— Это распутывать вам, дружище, к нам такое дело никак не относится.— Как это не относится — сомнительная личность с Востока с пистолетом «вальтер» и полным к нему снаряжением? Чем он тут занимался, а?— Да уж не в Лувр ходил, это как пить дать. Но зачем вы принесли все это мне, есть у вас в угрозыске этот симпатяга Дюпас, такие убийства — его епархия…И пухлый палец отодвинул папку к ее прежнему владельцу. Гость понял, что пора ходить с козырного туза:— У него еще передатчик нашли, шифровальное оборудование и одноразовый код. Это не наш кадр, а ваш.Баум воздел плечи так высоко, что его голова прямо-таки утонула между ними, — словно он, подобно черепахе, собрался спрятать ее при виде надвигающихся неприятностей:— Но вы же знаете, что я убийств не расследую, у меня и специалистов нет.— Мы вам своего одолжим. Поговорим с Дальметом.Баум, казалось, не слышал. Следуя ходу своих мыслей, он вдруг некстати произнес:— По-моему, это какой-то ритуал — в горло паспорт заткнуть. Вам не кажется, что тут кроется особый смысл?!— Очень может быть.— И вот то, что они засунули в глазницы… Где, кстати, его паспорт?— Где и тело — в морге шестнадцатого округа. Только в таком виде, что в папку его не подошьешь. У Даль-мета материалов и без него достаточно.Баум обвел задумчивым взглядом серые стены кабинета, будто ожидая увидеть ответы на терзающие его вопросы. Из дешевенькой рамки глянул президент республики — взгляд бесконечно самоуверенный, властный и требовательный. Баум отвел глаза и уставился на сидящего перед ним полицейского начальника, который отнюдь не перестал питать надежду на счастливое избавление, — этого ничто не смутит, попыхивает себе сигаретой, будто внутри у него топка.— По всей вероятности для убийц паспорт многое значил, — продолжал Баум. На Востоке принято в глотку человеку, которого решили «наказать», засовывать его собственные гениталии. Это крайняя степень оскорбления, чего европейцам понять не дано. Но тут они решили, что специфика данного случая требует отказа от традиции, и исполнили свой долг соответственно обстоятельствам. — Он помолчал, побарабанил пальцами по столу. — Что они хотели этим сказать? Вот, мол, что мы думаем о твоем паспорте, поскольку нам известно, что вовсе ты не тот, за кого себя с помощью этой бумажонки выдаешь. А ведь им виднее, дружище.— Похоже на то.Полицейский надеялся, что Баум сам себя убеждает взяться за это неприятнейшее дело, но могло быть и наоборот — уговаривают именно его. Так что он решил пока никакого энтузиазма не обнаруживать, пока не прояснится, куда клонит хитрый собеседник.— Если мы правы, делая такое предложение, то кто этот убитый? Предатель или подозреваемый своими товарищами в предательстве? Возможно. А кто его товарищи? Какая-то законспирированная группа. Вряд ли это обыкновенные преступники — они бы не стали заходить так далеко.Гость почуял, что разговор принимает в конце концов нужное направление, и одобрительно кивнул.— Но чей почерк мы видим в этом жутком гиньоле? Мне кажется, следует посоветоваться с кем-то, кто лучше нас с вами разбирается в подобных обрядах и церемониях.Баум снова уставился на полицейского, и тому вдруг показалось, что его здесь попросту дурачат.— Пожалуй, я возьмусь за это не лишенное интереса дельце, хотя, мой друг, вы и не заслужили такого подарка.Гость в этот момент как раз прикуривал вторую сигарету от окурка первой и почел за лучшее пропустить колкость мимо ушей:— Вот и отлично. В морге трупом занимается наш сотрудник по имени Массе, а Дальмет, как я уже сказал, будет вам помогать. Акт о передаче составим сегодня же, к концу дня вы получите все материалы.Едва за гостем закрылась дверь, как Баум взялся за оставленную ему папку. Не отрывая глаз от записей, он потянулся к внутреннему телефону.— Это архив? Посмотрите досье Саада Хайека в палестинском разделе — трубку не кладу.Он продолжал читать, когда на том конце провода сказали:— Вот оно!— Прочтите описание: вес, рост…— Тут сказано — примерно девяносто восемь кило при росте метр шестьдесят.— А особые приметы? Бородавка, например?— Да, есть. На левой щеке.— Спасибо, — Баум положил трубку и что-то пометил на листке. Дочитал все, что было в папке, бросил неприязненный взгляд на снимки, где отдельные части трупа были отпечатаны крупным планом, и встал из-за стола. Спрятав папку в стол, он вышел и отправился к лифту, а через несколько минут уже стоял в душной кабинке телефона-автомата в кафе, где давно знали этого необщительного посетителя, — он забегал по утрам перекусить и часто звонил по международному. Баум набрал десять цифр и, дождавшись ответных гудков, закрыл поплотнее дверь кабины.— Да, — отозвались в далеком Иерусалиме.— Это из Парижа.— Шалом. Говорить можешь?— Вполне. Дело сделано. Грязно сработано, должен сказать, но сработано.— Ты уверен, это он?— Уверен. Бедняга, не повезло ему.— Мы все бедняги, — буркнул Бен Тов. — Всем не везет. А как насчет профессора?— К сожалению, никаких следов — ни его, ни девчонки. Без помощи полиции такие вещи не получаются.В трубке замолчали, но Баум необъяснимым образом почувствовал недовольство и раздражение далекого собеседника.— Что поделаешь. Продолжаем искать, но надежды мало…— Ладно. Но хоть это-то дело не упустите…Баум расслышал упрек в словах «хоть это-то» и позволил самую малость улыбнуться:— Я тебя понимаю, дружище, только давай режь начистоту, дипломатией пусть занимается начальство.И снова пауза, потом Бен Тов смягчился:— Ты прав. Я сорвался. Спасибо за то, что ты сделал. Позвони, если все-таки удастся узнать что-нибудь о тех двоих. Глава 15 — Юсеф пришел, — сказал старик.Они стояли у дальней от входа стены мечети Омейядов, вокруг бурлила толпа. Эссат прислонился к колонне и делал вид, будто читает: держал перед собой раскрытую книгу и глаз с нее не сводил.— Где он?— Справа возле соседней колонны. В европейском платье, в очках, ростом чуть пониже тебя.Эссат поднял глаза от книги и увидел того, о ком шла речь. Выглядит как верующий или как турист из какой-нибудь соседней страны. Впрочем, одно другому не мешает. Казалось, он полностью ушел в созерцание ярких изразцов, украшающих стену, но на миг отвернулся и глаза их встретились.— О'кей. Что-нибудь мне передали?— Инструкция тебе такая: не рисковать. Никоим образом. Так и сказано было: никакого риска.Наступило молчание, потом заговорил Эссат:— Я-то сам о себе позабочусь. А ты вот рискуешь сильно, и это меня тревожит. Нельзя так долго пользоваться рацией, несколько месяцев… Смотри, засекут тебя…— Я передаю очень кратко и всегда в разное время.— Они тоже не дураки. Если тебя схватят, это ведь ужас будет.Старик переступил с ноги на ногу, поежился и с раздражением замахал руками на стайку болтающих ребятишек.— У меня сердце больное. Доктор сказал — любое напряжение смертельно опасно. Поймают они меня — я от одного только вида раскаленного железа и прочих штук концы отдам. Предварительный медосмотр там ведь не устраивают… Так что ничего они от меня не добьются.Он зашаркал прочь, бормоча что-то, по обыкновению, а Эссат шагнул к соседней колонне.— Шалом.— Шалом, — отозвался гость.— Жду тебя в полдень в кафе на Индепенденс сквер. Подойди в открытую и поздоровайся громко — будто не ожидал меня там встретить. Приглашу тебя за свой столик — сразу подсаживайся.Молодой человек в ответ только кивнул, и Эссат тут же ушел.Позже, в кафе Эссат спросил:— Как ты проехал через границу?— С алжирским паспортом. Это все, что имею право сказать.— Ладно. Как там босс?— Лютует, как всегда. Тебе привет.Столик их находился в глубине зала, и оба сидели лицом к двери. В кафе было людно, шумно, звучала многоязыкая речь. Эссат закурил, предложил сигарету собеседнику, но тот отказался, спросил:— Что делать надо?— Пойдем в один дом. Там куча замков — на двери черного хода, на дверях между комнатами. И сейф надо открыть.— Сигнализация есть?— С этим я улажу.— Когда?— Сегодня ночью. — Эссат заметил человека за столиком у самого входа, — сидит один, укрывшись за газетой, но время от времени взгляд его, будто радар, прощупывает заполненное людьми пространство. Эссату почудилось, что этот лишенный выражения взгляд вдруг оживился, наткнувшись на их столик, и даже задержался на миг. А, может быть, этого и не было вовсе…— Не исключено, что придется стрелять, — продолжал он. — Пистолет у тебя есть?— Нету.— Я принесу. Стрелять-то умеешь?Гость утвердительно кивнул.— А как с инструментом — ключи там, отмычки…— Есть кое-что. Мы с боссом решили дома не покупать — на таможне могли внимание обратить. Обойдемся — ключ от сейфа есть, это главное.— Фотоаппарат?— Минокс со вспышкой.— Снотворное?— У меня с собой упаковка аспирина — там две таблетки чуть поменьше остальных. Их надо измельчить и растворить. Действует минут через сорок — в зависимости от веса пациента. Десять таких таблеток — смерть. Две часов на шесть усыпляют.— Передай их мне под столом.Человек возле двери читал свою газету. Если он из службы безопасности, то тут где-нибудь и второй должен быть — эти всегда парами действуют, по одному им не доверяют. Эссат огляделся будто в поисках официанта. Ага, вот он, голубчик, за столиком справа от них. Прямо на лбу написано, что сыщик. Узнать бы, кем интересуется здесь эта парочка. Вообще в таких местах слежка — не редкость, зря сюда пришли.— Какая у тебя легенда?— Я журналист из Алжира, на вольных хлебах, — ответил Юсеф. — Собираюсь написать серию статей о том, как столицы арабских государств готовятся к возможной агрессии сионистов. С Дамаска начну.— Тут двое сыщиков, — предупредил Эссат. — Уходим вместе. Если что — мы старые знакомые, встретились случайно, не виделись с семьдесят девятого, я в тот год был в Алжире, познакомил общий приятель, потому что тогда ты интересовался освободительным движением и собирался о нем писать.— И где опубликована моя статья?— А она не опубликована, причину сам придумай.— Ладно.Они поднялись и не спеша направились к выходу. Человек с газетой проводил их взглядом, но интереса не проявил. Того, что сидел в глубине зала, им видно не было. Они еще постояли на улице перед кафе, тряся друг другу руки и обмениваясь выражениями приятельских чувств, — может, чуть громче, чем следовало. Ни один из сыщиков вслед за ними не двинулся.— Вроде все в порядке, но ты все же поосторожней, — сказал Эссат. — В половине двенадцатого ночи встретимся вон там, на той стороне улицы, там всегда какой-то народ толчется. Если что неладное заметишь, то через полчаса ступай к мечети, жди возле северной стены. Пока.Они расстались. Эссат не спеша покатил на своем мопеде по направлению к кварталу Шагхур Жувани. Не доехав до базара Мадхат Паша, свернул в узкую улицу и очутился в настоящем лабиринте переулков, путь ему то и дело преграждали: старик с тележкой, велосипедисты, тетки с тяжелыми сумками — идут с базара. Возле небогатого, с замызганными окнами дома он остановился. Металлическая дощечка на двери, выходящей в затхлый проулок, сообщала: «Алеппо Экспорт — импорт. И.Халил». Буквы были почти неразличимы из-за грязи. Ребенок на пороге — сопли до верхней губы, к лицу прилепились мухи — бессмысленно стучал щепкой об ступеньку. Чтобы пройти, Эссату пришлось осторожно приподнять и передвинуть его, но малыш будто ничего и не заметил. Дойдя до лестницы в конце коридора, Эссат поднялся на второй этаж. Из-за двери доносились оглушительные звуки радио, включенного на полную мощность: передавали новости. Эссат толкнул дверь и вошел.В комнате стоял письменный стол и канцелярский шкаф. Вдоль стены выстроились стулья с жесткими спинками. На одном из них сидел парнишка в военной форме, на соседний он пристроил радиоприемник. На полу рюкзак, к стене прислонен автомат. Парнишка чистил ногти. Завидев Эссата, он тут же выключил радио.Пришедший уселся за стол:— Это ты еду охранникам носишь?Мальчик кивнул. У него были тонкие черты и гладкая кожа, свойственные жителям пустыни. Улыбка обнажила ровные белые зубы.— Давай-ка глянем, что там у тебя.— Да чего смотреть — как всегда: хлеб, колбаса, всякое такое — что они сами просят.— А питье какое?Парень явно смутился, но усмехнулся:— Лимонад, ничего спиртного, я же правила знаю…— Покажи.— Да нечего там смотреть.Эссат встал, поднял с пола рюкзак и открыл. Он знал, что найдет там пару бутылок с пивом, и вот они, тут как тут.— А это что?Мальчишка снова неловко засмеялся:— Ребята просили, от пива какой вред? Они сказали, что отметелят меня, если пива не принесу.Эссат шагнул к парню и отвесил ему оплеуху. Голова мотнулась назад — тот только всхлипнул.— Знаешь, какие у профессора правила? Знаешь, что бывает с теми, кто нарушает эти правила?— Вы ему скажете?— Скажу, конечно, когда он вернется.— Меня выгонят?..— Сначала трепку хорошую зададут, а потом выгонят.— Я все выдержу, любую трепку — только пусть оставят в группе. Я буду стараться. Я все выдержу!— Ступай купи две бутылки лимонада. Я еще подумаю.Парнишку будто ветром сдуло. Эссат встал и запер за ним дверь. Поставил на стол бутылки с пивом и, достав из ящика стола открывалку, аккуратно снял крышки. Потом высыпал на лист бумаги таблетки и, выбрав четыре — те, что поменьше, — бросил по две в каждую бутылку, приладил крышки на место и чуть прижал плоскогубцами. Он успел как раз к приходу мальчишки — когда на лестнице раздались шаги, Эссат отомкнул дверь и снова уже сидел за столом.— Вот, лимонад…— Пойди-ка сюда.Парень приблизился и остался стоять, неловко держа по бутылке в каждой руке, но сесть не решаясь.— Сколько тебе лет?— Шестнадцать.— Знаешь, ты красивый малый. Небось, уже трахнул какую-нибудь девчонку?В ответ смущенный кивок и неуверенное: ну, было.— Врешь, не верю.— Правда, спросите у моего брата — он знает.— Ну и понравилось?— Конечно.— А мне кажется, тебе бы больше понравилось, если бы тебя самого кто трахнул.— Ну уж нет!— А я вот уверен — понравилось бы.— Ну, значит, так оно и есть.Парень все еще переминался с ноги на ногу, не зная, как быть с бутылками.— Давай это дело проясним, а? Что скажешь, красавчик?— И тогда меня не выгонят?— Не выгонят, если мне угодишь.Красавчик просиял — широкая улыбка означала согласие и даже некоторый призыв, но главным образом облегчение: проблема решилась, а каким образом — неважно.— В рюкзак их положить? — спросил он наконец насчет своих бутылок.— Да ладно, пусть уж пива выпьют. А то если с лимонадом явишься, они решат, что тут что-то не так.— Это точно.— Ты им все время пиво таскал — эти дурни бутылки через стену кидают, их там целая куча на улице. Думают, у меня глаз нет.— Господи!— Если хоть слово кому скажешь — профессору все станет известно, имей в виду. У него повсюду осведомители.— Клянусь, буду молчать.— Вечером в десять встретимся и разберемся, что тебе больше нравится. А пока делай свое дело.Парень сунул бутылки с пивом в рюкзак, перекинул лямку через плечо, подхватил автомат и, обернувшись в дверях, послал Эссату еще одну ослепительную улыбку, на сей раз уж точно призывную.
Вечером они встретились на узенькой улочке — Эссат подъехал на японском пикапе, кивком велел парнишке забраться в кабину. Тот послушно уселся рядом, и они долго ехали молча, оставляя позади одну за другой городские улицы. Наконец пошло загородное шоссе с ровными рядами кипарисов по обе стороны.— Ну как там, на вилле?— Нормально.— Ничего им не сказал?— Клянусь.Пикап свернул с шоссе на дорогу, петлявшую меж каштанами. Через полмили Эссат затормозил. Здесь, он знал, слева заброшенный карьер, а справа пустырь до самого горизонта — с той стороны стояло зарево городских огней.— Пошли в кузов, — сказал он. Парнишка спрыгнул на землю, оставив автомат в кабине, а Эссат нащупал пистолет в кармане куртки — уже с глушителем, и, пока обходил машину, снял предохранитель. Его всего трясло — не испытывал он ни гнева, ни злобы, и вовсе не хотелось ему убивать несчастного малого. В сотый раз он напомнил себе: или мы, или они. Чем провинились те красивые девочки из авиакомпании «Эль Аль» — за что их изрешетили пулями? И вот теперь еще этот подросток, который хотел служить своему народу, а ему предстоит умереть вот здесь, и всей-то его вины — что он единственный свидетель…Мальчишка в нерешительности стоял возле задних дверей.— Туда лезть, внутрь?Ответом стал выстрел — Эссат выстрелил почти в упор, пуля вошла между глаз. Слава Богу, темно, мальчику не суждено было увидеть свою смерть. Склонясь над беззвучно опустившимся в пыль телом, Эссат выстрелил еще раз, в голову. Потом оттащил его к краю карьера и оно сползло и покатилось вниз по каменистому склону. Эссат вернулся к пикапу, достал автомат и сбросил вслед за недавним владельцем. Потом сел за руль и направился к шоссе, ведущему в город.В назначенное время он был на Индепенденс сквер и сразу заметил Юсефа в вечерней суетливой толпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Вечером они встретились на узенькой улочке — Эссат подъехал на японском пикапе, кивком велел парнишке забраться в кабину. Тот послушно уселся рядом, и они долго ехали молча, оставляя позади одну за другой городские улицы. Наконец пошло загородное шоссе с ровными рядами кипарисов по обе стороны.— Ну как там, на вилле?— Нормально.— Ничего им не сказал?— Клянусь.Пикап свернул с шоссе на дорогу, петлявшую меж каштанами. Через полмили Эссат затормозил. Здесь, он знал, слева заброшенный карьер, а справа пустырь до самого горизонта — с той стороны стояло зарево городских огней.— Пошли в кузов, — сказал он. Парнишка спрыгнул на землю, оставив автомат в кабине, а Эссат нащупал пистолет в кармане куртки — уже с глушителем, и, пока обходил машину, снял предохранитель. Его всего трясло — не испытывал он ни гнева, ни злобы, и вовсе не хотелось ему убивать несчастного малого. В сотый раз он напомнил себе: или мы, или они. Чем провинились те красивые девочки из авиакомпании «Эль Аль» — за что их изрешетили пулями? И вот теперь еще этот подросток, который хотел служить своему народу, а ему предстоит умереть вот здесь, и всей-то его вины — что он единственный свидетель…Мальчишка в нерешительности стоял возле задних дверей.— Туда лезть, внутрь?Ответом стал выстрел — Эссат выстрелил почти в упор, пуля вошла между глаз. Слава Богу, темно, мальчику не суждено было увидеть свою смерть. Склонясь над беззвучно опустившимся в пыль телом, Эссат выстрелил еще раз, в голову. Потом оттащил его к краю карьера и оно сползло и покатилось вниз по каменистому склону. Эссат вернулся к пикапу, достал автомат и сбросил вслед за недавним владельцем. Потом сел за руль и направился к шоссе, ведущему в город.В назначенное время он был на Индепенденс сквер и сразу заметил Юсефа в вечерней суетливой толпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36