А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Или все-таки милицию вызвать? Вопреки здравому смыслу, я все-таки зашла в квартиру. Везде горел свет, из кухни долетал голос моей матери. Ничего не понимая, я двинулась туда.
— А вот и Мариночка! — пропела моя родительница, вставая из-за стола.
— Привет, мам, — машинально ответила я, во все глаза пялясь на мужчину, сидевшего рядом.
Он был краснолиц и усат, а его милицейская форма внушала уважение.
— Что тут случилось? — робко поинтересовалась я.
— Старший оперативный сотрудник Зяблицын, — не вставая, строго представился мужчина, — прошу садиться.
Мы с мамой послушно сели.
— Так что произошло? — снова пискнула я.
— Зовите меня просто Михаил Михайлович, — разрешил он, снова игнорируя мой вопрос.
Краем глаза я увидела, что мама хочет что-то сказать, но не решается.
— Михаил Михайлович, меня что, ограбили?
— Ну что ты, Мариночка! — вдруг всполошилась мама.
Милиционер перебил ее, неожиданно расхохотавшись. Мы молча ждали, пока он отсмеется.
— Ой, не могу! Ой, уморила! Все, оформлять будем! — заикаясь от смеха, сказал он.
— Протокол? — уточнила я.
Зяблицын снова захохотал, да так громко, что стекла в рамах стали ходить ходуном.
— Что это с ним? — шепотом спросила я у мамы.
Она пожала плечами и опять что-то вознамерилась сообщить, но Михаил Михайлович вдруг резко поднялся, протянул большую, красную ладонь в моем направлении и сказал:
— Вы мне подходите, Марина!
Я испуганно ойкнула и повернулась к маме:
— Он меня вербует, что ли?
— Ну что ты, Мариночка! Это…
— Оформим все по-быстрому, — рубанув рукой воздух, громыхнул милиционер, — а то надоело, честное слово!
— Это… — снова начала мама.
— Как вы мне все нравитесь! — вдруг сообщил Зяблицын и полез к ней обниматься.
Я сидела окаменев, с четким ощущением, что в этом мире что-то не так. Квартиру вскрыли, но все вроде на месте, милиция явилась, но ведет себя странно.
— Ой, Мишенька, вы меня сейчас задушите! — пролепетала моя матушка, вырываясь на свободу. — Марина, это же Мишенька!
— Я помню, — медленно произнесла я.
— Правда? Мишенька, я ведь о вас так много рассказывала своей дочери. Правда, Мариночка? И Мишенька о тебе много знает. — Мама многозначительно улыбнулась. А я наконец-то стала улавливать смысл происходящего.
— Так это Мишенька? — язвительно уточнила я.
— Точно! — обрадовался Зяблицын и потянулся на этот раз обнять меня.
Едва не сломав стул, я вскочила на ноги и забилась в угол, откуда спросила зло:
— И чего вы мне нервы треплете?
— Да кто же, доченька? — удивилась мама. — Ты что, испугалась, что квартира открыта? Так это Мишенька. Мы тебя ждали, ждали, а потом он решил сам открыть. Замок не пострадал, да, Мишенька?
— Что мне, впервой, что ли? — пожал мощными плечами взломщик, он же милиционер.
— А что вы оформлять собирались? — строго спросила я.
— Как это — что? Наш брак, разумеется, — в тон мне ответил Михаил.
Ясно. Вот теперь все предельно ясно. Моя матушка просто в очередной раз собралась выдать меня замуж. Сознаюсь, о Мишеньке она мне действительно что-то и когда-то рассказывала, но ее рассказам о претендентах на мою руку я давно перестала придавать значение. А, видно, зря, к встрече с милиционером неплохо было бы подготовиться. Например, сбежать на Филиппинские острова или спрятаться у подруги на даче.
Голова у меня просто раскалывалась от впечатлений. А Михаил Михайлович тем временем говорил и говорил, ему, видимо, нравился сам процесс, потому как смысла в его речи я так и не уловила.
— Понимаете, господин Зяблицын, — вежливо перебила я, — моя мама, наверное, говорила вам, что я никогда не была замужем?
— Да, говорила, — радостно заулыбался тот.
— А вы не задумывались почему? — каверзно ухмыляясь, спросила я.
Мама нервно заерзала на стуле.
— Мариночка, да вам, наверное, мужик хороший не попадался.
Моя родительница энергично закивала, полностью поддерживая своего протеже.
— Да нет, — грустно произнесла я, — просто я замуж не хочу.
— Как это? — растерялся Михаил Михайлович.
— А вот так! Не хочу! За вас замуж я не хочу! Так что ничего оформлять мы не будем. Все свободны!
— Мариночка! — возмутилась мама.
— Интересное кино, — протянул работник правоохранительных органов, расстегивая верхнюю пуговицу на кителе, — и что теперь?
— Спокойной ночи, — пожелала я.
— Михаил Михайлович, — засуетилась вокруг него мама, — вы не обращайте внимания, Марина с работы уставшая приходит, дерганая вся, тяжело ей. Давайте вы как-нибудь в другой раз…
— Другого раза не надо, — вставила я.
— Ты, может, за дверь обиделась? — доверительно улыбнулся опер. — Так я ведь не поломал ничего, все в порядке. Извиняюсь, если что не так.
— Спокойной ночи, — настаивала я, чувствуя, как головная боль все нарастает и в висок как будто врезается бензопила.
Они наконец вышли в коридор и долго там о чем-то шушукались. Я надеялась, что мама уйдет вместе с милиционером, но она вернулась.
— А им сейчас зарплату как раз повысили, — издалека начала она, — а Мишенька в следующем месяце должен майора получить.
— Мам, я ведь тебя просила!
— Так и прокукуешь одна, — пророческим голосом заявила она.
— Я не одна! Мне твои женихи надоели!
— Они не мои, а твои!
— Ты их приводишь, я уже в собственном доме не могу жить спокойно! То серенады под балконом поют, то котят приносят, теперь вот дверь взломали! От следующего чего ждать?
— Да Миша сам! — возмутилась мама. — Чего, говорит, мы на площадке будем париться? Ты ведь мне ключи не даешь…
— И не дам, — сурово оборвала я, — а то в один прекрасный день обнаружу здесь уже готовый свадебный стол. Все, мам, я спать хочу. Вызвать тебе такси?
Когда мама ушла, мне стало стыдно. Она ведь действительно старается для меня, переживает, что так никогда и не понянчит внуков. То бишь моих детей. Но я хочу детей только от Егора! А он даже не позвонил за весь вечер, не извинился за свое хамское поведение, да просто-напросто игнорировал меня.
Я собиралась заплакать, но тут зазвонил телефон. Просветлев лицом, я схватила трубку.
— Позови Сеню, — проникновенно попросил женский голос.
— Вы ошиблись номером, — разочарованно протянула я и отключилась.
Телефон затрезвонил снова.
— Позови, пожалуйста, Сеню, — понастойчивей прозвучал голос.
— Да нет здесь никакого Сени! Вы не туда попали.
— Сволочь, — обиделась неведомо на что женщина.
— Это еще почему? — обиделась и я.
— Сеня у тебя, я знаю.
— Вы по какому номеру звоните?
— По твоему, — логично ответила незнакомка, — я у него в записной книжке нашла. Он думал, что я дура, а я умная, я его насквозь вижу.
«Еще одна Аллочка», — подумала я, вежливо попрощалась и повесила трубку.
Телефон зазвонил опять. Сатанея, я закурила сигарету и, не обращая внимания на звонки, принялась делать ужин. Телефон не умолкал.
— Нету здесь Сени! — закричала я, приложив трубку к уху. — И не будет никогда!
— И не надо, — тихо ответил мне голос моей подруги Лельки.
— А, это ты. Извини, тут просто какая-то сумасшедшая Сеню разыскивает.
— Как обычно, — не удивилась Лелька, — у тебя, Маринка, все не как у людей. Слушай, твой мобильник чего, отключен? — озабоченно поинтересовалась подруга. — Я тебя два часа поймать не могу.
— Погоди, — сказала я и полезла в сумку. То-то, а я думала, почему звонков целый день нет.
Особенно от Ивана, этот уж точно после нашей случайной встречи должен был прозвониться.
— Ноль долларов, ноль центов, — отрывисто сообщил женский голос по мобильному.
Я отключила телефон и вспомнила о подруге:
— Ты еще здесь? Ты чего хотела-то?
— Понятно, устали мы, — определила Лелька, сориентировавшись по моему голосу, — только с работы, да?
Я промолчала, и так все было понятно.
— Что, опять клиент капризный попался?
— Дело не в клиенте! Дело во мне!
— Уй, опять эта несвоевременная самокритика, — ухмыльнулась Лелька, — ты, подружка, давай-ка завязывай с этим. И вообще, ты мне нужна, приедешь?
— Нет.
— Почему это?
— Не смогу, потому как направляюсь сейчас в ванную, где и собираюсь покончить со своей никчемной жизнью.
Лелька насторожилась, это было слышно по ее дыханию. Шутки шутками, но она всегда четко улавливала, когда я срывалась с катушек всерьез.
— Че случилось-то?
— Получила ремонтной киркой по ноге, больно, знаешь ли.
— По этому поводу ты решила утопиться? Чтобы не мучиться?
— Тебе смешно, а меня, между прочим, чуть не ограбили.
— Да ты что? Рассказывай! — с воодушевлением заявила Лелька, она обожала слушать о чужих несчастьях и сочувствовать.
— Точнее, меня не ограбили, но дверь взломали.
— И ничего не взяли? Я честно огляделась.
— Нет, ничего. Правда, мама забрала мои кроссовки, собралась бегать по утрам. Но это ерунда, у меня еще пара есть.
— Погоди, — недоуменно перебила меня Лелька, — при чем тут твоя мама?
— Ну она опять жениха приводила. Вчера «Гвидона», а сегодня милиционера. Он-то дверь и взломал, ему все можно.
— Запутала ты меня, — пожаловалась подруга.
— Я и сама запуталась, — всхлипнула я.
— Чего ревешь-то? Мент не понравился? Или ты мне не все рассказала?
— Не все, — призналась я, — давай я буду есть и рассказывать.
Лелька милостиво разрешила, и я принялась жевать холодную рыбу, запивая томатным соком и, чавкая, излагать свои беды…
— Теперь все? — удовлетворенно спросила подруга, когда я закончила описывать маразматика Прохоренкова и семью сумасшедших Уклюйко.
— Да, — не очень уверенно ответила я.
— А Горька?
— Что — Горька?
— Он звонил?
— Он не звонил, звонили только по поводу Сени.
— А Горька?
— Ну что ты как попугай! — раздраженно прикрикнула я, соображая, как уйти от опасной темы.
— Значит, Егор Дмитриевич в опале, — сделала вывод Лелька, — что случилось на этот раз?
— Я застала его с другой!
— Ты серьезно? Ну я так и знала! Вот козел! Вот бабник! — Подружка так разошлась, что мне даже не хотелось ее останавливать. Приятно было слышать, что ты хорошая и замечательная, а мужчина, который дурачил тебя, просто идиот!
— Ладно, — выдохлась Лелька, — рассказывай все по порядку. Где? Когда? Какая она из себя?
— Кто?
— Как это — кто? Как это — кто? Эта чувиха, на которую он тебя променял?
— Лелька, как ты выражаешься? — в который раз поразилась я. — Просто подростковый сленг какой-то!
— А чего ты удивляешься? У меня дочь подросток, и вообще дело не в этом. Рассказывай.
— Да не о чем рассказывать, — я вздохнула, — мы столкнулись, когда он выходил из чужой квартиры, а когда я спросила, что он тут делает, Горе сказал, что выгуливал собаку друга. Ньюфаундленда, что ли…
— Ну? — не поняла подруга. — А дальше-то?
— Ничего. Отвез Палыча, потом меня и поехал на работу.
— Палыч — это кто?
— Да маразматик. Такой смешной, я же только что тебе рассказывала.
— Погоди, погоди, — затарахтела Лелька, — при чем здесь маразматики? Баба с ним была или нет?
— Ты что, сдурела? Ему скоро восемьдесят!
— Кому?! — опешила подруга.
— Палычу, а ты про кого?
Она немного помолчала, видимо устанавливая равновесие.
— С Егором-то что? — рявкнула наконец Лелька. — Была баба или не была? С кем ты его застала-то?
— А… Да я это так ляпнула, в сердцах. Были у меня подозрения, — объяснила я, — нет, правда, что еще за ньюфаундленд? И вообще, какой идиот Горюшке собаку доверит?
— Ну и дура ты, Викторовна, — вздохнула Лелька, — ни фига не застала, а воешь! В общем, так, приезжай ко мне — и поговорим нормально. А то потом мне на свидание с будущим супругом бежать…
— Вот, значит, как! — возмутилась я. — Опять хочешь меня нянькой приставить к своим обормотам?
— Мариночка, ну тебе все равно делать нечего, — заныла подруга.
Уж лучше бы она этого не говорила, мое сегодняшнее настроение и так было не из лучших. Я высказала Лельке все, что я думала о ней в эту минуту, бросила трубку и, не испытывая ни малейших угрызений совести, отправилась в ванную. Чтобы растянуть время, я провалялась в теплой воде около часа. Потом долго сушила волосы, мазалась кремом, стараясь не смотреть в большое зеркало напротив, чтобы не расстраиваться еще и из-за лишних складок на животе. Несколько раз звонил телефон, но громадным усилием воли я заставляла себя оставаться на месте и на провокацию не поддавалась. Включался автоответчик, некоторые сообщения даже оказывались интересными. Во-первых, несколько раз пробивался уже знакомый голос, настоятельно требуя Сеню. Во-вторых, позвонила Маринка — старшая дочка Лельки — и шепотом попросила меня не приезжать, потому что дядя Валера, с которым моя подруга собралась сегодня в театр, Маринку, Аленку и Мишку как потенциальный отчим не устраивал. Я усмехнулась, козни за спиной подруги ее собственных детей немного развлекли меня. Я знала, что, кроме меня, Лелька никого не оставит со своими сорванцами, следовательно, сегодняшний вечер ей придется провести с ними самой. У меня же другие планы. Потому как между всеми этими звонками возник Егор, который наговорил на автоответчик множество красивых слов извиняющимся тоном влюбленного подростка, признался, что соскучился по мне, назвал свою работу идиотской и пригласил меня в ресторан. «Слава богу, я уже высушила волосы», — была первая моя мысль. Не успела я как следует порадоваться этому обстоятельству, как снова раздался звонок. На этот раз я схватила трубку, словно оголодавшая обезьяна банан.
— Здравствуй, заинька, — мяукнула я в трубку, не сомневаясь, что это любимый.
— Э… — послышалось в ответ.
— Вам кого?
— Марину Викторовну. Это Грушевский, по поводу квартиры.
Ну здрасте-пожалуйста! И чего я не вышла из дома минут пять назад, позвонила бы Горьке из автомата. Грушевский, тот еще зануда, месяца четыре назад задумал обменять свою трешку на Краснопрудной. Вернее, не он задумал, а жена его запилила, потому как госпоже Грушевской не терпелось отселить взрослую дочь, надеясь, что таким образом девушка побыстрее устроит свою личную жизнь. Что-то знакомое виделось в этой ситуации, и я поначалу с удовольствием взялась подыскивать варианты. Однако вскоре выяснилось, что сам Грушевский не готов к таким переменам, на словах он подтверждал полную готовность продать квартиру, на деле — отказывался брать на себя обязательства.
Я попыталась вспомнить его имя-отчество, чтобы вежливо его отфутболить. Но пока я копалась в памяти, Грушевский воспользовался паузой и завел долгий монолог. Он начал с того, как тяжело ему далось решение переехать и лишиться родного угла на старости лет. На протяжении всей его речи я несколько раз пыталась вставить хотя бы словечко, но мне это так и не удалось. Между тем Грушевский плавно сменил тему и теперь вещал о распущенности молодежи, сетовал на бандитов, на бешеные цены, на жульничество и обман, на эпидемию гриппа и так далее. Я положила трубку рядом с аппаратом и стала обуваться. Бас моего клиента был настолько полон праведного гнева и возмущения нынешней действительностью, что мне было его отлично слышно.
— Ну что, Марина Викторовна, можем мы поговорить о деле? — наконец опомнился он.
Я приложила трубку к уху, надеясь, что не ослышалась:
— Вы меня извините, но сейчас я ужасно занята, давайте я сама перезвоню вам…
— Я так не могу, Марина Викторовна! Вы меня без ножа режете!
Я мельком взглянула на часы и выругалась.
— Все! Извините! Вообще рабочий день уже закончен! — выдохнула я на едином дыхании и отключилась.
Кажется, я его потеряла, этого Грушевского. А может, не все так плохо, как кажется? Так или иначе, надо скинуть любимому сообщение на пейджер о том, что я готова мириться. Этого мне хотелось больше всего на свете.
Мы с Егором сидели в ресторане и наслаждались великолепным ужином. Надо признать, что давно нам не было так хорошо, так легко и просто вдвоем. Мы почти не разговаривали, но Егорушка постоянно бросал на меня такие красноречивые взгляды, что слова мне были и неинтересны.
— Как тебе рыба?
Я что-то невразумительно ответила, как раз прожевывая кусочек восхитительной осетрины.
— Мариш, а как ты думаешь, зачем я тебя в ресторан позвал?
— Заем? Покуать? Он рассмеялся:
— Не только покушать. Я хочу кое-что тебе предложить.
Вот оно, господи! Остановись, мгновенье, ты прекрасно!
На глазах у меня выступили слезы, то ли от счастья, то ли от усердия, с которым я прожевывала остатки осетрины. Ну если Горька сейчас не заговорит, я окончательно и бесповоротно подавлюсь, нельзя так мучить человека!
— Горюшка, похлопай! — прошептала я, когда немного пришла в себя. — Да не в ладоши, чудо, мне по спине похлопай.
— Ты подавилась? — удивился Егор. — В осетрине ведь нет косточек.
— Слушай, будешь проводить расследование или все-таки стукнешь меня как следует?
Он стукнул так, что я едва не упала со стула. Настоящий мужчина!
— Что за предложение ты хотел мне сделать? — томным голосом спросила я, расправляя складки на платье.
— Я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27