Носит очки.
Петрелло взглянула на Уизерспуна. Оба покачали головами.
— Это он убил ее? — спросил Уизерспун.
— Нам неизвестно, убил ли ее кто-нибудь вообще, сэр. Что еще вы можете рассказать нам о мисс Мерфи?
— Это все, что пришло мне в голову, — ответила Петрелло. — Она была так одинока. Как многие из них. Это главная проблема. Одиночество. Без Божьей благодати все мы одиноки.
Майло спросил, можем ли мы показать фотографию Эрны Мерфи другим обитателям приюта. Дэрил Уизерспун нахмурился.
— В приюте на этой неделе всего шесть женщин, — сообщила Диана Петрелло.
— А мужчины есть? — спросил Майло.
— Шестеро.
— Последние недели были очень трудными. И все, кто сейчас здесь, весьма ранимы. Ваши фотографии могут травмировать их, — пояснил Уизерспун.
— А если мы поговорим с ними, не показывая фотографий? Вы можете пойти с нами и убедиться, что мы не делаем ничего дурного.
Уизерспун и Петрелло переглянулись.
— Что ж, поговорите, — кивнул Уизерспун. — Но если что-то пойдет не так, мы сразу же уйдем, согласны?
Уизерспун вернулся за свой стол, а мы с Майло последовали за Петрелло наверх по жалобно скрипящим ступеням. Отельные комнаты верхних этажей располагались вдоль длинного светлого коридора. Женщины размещались на втором этаже, мужчины — на третьем. В каждой комнате стояли две двухъярусные кровати. Библии на подушках, небольшой платяной шкафчик и несколько плакатов религиозного содержания.
Половина постояльцев пребывала в полусонном состоянии. Назвав имя Эрны Мерфи, мы увидели лишь бессмысленные взгляды. Только молодая темноволосая женщина Линнет с лицом манекенщицы и следами уколов на тоненьких руках сказала:
— Рыжеволосая здоровячка?
— Вы знаете ее?
— Спала с ней в одной комнате пару раз.
Глаза Линнет — огромные, черные, с выражением затравленности. Волосы — длинные и темные. На левой стороне шеи — татуировка в форме звезды. Она сидела, согнувшись, как старуха, на краю нижней постели и держала в одной руке Библию, в другой — пакетик хрустящего картофеля. Все в этой поникшей женщине свидетельствовало о безнадежном взгляде на жизнь.
— Что с ней случилось? Линнет весело улыбнулась.
— Услышали что-то смешное, мадам? — удивился Майло.
— Конечно, слово «мадам». И что, кто-то замочил ее?
— Мы в этом не уверены.
— Может быть, это сделал ее дружок.
— Что за дружок?
— Не знаю. Эрна только сказала мне, что он очень толковый.
— Когда она сказала вам это? — Кажется, давно. — Линнет взглянула на Петрелло: — Наверное, не в последний раз, когда я была здесь?
— Несколько месяцев назад, — ответила Петрелло.
— Я путешествовала, — пояснила Линнет. — Должно быть, прошло несколько месяцев.
— Путешествовали? — удивился Майло.
— Знакомилась с США. Да, наверное, прошло несколько месяцев — может, шесть, семь, не знаю. Я это запомнила, потому что подумала тогда: Эрна врет как сивый мерин. Да кому нужна такая страхолюдина?
— Она не нравилась вам.
— А что в ней могло нравиться, в этой чокнутой? Начинала с тобой толковать, потом балдела, ходила и говорила уже сама с собой.
— Что еще она рассказала о своем дружке? — спросил Майло.
— Только это.
— Толковый. — Да.
— Имени не называла? —Не.
Майло подошел ближе. Диана Петрелло встала между ним и Линнет, и он отступил назад.
— Если бы вы сказали нам что-нибудь об этом дружке, я хорошо отблагодарил бы вас.
— Я ничего не знаю, — ответила Линнет, потом добавила: — Она сказала, что он толковый. Вот что. Хвасталась: «Раз он толковый, значит, я тоже толковая». Эрна сказала, что он придет и заберет ее отсюда. Вот так.
— Заберет из «Дав-хаус»?
— Отсюда. Из жизни. С улицы. Может, он так и сделал. Посмотрите, что с ней произошло.
Мы вернулись в машину.
— Что ты думаешь? — спросил Майло.
Эрне Мерфи нравилось искусство. Это объединяло ее с Кевином, этим самозваным вершителем судеб творческих людей. Картины Джули Киппер — это искусство. Возможно, Эрну влекло к ним. Не исключено, что Кевин направил ее на выставку. Использовал Эрну, чтобы отвлечь внимание.
— Коко Барнес открыла запасный выход и, вероятно, забыла закрыть его. — Майло потер лицо. — Страдающая психозом интеллигентная женщина. Как по-твоему, не использовал ли он Эрну и для чего-нибудь еще? Не добился ли Кевин того, чтобы она убила Джули? Крупная Эрна вполне справилась бы с хрупкой девушкой, особенно в тесном туалете. Если это сделала женщина, тогда понятно отсутствие спермы и сексуального насилия. И нам сказали, что иногда Эрна бывала вполне разумна.
— Относительно разума, — уточнил я. — Убийство Джули слишком хорошо спланировано и продумано; вряд ли это под силу психопату. На месте преступления не осталось никаких улик, даже отпечатков пальцев. Такой предусмотрительности ожидать от Эрны нельзя. Нет, тут что-то другое. Некто Э. Мерфи год назад подписал обзорную статью о Василии Левиче. Язык статьи напыщенный, но недостаточно путаный для Эрны. Ее имя украли.
— Толковый дружок, — усмехнулся Майло. — Линнет уверена, что Эрна заблуждалась насчет его.
— По части романтических связей — конечно. Но их связывали другие взаимоотношения. Эстетические интересы Эрны, ее образованность, умение четко выражать мысли — все это могло привлекать к ней такого человека, как Кевин Драммонд. Трагическая фигура, достигшая предела отчаяния, совершенно чужая другим людям. Даже ее психоз, возможно, импонировал ему. Некоторым дуракам кажется, что в сумасшествии есть нечто чарующее. Но что бы их ни объединяло, Кевин держал ее на расстоянии. Домохозяйка Драммонда никогда не видела Эрну, и никто из тех, с кем говорила Петра, не отмечал связи между этими людьми.
— Сначала Кевин идеализирует ее, потом убивает.
— Эрна больше не отвечала его мировоззренческим критериям, стала опасна.
— Душевный холод, — проговорил Майло, — вот то общее, что есть во всем этом. Ледяное сердце. Как в песенке Беби-боя. Я купил один из его компакт-дисков, слушаю и пытаюсь проникнуть в духовный мир исполнителя.
— Получается?
— Он был превосходным музыкантом. Даже человек, лишенный музыкального слуха, обыватель вроде меня, способен расслышать в звуках гитары Беби-боя его душу. Но в суть я не проник. Ты знал, что твое имя фигурирует в альбоме?
— О чем ты?
— Мелкий шрифт, внизу, где он благодарит всех — от Иисуса Христа до Роберта Джон-сона. Целый список. Имя Робин там есть. Он называет ее «прекрасной леди от гитар» и благодарит за то, что она держит в порядке его инструменты. Он упоминает и тебя: «Спа-сибо доктору Алексу Делавэру за то, что он делает эту леди счастливой».
— Уже прошло то время, когда это было правдой.
— Извини, я думал, что это доставит тебе удовольствие.
Я направился на запад по Голливудскому бульвару. Путь нам преградили дорожные рабо-ты. Рабочие в касках бесновались. Короли кирки и лопаты омолаживали окружающую местность. Возможно, когда-нибудь здесь появится сверкающий, стерильно чистый, привилегированный Голливуд, о котором мечтали отцы города. Сейчас между блеском и безнравственностью поддерживался весьма хрупкий баланс.
В нескольких милях к северу, на холмах, виднелась надпись «Голливуд». Рядом с ней де-сятки лет назад закончила жизнь восходящая звезда, и здесь же оставили гнить тело Чай-ны Маранга. Я не предложил поехать туда, Майло — тоже. Все произошло слишком дав-но и уже не имело значения.
Мы медленно ползли к Вайнстрит.
— Эрна, — сказал Майло. — Еще одна украденная душа.
— Алкоголичка, — отозвался я. — Вот в чем все дело.
29
Энсино. Петра обдумывала детали телефонного разговора с Майло. Опознание Э. Мерфи означало, что расследование убийства рыжеволосой также поручат ей.
Она позвонила Эрику Шталю и ввела его в курс дела.
— О'кей, — сказал он своим возмутительно спокойным голосом.
Голосом, словно означавшим: «Все это мне совершенно безразлично».
— Продолжите следить за квартирой Кевина?
— Возможно, это пустая трата времени.
— Почему?
— Сомневаюсь, что он появится здесь в ближайшее время.
— Я наблюдаю за домом его родителей, — сказала Петра. — Пока никакого движения. Тем временем, полагаю, нам следует глубже изучить биографию Эрны Мерфи. Если вы считаете, что логово Кевина — пустое дело, есть смысл заняться биографией.
— Конечно. С чего, по-вашему, мне начать?
— С обычных банков данных. Минуточку. К дому только что подъехала женщина — воз-можно, это мать Кевина; на счастливую отдыхающую не похожа. Продолжайте следить, Эрик, я позвоню вам позднее.
Она сидела в своем «аккорде» и смотрела, как женщина выходит из голубого «корвета». Эту приземистую крытую машину они со Шталем видели в свое первое посещение дома Франклина Драммонда.
Красная «хонда» была зарегистрирована на имя Анны Марти нес, горничной латиноаме-риканского происхождения, которая, видимо, жила при доме. Еще три машины были зарегистрированы на имя Франклина Драммонда. Для своих ежедневных поездок он пользовался серым «бебибенцем», «корвет» был забавой хозяйки, и, похоже, никого не интересовал белый «эксплорер». Возможно, им пользовались двое младших сыновей, приезжая из колледжа домой.
У Кевина тачка была дешевая. В любимчиках он не числился.
Женщина резким движением откинула волосы, поерзала и закрыла «корвет», включив сигнализацию. Средних лет, высокого роста, худая, длинноногая. Крупные черты лица. С виду глуповатая, но не без сексуальной привлекательности. Волосы лежали на голове светло-оранжевой каской. Цвет — такой же, как у Эрны Мерфи, ну не интересно ли это, доктор Фрейд? На женщине были белый мешковатый свитер, отделанный фальшивыми бриллиантами, черные гетры и сандалии с открытым задником.
Ни хрена себе туфельки. Молодящаяся старуха?
Не общалась ли мамуля Кевина с кем-нибудь, кроме папули Кевина?
Петра проследила, как она подошла ко входной двери, покопалась в сумочке и извлекла оттуда связку ключей.
Это наверняка мамуля Кевина. Он такой долговязый отнюдь не в отца, напоминающего пожарный гидрант Франклина.
Машина и все прочее свидетельствовало о том, что мама не прочь повеселиться в компании. Сексуально озабоченная дама. При царящем в доме беспорядке легко представить себе, каким было детство Кевина.
Сегодня вид у мамы жалкий. Стресс, мышцы шеи напряжены. Рот напоминает проволочные ворота для крокета. Она уронила связку ключей, наклонилась и подняла ее.
Петра выбралась из машины, когда женщина пыталась вставить ключ в замок. Подошла к ней раньше, чем та успела это сделать.
Женщина обернулась. Петра показала ей полицейский значок.
— Мне нечего вам сказать.
Голос заядлой курильщицы. От одежды рыжеволосой пахло табаком и духами «Шанель № 19».
— Вы миссис Драммонд?
— Я Терри Драммонд.
— Не уделите ли мне минутку, чтобы поговорить о Кевине?
— Ни в коем случае. Муж предупредил меня, что вы здесь появитесь. Говорить с вами я не обязана.
Петра улыбнулась. Фальшивые бриллианты образовывали на свитере Терри нечеткий контур двух терьеров. Обнюхивающихся, ласковых.
— Разумеется, не обязаны миссис Драммонд. Но сейчас я выступаю не в роли судебного обвинителя.
Рука Терри Драммонд, державшая ключи, напряглась.
— Называйте это как угодно, я иду в дом.
— Мадам, Кевин пропадает уже около недели. Вас, как мать, это не беспокоит?
Петра надеялась заметить в поведении матери хоть какой-нибудь намек на то, что Кевин встречался с ней.
Глаза Терри Драммонд наполнились слезами. Кроткие карие глаза с золотыми искорками. Прекрасные глаза, хотя Тери чрезмерно увлекалась тенями и тушью для ресниц и бровей. Петра пересмотрела свою оценку. Несмотря на крупные черты лица, Терри была более чем привлекательна. Даже встревоженная, она источала сексуальность. В молодости, надо полагать, она была весьма сексапильна.
И каково же быть сыном такой матери?
Петра ничего не знала о матерях. Ее мать умерла при родах.
Она дала Терри Драммонд время подумать. Терри носила большие золотые украшения, на безымянном пальце левой руки — кольцо с драгоценным камнем в три карата. Сумочка от Гуччи вблизи казалась настоящей.
Петра видела в ней женщину, чей призывно-вульгарный вид легко вскружил голову подающему надежды адвокату. Эта женщина поднялась на несколько ступенек вверх по социальной лестнице, возможно, отказавшись от карьеры, вырастила троих сыновей, погрязла в заботах провинциальной матери и пришла к тому, что ее старший сын стал… не таким, как все.
Теперь она была в ужасе. Кевин не звонил домой.
— Это наверняка волнует вас, мадам, — продолжила Петра. — Никто и ни в чем не обвиняет Кевина. Мы только хотим поговорить с ним. Ему может грозить опасность. Подумайте об этом. Исчезал ли он когда-либо раньше? Вы не считаете крайне важным, чтобы мы нашли его?
Терри Драммонд сдержала слезы.
— Если о нем ничего не знаю я, то как можете найти его вы?
— Давно ли это случилось, мадам? Терри покачала головой:
— Больше я ничего не скажу.
— Вы знаете, почему он интересует нас?
— Что-то связанное с убийством. Это просто смешно. Кевин — мальчик кроткий и ласковый.
На последнем слове голос Терри повысился, и ее словно передернуло. Петра подумала, что кто-то в свое время использовал это слово в оскорбительном для Кевина смысле.
Ласковый.
— Уверена, что так оно и есть, миссис Драммонд.
— Почему же вы травите нас?
— Вовсе нет, мадам. Убеждена, вы знаете Кевина лучше, чем кто-либо другой. Вы беспокоитесь о нем больше, чем кто-либо другой. Поэтому, если он свяжется с вами, выдадите ему добрый совет.
Терри Драммонд расплакалась.
— Я не нуждаюсь в этом. Мне это совершенно ни к чему. Если бы мой идиот деверь не настучал на него, мне не пришлось бы сейчас заниматься этим. Почему вы не присмотритесь к нему? Он уже убил двух человек. Рэндолф?
— Да, жену и ребенка. Грязный алкаш, — с отвращением бросила Терри. — Фрэнк постоянно твердил Рэнди, чтобы тот бросил пить. Он чуть не разорил нас — подавал в суд. И только потому, что Фрэнк снова встал на ноги. Так что вы должны понять, почему Рэнди обозлился на нас.
— Рэнди только подтвердил, что он дядя Кевина, — пояснила Петра. — Но мы и так узнали бы это.
— Почему, почему вы изводите моего мальчика? Он хороший, он добрый, толковый, ласковый, никогда и никому не причинил бы вреда.
— У Кевина была знакомая Эрна Мерфи? — Кто?
Петра повторила имя.
— Никогда не слышала о ней. У Кевина никогда не было… не знаю… друзей.
Необщительный Кевин. Признав это, Терри побледнела и попыталась представить сына в ином свете.
— Уходя, дети идут своим путем. Людям творческим особенно нужно свое, особое место в жизни.
Это прозвучало как хорошо отрепетированное объяснение странностей Кевина.
— Верно.
— Я рисую, — сообщила Терри Драммонд. — Я стала брать уроки изобразительного искусства, и теперь мне нужно свое место. — Петра кивнула. — Пожалуйста, — взмолилась Терри, — отпустите меня.
— Вот моя визитная карточка, мадам. Подумайте над тем, что я сказала. Ради Кевина. — Терри, поколебавшись, взяла карточку. — И еще одно. Не объясните ли мне, почему Кевин взял себе имя Юрий?
Улыбка Терри, короткая, ослепительная, необычайно украсила ее. Она прикоснулась к груди, словно вспоминая, кого она вскормила.
— Он такой замечательный, такой умный. Я вам скажу, и вы убедитесь, что ошибаетесь. Много лет назад, когда Кевин был еще маленьким — всего лишь маленьким мальчиком, но, безусловно, умным, отец рассказывал ему о гонках в космосе. О спутнике, великом достижении во времена детства Фрэнка. Русские прорвались туда первыми и показали нам, американцам, насколько мы расслабились и обленились. Фрэнк постоянно говорил Кевину об этом именно так. Кевин — первый сын Фрэнка, и он проводил с ним много времени, брал его с собой повсюду. В музеи, парки, даже в контору. Все звали Кевина «маленьким адвокатом», потому что он хорошо говорил. Фрэнк рассказывал Кевину о русских, и о спутнике, и об этом русском астронавте, как они там их называют — что-то начинающееся с «космо-»…
— Космонавтами.
— Космонавты, обогнали астронавтов. Первым в космосе был парень, которого звали вроде бы Юрием. И Кевин, совсем еще маленький, дослушав отца, сказал: «Папа, я хочу быть первым, я хочу быть Юрием». — У Терри снова потекли слезы. Одна рука с длинным ногтем прикоснулась к бриллиантовому терьеру. — После этого каждый раз, когда он совершал какой-нибудь хороший поступок, я всегда звала его Юрием. Ему это нравилось. Это означало, что он сделал хорошее дело.
30
На моем автоответчике два сообщения.
Одно от Элисон двухчасовой давности. Второе от Робин; оно поступило несколько минут спустя. Обе просили позвонить им, когда смогу. Я позвонил в гостиницу Элисон. Она подняла трубку на четвертом звонке и говорила задыхаясь.
— Это ты, прекрасно. Ты застал меня уже в дверях.
— Тяжелые времена?
— Нет-нет, времена отличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Петрелло взглянула на Уизерспуна. Оба покачали головами.
— Это он убил ее? — спросил Уизерспун.
— Нам неизвестно, убил ли ее кто-нибудь вообще, сэр. Что еще вы можете рассказать нам о мисс Мерфи?
— Это все, что пришло мне в голову, — ответила Петрелло. — Она была так одинока. Как многие из них. Это главная проблема. Одиночество. Без Божьей благодати все мы одиноки.
Майло спросил, можем ли мы показать фотографию Эрны Мерфи другим обитателям приюта. Дэрил Уизерспун нахмурился.
— В приюте на этой неделе всего шесть женщин, — сообщила Диана Петрелло.
— А мужчины есть? — спросил Майло.
— Шестеро.
— Последние недели были очень трудными. И все, кто сейчас здесь, весьма ранимы. Ваши фотографии могут травмировать их, — пояснил Уизерспун.
— А если мы поговорим с ними, не показывая фотографий? Вы можете пойти с нами и убедиться, что мы не делаем ничего дурного.
Уизерспун и Петрелло переглянулись.
— Что ж, поговорите, — кивнул Уизерспун. — Но если что-то пойдет не так, мы сразу же уйдем, согласны?
Уизерспун вернулся за свой стол, а мы с Майло последовали за Петрелло наверх по жалобно скрипящим ступеням. Отельные комнаты верхних этажей располагались вдоль длинного светлого коридора. Женщины размещались на втором этаже, мужчины — на третьем. В каждой комнате стояли две двухъярусные кровати. Библии на подушках, небольшой платяной шкафчик и несколько плакатов религиозного содержания.
Половина постояльцев пребывала в полусонном состоянии. Назвав имя Эрны Мерфи, мы увидели лишь бессмысленные взгляды. Только молодая темноволосая женщина Линнет с лицом манекенщицы и следами уколов на тоненьких руках сказала:
— Рыжеволосая здоровячка?
— Вы знаете ее?
— Спала с ней в одной комнате пару раз.
Глаза Линнет — огромные, черные, с выражением затравленности. Волосы — длинные и темные. На левой стороне шеи — татуировка в форме звезды. Она сидела, согнувшись, как старуха, на краю нижней постели и держала в одной руке Библию, в другой — пакетик хрустящего картофеля. Все в этой поникшей женщине свидетельствовало о безнадежном взгляде на жизнь.
— Что с ней случилось? Линнет весело улыбнулась.
— Услышали что-то смешное, мадам? — удивился Майло.
— Конечно, слово «мадам». И что, кто-то замочил ее?
— Мы в этом не уверены.
— Может быть, это сделал ее дружок.
— Что за дружок?
— Не знаю. Эрна только сказала мне, что он очень толковый.
— Когда она сказала вам это? — Кажется, давно. — Линнет взглянула на Петрелло: — Наверное, не в последний раз, когда я была здесь?
— Несколько месяцев назад, — ответила Петрелло.
— Я путешествовала, — пояснила Линнет. — Должно быть, прошло несколько месяцев.
— Путешествовали? — удивился Майло.
— Знакомилась с США. Да, наверное, прошло несколько месяцев — может, шесть, семь, не знаю. Я это запомнила, потому что подумала тогда: Эрна врет как сивый мерин. Да кому нужна такая страхолюдина?
— Она не нравилась вам.
— А что в ней могло нравиться, в этой чокнутой? Начинала с тобой толковать, потом балдела, ходила и говорила уже сама с собой.
— Что еще она рассказала о своем дружке? — спросил Майло.
— Только это.
— Толковый. — Да.
— Имени не называла? —Не.
Майло подошел ближе. Диана Петрелло встала между ним и Линнет, и он отступил назад.
— Если бы вы сказали нам что-нибудь об этом дружке, я хорошо отблагодарил бы вас.
— Я ничего не знаю, — ответила Линнет, потом добавила: — Она сказала, что он толковый. Вот что. Хвасталась: «Раз он толковый, значит, я тоже толковая». Эрна сказала, что он придет и заберет ее отсюда. Вот так.
— Заберет из «Дав-хаус»?
— Отсюда. Из жизни. С улицы. Может, он так и сделал. Посмотрите, что с ней произошло.
Мы вернулись в машину.
— Что ты думаешь? — спросил Майло.
Эрне Мерфи нравилось искусство. Это объединяло ее с Кевином, этим самозваным вершителем судеб творческих людей. Картины Джули Киппер — это искусство. Возможно, Эрну влекло к ним. Не исключено, что Кевин направил ее на выставку. Использовал Эрну, чтобы отвлечь внимание.
— Коко Барнес открыла запасный выход и, вероятно, забыла закрыть его. — Майло потер лицо. — Страдающая психозом интеллигентная женщина. Как по-твоему, не использовал ли он Эрну и для чего-нибудь еще? Не добился ли Кевин того, чтобы она убила Джули? Крупная Эрна вполне справилась бы с хрупкой девушкой, особенно в тесном туалете. Если это сделала женщина, тогда понятно отсутствие спермы и сексуального насилия. И нам сказали, что иногда Эрна бывала вполне разумна.
— Относительно разума, — уточнил я. — Убийство Джули слишком хорошо спланировано и продумано; вряд ли это под силу психопату. На месте преступления не осталось никаких улик, даже отпечатков пальцев. Такой предусмотрительности ожидать от Эрны нельзя. Нет, тут что-то другое. Некто Э. Мерфи год назад подписал обзорную статью о Василии Левиче. Язык статьи напыщенный, но недостаточно путаный для Эрны. Ее имя украли.
— Толковый дружок, — усмехнулся Майло. — Линнет уверена, что Эрна заблуждалась насчет его.
— По части романтических связей — конечно. Но их связывали другие взаимоотношения. Эстетические интересы Эрны, ее образованность, умение четко выражать мысли — все это могло привлекать к ней такого человека, как Кевин Драммонд. Трагическая фигура, достигшая предела отчаяния, совершенно чужая другим людям. Даже ее психоз, возможно, импонировал ему. Некоторым дуракам кажется, что в сумасшествии есть нечто чарующее. Но что бы их ни объединяло, Кевин держал ее на расстоянии. Домохозяйка Драммонда никогда не видела Эрну, и никто из тех, с кем говорила Петра, не отмечал связи между этими людьми.
— Сначала Кевин идеализирует ее, потом убивает.
— Эрна больше не отвечала его мировоззренческим критериям, стала опасна.
— Душевный холод, — проговорил Майло, — вот то общее, что есть во всем этом. Ледяное сердце. Как в песенке Беби-боя. Я купил один из его компакт-дисков, слушаю и пытаюсь проникнуть в духовный мир исполнителя.
— Получается?
— Он был превосходным музыкантом. Даже человек, лишенный музыкального слуха, обыватель вроде меня, способен расслышать в звуках гитары Беби-боя его душу. Но в суть я не проник. Ты знал, что твое имя фигурирует в альбоме?
— О чем ты?
— Мелкий шрифт, внизу, где он благодарит всех — от Иисуса Христа до Роберта Джон-сона. Целый список. Имя Робин там есть. Он называет ее «прекрасной леди от гитар» и благодарит за то, что она держит в порядке его инструменты. Он упоминает и тебя: «Спа-сибо доктору Алексу Делавэру за то, что он делает эту леди счастливой».
— Уже прошло то время, когда это было правдой.
— Извини, я думал, что это доставит тебе удовольствие.
Я направился на запад по Голливудскому бульвару. Путь нам преградили дорожные рабо-ты. Рабочие в касках бесновались. Короли кирки и лопаты омолаживали окружающую местность. Возможно, когда-нибудь здесь появится сверкающий, стерильно чистый, привилегированный Голливуд, о котором мечтали отцы города. Сейчас между блеском и безнравственностью поддерживался весьма хрупкий баланс.
В нескольких милях к северу, на холмах, виднелась надпись «Голливуд». Рядом с ней де-сятки лет назад закончила жизнь восходящая звезда, и здесь же оставили гнить тело Чай-ны Маранга. Я не предложил поехать туда, Майло — тоже. Все произошло слишком дав-но и уже не имело значения.
Мы медленно ползли к Вайнстрит.
— Эрна, — сказал Майло. — Еще одна украденная душа.
— Алкоголичка, — отозвался я. — Вот в чем все дело.
29
Энсино. Петра обдумывала детали телефонного разговора с Майло. Опознание Э. Мерфи означало, что расследование убийства рыжеволосой также поручат ей.
Она позвонила Эрику Шталю и ввела его в курс дела.
— О'кей, — сказал он своим возмутительно спокойным голосом.
Голосом, словно означавшим: «Все это мне совершенно безразлично».
— Продолжите следить за квартирой Кевина?
— Возможно, это пустая трата времени.
— Почему?
— Сомневаюсь, что он появится здесь в ближайшее время.
— Я наблюдаю за домом его родителей, — сказала Петра. — Пока никакого движения. Тем временем, полагаю, нам следует глубже изучить биографию Эрны Мерфи. Если вы считаете, что логово Кевина — пустое дело, есть смысл заняться биографией.
— Конечно. С чего, по-вашему, мне начать?
— С обычных банков данных. Минуточку. К дому только что подъехала женщина — воз-можно, это мать Кевина; на счастливую отдыхающую не похожа. Продолжайте следить, Эрик, я позвоню вам позднее.
Она сидела в своем «аккорде» и смотрела, как женщина выходит из голубого «корвета». Эту приземистую крытую машину они со Шталем видели в свое первое посещение дома Франклина Драммонда.
Красная «хонда» была зарегистрирована на имя Анны Марти нес, горничной латиноаме-риканского происхождения, которая, видимо, жила при доме. Еще три машины были зарегистрированы на имя Франклина Драммонда. Для своих ежедневных поездок он пользовался серым «бебибенцем», «корвет» был забавой хозяйки, и, похоже, никого не интересовал белый «эксплорер». Возможно, им пользовались двое младших сыновей, приезжая из колледжа домой.
У Кевина тачка была дешевая. В любимчиках он не числился.
Женщина резким движением откинула волосы, поерзала и закрыла «корвет», включив сигнализацию. Средних лет, высокого роста, худая, длинноногая. Крупные черты лица. С виду глуповатая, но не без сексуальной привлекательности. Волосы лежали на голове светло-оранжевой каской. Цвет — такой же, как у Эрны Мерфи, ну не интересно ли это, доктор Фрейд? На женщине были белый мешковатый свитер, отделанный фальшивыми бриллиантами, черные гетры и сандалии с открытым задником.
Ни хрена себе туфельки. Молодящаяся старуха?
Не общалась ли мамуля Кевина с кем-нибудь, кроме папули Кевина?
Петра проследила, как она подошла ко входной двери, покопалась в сумочке и извлекла оттуда связку ключей.
Это наверняка мамуля Кевина. Он такой долговязый отнюдь не в отца, напоминающего пожарный гидрант Франклина.
Машина и все прочее свидетельствовало о том, что мама не прочь повеселиться в компании. Сексуально озабоченная дама. При царящем в доме беспорядке легко представить себе, каким было детство Кевина.
Сегодня вид у мамы жалкий. Стресс, мышцы шеи напряжены. Рот напоминает проволочные ворота для крокета. Она уронила связку ключей, наклонилась и подняла ее.
Петра выбралась из машины, когда женщина пыталась вставить ключ в замок. Подошла к ней раньше, чем та успела это сделать.
Женщина обернулась. Петра показала ей полицейский значок.
— Мне нечего вам сказать.
Голос заядлой курильщицы. От одежды рыжеволосой пахло табаком и духами «Шанель № 19».
— Вы миссис Драммонд?
— Я Терри Драммонд.
— Не уделите ли мне минутку, чтобы поговорить о Кевине?
— Ни в коем случае. Муж предупредил меня, что вы здесь появитесь. Говорить с вами я не обязана.
Петра улыбнулась. Фальшивые бриллианты образовывали на свитере Терри нечеткий контур двух терьеров. Обнюхивающихся, ласковых.
— Разумеется, не обязаны миссис Драммонд. Но сейчас я выступаю не в роли судебного обвинителя.
Рука Терри Драммонд, державшая ключи, напряглась.
— Называйте это как угодно, я иду в дом.
— Мадам, Кевин пропадает уже около недели. Вас, как мать, это не беспокоит?
Петра надеялась заметить в поведении матери хоть какой-нибудь намек на то, что Кевин встречался с ней.
Глаза Терри Драммонд наполнились слезами. Кроткие карие глаза с золотыми искорками. Прекрасные глаза, хотя Тери чрезмерно увлекалась тенями и тушью для ресниц и бровей. Петра пересмотрела свою оценку. Несмотря на крупные черты лица, Терри была более чем привлекательна. Даже встревоженная, она источала сексуальность. В молодости, надо полагать, она была весьма сексапильна.
И каково же быть сыном такой матери?
Петра ничего не знала о матерях. Ее мать умерла при родах.
Она дала Терри Драммонд время подумать. Терри носила большие золотые украшения, на безымянном пальце левой руки — кольцо с драгоценным камнем в три карата. Сумочка от Гуччи вблизи казалась настоящей.
Петра видела в ней женщину, чей призывно-вульгарный вид легко вскружил голову подающему надежды адвокату. Эта женщина поднялась на несколько ступенек вверх по социальной лестнице, возможно, отказавшись от карьеры, вырастила троих сыновей, погрязла в заботах провинциальной матери и пришла к тому, что ее старший сын стал… не таким, как все.
Теперь она была в ужасе. Кевин не звонил домой.
— Это наверняка волнует вас, мадам, — продолжила Петра. — Никто и ни в чем не обвиняет Кевина. Мы только хотим поговорить с ним. Ему может грозить опасность. Подумайте об этом. Исчезал ли он когда-либо раньше? Вы не считаете крайне важным, чтобы мы нашли его?
Терри Драммонд сдержала слезы.
— Если о нем ничего не знаю я, то как можете найти его вы?
— Давно ли это случилось, мадам? Терри покачала головой:
— Больше я ничего не скажу.
— Вы знаете, почему он интересует нас?
— Что-то связанное с убийством. Это просто смешно. Кевин — мальчик кроткий и ласковый.
На последнем слове голос Терри повысился, и ее словно передернуло. Петра подумала, что кто-то в свое время использовал это слово в оскорбительном для Кевина смысле.
Ласковый.
— Уверена, что так оно и есть, миссис Драммонд.
— Почему же вы травите нас?
— Вовсе нет, мадам. Убеждена, вы знаете Кевина лучше, чем кто-либо другой. Вы беспокоитесь о нем больше, чем кто-либо другой. Поэтому, если он свяжется с вами, выдадите ему добрый совет.
Терри Драммонд расплакалась.
— Я не нуждаюсь в этом. Мне это совершенно ни к чему. Если бы мой идиот деверь не настучал на него, мне не пришлось бы сейчас заниматься этим. Почему вы не присмотритесь к нему? Он уже убил двух человек. Рэндолф?
— Да, жену и ребенка. Грязный алкаш, — с отвращением бросила Терри. — Фрэнк постоянно твердил Рэнди, чтобы тот бросил пить. Он чуть не разорил нас — подавал в суд. И только потому, что Фрэнк снова встал на ноги. Так что вы должны понять, почему Рэнди обозлился на нас.
— Рэнди только подтвердил, что он дядя Кевина, — пояснила Петра. — Но мы и так узнали бы это.
— Почему, почему вы изводите моего мальчика? Он хороший, он добрый, толковый, ласковый, никогда и никому не причинил бы вреда.
— У Кевина была знакомая Эрна Мерфи? — Кто?
Петра повторила имя.
— Никогда не слышала о ней. У Кевина никогда не было… не знаю… друзей.
Необщительный Кевин. Признав это, Терри побледнела и попыталась представить сына в ином свете.
— Уходя, дети идут своим путем. Людям творческим особенно нужно свое, особое место в жизни.
Это прозвучало как хорошо отрепетированное объяснение странностей Кевина.
— Верно.
— Я рисую, — сообщила Терри Драммонд. — Я стала брать уроки изобразительного искусства, и теперь мне нужно свое место. — Петра кивнула. — Пожалуйста, — взмолилась Терри, — отпустите меня.
— Вот моя визитная карточка, мадам. Подумайте над тем, что я сказала. Ради Кевина. — Терри, поколебавшись, взяла карточку. — И еще одно. Не объясните ли мне, почему Кевин взял себе имя Юрий?
Улыбка Терри, короткая, ослепительная, необычайно украсила ее. Она прикоснулась к груди, словно вспоминая, кого она вскормила.
— Он такой замечательный, такой умный. Я вам скажу, и вы убедитесь, что ошибаетесь. Много лет назад, когда Кевин был еще маленьким — всего лишь маленьким мальчиком, но, безусловно, умным, отец рассказывал ему о гонках в космосе. О спутнике, великом достижении во времена детства Фрэнка. Русские прорвались туда первыми и показали нам, американцам, насколько мы расслабились и обленились. Фрэнк постоянно говорил Кевину об этом именно так. Кевин — первый сын Фрэнка, и он проводил с ним много времени, брал его с собой повсюду. В музеи, парки, даже в контору. Все звали Кевина «маленьким адвокатом», потому что он хорошо говорил. Фрэнк рассказывал Кевину о русских, и о спутнике, и об этом русском астронавте, как они там их называют — что-то начинающееся с «космо-»…
— Космонавтами.
— Космонавты, обогнали астронавтов. Первым в космосе был парень, которого звали вроде бы Юрием. И Кевин, совсем еще маленький, дослушав отца, сказал: «Папа, я хочу быть первым, я хочу быть Юрием». — У Терри снова потекли слезы. Одна рука с длинным ногтем прикоснулась к бриллиантовому терьеру. — После этого каждый раз, когда он совершал какой-нибудь хороший поступок, я всегда звала его Юрием. Ему это нравилось. Это означало, что он сделал хорошее дело.
30
На моем автоответчике два сообщения.
Одно от Элисон двухчасовой давности. Второе от Робин; оно поступило несколько минут спустя. Обе просили позвонить им, когда смогу. Я позвонил в гостиницу Элисон. Она подняла трубку на четвертом звонке и говорила задыхаясь.
— Это ты, прекрасно. Ты застал меня уже в дверях.
— Тяжелые времена?
— Нет-нет, времена отличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42