А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


А дом, хотя и двухэтажный, казался величественным — прекрасный образец нормандской архитектуры, возможно, лучший в этих местах. Его красоту, сотворенную из известняка и строевого леса, портили лишь телевизионная антенна и примыкающий гараж на четыре машины. Справа — пруд и патио, внутренний дворик, с белой деревянной мебелью и большими разноцветными зонтиками. За домом еще одна лужайка, сад и ячменное поле по плечо высотой. Еще дальше — пастбища до пологих холмов и атлантического побережья.
Полтава подбежал трусцой к левой стороне дома, остановился, осмотрел второй этаж. Спальня хозяев находилась прямо над ним, футах в четырнадцати. А две оконные створки были полуоткрыты.
Он достал из сумки пару тэкаги, это металлические приспособления для лазанья, ими всегда пользовались ниндзя. Тэкаги состоит из широкой и узкой металлических пластин, соединенных трехдюймовой металлической полоской. Руки он просунул так, что узкая пластина оказалась на запястье с тыльной стороны. Широкая пластина пришлась на ладонную поверхность. Эта пластина была снабжена шипами.
Он поднял правую руку и зацепился за деревянную стену. Подтянувшись, зацепился еще выше левой рукой, поднимаясь к окну. Достиг он его через несколько секунд, бесшумно распахнул и стал осматривать темную спальню.
В шести футах от него на кровати под навесом спала пара. Картины четырнадцатого века — менестрели, цветы, рыцарские поединки — придавали комнате приятную теплоту. На столе в ногах кровати два посеребренных канделябра стояли посреди пустых бутылок от шампанского и остатков позднего ужина. Маленькие модели пушек по обе стороны камина неожиданным образом гармонировали с гербом, висевшим над тяжелой деревянной дверью, запертой изнутри на засов. Дверь, из дуба, поблескивала в лунном свете.
Он прополз по подоконнику на животе, задевая проводки, соединенные с магнитными детекторами вверху окна; детекторы должны были послать электрический сигнал в контрольный ящик, и сирены завопили бы по всему дому.
На полу Полтава сел лицом к кровати, держа мокрые от росы ботинки в нескольких дюймах от пола. Сняв ботинки и тэкаги, он убрал их в сумку и поднялся. Несколько мгновений прислушивался к дыханию Кутэна и Ханако, а когда убедился, что они действительно погружены в глубокий сон, подошел к кровати, мягко ступая ногами в носках.
Француз прильнул к спине японки, их тела от талии вниз были покрыты черными сатиновыми простынями с монограммой. Серж Кутэн был невысокий и плотный, с редеющими рыжеватыми волосами, усатый, он чуть похрапывал. Ханако — маленькая бронзово-загорелая женщина с полным ртом и синевато-черными волосами. Ни одна фотография не могла передать роскошь этих волос, густых, блестящих и длинных — до пояса. Лицо Кутэна было отчасти скрыто ее волосами, он будто зарылся в них. Полтава тоже находил ее волосы эротическими.
Он расстегнул змейку кармана у щиколотки, достал тонкую черную коробочку и вынул из нее шприц. Затем подошел к той стороне постели, где лежала Ханако. Да, действительно красивая женщина, хотя ей недавно и сделали оперативным путем «круглые» западные глаза из узких восточных; последнее время многие японки меняли таким образом свою внешность. На столике рядом с нею лежали два маленьких стеклянных флакона, один пустой, а в другом содержался белый порошок — Полтава знал, что это кокаин. Ему были известны ее наркотические привычки, а также любовь к американским фильмам, предприятиям быстрой пищи, иностранным спортивным машинам и богатым мужчинам на Западе. Все это она любила достаточно сильно, чтобы оставить своего японского мужа.
Полтава склонился над кроватью и сделал Ханако инъекцию в верхней части правой руки, рядом с родинкой в форме звезды. Она застонала и попыталась открыть глаза. Однако введенное вещество подействовало мгновенно. Дыхание женщины замедлилось, она погрузилась в еще более глубокий сон.
Полтава сунул шприц в сумку, а вытащил оттуда сложенный белый платочек и фиалу величиной с большой палец. Содержимое фиалы вылил на платок, затем вытащил четырехдюймовую стальную иглу, заколотую в лямку сумки, и стал проводить ею по влажному платку, пока игла не заблестела. Перейдя к той стороне кровати, где лежал Кутэн, он склонился к спящему французу, зажал ему левой рукой рот и вонзил иглу в основание черепа, где волосы скроют след укола.
У Кутэна выкатились глаза, он сразу проснулся, резко раскинув руки, и задел Ханако. Полтава залез на кровать и стал коленом придерживать барахтающегося Кутэна — через несколько секунд все было кончено. Кутэн расслабился, и Полтава спустился с кровати. После этого Кутэн сильно дрожал некоторое время, конвульсивно вцепляясь в простыни — и окончательно застыл, глядя вверх невидящими глазами. Он не был мертв. Но находился в аду.
Полтава изучал ягэн, фармацию, и хорошо умел готовить различные яды и даже некоторые лекарства. Кутэну он ввел яд, составленный из рыбы-собаки, крыс-самцов и листьев адамова дерева. Яд навсегда разрушил мозг Кутэна, сделал из него растение. Это и было наказанием.
Погубив такого человека как Кутэн, Полтава заново ощутил свою силу. В то же время убийца чувствовал в себе ужасный холод, потому собственные действия оставляли его полностью равнодушным. В подобных случаях что-то поднималось из глубины его души и делало насилие необходимостью.
Инъекция, сделанная Ханако, не имела роковых последствий. Женщина просто надолго потеряла сознание, с ней предстояло разбираться в другое время и в другом месте. Полтава стянул простыню, осмотрел обнаженное тело. Она лежала совершенно неподвижно. Как будто мертвая. Полтаве смерть всегда казалась чувственной. У него даже появилась эрекция, хотя и чуть-чуть.
Ее волосы…
Волосы нужно отрезать. Здесь и сейчас. Иначе они могут задеть и опрокинуть что-нибудь, когда он понесет бесчувственное тело из дома. А доставить ее нужно к морю, в миле отсюда, и обязательно пешком, так как Ханако должна исчезнуть, никем не увиденная. Вот почему он оставил мотоцикл и в Довиль не вернется. На пути через лес длинные волосы Ханако могли бы задеть за ветку и сломать ей шею. Доставить труп тем, кто заплатил ему, означало бы потерпеть неудачу.
Он высвободил нож в пряжке ремня, опустился коленями на кровать и начал обрезать волосы на голове женщины. Ее неподвижное тело будило в нем чувственность, но он не давал себе воли. Вместо того усердно делал свое дело, и скоро мог убрать роскошные черные волны к себе в сумку. Волосы эти потом ему очень пригодятся.
Проверив, лежит ли в сумочке Ханако ее паспорт, он повесил сумочку на плечо и одел женщину в цветастый домашний халат. Затем и Ханако перекинул через то же плечо, лицом к своей спине — пересек комнату и отодвинул засов. Приоткрыл дверь. В коридоре было пусто. Все гости и слуги Кутэна спали.
Полтава вышел из спальни, закрыл дверь и бесшумно продвигался по толстому красному ковру, пока не достиг спиральной каменной лестницы, ведущей на нижний этаж. Он спустился по лестнице в столовую, где потолок был сводчатый, а стены увешаны оленьими рогами и старинными гобеленами. Делая маленькие шажки, чтобы не поскользнуться на вощеном деревянном полу, он шел прямо вперед и вскоре оказался у кабинета. Вошел туда, закрыл за собой дверь, пересек комнату и остановился у деревянного кресла с высокой спинкой и стола красного дерева, которые когда-то принадлежали картезианскому епископу одиннадцатого века.
Осмотрев лужайку в высокие, от пола до потолка, окна и не заметив никакого движения, Полтава, придерживая Ханако на плече, открыл окно. Магнитный детектор он и здесь проигнорировал.
Оказавшись снаружи, он опустил Ханако на землю, надел ботинки, опять водрузил женщину на плечо и трусцой побежал через лужайку к чугунным воротам, ведущим в сад. Там прошел мимо рядов роз, приученных расти на деревянных кольях, к каменным ступенькам, за которыми были другие ворота.
Закрыв за собой эти вторые ворота, он услышал собак.
Полтава остановился взглянуть через плечо, увидел лучи фонарей — люди бегали по лужайке перед домом — потом улыбнулся, отворачиваясь. С ячменного поля он перевел взгляд на пологие холмы в отдалении. Потом он посмотрел в небо, пометил двойную звезду, которая должна будет указывать ему путь, и помчался вперед, сквозь золотистые злаки по плечо, сильнее стискивая женщину, которую накажет Они. Демон.
Глава 2
В Японии реальная власть не всегда принадлежит тем, кто, казалось бы, стоит у власти. Императоры больше двух тысяч лет были на троне, однако же власть принадлежала регентам, вождям кланов и сегунам. За некоторыми исключениями, император царствовал, но не управлял. Многие оказались слишком слабыми, чтобы эффективно править страной и предпочитали жить в роскошной праздности, нежели диктовать свою волю десяткам честолюбивых военачальников.
Сотни лет эти военачальники всю энергию отдавали междоусобицам, бесконечно выясняя, кто же станет первым в стране. Имперская система оставалась в течение этого периода лишь теоретической властью, а действительной являлись сегунаты, или военные династии. Императору позволялось сохранять высший ранг в стране и считаться символом государства. А делами занимались военные.
Гражданские войны кончились в семнадцатом веке, когда великий Иэясу Токугава победил своего самого опасного соперника и основал мощнейшую и последнюю в стране военную династию. Сегунат Токугавы оставался у власти больше двухсот пятидесяти лет и дал Японии небывало долгий период мира. Каждая администрация проявляла неизменное почтение к императорской семье, давая возможность императорам сменять друг друга на троне непрерывной линией. Но механика властных структур всегда оставалась скрытой под слоями церемоний, этикета и обычаев.
По иронии судьбы, самими сегунами Токугавы управляли ями-сегуны, теневые властители. В своем замке в Эдо сегун поднимался на рассвете и начинал строго регламентированный день политических и философских занятий, тренировок в боевых искусствах (а насчитывалось их больше сотни), государственных дел. Вечером он скрывался в своих внутренних покоях, оставался наедине с наложницами. Если не считать охранников и врачей, сегун был единственным мужчиной среди пятисот — тысячи женщин. Но даже здесь его связывали предписанные формы поведения и ритуалы, ибо в Японии самый несгибаемый закон — это закон традиции.
Первой из женщин во внутренних покоях была, конечно, жена сегуна, постоянно окруженная всеобщим почтением. Но, подобно императору, она являлась лишь внешним символом, власть в собственном доме ей почти не принадлежала. Властвовали же отосиери и дзеро, две группы женщин, прежде бывших наложницами; только они могли выбирать надлежащую партнершу сегуну на ночь. Традиция не позволяла ему выбирать самостоятельно, он лишь принимал или отвергал предложенную женщину, так как во внутренних покоях цель была не удовольствие, а продление рода.
Однако же дети рождались не столь уж часто. Ослабленные тепличной и рафинированной атмосферой внутренних покоев, женщины далеко не всегда могли зачать и родить. Мешало и правило, не дозволявшее спать с сегуном женщинам старше тридцати лет. Но, вероятно, больше всего мешало присутствие в спальне официальной наблюдательницы. Старшей наложнице полагалось находиться поблизости, когда сегун ложился с женщиной этой ночи. Вторая старшая наложница наблюдала из соседней комнаты. Обе следили, чтобы сегун в интимные минуты не сболтнул чего-нибудь лишнего на политические или государственные темы.
Интриги, тем не менее, были во внутренних покоях неизбежны. Женщины бесстыдно использовали сегуна для продвижения своих детей, заслуживали они того или нет. Дворцовые чиновники и военная иерархия интриговали столь же беззастенчиво, пытаясь при помощи женщин сегуна увеличить свое богатство и влияние.
Когда внутренние покои прекратили свое существование в 1868 году и их обитатели рассеялись, с ними исчезли и дворцовые секреты, заговоры, предательство и обман — все осталось навсегда сокрытым от чужих глаз. Япония, однако же, такая страна, в которой голос прошлого слышен всегда. Поэтому система теневых правителей сохранилась в стране, где вчера и сегодня переплетены навечно.
* * *
Госпожа Рэйко Гэннаи отступила в сторону и позволила троим женщинам войти впереди себя в маленькую комнату. Она устроила на своей вилле чайную церемонию, и традиция обязывала ее войти в комнату ожидания последней. Внутри она опустилась на покрытый ковриками пол, закрыла раздвижную бумажную дверь и поклонилась гостьям. Выглядело это очень формально: колени на коврике, ладонями опираясь на пол, голова при поклоне четырех дюймов не достает до пола.
Распрямившись, она сидела опираясь на пятки, большие пальцы ног положив один на другой. Госпожа Гэннаи считала, что этикет следует соблюдать скрупулезно, и поклон был сделан со всей аристократической точностью. Будучи женой президента группы «Мудзин», самой большой многонациональной корпорации в Японии, она занимала высокое положение, намного более высокое, чем три женщины, сидящие сейчас перед нею. Все трое были замужем за высокопоставленными служащими «Мудзин», но это не давало им права оскорблять ее.
Оскорбления они старались закамуфлировать, но Рэйко Гэннаи всегда замечала любые оттенки поведения. Например, ее поклон остался без ответа. Юрико, в двадцать семь лет старшая из гостей, вежливо сказала, что поклоны устарели. Они принадлежат мертвому прошлому Японии, и даже ее муж, который во многом цепляется за старое, не заставит ее кланяться. Юка и Оман последовали ее примеру и тоже не стали кланяться. Госпожа Гэннаи могла бы им сказать, что не следует стыдиться хороших манер, но промолчала.
Не прокомментировала она и тот факт, что ее гостьи опоздали. Юка и Оман назвали какие-то причины. Только объяснения, не извинения. Юка сказала, что ее шофер болен и пришлось взять взамен неопытного человека, а Оман заявила, что ей нужно было заехать к ювелиру за любимым браслетом — а его еще не починили. Жалкая, жалкая ложь.
Госпожа Гэннаи знала правду. У Юки назревал преступный роман с одним мужчиной, и она заболталась с ним по телефону. А Оман задержалась из-за встречи с ростовщиком из якудза, ей нечем платить игорные долги — и она скрывает это от своего гневливого мужа.
Что же до Юрико, то она явилась последней, никак свое опоздание не объяснила и даже не захотела дать свою карточку служанке, чтобы та отнесла ее госпоже Гэннаи. Юрико все откровеннее проявляла свое неуважение к госпоже Гэннаи, и этого не могли не заметить другие жены в компании. Да, Юрико совсем обнаглела. Пора ей показать, кто есть кто.
Четыре женщины собрались в комнате, окна которой выходили на парк Уэно, самый большой и популярный в Токио. Здесь гостьи отдыхали перед собственно чайной церемонией, которая будет проходить в саду, в крошечном павильоне. Комната была пустая, если не считать чистых ковриков из рисовой соломы на полу, низкого столика из кедра и единственной полки с десятком книг по чайной церемонии. Токонома, углубленный альков, была украшена икэбаной — ирисы и голая ветвь дерева — и висящим каллиграфическим свитком. Каллиграфия, черная тушь на желтом шелке, была творением рук самой госпожи Гэннаи. Гостьям полагалось похвалить искусство хозяйки. Но молодые женщины этого не сделали.
Из семи форм чайной церемонии Рэйко Гэннаи выбрала сего-но садзи, полуденный чай, названный так по времени начала церемонии. Подавался порошковый чай, маття, такой крепкий, что его нельзя было пить на пустой желудок — поэтому за тридцать минут до формальной церемонии в комнате ожидания приготовили закуски. Самые простые — в соответствии с целью чайной церемонии, которая должна пробуждать в гостях, высокого они или низкого происхождения, любовь к простоте и покою.
Рэйко Гэннаи и раньше приглашала жен из «Мудзин» на чайные церемонии, служившие поводом для приятных бесед. Но сегодняшняя церемония была особой. Рэйко была уверена, что по окончании ее все три гостьи осознают значение смиренности, не станут хамить ей в будущем. Поймут, что они не исключение и должны подчиняться ей, как все.
Браки этих женщин с видными служащими «Мудзин» устроила госпожа Гэннаи, которая подобным устроительством занималась издавна. К сожалению, поведение Юрико, Оман и Юки поставило их семейную жизнь под угрозу — и это плохо для компании.
Рэйко Гэннаи всю свою жизнь посвятила «Мудзин», и ради компании она обязана привести этих молодых женщин в чувство. Им самим это тоже будет полезно.
Рэйко Гэннаи было лет под шестьдесят, благодаря худобе она выглядела значительно моложе — да и золотистая кожа выглядела безупречно, а раскосые глаза под шиньоном черных волос казались совсем молодыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55