— Как сказал полицейский, это убийство было совершено психически ненормальным человеком, — продолжил за жену Бен. — Заявил, что Дон была практически... Он покачал головой.
— Месивом, — закончила Бобби.
— Здесь они ничего не нашли, — продолжал Бен.
Оба выглядели напуганными.
— Каково вернуться домой к такому происшествию, — посочувствовал я.
— О да, — поддержала Бобби. — Это по-настоящему перепугало нас — то, что такое случилось с кем-то, кого мы знали. — Женщина взяла еще одно теченье, хотя половинка предыдущего все еще лежала у нее в руке.
— Она снимала часть дома вместе с вами?
— Нет, она была нашей квартиранткой, — ответила Бобби. — Мы владельцы этого дома, — объявила она как будто с удивлением. — У нас есть свободная спальня, которую ми раньше использовали как репетиционную и студию звукозаписи. Потом я лишилась работы в детском центре, поэтому мы и решили сдавать ее. Повесили заявку на доске объявлений в университете, потому что считали, что именно студент и может снять отдельную комнату. Дон позвонила первой.
— Когда это было?
— В июле.
Бобби доела оба печенья. Бен похлопал жену по бедру и слегка ущипнул. Мягкая плоть, похожая на прессованный творог. Женщина вздохнула.
— То, что вы сказали раньше, — продолжил Бен. — Насчет медицинской карты. Она имела право брать ее?
— Предполагалось, что она ее вернет.
Музыканты переглянулись.
— А она страдала привычкой «брать»?
— Как сказать, — произнес Бен неуверенно.
— На первых порах нет, — заметила Бобби. — Сначала она была прекрасной квартиранткой — убирала за собой, не лезла в чужие дела. Мы ее почти не видели — днем работали, а по вечерам иногда уходили куда-нибудь петь. Если никуда не уходили, то рано ложились спать. Ее никогда не было дома — настоящая сова. Это нас вполне устраивало.
— Единственной проблемой, — продолжал Бен, — было ее возвращение в любое время суток, потому что Гомер отличный сторожевой пес, и, когда она возвращалась, он лаял и будил нас. Но не могли же мы указывать ей, когда приходить и когда уходить, согласны? В основном она нас устраивала.
— А когда она начала брать вещи?
— Позже, — ответил Бен.
— Месяца два спустя после переезда к нам, — объяснила Бобби. — Вначале мы не сообразили. Какие-то пустяки — ручки, медиаторы. У нас нет ничего ценного, кроме инструментов, а мелочи обычно теряются, так ведь? Сколько оказывается непарных носков, правда? Затем это стало более заметным. Некоторые кассеты с записями, упаковка в шесть банок пива — все это мы могли бы ей дать, если бы она попросила. Мы нисколько не жадничаем с едой, хотя по договору предполагалось, что она сама обеспечивает себя пищей. Потом пропали некоторые украшения — пара комплектов моих сережек. И одна шелковая бандана Бена плюс пара старинных подтяжек, которую он раздобыл в Сиэтле. Действительно красивые подтяжки из толстой кожи — таких больше не выпускают. Но когда она взяла еще одну вещь, это задело меня больше всего: старинная английская брошь, которая досталась мне в наследство от моей бабушки, — серебро с гранатом. Камень был поцарапан, но это неважно, брошь была ценна как память. Я оставила ее на туалетном столике, а на другой день она исчезла.
— Вы спросили об этом Дон?
— Я не обвинила ее напрямую, но поинтересовалась, не видела ли она мою брошь. Или сережки. Она ответила, что нет, причем совершенно спокойно. Но мы знали, что это была она. Больше некому. Она — единственный человек, который бывал в этом доме, и до ее появления вещи никогда не исчезали.
— Наверное, у нее была какая-то эмоциональная проблема, — вмешался Бен. — Клептомания или что-то в том же духе. За все это она не получила бы приличных денег. И вообще она не нуждалась в деньгах. У нее была куча одежды и совершенно новая машина.
— Какой марки?
— Одна из этих маленьких кабриолетов — «мазда», кажется. Она купила ее после Рождества, до переезда сюда у нее не было машины, а то бы мы, конечно, попросили немного больше за комнату. Мы брали с нее всего лишь сотню в месяц. Считали, что она голодная студентка.
— Определенно, у нее было не все в порядке с головой, — подхватила Бобби. — Я нашла всю ту ерунду, которую она украла, в гараже, под досками пола, в ящике вместе с ее фотографией, как будто этим она пыталась как бы закрепить свое право на вещи, запрятала их, как белка грибы и ягоды на зиму. Уж коли говорить все начистоту, она была еще и жадной — я знаю, что нехорошо так отзываться о мертвых, но это правда. Только позже я сообразила, в чем дело.
— Жадная в каком отношении?
— Хватала для себя самое лучшее. Например, в холодильнике были оставлены застывать формочки с помадкой. Когда мы вернулись, то обнаружили, что все конфеты выковырены, а на дне формочек оставлена только ваниль. Или, например, блюдо вишен. Самые спелые вишни бывали выбраны.
— А за квартиру она платила вовремя?
— Более или менее. Иногда опаздывала на неделю-две. Мы никогда не напоминали, и со временем она оплачивала задолженность.
— Но все это начинало действовать на нервы, — вмешался Бен.
— Мы уже дошли до такого состояния, что решили предложить ей съехать, — продолжала Бобби. — Недели две обсуждали, как это получше сделать. А потом получили ангажемент в Сономе и были очень заняты репетициями. Потом вернулись домой, а тут...
— Где ее убили?
— Где-то в центральной части города. В клубе.
— В ночном клубе?
Оба закивали головами. Ответила Бобби:
— Насколько я понимаю, это был один из клубов «новой волны». Как это называется, Бен? Что-то индейское, да?
— «Майян», — подсказал Бен. — «Муди Майян», или что-то в этом роде. — Он невесело улыбнулся. — Полицейский спросил, бывали ли мы в нем. Да, точно так и спросил.
— А Дон принадлежала к «новой волне»?
— Сначала нет, — ответила Бобби. — То есть я хочу сказать, что, когда мы познакомились, она выглядела вполне нормальной. Даже чересчур — в некотором роде чопорной. Мы боялись, она подумает, мы слишком свободно ведем себя. Затем постепенно она начала меняться в худшую сторону. Но одного у нее не отнимешь — она была способной. Это я могу подтвердить. Все время в учебниках. Занималась, хотела получить степень доктора философии. Биоматематика или что-то в этом духе. Но по вечерам она становилась другой — наряжалась для выхода в свет. Именно это подразумевал Бен, когда говорил, что у нее была куча одежды, в стиле панков, много черного. Она красила волосы легко смывающейся краской. А косметика — как у семейки Аддамс Иногда она при помощи мусса делала такую прическу, что все волосы торчали вверх. В известном стиле. Но на следующее утро, когда она шла на работу, все опять было нормально. Вы бы ее и не узнали.
— Ее убили в самом клубе?
— Не знаю, — ответила Бобби. — Мы старались не слушать подробности, только хотели, чтобы полицейские забрали отсюда ее вещи. И поскорее забыть об этой истории.
— Вы помните фамилию детектива?
— Гомес, — ответили музыканты вместе.
— Рей Гомес, — уточнила Бобби. — Он болел за «Лос-Лобос» и любил ду-уоп. Неплохой парень.
Бен кивнул. Их колени были так тесно прижаты друг к другу, что побелели от напряжения.
— А то, что случилось в больнице? — спросила Бобби. — Пострадает ли ребенок из-за того, что Дон стащила его историю болезни?
— Мы сможем обойтись и без нее. Но лучше, если бы ее вернули.
— Безобразие, — воскликнул Бен. — Очень жаль, что не можем помочь вам. Полиция забрала все вещи, но я не видел среди них никакой медицинской карты. Конечно, я не очень присматривался.
— А в украденных вещах ее нет?
— Нет, — ответила Бобби. — Точно нет. Полиция работала не очень тщательно, раз не обнаружила ее тайник, правда? Но давайте я проверю, чтобы быть уверенными, — может, среди складок, в карманах или еще где.
Она направилась в кухню и вскоре вернулась с коробкой из-под обуви и полоской бумаги.
— Пусто. Вот та фотография, которую она положила поверх вещей. Будто подтверждала свое право на них.
Я взял фото. Из тех черно-белых снимков по двадцать пять центов за четыре штуки, которые можно сделать в автомате на автобусной станции. Четыре варианта лица, которое когда-то было хорошеньким, а теперь вспухло от жира и было искажено недоверчивостью. Темные прямые волосы, большие темные глаза. Глаза, познавшие боль. Я собрался вернуть фотографии, но Бобби сказала:
— Оставьте у себя. Мне они не нужны.
Прежде чем положить снимки в карман, я еще раз взглянул на них. Четыре одинаковых лица, мрачных и настороженных.
— Грустно, — проговорил я.
— Да, — согласилась Бобби. — Она никогда особенно не улыбалась.
— Может быть, — предположил Бен, — она оставила ее в своей конторе в университете, я имею в виду историю болезни?
— Вы знаете, на каком отделении она занималась?
— Нет, но у нее там был прямой телефон, она нам его дала. Два-два-три-восемь, правильно?
— Думаю, да, — подтвердила Бобби.
Я вынул из папки лист бумаги и ручку и записал номер.
— Она готовила диссертацию?
— Да, она так нам сказала, когда обратилась по поводу комнаты. Биоматематика или что-то в этом духе.
— Она когда-нибудь упоминала фамилию своего профессора?
— Она дала нам какую-то фамилию для справки, когда въезжала, — ответила Бобби. — Но, честно говоря, мы так и не позвонили.
Неловкая улыбка.
— Мы были стеснены в средствах, — пояснил Бен. — И хотели побыстрее получить квартиранта, а она производила приличное впечатление.
— Единственный начальник, о котором она говорила, это тип в клинике, тот, которого убили. Но она никогда не называла его фамилию.
Бен кивнул:
— Она не была от него в восторге.
— Почему?
— Не знаю. Она не вдавалась в подробности — просто сказала, что он дерьмо, очень придирчив и она собирается уходить. А потом, должно быть, она ушла. Еще в феврале.
— И устроилась на другую работу?
— Она нам не говорила, — пожала плечами Бобби.
— Вы знаете, как она оплачивала свои счета?
— Нет, но у нее всегда водились денежки.
Бен болезненно улыбнулся.
— Что такое? — спросила Бобби.
— Она и ее начальник. Она его ненавидела, а теперь оба они в одной лодке. Лос-Анджелес поглотил их.
Бобби передернулась и съела булочку.
17
То, что я узнал об убийстве Дон Херберт и ее склонности к воровству, заставило меня задуматься.
Вначале я полагал, что она забрала карту Чэда для Лоренса Эшмора. А вдруг для себя, вдруг ей стало известно нечто, способное принести вред семье Джонсов, и она собиралась использовать для своей выгоды?
А теперь она мертва.
Я проехал к зоомагазину, купил сорокафунтовый пакет корма для рыбок-кои и попросил разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в город. Парнишка за прилавком немного подумал, взглянул на сумму на кассовом аппарате и указал на старую черную коробку с диском, висящую на стене в углу:
— Вон там.
Рядом с телефоном стоял большой аквариум с соленой водой, в котором плавала небольшая леопардовая акула. Пара золотых рыбок плескались на поверхности. Акула мирно скользила по дну. Ее глаза были спокойными и такими же синими и красивыми, как глаза Вики Боттомли.
Я позвонил в Центр Паркера. Подошедший к телефону мужчина сказал, что Майло нет и неизвестно; когда он вернется.
— Это Чарли? — поинтересовался я.
— Нет.
Я набрал домашний номер Майло. Стоящий за прилавком парень наблюдал за моими действиями. Я улыбнулся и поднял указательный палец, показав, что займу только одну минуту. Голос Пегги Ли произнес тираду о «Блю инвестигейшнз». Я проговорил:
— Дон Херберт была убита в марте. Вероятнее всего, девятого числа где-то в центре города вблизи музыкального клуба панков. Детектива, занимающегося расследованием, зовут Рей Гомес. В течение ближайшего часа я, наверное, буду в больнице — можешь попросить, чтобы меня разыскали, если захочешь переговорить по этому поводу.
Я повесил трубку и направился к выходу. Какое-то движение пены привлекло мое внимание, и я обернулся к аквариуму. Золотые рыбки исчезли.
* * *
Голливудская часть бульвара Сансет была по-воскресному спокойной. Банки и места развлечений, расположенные до Хоспитал-роу, были закрыты, немногочисленные бродяги и бедные семьи топтались на тротуарах. Машин на дороге мало — только отдыхающие по воскресным дням и туристы, заехавшие слишком далеко от Вайна. Я добрался до ворот автостоянки для врачей менее чем за полчаса. Стоянка вновь работала. Множество свободных мест.
Прежде чем подняться наверх, в отделение, я зашел в кафетерий выпить кофе.
Ленч заканчивался, кафетерий был почти пуст. Как раз когда я подошел заплатить за кофе, Дэн Корнблатт, держа пластиковый стаканчик с крышкой в руке, получал сдачу у кассира. Кофе просочился из-под крышки и грязными ручейками тек по стенкам стаканчика. Усы Корнблатта, напоминавшие велосипедный руль, обвисли, сам кардиолог выглядел поглощенным какой-то мыслью. Он сунул мелочь в карман, заметил меня и быстро кивнул.
— Привет, Дэн. Что случилось?
Моя улыбка, казалось, раздражала его.
— Читал сегодняшнюю газету?
— Да в общем только просмотрел.
Он прищурился. Заметное раздражение. Я почувствовал себя так, будто неправильно ответил на устном экзамене.
— Что тогда я могу сказать? — резко бросил он и отошел.
Я заплатил за кофе и задумался, какое сообщение могло так обеспокоить его. Оглядел кафетерий в поисках брошенной кем-нибудь газеты, но ничего не обнаружил. Сделал пару глотков кофе, выбросил стаканчик и направился в читальный зал. На сей раз он был закрыт на ключ.
* * *
Палаты Чэппи пустовали, двери всех палат, кроме комнаты Кэсси, были открыты. Свет выключен, с кроватей убрано белье. Пахло дезодорантом с запахом луга. Мужчина в желтой спецодежде пылесосил коридоры. По отделению разливалась какая-то венская, медленная и сладкая музыка.
Вики Боттомли сидела за столом на посту медсестер и читала карту. Ее чепчик чуть съехал на сторону.
— Привет, что нового? — спросил я.
Она покачала головой и, не глядя на меня, протянула историю болезни.
— Читайте дальше.
— Я уже дочитала.
Я взял карту, но не стал открывать ее. Прислонившись к столу, спросил:
— Как сегодня себя чувствует Кэсси?
— Немного лучше, — все еще не поднимая на меня взгляда, ответила Вики.
— Когда она проснулась?
— Около девяти.
— Ее отец уже здесь? И...
— Все здесь, и все написано, — проговорила она, не поднимая головы и ткнув в историю болезни.
Я перелистал страницы, открыл записи за сегодняшнее утро и прочитал выводы Эла Маколея и невропатолога.
Вики взяла какой-то бланк и начала его заполнять.
— Последний припадок Кэсси, — заметил я, — кажется весьма серьезным.
— Ничего такого, что бы я не видела раньше.
Я положил карту на стол и остался стоять у сестринского поста. В конце концов Вики взглянула на меня. Голубые глаза часто заморгали.
— Вам приходилось видеть много случаев детской эпилепсии?
— Видела все. Работала в онкологии. Занималась младенцами с опухолью мозга. — Женщина пожала плечами.
— Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь.
— А-а...
Опять вернулась к своему бланку.
— Ну что ж, — заметил я. — По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли.
Молчание.
— Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку.
— Ага.
— Я думаю нанести им домашний визит.
Ее рука мчалась по бумаге.
— Вы ведь были у них дома, да?
Никакого ответа.
Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня.
— Если я и была у них, что в этом такого?
— Нет, я просто...
— Вы просто болтаете, вот что. Правильно? — Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. — Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой?
Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше.
— Почему вы так считаете?
— Потому что я знаю, о чем все вы думаете.
— Это был совершенно простой вопрос, Вики.
— Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси.
— Какую медсестру?
— Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору.
— Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?
— А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру?
— А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно?
Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом.
— Мне надоела эта игра, — заявила она, вставая и отодвигая стул. — Для вас это всегда только игры.
— Под «вами» вы подразумеваете психологов?
Она сложила руки на груди и что-то пробормотала. Потом повернулась ко мне спиной.
— Вики?
Никакого ответа.
— Все это сводится к тому, — заявил я, стараясь говорить спокойным тоном, — чтобы в конце концов обнаружить, что же, черт возьми, происходит с Кэсси.
Вики притворилась, что читает доску объявлений, висящую за письменным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50