию по заявлению о прекращении дела, Доминик наблюдал, как она все больше уходит в себя. Она определенно переживала стресс, но не хотела обсуждать это с ним. Доминик все еще не знал, в чем дело, но чувствовал: страх у Си-Джей в глазах появляется не только из-за стресса от ведения дела об убийстве. И он знал, что сейчас должен находиться здесь, даже если она станет возражать. Он должен провести ее в зал суда сквозь толпу наглых надоедливых репортеров, любопытных зрителей и тех, кто, нацепив на лицо улыбку, молча молится, чтобы она провалилась. Он должен сидеть позади нее, пока она борется с невидимыми демонами, о которых ему не рассказывает.
Открылись стеклянные двери здания прокуратуры. Заметив Доминика, Си-Джей остановилась, и на ее лице появилось удивление, которое он заметил, несмотря на ее солнцезащитные очки. Она была одета в шелковый черный костюм, светлые волосы стянуты в пучок. На плече на длинном ремне висел портфель, а впереди себя она толкала тележку с тремя коробками, полными папок.
— Я предполагал, что тебе понадобится помощь, — наконец сказал Доминик.
— Я думала, у тебя совещание с Блэком, — медленно ответила Си-Джей.
— Было. Но слушание кажется мне более важным.
Это все еще было так ново — эти отношения, которые у них сложились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Бантлинг сидел на жесткой койке, которая пахла старой рыбой и мочой, и ковырялся в зубах.
«Заткнись и сядь!» — вот что сказала его бесполезный адвокат. Вот что она орала. «Заткнись и сядь!» Кто она такая, черт побери? Ему нужно заново обдумать ее роль во всем этом. Раньше он считал, что Лурдес — хороший выбор, однако теперь... Но с другой стороны, Лурдес достала для него полицейские отчеты из Нью-Йорка, а они заменяли любой роман для чтения перед сном. Он получил возможность фактически узнать о том, что сделал, — со слов других. Посмотреть на все чужими глазами. Здорово было читать. И его адвокат помогла ему напугать до смерти мадам прокуроршу. Но неожиданно Лурдес сказала, что пока не может подать заявление и ей требуется провести дополнительное расследование. А он вынужден раздумывать, сможет ли играть против больших мальчиков из высшей лиги.
— Позволь мне этим заняться, — сказала Лурдес. — Ты признаешь, что являешься жестоким насильником, который использовал нож. Ты хочешь сказать: «Я сделал это тогда, но не делал этого теперь», — и отмазаться, заявив, что государственный обвинитель, твоя жертва, относится к тебе предвзято. Но пойми, Билл: все будут ненавидеть тебя еще больше и будут жалеть ее. Это очень деликатная ситуация, и мы не можем просто предъявить твои обвинения. Мисс Таунсенд все отрицает, и, если честно, твое слово для суда ничего не значит. Нам нужны доказательства.
«Я дам тебе доказательства. Хотя мне очень не хочется с ними расставаться».
— Срывы, подобные сегодняшнему, определенно тебе не помогут. Ты выглядишь как серийный убийца. Позволь мне разбираться с этим так, как я считаю нужным. Тебе нужно только молчать. Просто посиди тихо.
Однако адвокат определенно испугалась. Теперь Лурдес Рубио знала, с кем имеет дело, с кем сидит рядом в зале суда, перешептывается в комнате для встреч адвокатов с клиентами. А он не знал, сможет ли она точно так же убедительно выступать перед присяжными, как раньше, когда считала его невиновным. Доверчивые глаза самки оленя исчезли.
Билл Бантлинг метался по камере подобно дикому зверю в клетке. Все дело в том, как он понял, что Хлоя, Фасолька, мадам прокурорша, всегда знала, кто он, и ей требовалось запереть его понадежнее для собственной безопасности. Для того чтобы не сойти с ума. Но теперь Бантлинг знал, какую игру затеяла Хлоя, и ей пришел конец. Будет забавно смотреть, как она сломается.
«Мне очень жаль, что преступников больше не сжигают на костре. Мне было бы гораздо приятнее смотреть, как плавится ваше искаженное лицо».
О, ее речь была настоящим выступлением. Но Бантлинг знал, что Хлоя так говорила только потому, что он сидел в наручниках и кандалах.
Бантлинг знал, что Хлоя испугалась, жутко испугалась. И не напрасно.
Потому что, когда выйдет из тюрьмы, он ее убьет.
Глава 55
— Я прекратила отношения с Домиником Фальконетти.
— Когда это случилось?
Грег Чамберс теперь снова исполнял роль психотерапевта. Он тихо сидел в кресле перед письменным столом, создавая доверительную обстановку. Садящееся солнце проникало сквозь деревянные жалюзи, и комната купалась в теплом свете цвета жженого сахара.
— Наверное, к этому все шло. Я пыталась это остановить, в особенности после ареста Бантлинга, но отношения просто развивались.
Чамберс наблюдал за тем, как Си-Джей затушила сигарету и тут же закурила следующую. Дым висел в воздухе и плясал в лучах мягкого света. Си-Джей медленно выпустила дым, снова убрала волосы с лица и завела за уши.
— Как вы к этому относитесь? Вы этого хотите? — Доктор говорил мягко, не высказывая своего мнения, не осуждая. Стоит только это сделать, как Си-Джей замолчит и замкнется.
— Что я чувствую? Боюсь, нервничаю, счастлива, возбуждена, виновата. Все одновременно. Все это словно слилось воедино, в одно чувство. Я знаю, мне не следовало заходить так далеко, но... Боже, Доминик помогает мне отключиться от всего происходящего. И это хорошо. Это отличая терапия, доктор. Когда я с ним, я с ним. Я в безопасности. Я могу это описать только так. Я могу отключить радар, который у меня всегда работает. Лицо психа наконец вылетает у меня из головы, всего на несколько часов в день, и я сама словно нахожусь в другом измерении, и эта невидимая тяжесть на моем сердце... исчезла. Это чувство, которого я не испытывала ни с одним другим мужчиной, — и я не хочу от него отказываться, лишаться его.
Си-Джей поднялась из синего кресла с откидной спинкой и стала нервно расхаживать по кабинету.
— Но я также боюсь. На самом деле я цепенею. Я не хочу позволять Доминику подойти слишком близко. Есть вещи, о которых он никогда не должен узнать.
— Вы имеете в виду себя? Вы не хотите, чтобы он увидел вас настоящую, поскольку боитесь, что ему не понравится то, что он увидит?
— Нет. Да. Не исключено, когда-то в будущем я смогу полностью расслабиться эмоционально, сбросить защитный панцирь. Разделить себя, как вы любите говорить. Но есть вещи, моменты, которые я никогда не смогу с ним разделить. Вещи, которые он никогда не примет. И я не думаю, что отношения можно строить на полуправде.
— Вы говорите о том, как на вас напали, как вас изнасиловали? Вы не хотите делиться с Домиником этим? — поинтересовался Чамберс. — Может, как раз если вы поделитесь ими, то станете ближе?
— Нет. Кроме изнасилования, есть и другое, но я не хочу обсуждать это сегодня. Не сейчас.
Си-Джей вспомнила то, что не покроет обязанность доктора не разглашать конфиденциальных бесед с пациентом. Она имела в виду совершенные преступления и будущие нарушения. Си-Джей изъяла улики, покрывает свидетеля и помогает ему лжесвидетельствовать. Все это считается преступной деятельностью. Ей нужно проявлять осторожность, чтобы не оговориться.
— А вы уже были близки?
От этого вопроса ей стало неуютно. Возможно, в прошлом она с легкостью ответила бы на этот вопрос, но теперь у доктора Чамберса сложились профессиональные отношения со всеми участвующими в деле. Си-Джей непроизвольно остановилась за креслом.
— Да, — все-таки сказала она.
— И?..
— И это было... — Си-Джей замолчала на мгновение, словно что-то вспоминая. — Это было мило. Однако это не случилось сразу же. Мы просто пошли вместе поужинать вечером после... после того, что случилось в тюрьме.
— После того как Бантлинг со своим адвокатом бросили обвинение вам в лицо?
— Да. Все правильно. — Си-Джей поделилась с врачом утверждениями Бантлинга о том, что именно он ее изнасиловал. Она не стала говорить про обвинения Лурдес в преднамеренном сокрытии доказательств. — В тот вечер я не могла возвращаться домой. Мне требовалось, чтобы рядом был Доминик. Я была жутко напугана — воспоминания нахлынули, словно все случилось вчера, и я не могла возвращаться одна в пустую квартиру. Я знаю, что на этом нельзя строить отношения — на страхе, — но той ночью мы не спали вместе. Это был просто ужин. Это было общение. Это было больше, чем вначале, какое-то время назад. Мне просто требовалось находиться рядом с ним в тот вечер. Я не могу это объяснить.
Си-Джей подошла к окну и выглянула на запруженную машинами улицу в районе Корал-Гейблс — уже начался час пик. Занятые люди носятся взад-вперед по жизни.
— В любом случае это просто произошло между нами. Мы медленно пришли к этому. Прошлой ночью. Я не была ни с кем близка после того маклера несколько лет назад и, если честно, никогда не думала, что это когда-то может быть приятно. Но все получилось тепло, приятно, хорошо. Даже в полной темноте я боялась из-за шрамов того, что скажет Доминик, когда их коснется, что он подумает...
Си-Джей вспомнила свою спальню и теплые руки Доминика, которые нежно поглаживали ее чуть ниже спины, когда он целовал ее, его язык касался ее собственного, а руки медленно двигались, расстегивая пуговицы ее блузки. Потом он прижался к ее груди, и она вспомнила, как в то же мгновение на нее нахлынула волна ужаса и беспокойства, потому что она знала: он обязательно почувствует шрамы, может, даже увидит, когда его глаза привыкнут к темноте, — уродливые линии, неровно пересекающие грудь и живот.
Они выпили пару бутылок вина — слишком много вина, — наблюдая за лодками, проходящими по Береговому каналу внизу. Они пили вино, разговаривали и смеялись. Си-Джей расслабилась, ей стало уютно, и она впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. А когда Доминик склонился к ее стулу на небольшом балкончике при свете луны, под звук слегка покачивающихся пальм внизу, и поцеловал, Си-Джей не сопротивлялась. Она придвинулась поближе, и в конце концов они оказались в темноте, в ее спальне, а руки Доминика зажигали ее тело и пугали разум. Но затем ее блузка и бюстгальтер слетели, и Доминик ничего не сказал. Он даже не остановился. Он просто продолжал целовать ее в темноте, его тело будто медленно танцевало под беззвучную музыку, словно в мире больше ничто не имело значения. А утром, когда Си-Джей проснулась, Доминик все еще лежал рядом и нежно играл ее волосами.
— ...его это не волновало, — продолжала Си-Джей. — Он ни разу ничего не спросил. Я знаю, он должен был почувствовать шрамы, поэтому сказала, что в свое время попала в аварию. Я просто это выпалила.
— А как он отреагировал?
— Спросил, не беспокоят ли они меня сейчас. Спросил, не больно ли мне, когда он их касается. Я ответила: нет, но прошло очень много времени с тех пор, как я была с кем-то близка. А затем он опять занялся со мной любовью. Очень медленно, очень нежно... — Си-Джей замолчала. — Мне не следует вам этого говорить. Это очень личное, и вы знакомы со всеми, о ком идет речь. Но вы единственный, кто знает всю мою историю и все, что сейчас происходит, Грег — доктор Чамберс. Я знаю, что влюбляюсь в Доминика, а может, уже влюбилась. Но не напрасно ли я думаю о нашем с ним будущем?
— Только вы сами можете ответить на этот вопрос, Си-Джей.
— Я даже не могу заставить себя рассказать ему об изнасиловании. Доминик никогда не должен узнать о Купидоне. Сейчас между нами столько тайн, столько лжи...
— А что с заявлением о закрытии дела? Разве вы не сказали, что в нем идет речь о вашем изнасиловании? Разве Доминик не узнает об этом, когда заявление будет подано официально?
— Да, в том варианте заявления, который мне вручила Лурдес, в деталях описывалось изнасилование. Но после того как я поговорила с ней перед стенами тюрьмы, она, вероятно, задумалась. По крайней мере на какое-то время. Изнасилование не упоминается в заявлении, которое Рубио официально подала в суд неделю спустя. Часкел назначил слушание по заявлению на утро следующего вторника. На Хэллоуин. Конечно, Лурдес может еще меня удивить и вызвать Бантлинга для дачи показаний. Если это произойдет, то весь мир узнает о моей тайне.
— А как вы относитесь к этой возможности? Вашей неспособности контролировать эти события?
— Кажется, что все вышло из-под моего контроля. Но я не могу отказаться от этого дела. И не стану. А если это произойдет и я сломаюсь на глазах у всего мира, то я надеюсь, что... ну, что вы меня поддержите, что вы придете в зал суда. Потому что если Бантлинг начнет давать показания, я вполне могу снова сойти с ума.
— Если вы хотите, чтобы я вам помог, я помогу. Я приду.
Си-Джей почувствовала облегчение, по крайней мере один человек будет в ее углу ринга, если весь мир обрушится вокруг нее.
— Вам лучше прийти пораньше, чтобы занять место, — зал будет переполнен. Как я слышала, репортеры с канала Си-би-эс будут ночевать в палатке перед зданием суда.
Чамберс рассмеялся.
А Си-Джей размышляла вслух:
— Может, у Лурдес есть совесть. Может, она считает, что ее клиент врет насчет изнасилования. Возможно, она решит, что не следует таким образом строить защиту. Думаю, во вторник мы все узнаем.
Чамберс сложил руки под подбородком и поставил локти на колени.
— Я рад, что вы решили снова начать сеансы терапии, Си-Джей. Я хотел бы видеть вас по вечерам в среду, по крайней мере пока слушается это дело. Я думаю, оно окажется еще большим стрессом, чем вы предполагаете.
Си-Джей улыбнулась:
— По мне можно сказать, что я схожу с ума? У меня дергаются лицевые мышцы? Я несвязно выражаюсь?
— Давайте до этого не доводить. Вы не делитесь происходящим и всеми связанными с делом событиями ни с кем другим, а этот фактор следует учитывать. Поэтому и нужна еженедельная терапия. Это не означает, что я считаю, будто вы снова сходите с ума, как вы выразились.
Си-Джей нервно кивнула. Если метаморфозы снова начнутся, она почувствует это или кому-то придется ей об этом сказать?
— Простите, что я закончила сеансы прошлой весной, не... не предупредив вас, — заговорила она тихим голосом. — Я хотела посмотреть, смогу ли идти по жизни сама...
— Больше ничего не говорите. Я понимаю. Важно то, что вы осознали: вы нуждаетесь в помощи и больше не будете все это переживать одна. А теперь расскажите, как идет дело, — продолжал Чамберс, меняя тему и быстро забывая о неловкой ситуации.
— Все встало на место. Федералы немного отступились. Думаю, Флорс ждет, как пойдет дело с заявлением Лурдес. Если я проиграю, он просто отметет меня в сторону и бросится вперед, изображая из себя героя, с обвинительным заключением. Если я выиграю, он вполне может сделать то же самое. Зависит от того, куда дуют политические ветры. Я только что получила документы на Бантлинга от врача из Нью-Йорка, — продолжала она. — По крайней мере диагноз. Часкел просмотрел документы и сказал, что только диагноз имеет отношение к делу, поскольку Бантлинг еще не ставил вопрос о своей невменяемости. Поэтому я включила диагноз и документы в список доказательств. Это даст еще одну привязку к Анне Прадо, а также еще шести девушкам, в крови которых судебные медики нашли галоперидол. Врач выписывал Бантлингу по двадцать миллиграммов галдола в день.
— Это очень высокая доза. А его до самого ареста лечил тот же врач? Как его фамилия?
— Доктор Файнбург. Да, время от времени. Он выписывал ему новые рецепты каждые три месяца.
— А какой все-таки диагноз?
Си-Джей затушила последнюю сигарету и устало вздохнула, перед тем как уйти.
— Приграничное расстройство психики с крайними и сильными антисоциальными наклонностями. Другими словами, он полный социопат. Словно мне требовался врач, чтобы это констатировать.
Глава 56
Утро Хэллоуина выдалось адски жарким. Уже два дня в Майами столбик термометра не опускался ниже восьмидесяти градусов при огромной влажности. А после обеда, как правило, разражалась гроза. Доминик стоял перед зданием прокуратуры. Он вспотел, и рубашка уже прилипла к груди. Было без пятнадцати десять, он едва успел.
Доминик сократил совещание по делу Купидона с директором Блэком и уполномоченным комиссаром полицейского управления Флориды, поскольку знал: он должен быть здесь. Хотя Си-Джей не просила его об этом и, вероятно, никогда не стала бы этого делать, Доминик знал, что должен прийти. Он видел, как Си-Джей выводит из равновесия одно упоминание имени Бантлинга, и неоднократно становился свидетелем ее странной реакции, напряженности, когда она была вынуждена находиться с Бантлингом в одном помещении. Глаза Си-Джей наполнялись страхом, тело охватывала дрожь. Последние несколько дней, на протяжении которых Си-Джей готовилась к слушанию по заявлению о прекращении дела, Доминик наблюдал, как она все больше уходит в себя. Она определенно переживала стресс, но не хотела обсуждать это с ним. Доминик все еще не знал, в чем дело, но чувствовал: страх у Си-Джей в глазах появляется не только из-за стресса от ведения дела об убийстве. И он знал, что сейчас должен находиться здесь, даже если она станет возражать. Он должен провести ее в зал суда сквозь толпу наглых надоедливых репортеров, любопытных зрителей и тех, кто, нацепив на лицо улыбку, молча молится, чтобы она провалилась. Он должен сидеть позади нее, пока она борется с невидимыми демонами, о которых ему не рассказывает.
Открылись стеклянные двери здания прокуратуры. Заметив Доминика, Си-Джей остановилась, и на ее лице появилось удивление, которое он заметил, несмотря на ее солнцезащитные очки. Она была одета в шелковый черный костюм, светлые волосы стянуты в пучок. На плече на длинном ремне висел портфель, а впереди себя она толкала тележку с тремя коробками, полными папок.
— Я предполагал, что тебе понадобится помощь, — наконец сказал Доминик.
— Я думала, у тебя совещание с Блэком, — медленно ответила Си-Джей.
— Было. Но слушание кажется мне более важным.
Это все еще было так ново — эти отношения, которые у них сложились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45