— А если не соглашусь?— Позабочусь, чтобы приговор был самым суровым, насколько допускает закон. Хорошо позабочусь — даже если судья окажется добряком, мы предъявим суду такие улики, что от его доброты и следа не останется, понятно? Ты в контрразведке, уясни это как следует. Тут шутки плохи.— Сволочи вы все!— Ты расстроен, я понимаю. Может, тебя утешит, если я скажу: инспектор Жалю тоже свое получит, не сомневайся. На всю катушку.Это последнее замечание возымело действие.— Мне заплатили за то, чтобы назвал время и маршрут и чтобы закрыл глаза на все остальное.— Кто передал деньги?— Один парень — он из семьи Лавацци.— Но инспектор утверждает, будто ты не только это сделал.— Еще доложил обо всем Анри Лавацци — а что, уж и говорить ни с кем нельзя?— Так тебе известно, куда увезли оружие?— Понятия не имею. С какой стати они бы мне сказали?Это было похоже на правду.— А еще кто участвовал?— Только Лавацци и его люди. Но впечатление у меня такое, что это не им нужно, а каким-то людям из Парижа.— А Лавацци чтобы только отвез оружие к месту назначения, так, что ли?— Не знаю.— Все это напишешь и подписаться не забудь, — велел Баум. — Эта бумага останется у нас на случай, если снова вздумаешь вилять и морочить людям голову. Будешь себя вести как следует — помогу, как обещал. А пока придется тебе еще посидеть.Теперь, располагая признаниями водителя, Баум вызвал дежурного со склада, куда обычно поступало оружие из Мейрарга.— Вы зарегистрировали все, что получили вчера?Дежурного как следует проинструктировали, и он с готовностью отрапортовал:— Так точно!— Когда именно?— Около полудня, насколько помню, — дежурный сверился с какой-то запиской. — Да, контейнеровоз прибыл в 13:05.— И вы заполнили накладную?— Так точно.— Покажите.Дежурный протянул свою записку. «Сержант, — определил Баум. — Скоро уволится в запас. Не Бог весть какой мыслитель. Зануда, таким обычно поручают участок работы, где он навредить не может. Военные же большей частью щеголи и хвастуны, им служба не в службу, если отобрать у них все эти мундиры, медальки, ленточки разноцветные… Но этот сержант — он не такой…»— Вы своей рукой это писали? — спросил Баум, разглядывая бумажку.— Так точно. — Ответ прозвучал не так бодро, как прежде, сержант чуть замешкался.Баум выдрал листок из своего блокнота, протянул вместе с авторучкой бравому вояке:— А ну-ка скопируйте вот эту строчку, насчет детонаторов…На такой случай сержант инструкций не получил и ответить отказом на просьбу, высказанную столь твердо, не решился. К тому же он каким-то шестым чувством уловил, что коротышка — важная персона, хоть с виду и неказист. Он старательно переписал строку и отдал листок, вернув заодно и авторучку. Баум глянул, сравнил две записки и поднял глаза на собеседника:— Почерк-то не ваш.— Нет, мой.Баум только вздохнул:— Ладно, ваш. Оставим это. Скажите, сколько времени вы тут служите?— Ровно год.К этому вопросу сержант был явно готов.— Стало быть, знаете нашего инспектора — он регулярно вас навещает.— Так точно.— Как его зовут?Парень стал в тупик и, выкатив глаза, погрузился в молчание.— Ну, если забыли, не беда, я вам напомню. Бертран, да?— Так точно, — с явным облегчением выкрикнул сержант.— Благодарю вас, сержант, вы нам очень помогли.Сержант козырнул, ловко повернулся на каблуках — не прошли даром годы практики — и шагнул к двери. Но только он взялся за ручку, как Баум негромко произнес ему вслед:— Знаете, что мне сейчас пришло в голову? Я могу предать вас гражданскому суду по обвинению в попытке помешать правосудию. Давайте-ка лучше посидим да мирно побеседуем, чем затевать всякие там официальные допросы да пересуды — вы ведь из армии за милую душу вылетите, стоит лишь дать ход этому делу.— А что я сделал? — растерялся сержант.— Начальство вас прикрывать не станет, ему до вашей пенсии и дела нет, неужели не понятно?На сей раз до малого что-то дошло, взгляд его стал осмысленным, в глазах отразился испуг.— Когда уходите в запас?— В июне следующего года.— Не лучшее время вступать в конфликт с законом, — Баум осуждающе покачал головой.— Но я же только выполнял приказ!— Не сомневаюсь. Но если скажете всю правду, обещаю вас не выдать.— Если до моего начальника дойдет…— Да не бойтесь, ничего не дойдет, — Баум старался расположить к себе собеседника и даже улыбнулся ему вполне дружески. — Ну так как дело было? Когда у вас разговор был?— Вчера.— Как зовут этого человека, которого вам велели заменить? Напишите его имя. — Сержант молча повиновался. — А где он сейчас?— Мне сказали, что его в Компьень перевели.— Ясно. Ступайте теперь и не бойтесь ничего.Баум проводил сержанта суровым взглядом, собрал все записи в кучу, вызвал одного из своих помощников и дал ему подробнейшие указания — они касались того человека, имя которого назвал сержант. После чего пожелал младшему коллеге спокойной ночи и отправился в комнату, где помещался командный состав, специально, чтобы поблагодарить начальство за теплый прием.Ему было невдомек, что полицейский капрал, дежуривший в тот вечер на проходной, имел обыкновение за небольшую плату оказывать военным небольшие услуги. Зато водитель, которого Баум допрашивал, имел нюх на такие дела — в конце концов оба они южане, он и этот капрал, — так что, пока его вели через проходную, успел сунуть стражу на проходной номер телефона в Марселе и шепнул на ходу:— Передай Анри, что Жалю прокололся.В обеденный перерыв капрал сбегал на ближайшую почту и выполнил поручение.
Ровно через час после того как сообщение о провале поступило в Марсель, в Париже встретились Таверне и Савари.— Брату надо сматываться немедленно, сегодня же вечером, — волновался Таверне, он же Александр Жалю.— Границу ему не пересечь, — хладнокровно заметил Савари.— У него на этот случай припасен паспорт. Не поймают.— Ты с ним говорил?— Нет пока, я решил сначала повидаться с тобой. Отсюда пойду к нему — хотя, может, это и опасно, что, если у него на квартире уже засада?— Если сообщение верное и они развяжут ему язык — представляешь, что он… — Савари умолк. Сообщники посмотрели друг другу в глаза:— Тебе он, конечно, родной брат…— Да какое это имеет значение? — искренне удивился Таверне.— Кого подключишь к этому делу?— Караччи.— Думаешь, он сможет быстро все уладить?Таверне кивнул в ответ.— Ну а сделка в Марселе? С ней все в порядке?— Боюсь, что нет.Около часу ночи двое неизвестных вскрыли отмычками дверь скромной квартирки в семнадцатом округе Парижа, где проживал инспектор Рене Жалю. Все устроилось быстро и без шума, хозяин даже проснуться не успел. Один из ночных визитеров остался возле двери, другой повернул по коридору направо, где, как ему сказали, находилась спальня, бесшумно приблизился к спящему и, приставив ему к затылку дуло пистолета, выстрелил. Оружие было с глушителем, так что выстрела никто из соседей не слышал.Утром следующего дня на рассвете на борт «Круа Вальмер» прибыл лоцман. Он поднялся с набережной по специально для него опущенным сходням, пожал руку капитану и они вдвоем пошли на мостик. Команда была полностью готова. Зазвучали привычные приказы, сигналы; с лязганьем и скрипом, растревожившим тихий утренний воздух, судно начало разворачиваться, освобождаясь от всего, что привязывало его к берегу, и становясь носом к горловине бухты. Потом, когда оно было уже у самого выхода в открытое море, к борту подкатил черный катер и лоцман, обменявшись на прощанье рукопожатием с капитаном, спустился по трапу.— Привет, — бросил на прощание капитан. — Из-за чего вчера суматоха была?Лоцман пожал плечами: понятия, мол, не имею. Ну, до скорого…Когда гавань скрылась из виду, «Круа Вальмер» начал набирать скорость. До Хайфы при обычных четырнадцати узлах было четыре дня пути. Среди команды находились двое из военной разведки — их прислал Савари. А среди баллонов с топливом, стоящих в трюме, два были чуть толще и длиннее остальных, и свежая краска на них еще не совсем высохла. Глава 29 Не успел Таверне — он же Александр Жалю — выйти из лифта на третьем этаже своего дома на улице Спонтини, как ему преградили путь двое в штатском, оба — весьма крепкого сложения. Один из них предъявил удостоверение:— Контрразведка. Вы Александр Жалю, не так ли?— Да.— Будьте добры, пройдите с нами. Вас приглашают для беседы.— Какой еще беседы?— Речь, видимо, пойдет о вашем брате.— Что с ним?— Не знаю, месье. Нам поручено только доставить вас в управление.Внизу ждала машина. Через двадцать минут Александр Жалю сидел за столом напротив Альфреда Баума и громко возмущался тем, что ему не позволяют связаться с адвокатом.— Всему свое время, месье, — пытался успокоить его Баум. — Я пока хотел бы задать вам несколько вопросов.— Ни слова от меня не услышите, пока здесь нет моего адвоката.Баум внимательно посмотрел на посетителя, его лохматые брови чуть дрогнули, сошлись на переносице, и взгляд внезапно стал острым и холодным, как стальной клинок.— Вы обвиняетесь в государственной измене, — произнес он. — И счет вам будет предъявлен весьма крупный.Александр Жалю деланно рассмеялся:— Ну это уж ни в какие ворота не лезет! Я добропорядочный гражданин, бизнесмен…— А ваш брат так не считает.— Мой брат? Но ведь…— Что?— Вы хотите сказать, что мой брат отзывается обо мне дурно?— Вот именно. — Наступило молчание, которое прервал Баум: — Дело не выгорело. Ваш брат в тяжелом состоянии, но поговорить с ним мы сумели.— В толк не возьму, о чем вы. Мой брат — он что, серьезно заболел?— Вам отлично известно, что сегодня ночью его пытались убить. Но знаете, эти наемные убийцы — и они могут промахнуться. Вам и вашим друзьям следует потребовать с них штраф за неаккуратную работу.— Безумие какое-то! Ничего не понимаю — кто стрелял в брата? Где он сейчас?— В больнице.— Я требую свидания с ним.— Требуете? Не то у вас положение, чтобы требовать.— Поднимется грандиозный скандал, вот увидите!— Поднимется — кому ж это не ясно? Только мы народ толстокожий, к скандалам привыкли. Ну так вы готовы ответить на несколько совсем простых вопросов, связанных с покушением на вашего брата?— Ни на какие вопросы отвечать не собираюсь. В присутствии моего адвоката я, возможно, постараюсь помочь следствию — но только до тех пределов, пока не затронуты мои собственные интересы. Я не позволю инкриминировать мне всякую чепуху.— Постарайтесь понять, — голос Баума звучал негромко, но в нем слышалась угроза. — Ваш брат утверждает, будто вы с майором Савари продали иностранцам партию весьма опасного оружия, украденного из арсенала. Он сообщил множество подробностей. Так что положение у вас незавидное.Лицо Жалю не выдало смятения, но Баум заметил, как побелели суставы его пальцев, — так крепко сжал он ручки кресла.— Мне нечего сказать.— Думается мне, — Баум сменил угрожающий тон на мягкий, почти мурлыкающий, — что ко всем прочим обвинениям мы смело сможем добавить попытку преднамеренного убийства.— Повторяю, мне нечего сказать.— Вот и отлично. Не могу больше тратить время впустую. Сейчас вас отведут в подвал, и если завтра я не буду слишком занят, вернемся к сегодняшнему разговору. А пока мои люди постараются склонить вас к более содержательной беседе.Оставшись один, Баум вызвал Алламбо:— Знаешь, трюк с покойным братцем не сработал. Он, конечно, удивился, услышав, что тот жив, и испугался, но язык ему это не развязало.— Сколько мы его сможем тут продержать?— Несколько дней — так я надеюсь. Надо его непрестанно допрашивать, задавая одни и те же вопросы, — найдется же слабое звено в его броне, хотя в данный момент ничего подобного не вижу.Однако прогноз Баума оказался чересчур оптимистичным. Уже на следующее утро секретарь министра внутренних дел позвонил шефу контрразведки Жоржу Вавру и попросил его зайти. Когда Вавр явился, лицо секретаря изобразило крайнее смущение:— Не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, — признался он. — Но наш министр получил взбучку от министра обороны по поводу того, что вы задержали Александра Жалю. Он действительно у вас?— Вроде бы да.— Министр обороны требует его немедленного освобождения — на этом настаивает военная разведка. Этот Жалю выполнял какое-то их поручение — так они говорят. Сами знаете, что это за публика, — у них ведь не спросишь, какое задание они ему дали и почему именно ему. Во всяком случае наш пообещал, что Жалю будет отпущен немедленно.— Очень жаль, — сухо произнес Вавр. — Он свидетель и участник серьезнейшего преступления, расследование которого ведется под личным надзором президента республики. Министра следует поставить в известность.— Министр выразил мнение, что этого человека можно пригласить на допрос в любой момент. Он получил гарантии от военной разведки, что тот никуда не убежит.— Чтобы освободить Жалю при таких подозрениях против него, мне необходимо личное письменное распоряжение министра.— Оно будет.Баум, выслушав рассказ Вавра, неожиданно рассмеялся:— Может, оно и к лучшему, здесь от него никакой пользы — молчит, хоть ты его режь. И никакой уверенности, что заговорит. Так пусть себе гуляет, черт с ним. Но вот официальное распоряжение насчет его освобождения в свое время нам пригодится, тут я не сомневаюсь.— Я тоже.— А они ничего там не сказали — как с ним обращаться, когда он отсюда выйдет, как нам себя с ним вести в будущем, а?Вавр сузил глаза и посмотрел на собеседника с таким выражением, будто ему известно, что у того на уме. Опять какой-нибудь безумный прожект, который он, Вавр, ни в коем случае не одобрит и не поддержит.— Насчет будущего они умолчали, но это вовсе не значит, приятель, что ты волен поступать с ним, как тебе вздумается. Никакой самодеятельности, слышишь?— Без этого ничего не получится.— Что ты еще там задумал?— Нам же ясно, что этот тип — опасный преступник, — вдохновенно начал Баум. — Опаснее некуда, правда? Недаром в ход пущены все средства, чтобы его отсюда вызволить — он и для них опасен, для своих соучастников. Но ведь никто всерьез не предполагает, будто мы его отсюда выпустим — и дело с концом. Отпустим, мол, и забудем…— Продолжай, продолжай — хочу понять, к чему ты ведешь. Я к твоим выкрутасам привык, они на меня не действуют.— Устанавливаем за ним слежку. Круглосуточную. Затравим его до такого состояния, что он начнет метаться, вот тут и проколется на чем-нибудь. А тогда уж заберем его снова — и даже высокопоставленные дружки не решатся дважды повторить один и тот же трюк. — Он улыбнулся обезоруживающе. — Вот и весь мой план, что тут такого особенного?— А когда начнется скандал — ты сам пойдешь к министру обороны объясняться?— Могу.На сей раз расхохотался Вавр. Эти двое — старые друзья, давние сослуживцы — отлично понимали друг друга.— Убирайся из моего кабинета, — велел Вавр. — И больше не появляйся со своими дурацкими идеями, слышишь?— Вы, стало быть, ничего не слышали?— И слышать не желаю.У себя Баум с Алламбо и еще двумя инспекторами до мельчайших подробностей разработали схему наружного наблюдения за Таверне — восемь человек на машинах должны были превратить его жизнь в сущий ад.— Сразу будет видно, когда он сломается, — сказал Баум. — А произойдет это непременно. Не могут же все наши усилия пропасть даром. Он наверняка попытается сбежать. Куда и на чем, — не знаю. Вот тут бы его не упустить. Поймаем его — это и будет момент истины. Но если он уйдет — тогда держись, ребята. Вылетите отсюда, как пробка из бутылки. В провинцию. В полицию пойдете служить. — Он обвел коллег острым взглядом и добавил, как припечатал: — Мундир напялите.Отпустив инспекторов, Баум задержал Алламбо.— Мы его конечно выпустим, нашего друга Таверне, но не раньше полуночи. Надо успеть установить на его квартире «жучок», а чтобы его не засекли всякими там электронными штуками, лучше его поместить прямо в телефон. Телефонные разговоры — как раз самое интересное. Кто из техников сейчас свободен?— Массе. Сделает все в лучшем виде.— Значит, пусть устроит все сегодня же до полуночи — внуши только ему, насколько дело деликатное.— Шум будет на весь свет, если это всплывет.— Ты все правильно понимаешь, — усмехнулся Баум. — Стало быть, пусть не всплывает. Объясни это Массе как следует. Подслушивание организуй тоже как можно лучше, ты это умеешь. Только не поручай его людям в машине, припаркованной у подъезда, где живет Таверне, — он ведь тоже не дурак.— Используем радиофургон?— Можно. Пусть стоит где-нибудь за углом, на соседней улице, метрах в двухстах от дома, не ближе.— Ладно.— Проследи за этим сам, дружище.Алламбо вышел, и тут же зазвонил телефон: инспектор, звонивший из Обани, задыхался от возбуждения:— Этот парень заговорил, шеф! Он такое порассказал!— Ну?— Они еще и детонаторы украли.— Детонаторы? Сколько?— Двух не хватает. И еще кой-чего.— Не загадывай загадки, говори быстрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Ровно через час после того как сообщение о провале поступило в Марсель, в Париже встретились Таверне и Савари.— Брату надо сматываться немедленно, сегодня же вечером, — волновался Таверне, он же Александр Жалю.— Границу ему не пересечь, — хладнокровно заметил Савари.— У него на этот случай припасен паспорт. Не поймают.— Ты с ним говорил?— Нет пока, я решил сначала повидаться с тобой. Отсюда пойду к нему — хотя, может, это и опасно, что, если у него на квартире уже засада?— Если сообщение верное и они развяжут ему язык — представляешь, что он… — Савари умолк. Сообщники посмотрели друг другу в глаза:— Тебе он, конечно, родной брат…— Да какое это имеет значение? — искренне удивился Таверне.— Кого подключишь к этому делу?— Караччи.— Думаешь, он сможет быстро все уладить?Таверне кивнул в ответ.— Ну а сделка в Марселе? С ней все в порядке?— Боюсь, что нет.Около часу ночи двое неизвестных вскрыли отмычками дверь скромной квартирки в семнадцатом округе Парижа, где проживал инспектор Рене Жалю. Все устроилось быстро и без шума, хозяин даже проснуться не успел. Один из ночных визитеров остался возле двери, другой повернул по коридору направо, где, как ему сказали, находилась спальня, бесшумно приблизился к спящему и, приставив ему к затылку дуло пистолета, выстрелил. Оружие было с глушителем, так что выстрела никто из соседей не слышал.Утром следующего дня на рассвете на борт «Круа Вальмер» прибыл лоцман. Он поднялся с набережной по специально для него опущенным сходням, пожал руку капитану и они вдвоем пошли на мостик. Команда была полностью готова. Зазвучали привычные приказы, сигналы; с лязганьем и скрипом, растревожившим тихий утренний воздух, судно начало разворачиваться, освобождаясь от всего, что привязывало его к берегу, и становясь носом к горловине бухты. Потом, когда оно было уже у самого выхода в открытое море, к борту подкатил черный катер и лоцман, обменявшись на прощанье рукопожатием с капитаном, спустился по трапу.— Привет, — бросил на прощание капитан. — Из-за чего вчера суматоха была?Лоцман пожал плечами: понятия, мол, не имею. Ну, до скорого…Когда гавань скрылась из виду, «Круа Вальмер» начал набирать скорость. До Хайфы при обычных четырнадцати узлах было четыре дня пути. Среди команды находились двое из военной разведки — их прислал Савари. А среди баллонов с топливом, стоящих в трюме, два были чуть толще и длиннее остальных, и свежая краска на них еще не совсем высохла. Глава 29 Не успел Таверне — он же Александр Жалю — выйти из лифта на третьем этаже своего дома на улице Спонтини, как ему преградили путь двое в штатском, оба — весьма крепкого сложения. Один из них предъявил удостоверение:— Контрразведка. Вы Александр Жалю, не так ли?— Да.— Будьте добры, пройдите с нами. Вас приглашают для беседы.— Какой еще беседы?— Речь, видимо, пойдет о вашем брате.— Что с ним?— Не знаю, месье. Нам поручено только доставить вас в управление.Внизу ждала машина. Через двадцать минут Александр Жалю сидел за столом напротив Альфреда Баума и громко возмущался тем, что ему не позволяют связаться с адвокатом.— Всему свое время, месье, — пытался успокоить его Баум. — Я пока хотел бы задать вам несколько вопросов.— Ни слова от меня не услышите, пока здесь нет моего адвоката.Баум внимательно посмотрел на посетителя, его лохматые брови чуть дрогнули, сошлись на переносице, и взгляд внезапно стал острым и холодным, как стальной клинок.— Вы обвиняетесь в государственной измене, — произнес он. — И счет вам будет предъявлен весьма крупный.Александр Жалю деланно рассмеялся:— Ну это уж ни в какие ворота не лезет! Я добропорядочный гражданин, бизнесмен…— А ваш брат так не считает.— Мой брат? Но ведь…— Что?— Вы хотите сказать, что мой брат отзывается обо мне дурно?— Вот именно. — Наступило молчание, которое прервал Баум: — Дело не выгорело. Ваш брат в тяжелом состоянии, но поговорить с ним мы сумели.— В толк не возьму, о чем вы. Мой брат — он что, серьезно заболел?— Вам отлично известно, что сегодня ночью его пытались убить. Но знаете, эти наемные убийцы — и они могут промахнуться. Вам и вашим друзьям следует потребовать с них штраф за неаккуратную работу.— Безумие какое-то! Ничего не понимаю — кто стрелял в брата? Где он сейчас?— В больнице.— Я требую свидания с ним.— Требуете? Не то у вас положение, чтобы требовать.— Поднимется грандиозный скандал, вот увидите!— Поднимется — кому ж это не ясно? Только мы народ толстокожий, к скандалам привыкли. Ну так вы готовы ответить на несколько совсем простых вопросов, связанных с покушением на вашего брата?— Ни на какие вопросы отвечать не собираюсь. В присутствии моего адвоката я, возможно, постараюсь помочь следствию — но только до тех пределов, пока не затронуты мои собственные интересы. Я не позволю инкриминировать мне всякую чепуху.— Постарайтесь понять, — голос Баума звучал негромко, но в нем слышалась угроза. — Ваш брат утверждает, будто вы с майором Савари продали иностранцам партию весьма опасного оружия, украденного из арсенала. Он сообщил множество подробностей. Так что положение у вас незавидное.Лицо Жалю не выдало смятения, но Баум заметил, как побелели суставы его пальцев, — так крепко сжал он ручки кресла.— Мне нечего сказать.— Думается мне, — Баум сменил угрожающий тон на мягкий, почти мурлыкающий, — что ко всем прочим обвинениям мы смело сможем добавить попытку преднамеренного убийства.— Повторяю, мне нечего сказать.— Вот и отлично. Не могу больше тратить время впустую. Сейчас вас отведут в подвал, и если завтра я не буду слишком занят, вернемся к сегодняшнему разговору. А пока мои люди постараются склонить вас к более содержательной беседе.Оставшись один, Баум вызвал Алламбо:— Знаешь, трюк с покойным братцем не сработал. Он, конечно, удивился, услышав, что тот жив, и испугался, но язык ему это не развязало.— Сколько мы его сможем тут продержать?— Несколько дней — так я надеюсь. Надо его непрестанно допрашивать, задавая одни и те же вопросы, — найдется же слабое звено в его броне, хотя в данный момент ничего подобного не вижу.Однако прогноз Баума оказался чересчур оптимистичным. Уже на следующее утро секретарь министра внутренних дел позвонил шефу контрразведки Жоржу Вавру и попросил его зайти. Когда Вавр явился, лицо секретаря изобразило крайнее смущение:— Не хотелось бы вмешиваться в ваши дела, — признался он. — Но наш министр получил взбучку от министра обороны по поводу того, что вы задержали Александра Жалю. Он действительно у вас?— Вроде бы да.— Министр обороны требует его немедленного освобождения — на этом настаивает военная разведка. Этот Жалю выполнял какое-то их поручение — так они говорят. Сами знаете, что это за публика, — у них ведь не спросишь, какое задание они ему дали и почему именно ему. Во всяком случае наш пообещал, что Жалю будет отпущен немедленно.— Очень жаль, — сухо произнес Вавр. — Он свидетель и участник серьезнейшего преступления, расследование которого ведется под личным надзором президента республики. Министра следует поставить в известность.— Министр выразил мнение, что этого человека можно пригласить на допрос в любой момент. Он получил гарантии от военной разведки, что тот никуда не убежит.— Чтобы освободить Жалю при таких подозрениях против него, мне необходимо личное письменное распоряжение министра.— Оно будет.Баум, выслушав рассказ Вавра, неожиданно рассмеялся:— Может, оно и к лучшему, здесь от него никакой пользы — молчит, хоть ты его режь. И никакой уверенности, что заговорит. Так пусть себе гуляет, черт с ним. Но вот официальное распоряжение насчет его освобождения в свое время нам пригодится, тут я не сомневаюсь.— Я тоже.— А они ничего там не сказали — как с ним обращаться, когда он отсюда выйдет, как нам себя с ним вести в будущем, а?Вавр сузил глаза и посмотрел на собеседника с таким выражением, будто ему известно, что у того на уме. Опять какой-нибудь безумный прожект, который он, Вавр, ни в коем случае не одобрит и не поддержит.— Насчет будущего они умолчали, но это вовсе не значит, приятель, что ты волен поступать с ним, как тебе вздумается. Никакой самодеятельности, слышишь?— Без этого ничего не получится.— Что ты еще там задумал?— Нам же ясно, что этот тип — опасный преступник, — вдохновенно начал Баум. — Опаснее некуда, правда? Недаром в ход пущены все средства, чтобы его отсюда вызволить — он и для них опасен, для своих соучастников. Но ведь никто всерьез не предполагает, будто мы его отсюда выпустим — и дело с концом. Отпустим, мол, и забудем…— Продолжай, продолжай — хочу понять, к чему ты ведешь. Я к твоим выкрутасам привык, они на меня не действуют.— Устанавливаем за ним слежку. Круглосуточную. Затравим его до такого состояния, что он начнет метаться, вот тут и проколется на чем-нибудь. А тогда уж заберем его снова — и даже высокопоставленные дружки не решатся дважды повторить один и тот же трюк. — Он улыбнулся обезоруживающе. — Вот и весь мой план, что тут такого особенного?— А когда начнется скандал — ты сам пойдешь к министру обороны объясняться?— Могу.На сей раз расхохотался Вавр. Эти двое — старые друзья, давние сослуживцы — отлично понимали друг друга.— Убирайся из моего кабинета, — велел Вавр. — И больше не появляйся со своими дурацкими идеями, слышишь?— Вы, стало быть, ничего не слышали?— И слышать не желаю.У себя Баум с Алламбо и еще двумя инспекторами до мельчайших подробностей разработали схему наружного наблюдения за Таверне — восемь человек на машинах должны были превратить его жизнь в сущий ад.— Сразу будет видно, когда он сломается, — сказал Баум. — А произойдет это непременно. Не могут же все наши усилия пропасть даром. Он наверняка попытается сбежать. Куда и на чем, — не знаю. Вот тут бы его не упустить. Поймаем его — это и будет момент истины. Но если он уйдет — тогда держись, ребята. Вылетите отсюда, как пробка из бутылки. В провинцию. В полицию пойдете служить. — Он обвел коллег острым взглядом и добавил, как припечатал: — Мундир напялите.Отпустив инспекторов, Баум задержал Алламбо.— Мы его конечно выпустим, нашего друга Таверне, но не раньше полуночи. Надо успеть установить на его квартире «жучок», а чтобы его не засекли всякими там электронными штуками, лучше его поместить прямо в телефон. Телефонные разговоры — как раз самое интересное. Кто из техников сейчас свободен?— Массе. Сделает все в лучшем виде.— Значит, пусть устроит все сегодня же до полуночи — внуши только ему, насколько дело деликатное.— Шум будет на весь свет, если это всплывет.— Ты все правильно понимаешь, — усмехнулся Баум. — Стало быть, пусть не всплывает. Объясни это Массе как следует. Подслушивание организуй тоже как можно лучше, ты это умеешь. Только не поручай его людям в машине, припаркованной у подъезда, где живет Таверне, — он ведь тоже не дурак.— Используем радиофургон?— Можно. Пусть стоит где-нибудь за углом, на соседней улице, метрах в двухстах от дома, не ближе.— Ладно.— Проследи за этим сам, дружище.Алламбо вышел, и тут же зазвонил телефон: инспектор, звонивший из Обани, задыхался от возбуждения:— Этот парень заговорил, шеф! Он такое порассказал!— Ну?— Они еще и детонаторы украли.— Детонаторы? Сколько?— Двух не хватает. И еще кой-чего.— Не загадывай загадки, говори быстрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36