А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Вряд ли я когда-нибудь забуду, – сказал он. – Разница в возрасте между нами вроде бы сгладилась. И все же я не могу забыть, что вы выросли из той маленькой девочки, о которой я с нежностью вспоминаю.
– Вряд ли и я когда-либо забывала вас, – сказала я таким серьезным тоном, но испытывая при этом какой-то легкий трепет. – Я не знала никогда, что могу так много помнить на уровне чувств.
Наступила минута тишины, неподвижности, но в этой тишине я отчетливо слышала свое колотящееся сердце и учащенное дыхание. Он довольно резким движением обнял меня, и я почувствовала, что его руки изголодались по объятиям. На мгновение, помимо моей воли мне вспомнилось: "Анне. Любимой". Но она была частью другой жизни.
Он поцеловал меня в губы, а потом нежно коснулся своими губами шрама на моей щеке. Когда он отпустил меня, глаза у него сияли – хотя из-за слез, застилавших мои собственные глаза, я видела все как в тумане, – и последние следы усталости слетели с его лица.
– Это для начала, – сказал он. – Малли, не уезжайте опять насовсем. Покиньте Силверхилл, но задержитесь на какое-то время в Шелби, чтобы мы могли как следует узнать друг друга. Мы потеряли уйму времени, которое необходимо наверстать.
Покидая лодочную станцию, мы уже не держались по-товарищески за руки, как раньше. События разворачивались быстро, и теперь мы ощущали некоторую сдержанность. Ведь мы были друг для друга незнакомцами, которых свел вместе случай и которым нужно было отойти на некоторое расстояние, чтобы разглядеть что-то за вспышкой эмоций. Ведь впереди, быть может, ждало что-то важное, что-то такое, что не следует торопить, рискуя испортить. Все это я поняла инстинктивно и была вполне готова не спешить.
Впоследствии я вспоминала эту готовность неспешно ждать и спрашивала себя, не лучше ли было бы тогда же ловить момент, прежде чем я упущу его навсегда. Однако в ту минуту я чувствовала себя достаточно уверенно и могла позволить Уэйну скрыться из поля моего зрения, глупо убежденная, что он вернется и будет преисполнен тех же чувств, которые испытывал ко мне сейчас.
Когда мы дошли до ступенек, я остановилась.
– Есть одна вещь, которую мне хочется сделать.
Он понимающе кивнул. Я смотрела, как он входил в дом, остро сознавая, как сильно буду его любить. Я уже не была глупенькой молоденькой девушкой, способной вообразить, что теплая волна чувств, владевших мною, это все, чем исчерпывается любовь. Для нас обоих пришло время любить по-настоящему, но прежде я должна была заключить мир с прошлым.
Пока я шла к белой березовой роще, мысли у меня были самые приятные. Правда, вчера здесь корчилась в слезах Кейт Салуэй. Это была роща слез. На протяжении долгих лет белые стволы словно бы притягивали к себе испуганных, одержимых печалью, потерянных людей. Но я не принадлежала больше ни к одной из этих категорий.
Стоя в тени их ветвей, я потрогала пальцами белую кору, словно бы присыпанную порошком, – кору, которую индейцы так любят за то, что она легко сдирается. Под каким же деревом прятался маленький ребенок? Где я тут стояла на коленках, держа в руках мертвую птицу? Птицу такого же желтого цвета, что и платье, которое было сейчас на мне. Думая обо всем этом, я уже не испытывала ужаса, а только жалость к испуганной девочке и к бедной тете Фрици, которая нанесла мне такую тяжкую рану, сама того не желая и не сознавая, что она делает. Быть может, мама хотела, чтобы я вернулась в Силверхилл именно для того, чтобы освободить меня от всего этого?
Впрочем, я сомневалась в этом. Слишком много оставалось вопросов, на которые еще не было дано ответа, чтобы можно было думать, что дело обстояло так просто. Выйдя из рощи, я подошла к боковой двери, ведущей в дом.
В кухне кухарка, миссис Симпсон, дородная женщина с волосами стального цвета и таким же выражением лица, посмотрела на меня с таким видом, будто готова была запустить сковородкой в каждого, кто вздумает ей перечить.
– Вы не видели Кейт Салуэй, мисс? – пролаяла она, как только я вошла в дверь. – В ее обязанности входит помогать мне подавать завтрак на стол. Мы уже на полчаса опоздали, а ее все нет как нет. Кофе испорчен, бекон подгорел! Эта идиотская девица из города раньше десяти сюда не является.
Сказав, что не видела Кейт, я ушла, предоставив ей продолжать ворчать. Из холла я спустилась по ступенькам в галерею и вошла туда в тот самым момент, когда Элден, выйдя из дверей оранжереи, появился в комнате, держа в руках длинную шляпную булавку с полукруглой гранатовой головкой.
Увидев меня, он помахал ею в воздухе, как если бы считал необходимым дать мне какие-то объяснения.
– Она оказалась там, среди всех этих птиц. Подходящее местечко для такой штуки! Не знаю, где она надумает прятать вещи в следующий раз. – Он внимательно пригляделся ко мне. – Как вы? Все в порядке, оправились от своей истерики? Я у себя дома слышал ваши крики.
Видимо, он, как и все остальные, знал о случившемся.
– Я чувствую себя прекрасно, – весело сообщила я ему.
Он продолжал внимательно всматриваться в мое лицо, как будто что-то вызывало у него недоумение.
– Это видно невооруженным глазом. Вид более чем прекрасный. Вы словно солнышко, выглянувшее, чтобы разогнать тучи.
Он разглядел больше, чем мне бы хотелось.
– Доктор Мартин только что рассказал мне о том, что произошло здесь, когда я была маленькая, – сказала я. – Теперь я знаю, откуда у меня этот шрам, а это значит – я могу отделаться от всяческих призраков, преследующих меня.
Скорчив гримасу, он разглядывал острые булавки.
– Интересно, конечно, если только это правда. И как же вы собираетесь осуществить свое намерение?
Я двинулась мимо него, пересекая галерею.
– Снова пойду туда. Пойду туда, где птицы, послушаю их щебет. Поскольку я знаю, что именно со мной произошло, мне нечего больше опасаться каких-то неведомых ужасов.
– Лучше не надо, – сказал он. – Во всяком случае, не ходите сию минуту. Там сейчас ваша тетя Фрици, и она пребывает в весьма взвинченном состоянии. Она говорит, что одна из ее птичек умерла и ей необходимо ее найти. Она тыкала кругом этой булавкой, так что мне пришлось ее отобрать. Вы знаете, где она должна находиться?
Его слова меня встревожили. Означало ли это, что тетя Фрици вернулась в прежнее состояние и что память возвратила ее в прошлое?
– Булавка должна быть вон там, – сказала я, указывая пальцем на стенд, но прежде чем Элден к нему подошел, в дверях, ведущих из главного здания, появился Джеральд, который сразу же увидел, что Элден вертит в руках.
– Что вы с этим делаете? – требовательно спросил он. – Отдайте мне!
Элден молча передал булавку Джеральду, даже не попытавшись дать какие-либо объяснения.
Кузен тут же направился к стенду, чтобы положить булавку на место. Он стоял к нам спиной. Взглянув на Элдена, я увидела, как темная волна возмущения залила его лицо до самой кромки песочного цвета волос. Потом, круто повернувшись, он вышел через дверь, ведущую в сад. Я сделала еще один неуверенный шаг в направлении оранжереи, не желая отсрочивать свое освобождение от последних остатков былых страхов, но прежде чем я достигла двери, в которую было вставлено зеркало, из нее вышла бабушка Джулия. От неожиданности я отступила.
Она прошла мимо меня так, как если бы я была чем-то незримым для глаза, и приблизилась к своему внуку. Высокая фигура в красном пышном платье, волосы аккуратно причесаны, подбородок высоко вздернут, благодаря чему обвисшая кожа на шее несколько разгладилась.
– Доброе утро, Джеральд, – сказала она. – Надеюсь, истерика, разыгравшаяся тут недавно, тебя не огорчила.
Он сухо ответил:
– Меня, бабушка, не так-то легко огорчить. Кейт рассказала мне о том, что случилось, и, насколько я могу судить, кузина Малинда полностью оправилась.
Если даже бабушка Джулия и расслышала мое имя, она и виду не подала.
– Так, значит ты сегодня утром уже говорил с Кейт? После завтрака приходите оба ко мне. Я собираюсь вызвать сегодня доктора Уорта и окончательно назначить день свадьбы. В этой части дома еще никогда не совершалась свадебная церемония, а я хочу, чтобы она совершилась именно здесь. Так что вы с Кейт…
– Бабушка, дорогая, мы с Кейт не намерены пожениться, – не повышая голоса, произнес Джеральд. – Выбрось ты эту идею из головы. Я сделал ей предложение, потому что ты просила меня об этом, и она ответила мне отказом. Так что вопрос решен – ты как считаешь?
Бабушка стояла по другую сторону от выставленных на обозрение ювелирных вещиц, вытянув вперед руки, как если бы хотела согреть их возле огня, излучаемого драгоценными камнями. На пальце я заметила красное свечение громадного рубина, окруженного маленькими жемчужинками.
– Глупости! – воскликнула она. – Кейт ответила тебе отказом потому, что знала, что ты именно этого от нее ждешь. Я уверена, что ты проделал все крайне неуклюже.
Джеральд перегнулся через стенд, чтобы дотянуться до руки бабушки, и прежде чем она успела догадаться, что он собирается сделать, он стянул с ее тонкого пальца кольцо и протянул его мне.
– Подойдите сюда, Малинда. Вот кольцо, которое мне хотелось видеть на вашей руке. Идите сюда, примерьте его.
Я не сдвинулась с места. В нынешней ситуации его поступок был вопиюще неуместен, но бабушка Джулия, по всей видимости, не рассердилась. Она словно впервые заметила мое присутствие.
– Ну! – вызывающим тоном обратилась она ко мне. – Неужели боитесь надеть на палец мое кольцо? Вы что, опасаетесь, что на вашей руке оно будет выглядеть нелепо?
Более всего на свете мне хотелось уйти из галереи и оставить их обоих, но я почему-то не отваживалась. Чтобы померяться с ней взглядом, мне надо было чувствовать себя очень сердитой, а сейчас, когда все вокруг меня окрашивала мысль об Уэйне, я не могла сердиться ни на кого. Как бы все еще живя в этом своем глубоко личном сне, я подошла к Джеральду и позволила ему надеть кольцо на один из пальцев моей правой руки. На мой вкус перстень был слишком крупным и чрезмерно пышным. Оба – и Джеральд, и бабушка – с преувеличенным вниманием разглядывали мою руку с кольцом на пальце, – с вниманием таким критическим, как будто я находилась в студии и позировала перед камерой.
– Нет шика, – изрекла бабушка Джулия. – Она слишком привыкла носить дешевый хлам. Женщина, способная удариться в истерику оттого, что на плечо ей сел попугай, никогда не сможет носить такое кольцо. Я отдам его Кейт в тот день, когда она выйдет за тебя замуж, Джеральд.
Я сняла кольцо и положила его на стеклянную крышку. Что означала эта интермедия, мне совершенно не было ясно. Может, это была лишь часть непрерывного поединка, происходившего между этими двумя людьми. Бабушка как будто относилась к Джеральду очень тепло, но какие чувства он испытывал к ней, я не знала. Сейчас у него был вид надувшегося избалованного ребенка, не желающего подчиняться дисциплине.
– Если ты будешь продолжать настаивать, чтобы я женился на Кейт, – сказал он, – Элден увезет ее отсюда, и ты лишишься их обоих. Может, ты и в состоянии принудить меня жениться на Кейт, но Кейт принудить ты не можешь. И чем скорее ты это уяснишь, тем будет лучше для нас всех.
Бабушка хладнокровно забрала кольцо. К моему удивлению, она не надела его снова на свой палец, а протянула его мне.
– Оставь его у себя, – сказала она. – Я хочу, чтобы оно было у тебя.
Я могла только молча смотреть на нее, моргая от удивления.
Кажется, впервые в ее лиловато-голубых глазах, смотревших на меня, не было вражды.
– Это не подкуп, – сказала она, и на губах ее, казалось, появилась та самая тайно над чем-то иронизирующая улыбка, что блуждала на ее молодых устах, запечатленных на портрете. – Это награда. Потому что я слышала, что ты только что сказала Элдену о своем намерении снова отправиться в оранжерею. Это служит некоторой компенсацией за твое поведение утром. Мне было бы крайне неприятно думать, что моя внучка – трусиха. Когда ты снова туда войдешь и вернешься без воплей, считай, что кольцо твое.
Вот теперь я рассердилась по-настоящему.
– Когда я войду туда, я сделаю это ради себя самой. Я здесь нахожусь не ради вознаграждений. Может, это просто недоступно вашему пониманию.
Она кивнула мне чуть ли не с удовольствием. Тем временем Джеральд следил за нами, сбитый с толку, но не теряющий бдительности.
– Ты ведь непохожа на Бланч, не правда ли? – продолжала бабушка. – Ты гораздо больше похожа на меня, согласна ты признать этот факт или нет. Думаю, что ты говоришь правду и действительно не знаешь, что твоя мамаша написала мне в том письме. А раз так, вреда ты причинить не можешь, так что оставайся здесь еще на несколько дней. Разумеется, если сможешь доказать, что у тебя больше присутствия духа и мужества, чем ты продемонстрировала сегодня утром.
– Благодарю вас, – сказала я сухо, хотя в этот момент я вовсе не собиралась оставаться. Как только тетя Фрици покинет оранжерею, так чтобы я могла войти в нее одна, я подвергну себя последнему испытанию. А после этого перееду в Шелби. В городе я смогу видеться с Уэйном, когда он сможет выкроить для меня время, а чтобы иметь какие-нибудь средства на жизнь, подыщу себе какую-нибудь работу. Если я и вернусь в Нью-Йорк, то только для того, чтобы решить дела с квартирой и упаковать вещи. Но что бы я ни делала, Силверхилл и бабушка Джулия никогда меня больше не увидят. Для тети Фрици я ничего сделать не могу. Может, самое лучшее для нее – оставаться в своем собственном мире фантазий и чувствовать себя счастливой среди своих растений и птиц. Мне уже больше не хотелось выводить ее из равновесия ради того, чтобы выполнить обещание, которое я дала матери. Тайна моей собственной младенческой катастрофы раскрыта; целый период моей жизни должен был вот-вот окончательно закрыться, а новому периоду предстояло начаться.
Чувствуя себя сильной, храброй и уверенной в своем будущем, я оставила кольцо лежать на стекле стенда и ушла от них обоих. Без каких-либо дурных предчувствий я вошла в дом и поднялась по лестнице в свою комнату. Утро немного прояснилось, и, хотя солнце все еще было скрыто дымкой, его желтое сияние стало сильнее и горячее.
Солнечные лучи проникали в окна моей мансарды, образовывали пятна света на отброшенных простынях моей незастеленной постели. Желтый свет освещал и подушку, все еще хранившую отпечаток моей головы. Я замерла и устремила взгляд на желтое пятно на подушке. Оно не имело никакого отношения к желтому сиянию, бившему в окна. Это было нечто совершенно самостоятельное. Нагнувшись над подушкой, я увидела лежащую на ней желтую канарейку. Ее маленькие лапки безжизненно растопырились на наволочке, крошечные глазки остекленели, а на грудке была видна красная капелька.
Это был ужас оранжереи, но и еще кое-что похуже. Мне удалось сдержать рвавшийся из глотки крик лишь плотно прижав ко рту обе ладони. Шаловливые поступки, подсказанные больным рассудком, можно было перенести, над ними можно было даже грустно улыбнуться. Но здесь передо мной было безумие, преследовавшее какие-то жестокие цели.
После нескольких минут леденящего ужаса я убрала руки ото рта, зная, что на этот раз не закричу. Ужас у меня вызывало не жалкое существо, лежавшее на моей подушке, а мысль: кто его туда положил? Кто хотел так меня напугать? Это мог быть любой из обитателей дома. Ответ на этот вопрос необходимо было найти сейчас же.
Глава VIII
Мои руки, даже не прикасаясь к крошечному желтому комочку, казалось, помнили мягкость перьев, скрывавших маленький кусочек плоти и костей, перьев, покрывавших что-то, что было теплым и живым, а теперь начинало холодеть. Маленькое существо, которое могло летать и петь, а теперь превратилось в ничто, я могла понять. Тайна смерти. Моя мама – эта вот канарейка.
Я не в состоянии была взять ее мертвое тельце, не прикрыв его чем-то, поэтому вытащила из комода какие-то салфеточки и легонько обернула их вокруг птички. Канарейка, которую я вертела в пальцах, казалось, совсем ничего не весила, и все же разница в весе живого тела и мертвого существовала. Как легко любому ребенку, сжав пальцы, раздавить эту хрупкую жизнь. Но эта птица умерла не оттого, что ее раздавили.
С этим маленьким грузом в руках я вышла в холл. Сейчас же отнесу птичку Уэйну. Никто не запер входные двери башни, так что я беспрепятственно проникла на другую половину дома. Комнаты чердака в это утро были пусты и тихи, а в холле, как всегда, было темно и очень холодно. Над лестницей света не было, и я очень осторожно спустилась вниз мимо стен, оклеенных обоями с голубыми розочками – этими маленькими призрачными личиками, которые когда-то так пугали мою маму.
На этаже Уэйна двери башни были широко распахнуты, пропуская внутрь воздух и свет; двери его комнаты также были открыты. Я заглянула внутрь, но там никого не оказалось. Из дальнего конца холла послышался звук захлопнувшейся дверцы холодильника, звон посуды, и, ориентируясь по этим звукам, я подошла к кухне с тыловой ее стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28