Паркер, видимо, был в состоянии шока.
Паркер опять застонал. Это был стон человека, только что проснувшегося после страшного перепоя.
— Сначала, — сказал Мередит, — мы обесточим всю электронику. Затем соберем все, что сможем использовать и унести. Затем бросим гранаты в это помещение и в кабину. И только потом отправимся в путь.
Кребс пролез в отсек из наклоненного прохода. Его лицо было абсолютно серьезным.
— Майор, — сказал он, — к нам пришли гости.
Неистово работая, они старались стереть коды тех электронных приборов, которые не были разрушены во время падения. Кребс наложил шину на руку Паркера с таким же спокойным проворством, с каким он обычно работал с моторами или панелью управления. Паркер еще сильнее начал ощущать боль в руке и находился все время в полубессознательном состоянии. Все вместе — Мередит, Кребс, Райдер и сержант из командного отсека, который уже почти пришел в себя, — они осторожно положили Паркера на снег.
Паркер пришел в сознание и успел сказать:
— Оставьте меня, ребята. Я не хочу вас задерживать. Вы можете меня оставить.
И он опять потерял сознание от боли.
Пришельцы не могли видеть их, так как они стояли за корпусом М-100. Только нос машины и кабина пилота высовывались из леса, а вечнозеленые растения, покрытые снежными шапками, создавали хорошее прикрытие для вертолета. Они все ожидали, что в глубоком снегу напротив начнется какое-нибудь движение или раздастся автоматная очередь.
Через лобовое стекло Кребс заметил первых непрошеных гостей. Это были люди, одетые в потрепанную зимнюю одежду и хорошо вооруженные. Он только начал ползти назад, чтобы сказать об этом Мередиту, как увидел, что весь край небольшой долины заполнился вооруженными людьми.
За стенами М-100 было очень холодно.
— Они как-нибудь прореагировали на наше появление? — спросил Мередит. — Тебе не кажется, что они ждут от нас неприятностей?
Кребс горько рассмеялся.
— Я не думаю, что мы в состоянии доставить кому-нибудь неприятности, — сказал он. — Они просто стояли там. Возможно, пытались догадаться, кто эти сукины дети, которые появились здесь неизвестно откуда.
Мередит кивнул:
— Я собираюсь взорвать кабину и командный отсек.
Кребс согласно кивнул головой, хотя на лице его появилось выражение скорби.
— А они не могут подумать, что это недружелюбный акт или что-то в этом роде? — спросил Райдер.
Мередит ответил ему честно:
— Возможно. Но у нас нет выбора. Наши птички напичканы сверхсекретной техникой. — Он дрожал от холодного горного воздуха. — Единственное, что я сейчас могу сделать, — это бросить парочку гранат, пока эти типы, кто бы они ни были, не начали ближний бой. Хотя это ничего хорошего нам не сулит. Но мы должны сделать все возможное, чтобы ребятам из отдела технической разведки противника пришлось туго.
Кребс резко поднял голову. Мередит следил за тем, как Кребс внимательно прислушивается.
— Ты что-нибудь слышишь, Утенок?
— Не знаю, — прошептал Кребс.
Паркер опять застонал.
— Какого черта, — сказал Мередит. И опять стал ползти к брюху М-100. — Спрячьте свои задницы за этими поваленными деревьями, — приказал он. И его ботинки исчезли.
Ему пришлось встать ногами на монитор стоимостью в несколько миллионов долларов, чтобы дотянуться до отсека, в котором хранились дополнительные боеприпасы. Несмотря на то, что он собирался сделать все возможное, чтобы взорвать содержимое кабины к чертовой матери, он все еще чувствовал себя очень неловко, когда становился ботинками на новейшее оборудование.
Коробки с боеприпасами упали, как бы решив начать работу за него. Ему пришлось быстро отстраниться. В груде упавших предметов он нашел коробку с осколочно-фугасными гранатами, похожую на ящик для транспортировки яиц. Он наполнил гранатами нижние карманы мундира. Просунув голову в кабину, он смог разглядеть очертания вооруженных людей, стоящих на краю долины. Их там были сотни. Они стояли, выстроившись в темную ровную линию.
Он снял кольца с двух гранат, бросил гранаты на пульт управления и отскочил назад в командный отсек, сильно ударившись коленями и локтями, но не обращая на это внимания. Едва только он захлопнул дверь отсека, как два взрыва распахнули ее снова. Но дверь поглотила большую часть ударной волны, и, если не считать страшного звона в ушах, Мередит остался цел и невредим.
Дым.
Мередит выбрался через люк наружу. Как только его ботинки коснулись снега, он снял один за другим предохранители с трех гранат и кинул их в командный отсек. Затем, распластавшись, он прижался к земле около бронированного бока М-100.
Днище вертолета вздрогнуло и застонало от взрывов, но броня и изоляция их выдержали.
Конструкция машины была настолько прочной, что ударов от взрывов всего запаса боеприпасов почти не было слышно. Машина была намного более надежной, чем ее хозяева. И в этом было все дело.
Он побежал к остальной части команды.
Кребс и сержант мастерили носилки для Паркера, отрывая нижние ветки от деревьев, срезанных М-100 во время падения. За густым вечнозеленым кустарником на коленях стоял Райдер, он был в карауле.
Кребс посмотрел вверх.
— Я не думаю, чтобы эти ребята просто так ушли.
Мередит покачал головой.
— Почему они не идут к нам? — нервозно спросил Райдер. — Почему они не двигаются?
Мередит не знал. Они попали в тот мир, где лучшие аналитики обнаруживали свою беспомощность. Поступки и эмоции этих людей не диктовались логикой, и их нельзя было заранее предугадать, что лишало специалистов возможности прогнозировать. В Армении существовало большое количество вооруженных формирований, представляющих местных националистов, оккупантов, мусульманские секты, сторонников воссоединения и разрозненные группы, скорее защищающие интересы какого-то одного семейного клана или жителей одного ущелья. Ни у кого из них не было последовательной политической платформы. Единственное, в чем Мередит был совершенно уверен, — это то, что выстроившиеся вдоль края долины люди не принадлежали к Объединенным исламским вооруженным силам, так как иначе они были бы одеты в военную форму.
Мередит думал о том, что бы сделал Тейлор в такой ситуации. Совершил бы Тейлор последний героический акт? Это могло казаться очевидным, но Мередит так не думал. Тейлор всегда находил выход из такого рода ситуаций, а это, по меркам Старика, было пустячное дело.
Он вспомнил случай в Мексике, когда Тейлор выкрутился из ситуации, где преимущество было явно не в его пользу.
— Я собираюсь пойти к ним, — вдруг сказал Мередит. — Я хочу поговорить с ними. Возможно, они немного говорят по-русски.
Кребс грустно взглянул на него, но без своей обычной насмешки, означающей «старый уорент-офицер все знает». Сержант просто продолжал сооружать носилки. Несчастные глаза Паркера бессмысленно блуждали с одного лица на другое.
Вдруг Райдер сказал:
— Я пойду с вами. Вам не следует идти туда одному.
— В этом нет необходимости, — отрезал Мередит.
— Я иду с вами, — сказал Райдер твердо.
Но было видно, что ему страшно.
Мередит пожал плечами. В такие моменты каждый сам делает свой выбор. Может, это и хорошо, что рядом будет белый человек. Никто не мог предугадать, как эти партизаны, или кто бы они там ни были, поведут себя.
Вдруг Паркер изогнулся и привстал с подстилки из веток, на которую товарищи положили его, пока они плели носилки. На лбу у него были капельки пота, а глаза смотрели прямо сквозь Мередита.
— Заберите полковника, заберите полковника, — закричал он. — Мы должны вернуться и забрать полковника.
Кребс легким движением прижал капитана обратно к зеленой кровати.
— Все в порядке, — сказал старый уорент-офицер. — С полковником все в порядке, не беспокойся. — В голосе старого вояки была мягкость, какую Мередит не мог даже себе представить. — Не беспокойся, — повторил он. — Полковник сам о себе позаботится. — Мередит заметил, что глаза Кребса блестели. — Ты же лежи спокойно. Полковник сказал, что он хочет, чтобы ты лежал спокойно.
— А все-таки отлично, что мы остались живы, — воскликнул Мередит.
Он бросил ремень с пистолетной кобурой в снег и вынул последние гранаты из кармана. Свой автомат он оставил там, куда его раньше поставил Кребс, прислонив к дереву. Спотыкаясь, он пошел между деревьями. Райдер последовал за ним, он бежал трусцой, высоко поднимая ноги, как это делали спортсмены в старые времена.
Узкая полоса леса, которую Мередит видел перед собой, казалась ему очень красивой. И, пробираясь сквозь густой, покрытый снегом кустарник от обломков М-100, он видел перед собой чистый, ясный мир. И думал, что совсем неплохо кончить свою жизнь в этом месте, если уж этому суждено случиться. Это место было гораздо лучше многих других, в которых ему пришлось побывать.
И он почувствовал удовлетворение от того, что все сделал правильно. Он не понимал, почему не работала стратегическая линия связи, но смог передать результаты операции с помощью обычных средств, рассказать об их удивительной удаче, об уничтожении японской национальной системы противокосмической обороны. Если ему суждено умереть, то он умрет в тот момент, когда мир уже изменился к лучшему. Его народ и его страна будут процветать.
Он вдруг подумал о своей жене… Он остался столько должен Морин, он не выполнил столько обещаний. Она забудет его. Морин очень красивая женщина, еще совсем молодая и полная жизненных сил. Жизнь не сможет раздавить ее. Ему было жаль, что он не сможет больше держать ее в объятиях, что не сделал ее жизнь более счастливой.
— Сэр, — крикнул Райдер. Ему было тяжело пробираться по глубокому снегу, и он задыхался. — Может, вам крикнуть им. Дать им знать, что мы идем. Чтобы они не поторопились стрелять…
Да. Мальчишка прав.
Мередит начал насвистывать. Затем он улыбнулся, но так как это мешало ему свистеть, он крепче сжал губы. «Тейлор бы оценил это», — подумал он гордо. И он шел навстречу своей судьбе, насвистывая любимую мелодию Тейлора о Гарри Оуэне и думая о флажке в кармане.
Неожиданно деревья расступились. Наверху ровного пологого склона, на которых люди обычно учат своих детей кататься на лыжах, стояла цепь вооруженных людей, выделяясь на фоне зимнего неба. Долина была маленькой, она бы составила всего несколько контурных штрихов на географической карте. Во время планирования операции на такие места на карте обычно не обращают внимания, или, если обращают, то тут же забывают. И единственной отличительной чертой этого места, и то на короткое время, была группа, состоящая из сотни вооруженных людей, стоящих ссутулившись из-за сильного ветра. У многих были бороды, и у всех был тяжелый взгляд людей, которые очень давно воюют.
Когда Мередит почувствовал, что подошел на нужное расстояние, он остановился. Он услышал, что Райдер остановился рядом с ним. Холодный ветер дул вниз по склону. Да, это было совершенно обыкновенное место и время.
— Здравствуйте, — крикнул он по-русски. — Мы военнослужащие в…
Десятки человек одновременно подняли свое оружие.
— Не стреляйте, — крикнул Райдер по-английски. — Не стреляйте.
Человек в черной детской шапочке выкрикнул какой-то приказ, и все люди наполовину опустили оружие. Очевидно, это был их командир. Он горделиво вышел вперед и чуть прошел вниз по склону навстречу Мередиту и Райдеру. Другой человек последовал за ним, и Мередит решил, что это телохранитель.
Оба партизана остановились в десяти метрах от Мередита и Райдера. Телохранитель держал в руках автомат Калашникова, его указательный палец выглядывал сквозь дыру в шерстяной перчатке.
— Кто вы? — спросил командир. По-английски он говорил, как говорят эмигранты — водители такси в Америке.
Мередит был настолько удивлен, что Райдеру пришлось ответить за него.
— Мы американцы из армии Соединенных Штатов, — сказал уорент-офицер. — А кто вы?
Командир партизан выпрямился в полный рост.
— Мы члены Армянского христианского фронта спасения, — объявил он. Затем он широко улыбнулся, обнажив здоровые белые зубы, выделявшиеся на фоне черной бороды. — Ну, возможно, вы знаете моего дядю Абеля, который живет в Чикаго?
Эпилог
Новый год. 2021
Клифтон Рейнард Боукветт сидел на краю кровати в спортивных шортах.
За ним, наполовину уткнувшись в подушку, лежала женщина с некрасивым лицом и глубоко дышала.
Она много выпила накануне, и он чувствовал исходящий от нее запах перегара. Он не казался ему отвратительным. Если бы она перестала пить в то время, когда еще соображала, что делает, она бы не пустила его в свою постель.
Шторы были задернуты, но сквозь них проникало достаточно света, чтобы придать комнате цвет серой фланели. Он слушал, как идет дождь. Ему не надо было выглядывать на улицу, чтобы увидеть, что там творится. В дождливое зимнее утро пейзаж в Северной Вирджинии был всегда страшно однообразен. И все же ему никак не хотелось признавать, что утро уже наступило. Раньше Новый год был для него временем семейных торжеств, на которые приглашали старых друзей, а утром он обычно подводил итоги сделанного за прожитый год и обдумывал перспективы на будущее. Пока остальные члены семьи спали, он пил черный кофе с небольшим количеством коньяка и перед его умственным взором проходили все победы, которые одержал Клифтон Рейнард Боукветт из Ньюпорта и Джорджтауна. Но в этом году никаких победных шествий не ожидалось, и ему просто хотелось, чтобы утро поскорее кончилось. Хорошо, что он проспал все утренние часы. Только давняя боль в почках подняла его и согнала с уютного места в постели этой женщины.
Это был очень неудачный год. Несмотря на исключительно неблагоприятные условия, Мэддокс победил на выборах на волне триумфа, одержанного американскими войсками за границей. И этот разряженный мерзавец понизил его в должности. Если бы его уволили, это можно было бы пережить. Это можно было бы представить как результат серьезных политических разногласий. В Вашингтоне постоянно происходили увольнения важных персон. Но его не считали достаточно важной фигурой, чтобы уволить. Мэддокс унизил его, предоставив ему должность с более низкой зарплатой.
Затем эта сука Смит преподнесла ему подарочек. Она приехала вместе с его дочерью на каникулы из школы, и Боукветт всего лишь попытался сделать ей несколько предложений, которые в прошлом всегда вызывали благосклонную ответную реакцию. Эта маленькая шлюшка рассказала об этом его дочери, которая, в свою очередь, рассказала своей матери. И сразу после Рождества жена Боукветта подала на развод.
Дело было, конечно, не в деньгах. Слава Богу, у него их было достаточно. Но деньги никогда не были для него главным, поскольку их было много и он знал, что всегда так и будет.
Для него было важнее уважение мужчин и поклонение женщин — предпочтительно активное.
Неудачи преследовали его как на служебном, так и на личном фронте. И так было уже в течение некоторого времени, но он не хотел признаваться себе в этом. Когда его жена подала на развод, он улыбнулся, налил себе виски и снял телефонную трубку. Он позвонил множеству своих приятельниц, оставив поручения автоответчикам. Но эта лежащая сейчас в постели рядом с ним некрасивая пьяная женщина была единственной, кто откликнулся на его звонок.
Он не видел ее около месяца. Она ушла из Объединенного разведывательного управления, что не поддавалось никаким логическим объяснениям. Она была безработной и пила. Конечно, так продолжаться долго не могло. В Вашингтоне и около него нельзя жить, не имея приличной работы. Для женщины ее круга такое положение в финансовом отношении было неприемлемо. Он мог бы, конечно, немного помогать ей, но он знал, что он этого не сделает. В глубине души ему хотелось, чтобы она уехала куда-нибудь далеко, не оставив адреса.
Женщина простонала, как будто алкоголь наконец начал причинять ей боль. Она повернулась на бок, и простыня под Боукветтом натянулась. В пьяном бреду она потянулась к нему и сказала «Джордж». Эта ее оговорка испортила ему настроение.
Она была безутешна. И это глубоко ранило его. Возможно, он уже не тот, каким был когда-то. Его волосы поредели, хотя и совсем немного, и этого видно не было. У него, возможно, уже не было той силы, которая была раньше, но он полагал, что восполняет недостаток силы умением. Кроме того, он был богат и образован, и мог предложить женщине все, о чем она мечтала. Он не понимал, как эта женщина могла уговорить себя, что любит человека, с которым ни одна разборчивая женщина даже не согласилась бы появиться на людях.
Нет, он сейчас не был честен. Он положил дрожащие руки на свои крупные, как у кавалериста, бедра. Эта женщина любила очень искренне. Она любила настолько сильно, что Боукветту становилось горько, так как он сознавал, что никто и никогда не испытывал к нему такой лишенной расчета любви, даже его жена, когда они оба были молоды и непогрешимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Паркер опять застонал. Это был стон человека, только что проснувшегося после страшного перепоя.
— Сначала, — сказал Мередит, — мы обесточим всю электронику. Затем соберем все, что сможем использовать и унести. Затем бросим гранаты в это помещение и в кабину. И только потом отправимся в путь.
Кребс пролез в отсек из наклоненного прохода. Его лицо было абсолютно серьезным.
— Майор, — сказал он, — к нам пришли гости.
Неистово работая, они старались стереть коды тех электронных приборов, которые не были разрушены во время падения. Кребс наложил шину на руку Паркера с таким же спокойным проворством, с каким он обычно работал с моторами или панелью управления. Паркер еще сильнее начал ощущать боль в руке и находился все время в полубессознательном состоянии. Все вместе — Мередит, Кребс, Райдер и сержант из командного отсека, который уже почти пришел в себя, — они осторожно положили Паркера на снег.
Паркер пришел в сознание и успел сказать:
— Оставьте меня, ребята. Я не хочу вас задерживать. Вы можете меня оставить.
И он опять потерял сознание от боли.
Пришельцы не могли видеть их, так как они стояли за корпусом М-100. Только нос машины и кабина пилота высовывались из леса, а вечнозеленые растения, покрытые снежными шапками, создавали хорошее прикрытие для вертолета. Они все ожидали, что в глубоком снегу напротив начнется какое-нибудь движение или раздастся автоматная очередь.
Через лобовое стекло Кребс заметил первых непрошеных гостей. Это были люди, одетые в потрепанную зимнюю одежду и хорошо вооруженные. Он только начал ползти назад, чтобы сказать об этом Мередиту, как увидел, что весь край небольшой долины заполнился вооруженными людьми.
За стенами М-100 было очень холодно.
— Они как-нибудь прореагировали на наше появление? — спросил Мередит. — Тебе не кажется, что они ждут от нас неприятностей?
Кребс горько рассмеялся.
— Я не думаю, что мы в состоянии доставить кому-нибудь неприятности, — сказал он. — Они просто стояли там. Возможно, пытались догадаться, кто эти сукины дети, которые появились здесь неизвестно откуда.
Мередит кивнул:
— Я собираюсь взорвать кабину и командный отсек.
Кребс согласно кивнул головой, хотя на лице его появилось выражение скорби.
— А они не могут подумать, что это недружелюбный акт или что-то в этом роде? — спросил Райдер.
Мередит ответил ему честно:
— Возможно. Но у нас нет выбора. Наши птички напичканы сверхсекретной техникой. — Он дрожал от холодного горного воздуха. — Единственное, что я сейчас могу сделать, — это бросить парочку гранат, пока эти типы, кто бы они ни были, не начали ближний бой. Хотя это ничего хорошего нам не сулит. Но мы должны сделать все возможное, чтобы ребятам из отдела технической разведки противника пришлось туго.
Кребс резко поднял голову. Мередит следил за тем, как Кребс внимательно прислушивается.
— Ты что-нибудь слышишь, Утенок?
— Не знаю, — прошептал Кребс.
Паркер опять застонал.
— Какого черта, — сказал Мередит. И опять стал ползти к брюху М-100. — Спрячьте свои задницы за этими поваленными деревьями, — приказал он. И его ботинки исчезли.
Ему пришлось встать ногами на монитор стоимостью в несколько миллионов долларов, чтобы дотянуться до отсека, в котором хранились дополнительные боеприпасы. Несмотря на то, что он собирался сделать все возможное, чтобы взорвать содержимое кабины к чертовой матери, он все еще чувствовал себя очень неловко, когда становился ботинками на новейшее оборудование.
Коробки с боеприпасами упали, как бы решив начать работу за него. Ему пришлось быстро отстраниться. В груде упавших предметов он нашел коробку с осколочно-фугасными гранатами, похожую на ящик для транспортировки яиц. Он наполнил гранатами нижние карманы мундира. Просунув голову в кабину, он смог разглядеть очертания вооруженных людей, стоящих на краю долины. Их там были сотни. Они стояли, выстроившись в темную ровную линию.
Он снял кольца с двух гранат, бросил гранаты на пульт управления и отскочил назад в командный отсек, сильно ударившись коленями и локтями, но не обращая на это внимания. Едва только он захлопнул дверь отсека, как два взрыва распахнули ее снова. Но дверь поглотила большую часть ударной волны, и, если не считать страшного звона в ушах, Мередит остался цел и невредим.
Дым.
Мередит выбрался через люк наружу. Как только его ботинки коснулись снега, он снял один за другим предохранители с трех гранат и кинул их в командный отсек. Затем, распластавшись, он прижался к земле около бронированного бока М-100.
Днище вертолета вздрогнуло и застонало от взрывов, но броня и изоляция их выдержали.
Конструкция машины была настолько прочной, что ударов от взрывов всего запаса боеприпасов почти не было слышно. Машина была намного более надежной, чем ее хозяева. И в этом было все дело.
Он побежал к остальной части команды.
Кребс и сержант мастерили носилки для Паркера, отрывая нижние ветки от деревьев, срезанных М-100 во время падения. За густым вечнозеленым кустарником на коленях стоял Райдер, он был в карауле.
Кребс посмотрел вверх.
— Я не думаю, чтобы эти ребята просто так ушли.
Мередит покачал головой.
— Почему они не идут к нам? — нервозно спросил Райдер. — Почему они не двигаются?
Мередит не знал. Они попали в тот мир, где лучшие аналитики обнаруживали свою беспомощность. Поступки и эмоции этих людей не диктовались логикой, и их нельзя было заранее предугадать, что лишало специалистов возможности прогнозировать. В Армении существовало большое количество вооруженных формирований, представляющих местных националистов, оккупантов, мусульманские секты, сторонников воссоединения и разрозненные группы, скорее защищающие интересы какого-то одного семейного клана или жителей одного ущелья. Ни у кого из них не было последовательной политической платформы. Единственное, в чем Мередит был совершенно уверен, — это то, что выстроившиеся вдоль края долины люди не принадлежали к Объединенным исламским вооруженным силам, так как иначе они были бы одеты в военную форму.
Мередит думал о том, что бы сделал Тейлор в такой ситуации. Совершил бы Тейлор последний героический акт? Это могло казаться очевидным, но Мередит так не думал. Тейлор всегда находил выход из такого рода ситуаций, а это, по меркам Старика, было пустячное дело.
Он вспомнил случай в Мексике, когда Тейлор выкрутился из ситуации, где преимущество было явно не в его пользу.
— Я собираюсь пойти к ним, — вдруг сказал Мередит. — Я хочу поговорить с ними. Возможно, они немного говорят по-русски.
Кребс грустно взглянул на него, но без своей обычной насмешки, означающей «старый уорент-офицер все знает». Сержант просто продолжал сооружать носилки. Несчастные глаза Паркера бессмысленно блуждали с одного лица на другое.
Вдруг Райдер сказал:
— Я пойду с вами. Вам не следует идти туда одному.
— В этом нет необходимости, — отрезал Мередит.
— Я иду с вами, — сказал Райдер твердо.
Но было видно, что ему страшно.
Мередит пожал плечами. В такие моменты каждый сам делает свой выбор. Может, это и хорошо, что рядом будет белый человек. Никто не мог предугадать, как эти партизаны, или кто бы они там ни были, поведут себя.
Вдруг Паркер изогнулся и привстал с подстилки из веток, на которую товарищи положили его, пока они плели носилки. На лбу у него были капельки пота, а глаза смотрели прямо сквозь Мередита.
— Заберите полковника, заберите полковника, — закричал он. — Мы должны вернуться и забрать полковника.
Кребс легким движением прижал капитана обратно к зеленой кровати.
— Все в порядке, — сказал старый уорент-офицер. — С полковником все в порядке, не беспокойся. — В голосе старого вояки была мягкость, какую Мередит не мог даже себе представить. — Не беспокойся, — повторил он. — Полковник сам о себе позаботится. — Мередит заметил, что глаза Кребса блестели. — Ты же лежи спокойно. Полковник сказал, что он хочет, чтобы ты лежал спокойно.
— А все-таки отлично, что мы остались живы, — воскликнул Мередит.
Он бросил ремень с пистолетной кобурой в снег и вынул последние гранаты из кармана. Свой автомат он оставил там, куда его раньше поставил Кребс, прислонив к дереву. Спотыкаясь, он пошел между деревьями. Райдер последовал за ним, он бежал трусцой, высоко поднимая ноги, как это делали спортсмены в старые времена.
Узкая полоса леса, которую Мередит видел перед собой, казалась ему очень красивой. И, пробираясь сквозь густой, покрытый снегом кустарник от обломков М-100, он видел перед собой чистый, ясный мир. И думал, что совсем неплохо кончить свою жизнь в этом месте, если уж этому суждено случиться. Это место было гораздо лучше многих других, в которых ему пришлось побывать.
И он почувствовал удовлетворение от того, что все сделал правильно. Он не понимал, почему не работала стратегическая линия связи, но смог передать результаты операции с помощью обычных средств, рассказать об их удивительной удаче, об уничтожении японской национальной системы противокосмической обороны. Если ему суждено умереть, то он умрет в тот момент, когда мир уже изменился к лучшему. Его народ и его страна будут процветать.
Он вдруг подумал о своей жене… Он остался столько должен Морин, он не выполнил столько обещаний. Она забудет его. Морин очень красивая женщина, еще совсем молодая и полная жизненных сил. Жизнь не сможет раздавить ее. Ему было жаль, что он не сможет больше держать ее в объятиях, что не сделал ее жизнь более счастливой.
— Сэр, — крикнул Райдер. Ему было тяжело пробираться по глубокому снегу, и он задыхался. — Может, вам крикнуть им. Дать им знать, что мы идем. Чтобы они не поторопились стрелять…
Да. Мальчишка прав.
Мередит начал насвистывать. Затем он улыбнулся, но так как это мешало ему свистеть, он крепче сжал губы. «Тейлор бы оценил это», — подумал он гордо. И он шел навстречу своей судьбе, насвистывая любимую мелодию Тейлора о Гарри Оуэне и думая о флажке в кармане.
Неожиданно деревья расступились. Наверху ровного пологого склона, на которых люди обычно учат своих детей кататься на лыжах, стояла цепь вооруженных людей, выделяясь на фоне зимнего неба. Долина была маленькой, она бы составила всего несколько контурных штрихов на географической карте. Во время планирования операции на такие места на карте обычно не обращают внимания, или, если обращают, то тут же забывают. И единственной отличительной чертой этого места, и то на короткое время, была группа, состоящая из сотни вооруженных людей, стоящих ссутулившись из-за сильного ветра. У многих были бороды, и у всех был тяжелый взгляд людей, которые очень давно воюют.
Когда Мередит почувствовал, что подошел на нужное расстояние, он остановился. Он услышал, что Райдер остановился рядом с ним. Холодный ветер дул вниз по склону. Да, это было совершенно обыкновенное место и время.
— Здравствуйте, — крикнул он по-русски. — Мы военнослужащие в…
Десятки человек одновременно подняли свое оружие.
— Не стреляйте, — крикнул Райдер по-английски. — Не стреляйте.
Человек в черной детской шапочке выкрикнул какой-то приказ, и все люди наполовину опустили оружие. Очевидно, это был их командир. Он горделиво вышел вперед и чуть прошел вниз по склону навстречу Мередиту и Райдеру. Другой человек последовал за ним, и Мередит решил, что это телохранитель.
Оба партизана остановились в десяти метрах от Мередита и Райдера. Телохранитель держал в руках автомат Калашникова, его указательный палец выглядывал сквозь дыру в шерстяной перчатке.
— Кто вы? — спросил командир. По-английски он говорил, как говорят эмигранты — водители такси в Америке.
Мередит был настолько удивлен, что Райдеру пришлось ответить за него.
— Мы американцы из армии Соединенных Штатов, — сказал уорент-офицер. — А кто вы?
Командир партизан выпрямился в полный рост.
— Мы члены Армянского христианского фронта спасения, — объявил он. Затем он широко улыбнулся, обнажив здоровые белые зубы, выделявшиеся на фоне черной бороды. — Ну, возможно, вы знаете моего дядю Абеля, который живет в Чикаго?
Эпилог
Новый год. 2021
Клифтон Рейнард Боукветт сидел на краю кровати в спортивных шортах.
За ним, наполовину уткнувшись в подушку, лежала женщина с некрасивым лицом и глубоко дышала.
Она много выпила накануне, и он чувствовал исходящий от нее запах перегара. Он не казался ему отвратительным. Если бы она перестала пить в то время, когда еще соображала, что делает, она бы не пустила его в свою постель.
Шторы были задернуты, но сквозь них проникало достаточно света, чтобы придать комнате цвет серой фланели. Он слушал, как идет дождь. Ему не надо было выглядывать на улицу, чтобы увидеть, что там творится. В дождливое зимнее утро пейзаж в Северной Вирджинии был всегда страшно однообразен. И все же ему никак не хотелось признавать, что утро уже наступило. Раньше Новый год был для него временем семейных торжеств, на которые приглашали старых друзей, а утром он обычно подводил итоги сделанного за прожитый год и обдумывал перспективы на будущее. Пока остальные члены семьи спали, он пил черный кофе с небольшим количеством коньяка и перед его умственным взором проходили все победы, которые одержал Клифтон Рейнард Боукветт из Ньюпорта и Джорджтауна. Но в этом году никаких победных шествий не ожидалось, и ему просто хотелось, чтобы утро поскорее кончилось. Хорошо, что он проспал все утренние часы. Только давняя боль в почках подняла его и согнала с уютного места в постели этой женщины.
Это был очень неудачный год. Несмотря на исключительно неблагоприятные условия, Мэддокс победил на выборах на волне триумфа, одержанного американскими войсками за границей. И этот разряженный мерзавец понизил его в должности. Если бы его уволили, это можно было бы пережить. Это можно было бы представить как результат серьезных политических разногласий. В Вашингтоне постоянно происходили увольнения важных персон. Но его не считали достаточно важной фигурой, чтобы уволить. Мэддокс унизил его, предоставив ему должность с более низкой зарплатой.
Затем эта сука Смит преподнесла ему подарочек. Она приехала вместе с его дочерью на каникулы из школы, и Боукветт всего лишь попытался сделать ей несколько предложений, которые в прошлом всегда вызывали благосклонную ответную реакцию. Эта маленькая шлюшка рассказала об этом его дочери, которая, в свою очередь, рассказала своей матери. И сразу после Рождества жена Боукветта подала на развод.
Дело было, конечно, не в деньгах. Слава Богу, у него их было достаточно. Но деньги никогда не были для него главным, поскольку их было много и он знал, что всегда так и будет.
Для него было важнее уважение мужчин и поклонение женщин — предпочтительно активное.
Неудачи преследовали его как на служебном, так и на личном фронте. И так было уже в течение некоторого времени, но он не хотел признаваться себе в этом. Когда его жена подала на развод, он улыбнулся, налил себе виски и снял телефонную трубку. Он позвонил множеству своих приятельниц, оставив поручения автоответчикам. Но эта лежащая сейчас в постели рядом с ним некрасивая пьяная женщина была единственной, кто откликнулся на его звонок.
Он не видел ее около месяца. Она ушла из Объединенного разведывательного управления, что не поддавалось никаким логическим объяснениям. Она была безработной и пила. Конечно, так продолжаться долго не могло. В Вашингтоне и около него нельзя жить, не имея приличной работы. Для женщины ее круга такое положение в финансовом отношении было неприемлемо. Он мог бы, конечно, немного помогать ей, но он знал, что он этого не сделает. В глубине души ему хотелось, чтобы она уехала куда-нибудь далеко, не оставив адреса.
Женщина простонала, как будто алкоголь наконец начал причинять ей боль. Она повернулась на бок, и простыня под Боукветтом натянулась. В пьяном бреду она потянулась к нему и сказала «Джордж». Эта ее оговорка испортила ему настроение.
Она была безутешна. И это глубоко ранило его. Возможно, он уже не тот, каким был когда-то. Его волосы поредели, хотя и совсем немного, и этого видно не было. У него, возможно, уже не было той силы, которая была раньше, но он полагал, что восполняет недостаток силы умением. Кроме того, он был богат и образован, и мог предложить женщине все, о чем она мечтала. Он не понимал, как эта женщина могла уговорить себя, что любит человека, с которым ни одна разборчивая женщина даже не согласилась бы появиться на людях.
Нет, он сейчас не был честен. Он положил дрожащие руки на свои крупные, как у кавалериста, бедра. Эта женщина любила очень искренне. Она любила настолько сильно, что Боукветту становилось горько, так как он сознавал, что никто и никогда не испытывал к нему такой лишенной расчета любви, даже его жена, когда они оба были молоды и непогрешимы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72