— Ну да. Мне она досталась от родителей, и, с одной стороны, продавать ее не очень хочется, а с другой…
Теперь голос ее дрожал от пафоса. Что ж, мне не было никакого дела до переживаний Эльмиры Анатольевны, но только вот почему-то казалось, что всю эту речь она заранее отрепетировала. Слова так и отскакивали от нее, словно аккуратные, тщательно свернутые бумажные катышки.
— Так что, вашим родственникам вы откажете?
— Если вы внесете задаток, то откажу, — медленно сформулировала она свое условие.
— Хорошо, я буду звонить этому господину, — в тон ей ответила я. — Давайте сразу договоримся, когда мы встретимся.
— Жду вас сегодня до шести вечера.
— Сегодня? — обалдела я. — А если его нет дома? Тогда как?
Эльмира притворно вздохнула:
— Что ж, тогда прошу прощения.
— Но вашим родственникам тоже будет мешать аура! — отчаянно выкрикнула я нелепый аргумент против ее покупателей.
— Ничего, они дальние родственники, можно сказать, седьмая вода на киселе.
Спорить дальше было бесполезно, я попрощалась с Эльмирой, окончательно проникаясь к ее приторному голоску неприязнью. Со мной часто происходят подобные штуки — сначала, с первого взгляда, человек нравится, просто приятно с ним беседовать, наблюдать за ним, хочется почаще с ним видеться, а потом вдруг ну ни с того ни с сего он становится противен. Вроде бы ничего в нем не меняется, ни манера разговора, ни движения, ни его взгляды и интересы. Только мое отношение к нему уже другое. Близорука я в этом вопросе и никогда не умела разбираться в людях.
Пока я мысленно костерила себя на все лады, пальцы машинально набирали номер покупателя. Никто не брал трубку. Отчаиваться, конечно, было рано, но мне почему-то уже казалось, что мужика я сегодня не найду и квартирка — прелестная квартирка Эльмиры — уплывет. Мои комиссионные, кстати, тоже.
За завтраком мне пришла в голову бредовая идея. Можно было найти Олега и попросить его замолвить матери словечко за меня, вернее, за покупателя. Я даже потянулась снова к телефону. Но тут же одернула себя — насколько надо быть черствой, чтобы позвонить ему только для того, чтобы попросить об услуге. И все это ради денег!
Между тем покупатель не отвечал. Сотовый был вообще отключен, домашний безропотно гудел до тех пор, пока у меня уши не заложило. И где мотается этот кретин? Черт бы его побрал!
К обеду у меня совершенно расшатались нервы и пришло убеждение, что надо действовать самостоятельно, а не ждать у моря погоды. Мне нужна эта сделка? Нужна. Значит, вперед.
Я решила взять денег у жениха Лики, даже не взять, а просто спросить разрешения оставить у себя на время его задаток за квартиру. Бог мой, кругом одни задатки. Того и гляди, я заплачу вперед за любовь и собственное счастье. А что? Выложу кучу денег и попрошу кого-то там наверху не мешать моему благополучию…
Словом, я решила взять денег у Журавлева и самой заплатить задаток. В конце концов, я ничем не рискую. Еще вчера я разговаривала с покупателем и уладила все вопросы. Я не скажу ему, что сама внесла за него задаток. А как только он появится, возьму у него нужную сумму. Не думаю, что у Эльмиры возникнут вопросы по поводу оформления, так что все под контролем.
Окрыленная своей идеей, я понеслась к Журавлеву.
— Нет у меня денег, Марина, — грустно сказал Журавлев и икнул.
Он был пьян вдребезги, в квартире царил полный бедлам. Обрывки газет, бечевка, какие-то пакеты валялись на полу, в кухне висел сигаретный дым.
— Мяса хочешь? — гостеприимно улыбнулся Журавлев. — Давай, чего ты? Жрать надо, вот что, сил не будет, если не жрать.
— Леня, что происходит? — тихо спросила я.
— А? — Он икнул и поморщился. Затем положил вилку рядом с тарелкой. — А что? По-го-ди, ты чего? Я тебе не звонил, что ли?
— Нет, — отрезала я и встала, — мне ты не звонил. И Лика не звонила. Я ни черта не знаю, что тут у вас случилось, понял? Выкладывай давай.
— Надо же, и Лика не звонила, — задумался он.
— Вы что, поругались, что ли? — начинала догадываться я.
Журавлев тупо жевал огурец.
— Я аванс привезла, — сообщила я, доставая из кошелька пачку купюр, — там ничего не получается. Как что другое подвернется, я вам свистну. Я хотела спросить, можно мне пока у тебя эти деньги взаймы взять?
Журавлев снова икнул, глядя на меня осоловелыми глазами.
— Погоди, погоди. Так ты не знаешь… Вот что! А я-то думал!
— Что ты думал-то?!
— Думал, Лика тебе в первую очередь расскажет. Вы же с ней эти… родственницы… тьфу, сестры.
— Что расскажет, Лень? Что она должна была мне рассказать?
Придерживаясь за стол, он поднялся во весь рост, приосанился, напыжился и, дернув кадыком, проревел:
— Американский подданный! Я! Вот так! Он снова нашарил стул и сел.
— Это в каком смысле? — строго спросила я. — Все-таки решили ехать?
— Решили?! Я решил!
— А что Лика? Она ведь не хотела институт бросать…
— Она и не бросает… Не бросает она ни хрена! А я не могу так, что мне тут делать, а? — Он беспомощно посмотрел на меня. — Там ведь меня ждут, понимаешь? Клиника целая ждет, ты понимаешь? А тут я что? «Новым русским» геморрой лечить, что ли? Я их видеть не могу больше, этих скотов! Ты представляешь, нанимали меня на месяц — консультантом! Что я, сиделка? Я врач! А она говорит, заработать можно и здесь. Можно! Я вон сколько заработал, но противно, муторно все. Мне скоро полтинник, а меня имеют, как мальчишку! Того нет, сего нет, извольте попросить по-человечески… Я не зарабатывать хочу, а работать, ты понимаешь? Она не понимает! Ей институт, березки подавай, родную речь. Тьфу, какая речь, один мат кругом! Что ты молчишь, Марина? Я не прав, ты скажи, я не прав?
Журавлев замолчал, глядя на меня совершенно трезвыми, усталыми глазами. Потом потер щеки ладонями и по-собачьи встряхнулся, окончательно сбрасывая пьяную одурь.
— Ну что ты молчишь?
— А что тебе сказать? Лика — девчонка, тебе бы схватить ее и увезти отсюда силой, раз так надо. Если ты уверен, что там ей будет лучше…
— Не уверен! Ни в чем теперь не уверен. Я думал, раз мы так… что она меня любит… я думал, без разговоров. А тут видишь что — березки! Да другая бы…
— Другая тебе не нужна.
— Точно, — вздохнул он. — Вон Валентина, стерва, сына не дает. Первая моя. Не дает, и хоть тресни! Озверели все… Все равно потом увезу, приеду и увезу. А Лика пусть с березками!
— Дались тебе эти березки! — не выдержала я.
Он запустил пальцы в сальные волосы.
— Не мне они дались, ей! Я вот пью какие уж сутки, и не надо мне ничего! Думал, смогу, а не получается, ты ведь знаешь, я еще когда собирался… сколько мы с этой квартирой-то мучились, потом Лика, я думал, справлюсь…
— Может, правда, справишься?
Он покачал головой, руки его сжались в кулаки. Журавлев поднял на меня глаза — взгляд был злой и беспомощный.
— Поговори ты с ней, а! Уговори ее.
— Попробую, — сказала я, хотя уже была уверена — ничего не выйдет. Лика — сильная девочка, упертая, и вряд ли она, любя Журавлева, просто из-за каприза отказывалась уехать с ним.
— Попробуй, а!
Впрочем, в его голосе не было надежды.
— Квартира-то вам точно не нужна? Может, передумаешь?
— У меня билет на десятое.
Я почувствовала легкое головокружение. Вот так — несколько дней, и все в этой жизни меняется до неузнаваемости. Физиономия у меня, должно быть, сильно вытянулась.
— Ну чего ты? — спросил Журавлев. — Ладно тебе, на других заработаешь.
— Кретин, — выругалась я, хотя передо мной сидел немолодой мужчина, страдающий от несчастной любви.
Он не понял:
— Да не переживай ты так… Мы ведь тоже… Конечно, думали, квартирку, ремонт, все дела. Кухонька, арочки там, спаленки. Дудки! — Он взял со стола деньги, сунул в карман и сказал, словно очнувшись: — Прости, конечно, но сейчас я тебя проспонсировать не могу. Не имею права! Сам весь в долгах, так что прости.
— Да ничего, — усмехнулась я горько. Хорошая была идея. Хорошая пара была. И все, лопается все в одночасье, как мыльный пузырь. Остается прошедшее время — были, любили.
Я шла по улице и думала о том, какая я неделовая. Мне бы вцепиться мертвой хваткой в Олега — он хорош собой и очень богат. Мне бы трезво оценить обстановку у Журавлева и вовсе не возвращать деньги, даже разговор о них не заводить. Странно, но думать о себе хуже, чем я есть на самом деле, мне еще не приходилось.
Чем занять этот свободный день, было непонятно. Я шла и шла по улицам и неожиданно оказалась возле собственного дома. Там-то мне точно нечего было делать, однако я уже пришла. Может, пообедать, я давно не ела горяченького. Готовить для себя одной — эта мысль показалась невыносимой, и я обошлась бутербродами с кофе. В тот момент, когда я поднесла ко рту кусок хлеба с сыром, зазвонил телефон.
— Ты как, Марин? — Это был голос Андрея.
— Нормально.
— Что с деньгами-то?
— Ничего. Продавай Егору, как собирался.
— Не понял, — возмутился Андрей, — я тут ее жду, жду…
— Чего ты ждешь? Все равно Егора в городе нет, тебе так или иначе ждать.
— Да мы бы эту квартирку еще неделю назад оформили! Ну ты даешь!
— Отстань!
— Слушай, а что с двушкой в Отрадном? У меня покупатели есть, они тебе даже дозвониться пытались. Тебя нет и нет. Слышишь, Марина, где ты пропадаешь-то? Работа стоит… Двушка-то хоть приличная?
— Приличная.
— Ну ты с ними договорись…
Я положила трубку и бутерброд. Я действительно медленно соображала, а пока разговаривала с Андреем, вдруг поняла, что квартира Журавлева так и остается непроданной и что это еще один выгодный клиент. Пускай себе чешет в Америку, а мы тут разберемся как-нибудь. Не думаю, что Лика захочет купить его квартиру после всего, после счастливых, бессонных ночей и нежного солнца, лучи которого путались у них в волосах. Надо срочно искать покупателя.
Мой ищущий взгляд вдруг наткнулся на письменный стол. Там, в недрах ящика, лежали деньги Уклюйко. Нет, все-таки это смешно — в последнее время столько людей оказывало мне доверие, что я при желании могла бы сама купить квартиру. А у меня пока есть только одно желание — вернуть Егора. Или нет, сохранить Егора. Удержать, связать, усыпить и любить его, любить до изнеможения.
Мысли мои неожиданно повернулись в другую сторону — деньги, лежащие в ящике стола, можно было отдать Эльмире. Я испугалась собственных планов, но в голове уже отчетливо вырисовывалась картинка. Беру, прихожу, отдаю — и сделку можно считать удачной. Покупатель Эльмиры возвращает мне деньги, я вношу следующий задаток, уже за Уклюйко — и вторая удачная сделка. Вот и все, так просто на самом деле.
Я подхватилась, быстро собралась, зачем-то покидала купюры в спортивную сумку и выскочила из дома. Я так торопилась, что снова налетела на рабочего.
— Все, закончили мы тута! — заревел он радостно.
— Наконец-то, — вздохнула я, потирая ушибленную коленку, — значит, и вода горячая скоро будет, да?
— И лифт заработает, — хохотнул мужик. Посчитав все это за хороший знак, я прибавила шагу.
Лика выглядела очень худой и очень взрослой и, наверное, оттого была похожа в этот момент на меня сегодняшнюю. Мы столкнулись во дворе моего дома, когда я возвращалась от Эльмиры.
— Ты уезжала куда-то? — спросила сестра, кивая на мою сумку.
Я неопределенно пожала плечами.
— Давно ты меня ждешь?
— Только подошла.
Мы зашли в квартиру, обе какие-то измученные, с усталыми лицами.
— Ты была у Журавлева? — спросила Лика, пока я раскладывала вещи по местам.
— Ага. Ничего толком не поняла.
— У меня нет сил рассказывать. Я просто так пришла, знаешь, дома сейчас невыносимо. Мать все время злорадствует… Хорошо еще, что ей неизвестно, от чего я отказалась, иначе она меня со свету сжила бы!
Мне пришла в голову гениальная мысль:
— Оставайся у меня. Если хочешь, можешь пожить некоторое время.
Лика посмотрела на меня недоверчиво:
— Пожить? А твой Егор, он где сейчас?
— Далеко. И он вряд ли сюда вернется.
Мы вдруг расхохотались, правда, в нашем смехе была одна только горечь.
— Стало быть, мы обе свободные и несчастные, — констатировала Лика, отдышавшись.
— Предлагаю по этому поводу выпить, — подумав, добавила она.
Я воздела руки к небу:
— Пожалей, мне вчера уже довелось напиться, и не скажу, что мне это понравилось. Но если хочешь, стаканчик-другой я тебе налью.
— Не-а, так не пойдет. Пить в одиночку я не согласна.
Мы прошли на кухню, я поставила чайник на плиту и села напротив сестры.
— Что думаешь делать?
Она правильно поняла мой вопрос.
— Я не поеду с ним, это решено. Буду искать квартиру.
— А Ленькина тебе не подойдет?
— Нет, — отрезала Лика.
— Ладно, я так и думала.
— Ты что, хочешь заняться ею? Будешь искать покупателя? — Ее голос звучал возмущенно, словно я собиралась заняться чем-то постыдным.
— А ты против?
— Так ты думала об этом? — продолжала обвинять Лика.
— Была такая мыслишка, — призналась я со смешком, — но если тебе это неприятно, я забуду об этом. Клиентов, правда, сейчас маловато…
— А я? Я хороший клиент.
— Так у тебя есть деньги на квартиру? Я думала, ты истратила их, когда вы решили с Леней жить вместе…
— Журавлев был очень щедр.
Она произнесла это с такой грустью, что мне стало ясно — сейчас мы обе расплачемся. Обычно так и бывает после беспричинного, невеселого смеха, который недавно нами владел.
Точно, в глазах сестры заблестели слезы.
— Лика, в моем доме попрошу без этой мокрухи! — попробовала пошутить я, но она даже не услышала, сидела, тупо уставясь в пол, и хлопала мокрыми ресницами. — Между прочим, еще неизвестно, кто из нас больше страдает. Это ты должна меня сейчас утешать, у тебя-то по крайней мере все впереди, а мне, старой кошелке, уже ничего не светит!
— Тоже мне кошелка! — фыркнула Лика, размазывая по щекам слезы.
Я разлила чай, достала печенье, варенье. Скромный пир двух разбитых сердец.
— Ну что, — я подняла свою чашку, — помянем любовь?
— Ты говоришь такие страшные вещи!
— Абсолютно житейские! Но если хочешь, могу кое-что получше. — Я хихикнула, вспоминая среднюю дочку своей подруги, и провозгласила тот самый женский тост, которым Аленка однажды нас поразила.
Лика рассмеялась, на этот раз искренне и весело.
— Это ж надо, — повторяла она, — пусть плачут те, кому мы не достались! Пусть сдохнут те, кто нас не захотел! Целая философия.
— Пей давай.
Чай с печеньем показался мне чрезвычайно вкусным и даже экзотическим блюдом. Наверное, все дело в обстановке, нам с Ликой довольно просто было общаться. Никого другого я не хотела сейчас видеть и никому бы вот так запросто в двух словах не призналась в своей несчастной любви. Лика, несчастная по-своему, меня понимала и не расспрашивала. В этом не было равнодушия — только деликатность: молчание не тяготило нас.
Выпив по третьей чашке чаю, мы переглянулись, чувствуя себя примерно одинаково — этакими неуклюжими кумушками с набитыми животами.
— Я, кажется, сейчас лопну, — призналась Лика.
Я осторожно улыбнулась, стараясь не расплескать чай, которым был полон мой желудок. Мне было невероятно хорошо, хотя и тяжело. Неожиданно зазвонил телефон.
— Марина? — Я сразу же узнала долгожданный голос покупателя Эльмириной квартиры.
— Да-да, это я, здравствуйте, где же вы пропадаете? Я целый день до вас дозвониться не могу!
— Марина, видите ли, дело в том, что я передумал.
— Я тоже много думала…
— Вы меня не так поняли. Я передумал покупать вашу квартиру.
— Я ее и не продаю, — хохотнула я и через секунду, когда до меня дошел смысл его слов, громко икнула.
— Марина, вы слышите? Мариночка, я очень извиняюсь, но я не буду покупать квартиру Эльмиры. Так что до свиданья.
— Эй, погодите, — едва вымолвила я, краем глаза уловив суетливые движения сестры, которая пыталась всучить мне стакан с водой. — Вы делаете ошибку! Это… это шикарная квартира, и цена замечательная, и все остальное просто супер! Вы зря вот так, с бухты-барахты…
— Я не вот так, я подумал! — твердо заявил мужчина.
— Но вы же обещали! — отчаянно выкрикнула я, вцепившись в трубку так сильно, что она едва не треснула. — Так… так нечестно!
Мужчина неопределенно хмыкнул и отключился. Я стала судорожно давить на кнопки — его номер успел уже прочно укрепиться в моей памяти — и вдруг почувствовала на плече ладонь Лики.
— Мариш, выпей все-таки, ты вся зеленая.
— Зеленая? Зеленая! — пропела я. Кажется, начинается истерика.
— Ну что ты! Все утрясется, не переживай.
Она гладила меня по голове, а я все продолжала мучить телефон, который отзывался лишь длинными, беспощадными гудками. Будь все проклято!
— Лика, ты не понимаешь!
Я вскочила так резко, что мы столкнулись лбами. Лика слабо охнула и стала оседать на пол, а мои руки совершенно автоматически потянулись к ней.
— Ты живая? — спросила я, когда Лика была усажена на стул.
Она кивнула и посмотрела на меня чуть заплывшим глазом. Не выдержав, я хихикнула — вид у сестры был донельзя комичный.
— Прости, — сказали мы хором и засмеялись уже в полный голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27