Где-то сейчас Егор… Что он делает? Он не вправе, никто не вправе присуждать меня к одиночеству!
— Вы, наверное, думаете, что я решил разыграть перед вами комедию? — негромко произнес Олег. — Захотел растрогать вас?
В его светлых глазах мелькнула тревога.
— Нет, что вы, — поспешно ответила я, — я подумала просто, что вы слишком молоды для всего этого… и слишком любимы.
— Для любви требуются двое, — возразил он, — пойдемте погуляем, такая погода хорошая.
Мы вышли и направились к лесу. Я вдруг почувствовала нежность к этому мальчугану, молча бредущему рядом. Или это была нежность к небу, такому высокому и ясному, к травам, вдоль которых разгуливал ветер?
— Вам грустно?
Обернувшись к нему, я только улыбнулась в ответ.
— Мне хотелось бы, чтобы вы были счастливы, — сдавленно прошептал Олег, — я вас совсем не знаю, но мне хотелось бы… я… да что там, я восхищаюсь вами!
Руки плетьми висели вдоль его длинного красивого тела, взгляд светлых глаз был устремлен на мое лицо — жадный, смущенный, дерзкий взгляд. Мне стало жарко и невыносимо стыдно. Я хотела только одного сейчас — упасть в траву и целовать эти губы, глаза, руки. Я не испугалась своих желаний, но стыд окрасил мои щеки помидорным соком.
— Что с вами?
— Хочу искупаться, — резко сказала я и прибавила шаг.
Я знала, как это бывает, я пару раз изменяла своим официальным любовникам со случайным попутчиком, с неожиданно встретившимся одноклассником. Страсть, внезапные признания или еще что-нибудь толкало нас в объятия друг другу, а потом приходилось лгать, прятать вожделение в глазах и мучиться угрызениями совести. Лелька учила меня быть беспечной в этом отношении, но, видимо, этому нельзя научиться. Я всегда сожалела о случившемся, даже если это было наслаждением, мимолетным, но горячим.
Сейчас плотские желания охватили меня настолько сильно, что стало страшно. Я шагала и шагала, краем глаза улавливая движения Олега за своей спиной, и кусала губы от отчаяния. Я пыталась подумать о Егоре, чтобы разбить это наваждение, но образ любимого отказался спасать меня, словно принуждая действовать самостоятельно. Я была взрослой женщиной, которая вожделела мужчину, вот и все, ничего страшного.
Я обернулась в тот момент, когда Олег протянул ко мне руки, так получилось, что я сразу попала в его объятия. Секунда — и зеленое море приняло наши тела…
Не помню, как мы раздевались, но, когда все было кончено, я увидела на кустике свои трусики, рядом висела майка Олега. Все еще тяжело дыша, я расхохоталась, дергая коленками и шлепая ладонью по его груди. Он не сводил с меня восхищенных глаз.
— Вы замужем? — вдруг спросил Олег и поспешно добавил: — Не подумайте, я вовсе не хочу все испортить. Мне просто нужно знать, как вам живется.
Я нахмурилась:
— Нет, не замужем.
— Я просто вижу, что вы влюблены. Просто знаю, и все…
Он хотел еще что-то сказать, но я перебила:
— Олег, как ты меня нашел?
— Я понял, что это ваш дом.
— Какой понятливый! — Я разозлилась почему-то. — Все знает, все видит, может быть, ты скажешь, что лучше меня разбираешься в моей жизни?
Я резко села.
— Я не говорил этого, Марина!
— У тебя есть сигареты?
Я успокоилась так же внезапно, как вышла из себя, со мной всегда так происходит.
Он протянул мне сигареты, щелкнул зажигалкой.
— Извини, я не… мы не предохранились, — вспомнил Олег, — я потерял голову.
— Не волнуйся, — произнесла я снисходительно, — я пью таблетки.
— Я же говорил, ты влюблена.
— Очень логично, — хмыкнула я.
— Ты бы не стала постоянно спать с мужчиной, если бы не любила его!
— Мальчик мой, не слишком меня идеализируй! Я очень цинична и зла, у меня бывают депрессии. Я хищная, малодушная, расчетливая стерва!
Он рассмеялся и смеялся долго, заливисто, пока я не присоединилась к нему. Резко остановившись, Олег вдруг спросил:
— А почему ты не вышла за него?
— Независимость. Свобода. — Я обвела рукой вокруг.
Я не лгала ему в этот момент, я обманывала саму себя. Неожиданно я стала рассказывать Олегу о своей юности. Мы лежали голышом в траве, и я говорила, говорила. Меня давно так никто не слушал, это было так больно и так потрясающе, что мой чуткий партнер не мог не заметить, что со мной что-то происходит.
— Ты ведь сожалеешь не о том, что прошла юность… Ты сейчас моложе, чем десять лет назад, — сказал он, перебирая мои волосы, — расскажи мне, почему ты цепляешься за прошлое?
— Я не цепляюсь, — возразила я, — мне просто хочется стать кем-нибудь другим.
— Зачем?
— Может быть, тогда все изменится.
— А что бы тебе хотелось изменить?
— Все! Я хочу иметь мужа, детей, мне надоела неопределенность и вечный страх потерять ту малость, которую я имею!
— Хочешь, я женюсь на тебе? — сердитым голосом осведомился он. — Ты родишь мне мальчика и девочку, будешь готовить обеды, выезжать со мной в свет. Все это престижно, а главное — стабильно.
Мне такая перспектива показалась ужасной. Я откатилась от Олега и грустно сказала:
— Извини, ты мне нравишься, но ненастолько.
— Тебе нужен только он? — с ироничной усмешкой поинтересовался Олег.
Я кивнула.
— Только он или его время, его свобода и независимость тоже?
— Перестань изображать из себя консультанта по брачным вопросам! — вспылила я. — Ты просто красивый, самоуверенный сопляк, понял?
— Понял.
— Я переспала с тобой, потому что мне было одиноко, понял?
— Понял.
— Что ты понял?!
— Ты очень несчастна, а могла бы быть счастлива. Прости, но твоя любовь к собственным комплексам абсолютно бессмысленна…
— Как и всякая другая любовь, — возразила я быстро. — Вот ты. Почему ты меня любишь?
— Я не говорил этого! — возмутился Олег, приподнимаясь на локте.
Я возвела глаза к небу:
— Говорить об этом совсем необязательно. Я же вижу, ты влюбился в меня!
— Вот это зрение! — попытался сострить Олег, но голос у него дрогнул, и фраза прозвучала горько.
Я поднялась с земли, стряхнула с себя травинки и стала одеваться. Олег поспешно влезал в мятые брюки.
— Ты сейчас уйдешь, да? Я что-то не то сказал, я совсем не умею вести себя с женщинами, и ты понимаешь, мне трудно… Ты, наверное, права, я тебя люблю. Вот.
У него был мальчишеский вид — такой смущенный, такой виноватый и растерянный. Я замерла, прижимая к груди свою футболку, и глядела на него завороженно. Мне перестало казаться, будто я совершила глупость, и уж тем более — жестокую глупость. Кроме растерянности на лице Олега отчетливо было написано блаженство, и я знала, что стала этому блаженству причиной. Просто сейчас он боялся потерять меня. Как можно потерять то, что никогда тебе не принадлежало?
— Я думаю, мы еще встретимся, — как можно нежнее произнесла я.
— Ну да, когда ты выйдешь замуж, нарожаешь детей, а потом решишь развестись и наймешь адвоката. Им окажусь я! Учти, я возьму за это дело бешеные деньги!
— Ты неудачно шутишь последнее время, — заметила я, хотя понимала, что так он старается защитить себя, — к тому же я никогда не выйду замуж.
— Мне кажется, он любит тебя, — успокоил меня Олег, — тебя нельзя не любить. И что ты мучаешься, он ведь при тебе, вы живете вместе?..
— Люди могут жить вместе по разным причинам, разве ты не знал этого?
Олег посмотрел на меня недоверчиво.
— Но не ты. Ты-то ведь любишь его.
— А он меня — нет! — с каким-то глупым упорством продолжала настаивать я.
— Поговори со мной об этом, — серьезно предложил Олег, снова усаживаясь на траву, — почему ты так решила?
Я заметила ему, что его брюки окончательно испорчены. Но Олег только махнул рукой и, к моему непритворному ужасу, еще и поерзал из стороны в сторону.
— Рассказывай, — приказал он, похлопывая по траве рядом с собой.
Я села около него и прислонилась спиной к его теплому боку.
— Он изменяет мне.
— Ха! Большая половина мужского человечества изменяет своим любимым, но не перестает их любить! И вообще, у тебя есть доказательства?
— Его любви или его измены? Хотя, ты знаешь, есть и то, и другое. — Я рассказала Олегу о звонках, о новой квартире.
Он пожал плечами, и я почувствовал в этом жесте досаду.
— В конце концов, я отказываюсь тебя понимать. Он причиняет тебе боль, тебе с ним неуютно, ты не доверяешь ему. Мало того, у вас разные интересы, нет общих друзей, и твои знакомые ненавидят его, я так все понял?
Я кивнула.
— И что?
— И что? — переспросила я.
— И ты его любишь, и ты все еще хочешь оставаться рядом с ним и мечтаешь даже выйти за него замуж.
— Да! Да! Особенно последнее. Я попытаюсь тебе объяснить. — Мне стало вдруг ужасно смешно.
Вот бы Егор видел эту сцену — полураздетый юный красавец, к которому я прислоняюсь как к брату, с которым только что переспала и испытала от этого настоящее удовольствие и которому я рассказываю свои сокровенные тайны и мечты. Должно быть, все это нелепо. Плевать!
— Так вот, я много об этом думала. Как ни глупо это звучит, я хочу чувствовать себя уверенной в завтрашнем дне!
Олег фыркнул. Действительно глупо.
— Умом я понимаю, — продолжала я, — что штамп в паспорте не даст мне этой уверенности, что это формальность, но я цепляюсь за нее всем сердцем и душой, понимаешь, мне кажется это последней надеждой.
— Роди ему сына. Роди! Не дожидаясь никаких предложений!
— Это будет ловушкой для него, да и для меня тоже.
— Боже, — вздохнул Олег, — как же ты любишь осложнять жизнь и себе, и другим! Зачем придумывать последствия, а? Все само собой разрешится, хочешь ты этого или нет. Давай я поговорю с ним? — Последнюю фразу он произнес чуть ли не с отвращением.
Я толкнула его в бок:
— Совсем сбрендил!
Несмотря на откровенность, я не чувствовала по отношению к Олегу раздражения, как это обычно случается, если неожиданно доверишься человеку. И на беседу со случайным спутником, мнение которого меня не интересует, это не было похоже. Я была благодарна тому, кто придумал эту жизнь, нарисовал это небо, под которым нам сейчас так легко дышится, вырастил эту траву, примятую нашими телами, дал нам слова, мысли, чувства, только не научил, как распоряжаться всем этим. Оттого и казалось, будто ты одновременно властитель и раб. Я знала, что слишком от многого завишу, но сейчас думать об этом не хотелось, на меня нашло какое-то смиренное спокойствие, уверенность в том, что мое решение правильно. Я все-таки куплю эту квартиру, я заставлю Егора задуматься над тем, почему его планы не удаются, и он поймет, что уходить от меня не следует.
Когда я поделилась своими планами с Олегом, он расхохотался, обнял меня и ничего не сказал.
Прощаясь у моего подъезда поздним вечером, утомленные и счастливые, мы оба знали, что увидимся не скоро. Этот мальчик не был для меня чем-то вроде игрушки, которая вовремя попалась под руку, но и откровением юности не стал. Я отвлеклась, я открылась, но самой себе — не ему. Он же стоял передо мной, влюбленный и покорный, и понимание читалось в его глазах.
— Можно я буду звонить тебе время от времени?
— Хорошо.
Я продиктовала номер, он повторил набор цифр тихим, металлическим голосом.
— Когда ты приедешь к нам?
— Как только найду покупателя. Но я не хочу тебя видеть в вашей квартире, мне будет неловко.
— Хочешь, я сам займусь продажей. Я уговорю маму.
Я отрицательно качнула головой. Он заговорил о чем-то убедительным тоном, протягивая ко мне руки. Я не слышала его. Мне представлялась моя одинокая постель, молчаливый телефон на столике, длинная ночь, которую я не желала делить с этим добрым, умным мальчуганом. Он был слишком хорош, для того чтобы так лгать ему.
Я повернулась и открыла дверь в подъезд.
— Марина! Обещай мне, что постараешься… полюби себя!
Его слова ударили в спину с такой силой, с такой тоской, что я задохнулась. И стала подниматься по лестнице, упрямо переставляя тяжелые ноги, хотя больше всего на свете мне хотелось лечь и не двигаться, застыть на холодном полу среди окурков, плевков и пыльных следов чьих-то шагов. Но я шагала, и мне становилось все легче и легче.
Егор не звонил вот уже трое суток, хотя в последние его командировки и я, и он привыкли к долгим междугородным переговорам. Мы часто трепались ни о чем, сюсюкая в трубку какие-то нежности, а после оплачивали километровые счета. Я напрасно ожидала чего-то подобного и в этот раз.
С работой между тем был полный порядок. Во-первых, звонил Сашка и радостным голосом поведал мне, что Танька оклемалась. Стало быть, еще одна сделка подходит к удачному завершению. Во-вторых, покупатель на квартиру Эльмиры оказался сговорчивым малым, несколько театрально закатывающим глаза от восторга по поводу ее хором. Договорились, что он на днях внесет задаток. Риелтора при нем не было, мужик самостоятельно решал все вопросы.
— Жене хочу сюрприз сделать, — басил он, носясь по квартире, — вот вернется из отпуска, а тут ей подарок.
Повезло бабе, вздыхала я мысленно.
Хотя жаловаться на судьбу мне уже надоело. Да и несправедливо это было. Если выписать на листочек все плюсы моего существования, они явно перевесят минусы. Вернее, один здоровенный минус — отсутствие Горьки. У меня есть любящая мама, есть подруга — единственная, пусть и вздорная, бесцеремонная, зато верная. У меня есть юный поклонник, у которого очаровательная, хоть и некрасивая родительница, а она в свою очередь имеет большую, удобную во всех отношениях квартиру. Квартира нашла покупателя. Вернее, я нашла покупателя. А еще точнее, он нашел меня. И все это совершенно неважно, просто мне необходимо найти положительные стороны в своей жизни. Они должны быть! Вот, например, солнышко, жадно слизывающее с моего подоконника пролитое молоко. Или ветер — тихий, робкий, но такой приятный. Все это мое.
А вот еще телефон. Иногда он звонит, и я понимаю, что нужна кому-то. Ну хотя бы самую малость…
— Маринка, мы едем, — пропел Саша в трубку.
— Хорошо. Жду.
— Марин, слышишь? — продолжал радоваться он непонятно чему.
Я прислушалась:
— Что?
— Птички поют, — сообщил Сашка.
Мне представилось, как его юное, розовое лицо растягивает бессмысленная счастливая улыбка. Я с трудом подавила завистливый вздох.
Из трубки уже доносились монотонные гудки. Разозлившись на себя, быстро опустила ее на рычаг. Вдруг Егор звонил, а было занято? Определенно я превращалась в неврастеничку. Он вообще мог позвонить еще вчера или позавчера, когда я занималась любовью с мальчиком Олегом. Нет, это ненормально все время думать, об одном, все время ждать…
Через полчаса, когда я уже довела себя до нервного срыва и, тупо раскачиваясь, сидела за столом, раздался звонок в дверь. Знакомые лица немного меня успокоили, мне необходимо было знать, что в этом мире осталось хоть что-то, к чему я привыкла.
Таня выглядела довольно помятой, но улыбчивой. Александр время от времени бросал на нее обеспокоенные взгляды, и я подумала, что он сменит не только профессию, но и холостяцкий образ жизни. Так случается — мы вдруг чувствуем ответственность за кого-то, а потом благодарность к этому человеку за то, что он дал нам возможность проявить себя с лучшей стороны. Постепенно, совершенно незаметно благодарность перерастает в нечто большее. Откуда я все это знаю, интересно?
— Ну что, едем? Ты чего до сих пор не одета?
— Я одета, — ответила я и указала на свои джинсы и мятую футболку.
Он не удержался и присвистнул, а Кожевникова несмело хихикнула:
— Марина так всегда ходит, ты разве не заметил?
— Я думал, это было случайно, — усмехнулся Александр.
Мы вышли, во дворе нас поджидал джип Влада вместе с ним самим и его Фариком? Джаником?
— Рафик, трогай!
Телефон стал для меня живым существом, ненавистным, злорадно поблескивающим, тупым зверьком. Почему-то звонили не те, не тогда. В голову мне били где-то подцепленные строки: «Все на свете к нам приходит — в день, когда уже не просим». Гениально, так и представляю — я лежу в ванной с перерезанными венами, а тут звонит телефон, междугородка, голос Егора, умоляющий телефонистку подождать еще немного, ведь я должна быть дома… Бред, какой все это бред.
Несколько раз звонил Олег, его голос — смиренный и умоляющий — я слушала будто издалека. Звонила мама, ее я слушала на автоответчике. Потом позвонила Лелька и напомнила, что завтра у нее свадьба, тон подруги не предвещал ничего хорошего. Что ж, постараюсь не опаздывать. Я теперь никогда не буду опаздывать, потому что в принципе уже успела — все, финиш. Я окончательно выдохлась. Деньги Кожевниковой в сейфе, и я прекрасно понимала теперь, что не возьму их оттуда. Это не совесть во мне проснулась, это росло мое равнодушие — ну купит Егор квартиру, ну уйдет, чему быть, того не миновать.
— Марина, возьми трубку, а то я сейчас приеду — и будет хуже! — услышала я Лелькин голос по автоответчику.
— Ну что?
— Ты почему не перезвонила, я же просила! Только попробуй испортить мне свадьбу! Ты моя свидетельница, я буду в розовом платье, поняла?
— Нет.
— В розовом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27