– Иззи, – вздыхаю я.
– Не очень-то волнуйся насчет Иззи, она скоро отойдет. Она слишком добра и постарается тебя понять, – улыбается мама. Потом добавляет тем тоном, к которому я гораздо больше привыкла: – Но не стоит забывать то, что она сказала, – все это было совершенно справедливо. Тебе нужно многое изменить, и может быть, что-то исправить уже невозможно. Не могу об этом думать.
– А теперь расскажи мне подробнее о Даррене. Когда ты меня с ним познакомишь? И не забудь подать нам это шампанское. – Она берет меня за руку и ведет в гостиную.
Мама садится на диван, а я рядом с ней. Мы забываем о времени, болтая о Даррене и, что неожиданнее, о Бобе. Я рассказываю, что мне нравится в Даррене.
– Он иногда поднимает бровь, это выглядит ужасно сексуально. И ерошит свои волосы, как мальчишка.
– Боб тоже так делает. Только у него не так много волос. Это снижает эффект. – Мы смеемся. – Может, вы с Дарреном приедете в воскресенье к нам с Бобом на чай?
Лучше сделаем по-другому.
– Можно пойти всем вместе в ресторан. Она подумала и сказала:
– А что, это мысль. Можно будет нарядиться, это ведь особый случай.
Мы с мамой на диване, моя голова лежит у нее на коленях, она гладит меня по волосам, проводит по голове пальцами. У меня есть Даррен. И есть мама. Я защищена и любима, как маленький ребенок.
Дзи-и-и-и-инь.
– Интересно, кого там черт несет, – ворчу я, раздраженная тем, что нашу семейную идиллию так грубо нарушили.
Дзи-и-и-и-инь.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спрашивает мама.
– Нет. – Я подхожу к интеркому, но не успеваю нажать кнопку, как дверь открывается и в квартиру врывается Иззи. У нее в руках ключи, телефон и сумка, но сумку она тут же роняет, рассыпая бумажные носовые платки, деньги и косметику.
– Включай телевизор, – орет Иззи. Она все еще злится, поэтому так орет. – Скорее. «ТВ-6». – Вчера все это показалось бы необыкновенным, но теперь я тону в неожиданностях. И включаю телевизор.
Слышатся знакомые позывные. «Секс с экс»? Но его сегодня нет. Иззи шикает на меня.
– Здравствуйте. Большое спасибо и добро пожаловать, – говорит Кэти Хант, выбегая на сцену. Ее грудь колышется, а чтобы облегчить работу камеры крупного плана, блузка у нее расстегнута немного больше, чем нужно. – Итак, леди и джентльмены, у нас есть для вас кое-что интересное! – И она дерзко подмигивает именно так, как я ее учила.
Иззи дает мне стакан джина с тоником, и я беру, как послушная девочка. Маме она налила херес.
– Сегодня в главной роли выступит хорошо всем знакомая Джокаста Перри, «голос поколения». До ее свадьбы осталось несколько дней, и мы хотим проверить, готова ли она сказать ему «с этого дня и навсегда», или же «с этой ночи и навсегда» для нее начнется новая жизнь. – Публика ахает. – Нашей звезде предложили появиться в шоу, но она отказалась, и мы встречаем ее жениха Джошуа Диксона. Продолжительные аплодисменты, леди и джентльмены!
– Джош!
Стакан джина с тоником выскальзывает из моих рук и падает на пол, стекло взребезги, а джин плещет во все стороны. Но никто не пытается вытереть лужу. Мы застыли, мы неподвижны.
– Джош – ничего, если я буду звать вас Джошем? – мурлычет Кэти. Джош кивает, он всегда и всех очаровывает. – Не могли бы вы немного рассказать нам о себе и своих отношениях с невестой, Джокастой Перри. Расскажите, почему вы сегодня здесь.
– Мы с Кэс знаем друг друга с детства.
– Ах-х-х, – хором произносят зрители по сигналу режиссера, держащего большой плакат с надписью «Как мило». У нас есть еще другие плакаты со словами «Осуждение» и «Негодование». Это придумал Бейл.
– Я люблю Кэс. Я всегда ее любил, в школе, в университете и потом, когда мы стали работать. – Пока Джош говорит это, на экране появляются наши фотографии. На одной нам лет по восемь, он качает меня на качелях, а я улыбаюсь беззубой улыбкой и так высоко задираю ноги, что видны трусы. Кажется, что Джош старается раскачать меня как можно сильнее, а на самом деле он хотел столкнуть меня с качелей, чтобы покачаться самому. Конечно, он был мне как брат.
– Я так люблю эту фотографию, – говорит мама. Я сердито смотрю на нее.
Вторая фотография сделана в университете на вручении диплома. Джош поправляет мою мантию. Еще несколько снимков. Джош снят в своей адвокатской конторе, а я на разных вечеринках. На всех снимках я окружена мужчинами и держу в руках бокал шампанского, а Джош везде один.
– Почему они не показали тебя на работе? – спросила мама. – А Джоша на вечеринке? Он такой веселый молодой человек, а здесь он выглядит одиноким.
– Именно. Это им и было нужно. – Я запускаю пальцы в волосы. Мне уже известно, чем это закончится, но я бессильна им помешать. Иззи гладит меня по колену.
Мы не отрываем глаз от экрана.
– Кэс кажется очень легкомысленной женщиной, – настаивает Кэти.
– Да, это так, – соглашается Джош и, чтобы его не поняли превратно, добавляет: – Но мне в ней это нравится.
– Когда вы обручились?
– В марте.
– Значит, вы ждали этого двадцать шесть лет. Вы сидели дома, а она в это время развлекалась. Надеюсь, ее стоило ждать. – Кэти поворачивается к камере и делает гримасу.
Нам не дают выслушать ответ Джоша. Даже если он честно рассказал, что на самом деле все эти двадцать шесть лет не скучал, а скорее развлекался, надев «Дюрекс», аудитория об этом не узнала, потому что трансляция прерывается показом моих друзей и коллег. Они говорят: «Вот именно», «Игра продолжается», «Бешеная», «Веселая», и, со смехом: «Умелая, ну, вы понимаете, что я имею в виду». Зрители не имеют понятия, какие вопросы были заданы или: как от них добились именно такого ответа. Может, они говорили о моем отношении к работе или вообще о ком-то другом. Я-то все это знаю, потому что мы на «ТВ-6» не слишком щепетильны и составляем программу не для того, чтобы сообщать зрителям факты, а чтобы развлечь их. Раньше я это поддерживала. Теперь жалею.
Кэти просит Джоша рассказать о том, как он сделал мне предложение. Аудитория поверила в кремовую розу, романтичную полутьму и огромные брильянты. Но он забыл упомянуть о рыданиях только что брошенной Джейн. И он не вспомнил о своем новогоднем обещании и о том, что нарушил его.
И правильно. На его месте я бы тоже не стала этого делать.
Джош говорит о подготовке к нашей «большой, традиционной свадьбе», о ценах и хлопотах. Но он не сказал о том, что все это организовала мама. Потом показали большой сюжет о том, как Джош договаривается с поставщиками продуктов, флористами и парнем, который должен устанавливать праздничный шатер. Могу только сказать, что этот материал был отснят специально, потому что мне точно известно, что Джош не встречался ни с одним из этих людей.
Мама подтверждает это:
– Мы наняли другого флориста. – Она смотрит на меня и смущенно поправляется: – Нанимали. Это не тот флорист, которого мы нанимали. Как ты думаешь, почему Джош с ними разговаривает?
Она слишком наивна, чтобы все ей объяснить.
– Джош, а ведь очевидно, что Джокаста немного легкомысленна.
Эти слова меня задевают. И слегка ранят.
– Почему вы обратились на студию? Может, ее бывший возлюбленный угрожает вашим отношениям? – Кэти Хант клонит голову набок и сочувственно улыбается. Я видела, как она училась этому перед зеркалом в туалете.
– Есть один парень, Даррен Смит. Моя рана становится еще глубже.
Они показывают материал, снятый на вечеринке «ТВ-6». Даже в этом оцепеневшем состоянии я могу оценить мастерство редактора. Отличная работа. Так как камеры были скрытыми, и я уж точно не подписывала разрешение на съемку самой себя, им пришлось закрыть мне глаза черной полоской. Но до этого они показали много кадров со мной, и никто не усомнится, что на вечеринке снимали меня, а не другую женщину. Я смотрюсь злодейкой почище «госпожи» из борделя, в маске и с хлыстом. Фильм начинается с кадров, где я кладу обручальное кольцо в карман. Их повторяют четыре раза, а потом показывают подошедшего ко мне Даррена в маске. Показывают, как я улыбаюсь, словно чеширский кот. И как Даррен ухаживает за мной, как он приносит мне икру и шампанское.
Они ускорили эти кадры, чтобы мои быстрые жесты и его предупредительность выглядели так, будто я отдаю ему приказания. Сходи туда, принеси то, иди туда, иди сюда. Показывают, как мы с Дарреном танцуем. Мы танцевали под безобидную кавер-версию «Потанцуем еще», но «ТВ-6» озвучили ее хриплым волнующим голосом Рода Стюарта, поющего «Как думаешь, я хорош». А снято все это так, что кажется, будто я вращаю бедрами чуть ли не у его лица. Показали меня, пробирающуюся сквозь толпу женщин, облепивших Даррена. Этот фрагмент тоже ускорили и, раскачивая камеру, создали впечатление, что я буквально расталкиваю соперниц.
Потом кадры, на которых мы говорим без остановки, мои волосы скрывают наши лица, и кажется, что мы самозабвенно целуемся. Вчера мы у всех на глазах ушли вдвоем с вечеринки. Но, соединив два куска материала, на одном из которых Даррен идет в туалет, а на другом я выхожу на минуту из комнаты, чтобы позвонить, они сделали так, что получилось, будто мы нарочно вышли по одному, а потом встретились на улице. Если бы это были не мы с Дарреном, я была бы заинтригована.
Даррен.
Я смотрю, как мы с Дарреном гуляем по набережной. Я была права – мы взялись за руки около Молл. Смотрю, как мы садимся в такси и приезжаем в отель. Маски скрывают желание и недоверие в глазах Даррена, и стирают то мгновение, когда в моих исчезает осторожность.
Сейчас любая мелочь имеет значение. Теперь все понятно. Вот почему мы так быстро поймали такси – все было подстроено. Таксист знал, в какой отель нас везти. В тот, где в фойе, баре и коридорах были установлены скрытые камеры. Вот почему принесли завтрак, хотя мы его не заказывали. «ТВ-6» нужно было письменное свидетельство посыльного, что мы были в постели вдвоем. Вот почему режиссер не мог позволить нам остаться в отеле еще на одну ночь. Им нужно было убрать номер – а точнее, найти улики.
Я права. Фильм заканчивается несколькими кадрами со следами нашей любви. Камера панорамирует спальню, которую мы покинули. Показывает пустые бутылки из-под шампанского, пустые пакетики от пены для ванн, смятые простыни на кровати и упаковки от презервативов в мусорной корзине. Последние два кадра вызвали смешки в студии. Звук не отключен. И не произнесено никаких обвинений, потому что, если бы они были, я бы могла возбудить иск против «ТВ-6» за съемки скрытой камерой, но смысл понятен. Женщина с закрытым лицом, в которой можно узнать Джокасту Перри, обманула Джоша, улыбчивого симпатичного парня, сидящего на сцене.
Я чувствую себя преданной. Поруганной. Грязной.
А Кэти Хант довольна. Ее приподнятое настроение граничит с сексуальным возбуждением. Она пытается его скрыть, когда обращается к Джошу.
– Джош, что вы скажете по поводу увиденного?
Здесь нет победителей.
Бедный Джош. Он смотрел все выпуски «Секс с экс», но мне – его бывшему другу – ясно, что он не сознавал, какое унижение, горе и боль ожидают того, кто откроет этот ящик Пандоры. Я чувствую то же самое, только вдвое сильнее.
Как могла я думать, что созерцание смятых простыней – это развлечение? Как могла убивать любовь мелочной сплетней и делать из предательства забаву?
Джош пришибленный и будто постаревший. Он пытается изобразить милую улыбку, но у него не получается. Вся студия вздыхает. У него такой вид, как будто он сейчас заплачет. О господи, он же плачет. Я не могу это видеть.
– Как я уже сказала, Джокаста Перри была приглашена на шоу, но отказалась прийти.
– Это наглая ложь. Я обращусь к своим адвокатам, – бросаю я, но знаю, что ситуацию нельзя поправить. На «ТВ-б» все просчитано. Даже если я подам в суд за вторжение в частную жизнь, им это будет выгодно.
– Тем не менее у нас есть интервью с ней. Они показывают материал, который сняли на совещании, где я говорю о «Секс с экс». Тут я без маски, потому что это было снято для телевидения как реклама шоу. Я нагло смотрю в камеру и говорю:
– «Секс с экс» – это нечто непревзойденное. Дерзкое, смелое, непристойное и более чем забавное. – Но я знаю, что миллионы зрителей, которые это видят, думают, что я говорю о Даррене.
– А теперь слово Даррену Смиту, – сияет Кэти.
Крупный план Даррена, проводившего меня до метро. Даже черная полоска на его глазах не делает его смешным – он выглядит как современный Одинокий Рейнджер. Он взбегает вверх по ступеням, эти кадры повторяют три раза подряд. Добежав до конца лестницы, он подпрыгивает, выбросив над собой руку, смотрит на меня и говорит:
– Смело и более чем забавно, – опять выбрасывает руку. – Более чем забавно, – и все повторяется снова.
Пошли титры. Иззи и мама молчат. Я выключаю телевизор.
– Что значили эти последние кадры? – спрашивает мама.
– Так ты… ты… – пытается произнести Иззи. – Ты думаешь, что Даррен все знал?
Я бросаю на нее убийственный взгляд, и она опускает глаза.
Наконец я говорю:
– Как они могли такое подстроить? Ненавижу их всех. Ненавижу телевидение.
– Ты сама это придумала. Это твое дитя, – неделикатно напоминает Иззи.
– Это не дитя. Дети добрые. Это старший брат Франкенштейна. – Я знаю, она одобрит мои слова. И еще я знаю, что она права.
Глаза у меня слипаются от усталости, голова болит. И мне очень холодно. Я тащусь в спальню и приношу оттуда джемпер и какие-то носки. Мама и Иззи сидят в гостиной в тех же позах, недвижные, как статуи. Наверно, этот холод у меня внутри.
– Ты думаешь, что Даррен тебя подставил? – домогается Иззи.
– Нет. – Да как ей только это в голову пришло.
– Ты уверена?
– Я надеюсь. Я ему верю, Иззи.
– Мне кажется, он слишком легко тебя простил. Он же не святой. Похоже, что он просто тебе отомстил.
– Ты ошибаешься. – Он не мог притворяться. Я знаю, что он был со мной честен. И на вечеринке, и около реки, и в отеле. Он, слава богу, мой жених.
Надеюсь.
Несмотря на все виденное, я ему верю. Я помню, как он пел перед зеркалом в ванной, и как я вытирала мыльную пену с его спины, и как он чистил утром свои туфли. Я не позволю кадрам из программы заменить эти живые образы. Я знаю, чего хочу.
Зазвонил телефон. Мама зря сняла трубку. Это журналист из «Миррор». Я беру из ее рук трубку и кладу на рычаг. Телефон тут же звонит снова. Я выдергиваю его из розетки.
Иззи выглядывает в окно. Там, наверное, уже собралась толпа.
Я думаю о тех, кто должен был готовить эту программу. Бейл, конечно же, дал добро. Но Бейл меня не предавал. Предательство предполагает хоть каплю человечности, а Бейл подчиняется животным инстинктам. Он всегда был мне гадок, и можно не сомневаться, что он пошел на это ради рейтинга. Он отправит родную мать на панель, если будет уверен, что из этого можно состряпать шоу. Но он недостаточно умен, чтобы придумать все это.
Это Фи.
Она знала, как я отношусь к Даррену. И очень уж хотела помочь мне с вечеринкой. Я уверена, это она предложила Бейлу устроить вечеринку. Конечно – иначе откуда бы у нее взялось свободное время на «помощь»? Бейл любит, чтобы его подчиненные были завалены работой. Она рассылала приглашения, а с рассылкой или чем-то подобным она не ошибается никогда. Как Фи могла так со мной поступить? Я думала, мы подруги.
Но разве мы дружили?
Была ли я ей настоящей подругой? Когда она пришла на студию, то так старалась мне понравиться, но я дала ей понять, что у нас исключительно деловые отношения. Я видела, что она очень умна и амбициозна. Она могла меня обойти. И вместо того чтобы развить ее потенциал, ввести ее в коллектив, поощрить, я стала ее давить. Я научила ее только жестокости, эгоизму и самовлюбленности.
И она все это неплохо усвоила.
Дело не только в Фи.
Дебс и Ди должны были делать рекламу передачи.
Джеки тоже помогала, потому что у прессы есть мой телефон и адрес – те личные данные, которые были только у Джеки.
Кэти Хант с наслаждением сделала из меня шлюху, а ведь я ее продвигала! Что я ей сделала, чем обидела? Может, она просто считала, что я ее законная добыча.
Том и Марк, должно быть, имели на меня зуб, потому что я с ними спала, а потом бросила. А Грей – потому что не спала.
Хитрый Рики, ему-то что я сделала плохого? Не заметила, как он очарователен в новой рубашке «Дизель»? И тут я вспомнила, как не помогла ему уладить изменения графика с директором-гомофобом. Обещала приехать на переговоры, но осталась с Дарреном, и даже не вспомнила, что нужно отменить встречу. Исполнительный директор не простил Рики и теперь всячески отравляет его существование. А Рики явно подумал, что я его нарочно подставила.
А Джек, оператор? А редактор? А звукооператор Майк? «Микрофон Майк», как мы смеялись над ним, просто умирали от смеха. А Джен, режиссер по спецэффектам? Я делилась с ней «Кит-Кэт»! А когда нужно было выбирать, все меня предали.
Все это грустно, но самое худшее в том, что я это заслужила. Меня не удивляет, что ни одному из них я не смогла внушить уважение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36