Еще и еще?
– Кажется, он собирается продолжать. Я сомневаюсь, что это стоит делать. Неужели он думает, что люди так доверчивы?
– Ты можешь себе позволить и погулять. Невозможно постоянно жить в таком ритме.
– А что ты предлагаешь? – спрашиваю я.
– Может, выпьем, поедим пасты? Посидим где-нибудь, поговорим, наверстаем упущенное? Мы же целую вечность не виделись.
Она что, намекает, что я бросила ее в беде?
– Давай пойдем к «Папе Бианки», – предлагаю я, – там вкусно кормят. Конечно, не так, как в ресторанах из «Путеводителя Миш лен», но там дешево и весело, и, главное, официанты еще помнят, как обслуживать быстро и с улыбкой. – Я не упоминаю о том, что этот ресторан к тому же находится в двух шагах от студии, и я смогу вернуться на работу после обеда, но когда я назову ей адрес, она догадается.
– О'кей, не клади трубку, я возьму ручку. В трубке слышно, что у нее играет музыка.
Слышно, как Иззи переворачивает все в поисках ручки. Я знаю, где она ее ищет. Она начинает с ящика в телефонном столике, но там ее нет. Постепенно добирается до ящиков кухонного стола, до банки с вареньем на подоконнике, потом ищет под диванными подушками. Она нашла несколько ручек, но ни одна из них не пишет, а карандаши сломаны. Для научного работника Иззи слишком неорганизованная. Она снова берет трубку.
– Не могу найти ручку. Нашла одну сережку, которую давно искала, один номер телефона и рецепт, а ручки нет.
– Посмотри в сумке.
– Хорошая идея. – Она снова уходит, и на этот раз ручка находится.
Иззи записывает, где и когда мы встречаемся, и я кладу трубку. Я довольна, что предотвратила неминуемое несчастье, потому что она наверняка опоздает. Она или заблудится, или поедет не туда, а може'т, и вообще не приедет. Вся моя жизнь состоит из таких вот маленьких одолжений, которые облегчают судьбу другим людям. Если только люди это понимают.
Я снова поворачиваюсь к Фи и возвращаюсь к проблеме нравственного роста нации. Я знаю, что эта лицемерная щепетильность скоро будет забыта, но меня она раздражает.
– Знаешь что, Фи?
– Что?
– Эта пресловутая английская этика, проснувшаяся так необъяснимо… – я полна презрения, – …должна работать на нас.
– Ну и что?
– Как я и предполагала, все они не устояли. Все до одного. Мы живем в мире лжи. Неверность безгранична. Она свирепствует, не делая различий, и ранит тех, кто осмеливается доверять другим.
– Но это же отличная передача, – говорит Фи, не поняв, к чему я клоню.
– Но невеселая.
– Ну, да. Нам сегодня пришло письмо из Ирландии, с шелкопрядильной фабрики.
– Серьезно? – Этот пустяк меня моментально отвлек.
– Да. В прошлом году это заведение – забыла название – получило Королевскую награду в сфере промышленности и в поддержку экспорта. Видимо, спрос в этом году ощутимо снизился.
– Да что ты! – я довольна, а Фи не чувствует иронии. – Я знаю, что это огромная ответственность.
– Ответственность огромная, а история слишком долгая.
Иногда Фи меня просто убивает.
– Так о чем я говорила? А, да. На следующей неделе, пока я буду брать интервью, постарайтесь найти тех, кто – по вашему мнению – может устоять.
– Ты, кажется, сама говорила, что таких не существует, – возражает Фи.
– Вот и докажите, что я не права. – Она что-то нервничает. Я стараюсь быть тактичной. – Найдите неуверенных в себе людей, которые сами себе не нравятся, не говоря уж о других. Или отберите тех, кто так жаждет публичного признания, что не рискнет быть униженным.
– Как многообещающие политики?
– Да, или масоны.
– Ты произвела сенсацию! Ты просто чудо!
– Спасибо, Найджел.
– Где ты их нашла?
– Это было не так-то просто, ты уж поверь.
– Твой расчет был безукоризненным. Мы уже выпустили шесть шоу, и только когда появилась опасность, что измена станет предсказуемой, ты нашла пару, которая смогла устоять.
Я улыбаюсь ему. Я стараюсь выглядеть спокойной, но, если честно, я тоже довольна. Мы нашли пару, которая устояла перед этим соблазном. Эти люди меня удивили. Они устояли не потому, что бывшая оказалась занудой или знала все слова песен «Дюран Дюран», не потому, что обеспокоены состоянием текстильной промышленности, и не потому, что боялись, как бы их не поймали. А просто потому, что верны друг другу.
Любовь.
Они ею дорожат, И хотят всю жизнь быть вместе.
– Зеленые еще, – комментирую я.
– Зато программа получилась отличная, – добавляет Фи.
Именно. Они совершили переворот. Вот во что хотят верить люди. Это их манит. Я снова вернула им веру в вечное счастье.
Мы собираемся сделать большое специальное шоу. Мы оплатим самое роскошное венчание, ведутся переговоры об аренде Вестминстерского аббатства для съемок. Эти слова подразумевают, что не существует такого члена королевской семьи или потомка аристократического рода, которого бы мы не заполучили. Я хочу дать людям то, чего они ждут.
– А на следующей неделе мы сможем вернуться к изменам.
Сегодня двадцать четвертое декабря, поздний вечер. Я подняла голову от стола и заметила, что в офисе уже нет никого, кроме уборщика. На нем шапка Санта-Клауса и красный нос. Оказывается, нос его собственный. Я выключаю ноутбук и собираюсь оставить его здесь, чтобы не везти домой на Рождество. Звонит телефон.
– Кэс Перри, добрый вечер.
– Кэс, глупая девчонка. Что ты делаешь в офисе на Рождество?
– Привет, Джош. – Я слишком устала, чтобы говорить, как я рада, что он позвонил. – Я уже заканчиваю.
– Слава богу. Мы сидим в «Гусе и короне». Приходи, мы тебя ждем.
– С кем ты?
Джош называет несколько имен. Я смотрю на часы. Сейчас без двадцати девять, еще не поздно к ним присоединиться. Уж и не помню, когда в последний раз выпивала с друзьями.
– Отлично. Приеду через двадцать минут.
Меня охватило радостное предчувствие праздника, и я решила подарить уборщику бутылку солодового виски, присланную одним рекламодателем. Он так обрадовался этой малости. Я получила с десяток подобных подарков на Рождество и не могу разделить его восторг.
Вызываю лифт и, о господи, какое же наслаждение владеет мною, когда я покидаю офис. Стеклянный лифт, – не такой, как в «Шоколадной фабрике Уилли Уонка», – движется легко и плавно. Пока он везет меня вниз, я вспоминаю все детали следующего шоу. Я делаю это уже в сотый раз и знаю, что все в порядке, но все равно не могу о нем не думать. Привычка.
В здании темно, лишь горят огоньки сигнализации. Я прохожу по залам. В одном из них стоит ксерокс, там никого нет. В другом – автомат с батончиками «Марс» и кофеварка. В последней комнате всегда людно. Здесь бывает хорошо встретиться и поболтать о мужском климаксе. Сейчас тут никого. Все пошли домой – кто готовить индейку, а кто кормить жен байками. Я обменялась парой слов с секретарем в приемной, как и каждый год перед Рождеством. Мы говорим о том, как быстро прошел год, и это правда. Я была так занята, что не заметила, как прошла осень. Вот об этом я жалею, потону что, если бы меня спросили, я бы сказала, что осень – мое любимое время года. Я кивнула охраннику и направилась к огромным стеклянным вращающимся дверям. Я уже предвкушаю, как выпью водки с апельсиновым соком.
– Джокаста Перри, – разрезал тишину чей-то голос.
Я не успела ответить или понять, откуда он исходит.
– Вы знаете, что такое чувствовать себя униженной? Преданной? Вы знаете, что такое боль? Не думаю, что знаете, потому что у вас нет сердца.
Ей чуть за тридцать. Она, вероятно, сидела тут и ждала, но я не замечала ее, пока она не окликнула. У нее красивые крашеные волосы до плеч, вот только прическа никуда не годится. Двенадцатый или четырнадцатый размер одежды. Не уверена, что знаю ее, хотя лицо мне как будто знакомо. Так выглядят многие женщины.
Она направляется ко мне через фойе, подходит вплотную и тычет в меня толстым пальцем – ее просто трясет от ненависти, – и ремень сумки все время сползает у нее с плеча. Каждый раз, когда это случается, она прерывается на секунду, чтобы водворить его на место. Модный плащ, сумка от «Гуччи». Откуда я знаю эту женщину?
– Вы понимаете, что заставляет людей писать вам? Вы имеете об этом хоть малейшее представление? – Я смотрю на охранника и делаю знак, чтобы он не вмешивался. Кто бы ни была эта женщина, она явно уже хорошо отметила Рождество. – Наверное, нет. Сразу видно, что вы так себя любите, что не можете любить кого-то другого, и вообще неспособны чувствовать.
Раз я ее не знаю, вряд ли она знает меня. Даже мои друзья не сказали бы, что они меня знают. Какое право она имеет делать такие выводы? Так клеветать?
Хотя она права.
Она не кричит и не угрожает, но явно разгневана. Она владеет собой, но лишь настолько, чтобы показать мне, что она на это способна. Я мысленно перебираю свою картотеку. И наконец вспоминаю.
– Я знаю, кто вы. Либби, да? – Я протягиваю ей руку. Либби участвовала в одном из наших первых шоу. Она подозревала, что ее жених по-прежнему поддерживает отношения с бывшей подругой. И она не ошиблась. Я запомнила Либби, потому что у нее хороший вкус. Помню, она показывала мне подвенечное платье и платья для подружек, очень изысканные. Да, прекрасный вкус, который не распространяется на мужчин…
Она коротко кивает.
– Я боялась его измен, но я была с ним. А теперь я тоже боюсь, но уже одиночества.
Я коснулась ее руки. Она пахнет молодежными духами, похожими на «Фэйри Ликвид». Я даже засомневалась, что это Либби, ведь у нее был безупречный вкус. Подозреваю, что она выпила первую рюмку после работы, и джин в сочетании с рождественскими песнями из музыкального автомата сделал ее сентиментальной. Представляю, как приятели подначивали ее разыскать меня и поговорить. Одна или две ее действительно хорошие подруги, наверное, пытались ее удержать. Но, не сумев отговорить, они все-таки сделали доброе дело – попрыскали ее своими духами.
– Но он все равно бы ушел, – утешаю ее я. Она начинает всхлипывать.
– Вы думаете?
Секретарь принес ей чашку чая, а охранник усадил на диван. Она рассказывает им, как она одинока. Думаю, ее следует вывести на улицу, но так как сегодня Рождество, я не стану сообщать об оплошности регистратора и охранника.
Я иду к выходу.
– С Рождеством, Либби, – кричу я. Я жду, что она поздравит меня с Новым годом.
Но она молчит. Вместо этого она хватает меня за руку и спрашивает:
– Вам случалось посмотреть в зеркало и испугаться того, что там видите? – Я повернулась к ней, и она встретила мой взгляд. – Лично мне совсем не хочется смотреться в зеркало.
7
Завтра Новый год, а сегодня я отмечаю два события.
Первое – Рождество кончилось. Я посмотрела с мамой «Звуки музыки» и теперь свободна до следующего Рождества, как Джули Эндрюс. А второе состоит в том, что, ура-ура, это не начало тысячелетия. Тогда было ужасно. И само ожидание было ужасно. Я начала готовиться ко встрече тысячелетия еще в феврале девяносто седьмого, потому что меня запугали, что я не сумею сделать правильный выбор и встречу это уникальное событие не так, как надо. Я никак не могла решить, что лучше. Коттедж в Котсуолдс? Бал в Вегасе? Пляж на острове Св. Маврикия? Выбор был слишком велик, и у каждого варианта имелись свои преимущества, так что решить было непросто. Я предполагала, что уж как-нибудь с этим справлюсь, но скоро пришла к выводу, что мой выбор будет говорить о том, что я из себя представляю. Что я выберу, Вегас или Котсуолдс? Что мне нужно, блеск или покой? А в итоге мы с Джошем и Иззи встретили новое тысячелетие втроем. Джош готовил, я принесла шампанское. А вклад Иззи, помимо ее квартиры, состоял в том, что она умудрилась тогда не страдать от несчастной любви. Впервые на моей памяти под Новый год. Мы хорошо надрались и гуляли по набережной Темзы, толкались среди людей, созерцали фейерверки и миллионы спин гуляющих. Это было здорово. Я не успела оглянуться, и вот уже снова Новый год с его отвратительной бутафорией. Не только мысль о маленьком черном платье лишила меня рождественского благодушия, но и то, что в этом году я не буду встречать его с Иззи и Джошем. Иззи едет на Новый год к родителям в Марлоу, а Джош сейчас в Шотландии вместе с родственниками своей девушки.
Я иду на шикарную вечеринку для сотрудников телевидения. Если мне не с кем встречать Новый год, я выбираю это. В «Глостер-отеле» в Мейфер сегодня сборище всех самых известных персон телеиндустрии. Мне нужно там быть. Особенно в этом году, когда я так высоко взлетела. Пожалуй, выше, чем когда-либо. Мое шоу среди наших стало притчей во языцех, и с этим невозможно не считаться. И я к этому готова. Думая об этом, я вспоминала последний неинтересный кусок своей жизни. В конце августа у меня был Джо. Потом неудачная попытка с Айвором, она не в счет. Я гоню эти неприятные мысли, успокаивая себя тем, что у меня остается мой успех и этот Новый год, а если добавить к ним свободные нравы нашей телевизионной тусовки, значит, сегодня мне гарантирован отличный секс.
Тестостероном несло еще на входе в вестибюль отеля. Я завелась. Мы пытаемся замаскировать вожделение духами и одеколонами «Кальвин Кляйн», галстуками-бабочками и шикарными платьями, но оно просто витает в воздухе, отравляя атмосферу напряжением. Это волнует. Это радует. Это и есть СЕКСтатическое состояние.
Буквально.
Мои мужчины делятся на две категории: жертвы или партнеры по спортивным играм. Я предпочитаю последних, но тут уж как выйдет. Этого я заметила, когда мы садились за стол. Он сел за соседний. Его костюм сверкает при свете свечей, и у него нет обручального кольца. После осторожных расспросов я узнала, что у него есть постоянная подруга, но сегодня он пришел один. Идеальный вариант – требующий изобретательности, но реальный. Мне нужна только одна ночь, и я не могу тратить много времени на подготовку. Вероятно, у него сейчас трудный период. Как у них у всех. Он будет говорить, что это случилось потому, что его девушка его не понимает. Но, конечно, на самом деле все наоборот.
Обед проходит в ауре смеха и шампанского. Бейл сидит надутый как индюк, но он хоть бы не пытается обнять меня под омелой, как это было однажды с Ди. Мы с Фи и Рики все время смеемся, сплетничаем, подливаем спиртного в воду и демонстрируем свои таланты на танцплощадке. Я так веселюсь, что даже забываю, что хотела с кем-нибудь переспать. Но когда часы пробили полночь, а Фи и Рики пошли обниматься с теми, кто им понравился, я глазами ищу того парня. И он, конечно, не случайно оказывается неподалеку. Он не забыл те горячие взгляды, которые я бросала на него поверх дынных шариков, – он охотно на них отвечал.
Я не целую его на площадке, потому что у него есть подруга. Обойдемся без сплетен и шума, которые нам просто обеспечены после такого открытого заявления о намерениях. Вместо этого я подхожу к нему очень близко, так что мои губы оказываются около мочки его уха. Его волосы задевают мои губы. Я придвигаюсь еще чуть ближе, чтобы моя грудь прижалась к его руке. Его трясет. У меня вздрагивает в паху.
– У тебя есть здесь номер? – Он кивает. Атмосфера пропитана похотью. – Какой номер? – он тут же его называет. Я чувствую себя такой могущественной. – Идите к себе. Только не очень спешите, потому что мне нужно выдержать приличную паузу, прежде чем исчезнуть, но мне не хочется вас отпускать. – Я сжимаю его руку. Мы оба все понимаем. Он пьяно кивает. Он с радостью выполнит все мои указания.
Я ушла минут через пять и нагнала его в коридоре. Я немного устала и не склонна заниматься этим у стены, а он все возится с ключом и никак не может попасть в замок. Непонятно, то ли он слишком много выпил, то ли просто нервничает или возбужден, но это плохой признак. Он наконец открывает дверь. Мое настроение необъяснимым образом меняется. Меня раздражает его неловкость, и я больше не в состоянии ждать. Но раз я здесь… Он ждет продолжения, и было бы нечестно бросить его теперь. Это было бы невежливо. Я способна на многое, но не люблю дразнить мужчин, и решаю как можно быстрее с этим разделаться. Я действительно устала, лучше бы пораньше лечь спать.
Я отказываюсь выпить с ним чего-нибудь из мини-бара.
– Давай начнем.
Он выпивает виски. Потом пытается зажечь сигарету, но не может и роняет спички на пол. Он очень нервничает, и я начинаю испытывать к нему нечто вроде материнских чувств. Может, он слишком молод для таких приключений? Или я слишком стара? Бедный, как хочется его ободрить. Мужское эго – очень деликатная вещь. Мне оно всегда напоминало мыльные пузыри, которые выдувают через такую пластмассовую рамку. Они раздуваются, потом лопаются и тут же появляются снова.
– Эй, зверь, – я беру из его рук стакан с виски и целую его. Прекрасно. Действительно очень хороню. Но это ведь только поцелуй. Он порывисто нащупывает молнию у меня на платье и дергает замок. Это платье от Версаче, оно стоит около тысячи фунтов! Я делаю легкое телодвижение, высвобождаясь из него и одновременно исполняя мини-стриптиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Кажется, он собирается продолжать. Я сомневаюсь, что это стоит делать. Неужели он думает, что люди так доверчивы?
– Ты можешь себе позволить и погулять. Невозможно постоянно жить в таком ритме.
– А что ты предлагаешь? – спрашиваю я.
– Может, выпьем, поедим пасты? Посидим где-нибудь, поговорим, наверстаем упущенное? Мы же целую вечность не виделись.
Она что, намекает, что я бросила ее в беде?
– Давай пойдем к «Папе Бианки», – предлагаю я, – там вкусно кормят. Конечно, не так, как в ресторанах из «Путеводителя Миш лен», но там дешево и весело, и, главное, официанты еще помнят, как обслуживать быстро и с улыбкой. – Я не упоминаю о том, что этот ресторан к тому же находится в двух шагах от студии, и я смогу вернуться на работу после обеда, но когда я назову ей адрес, она догадается.
– О'кей, не клади трубку, я возьму ручку. В трубке слышно, что у нее играет музыка.
Слышно, как Иззи переворачивает все в поисках ручки. Я знаю, где она ее ищет. Она начинает с ящика в телефонном столике, но там ее нет. Постепенно добирается до ящиков кухонного стола, до банки с вареньем на подоконнике, потом ищет под диванными подушками. Она нашла несколько ручек, но ни одна из них не пишет, а карандаши сломаны. Для научного работника Иззи слишком неорганизованная. Она снова берет трубку.
– Не могу найти ручку. Нашла одну сережку, которую давно искала, один номер телефона и рецепт, а ручки нет.
– Посмотри в сумке.
– Хорошая идея. – Она снова уходит, и на этот раз ручка находится.
Иззи записывает, где и когда мы встречаемся, и я кладу трубку. Я довольна, что предотвратила неминуемое несчастье, потому что она наверняка опоздает. Она или заблудится, или поедет не туда, а може'т, и вообще не приедет. Вся моя жизнь состоит из таких вот маленьких одолжений, которые облегчают судьбу другим людям. Если только люди это понимают.
Я снова поворачиваюсь к Фи и возвращаюсь к проблеме нравственного роста нации. Я знаю, что эта лицемерная щепетильность скоро будет забыта, но меня она раздражает.
– Знаешь что, Фи?
– Что?
– Эта пресловутая английская этика, проснувшаяся так необъяснимо… – я полна презрения, – …должна работать на нас.
– Ну и что?
– Как я и предполагала, все они не устояли. Все до одного. Мы живем в мире лжи. Неверность безгранична. Она свирепствует, не делая различий, и ранит тех, кто осмеливается доверять другим.
– Но это же отличная передача, – говорит Фи, не поняв, к чему я клоню.
– Но невеселая.
– Ну, да. Нам сегодня пришло письмо из Ирландии, с шелкопрядильной фабрики.
– Серьезно? – Этот пустяк меня моментально отвлек.
– Да. В прошлом году это заведение – забыла название – получило Королевскую награду в сфере промышленности и в поддержку экспорта. Видимо, спрос в этом году ощутимо снизился.
– Да что ты! – я довольна, а Фи не чувствует иронии. – Я знаю, что это огромная ответственность.
– Ответственность огромная, а история слишком долгая.
Иногда Фи меня просто убивает.
– Так о чем я говорила? А, да. На следующей неделе, пока я буду брать интервью, постарайтесь найти тех, кто – по вашему мнению – может устоять.
– Ты, кажется, сама говорила, что таких не существует, – возражает Фи.
– Вот и докажите, что я не права. – Она что-то нервничает. Я стараюсь быть тактичной. – Найдите неуверенных в себе людей, которые сами себе не нравятся, не говоря уж о других. Или отберите тех, кто так жаждет публичного признания, что не рискнет быть униженным.
– Как многообещающие политики?
– Да, или масоны.
– Ты произвела сенсацию! Ты просто чудо!
– Спасибо, Найджел.
– Где ты их нашла?
– Это было не так-то просто, ты уж поверь.
– Твой расчет был безукоризненным. Мы уже выпустили шесть шоу, и только когда появилась опасность, что измена станет предсказуемой, ты нашла пару, которая смогла устоять.
Я улыбаюсь ему. Я стараюсь выглядеть спокойной, но, если честно, я тоже довольна. Мы нашли пару, которая устояла перед этим соблазном. Эти люди меня удивили. Они устояли не потому, что бывшая оказалась занудой или знала все слова песен «Дюран Дюран», не потому, что обеспокоены состоянием текстильной промышленности, и не потому, что боялись, как бы их не поймали. А просто потому, что верны друг другу.
Любовь.
Они ею дорожат, И хотят всю жизнь быть вместе.
– Зеленые еще, – комментирую я.
– Зато программа получилась отличная, – добавляет Фи.
Именно. Они совершили переворот. Вот во что хотят верить люди. Это их манит. Я снова вернула им веру в вечное счастье.
Мы собираемся сделать большое специальное шоу. Мы оплатим самое роскошное венчание, ведутся переговоры об аренде Вестминстерского аббатства для съемок. Эти слова подразумевают, что не существует такого члена королевской семьи или потомка аристократического рода, которого бы мы не заполучили. Я хочу дать людям то, чего они ждут.
– А на следующей неделе мы сможем вернуться к изменам.
Сегодня двадцать четвертое декабря, поздний вечер. Я подняла голову от стола и заметила, что в офисе уже нет никого, кроме уборщика. На нем шапка Санта-Клауса и красный нос. Оказывается, нос его собственный. Я выключаю ноутбук и собираюсь оставить его здесь, чтобы не везти домой на Рождество. Звонит телефон.
– Кэс Перри, добрый вечер.
– Кэс, глупая девчонка. Что ты делаешь в офисе на Рождество?
– Привет, Джош. – Я слишком устала, чтобы говорить, как я рада, что он позвонил. – Я уже заканчиваю.
– Слава богу. Мы сидим в «Гусе и короне». Приходи, мы тебя ждем.
– С кем ты?
Джош называет несколько имен. Я смотрю на часы. Сейчас без двадцати девять, еще не поздно к ним присоединиться. Уж и не помню, когда в последний раз выпивала с друзьями.
– Отлично. Приеду через двадцать минут.
Меня охватило радостное предчувствие праздника, и я решила подарить уборщику бутылку солодового виски, присланную одним рекламодателем. Он так обрадовался этой малости. Я получила с десяток подобных подарков на Рождество и не могу разделить его восторг.
Вызываю лифт и, о господи, какое же наслаждение владеет мною, когда я покидаю офис. Стеклянный лифт, – не такой, как в «Шоколадной фабрике Уилли Уонка», – движется легко и плавно. Пока он везет меня вниз, я вспоминаю все детали следующего шоу. Я делаю это уже в сотый раз и знаю, что все в порядке, но все равно не могу о нем не думать. Привычка.
В здании темно, лишь горят огоньки сигнализации. Я прохожу по залам. В одном из них стоит ксерокс, там никого нет. В другом – автомат с батончиками «Марс» и кофеварка. В последней комнате всегда людно. Здесь бывает хорошо встретиться и поболтать о мужском климаксе. Сейчас тут никого. Все пошли домой – кто готовить индейку, а кто кормить жен байками. Я обменялась парой слов с секретарем в приемной, как и каждый год перед Рождеством. Мы говорим о том, как быстро прошел год, и это правда. Я была так занята, что не заметила, как прошла осень. Вот об этом я жалею, потону что, если бы меня спросили, я бы сказала, что осень – мое любимое время года. Я кивнула охраннику и направилась к огромным стеклянным вращающимся дверям. Я уже предвкушаю, как выпью водки с апельсиновым соком.
– Джокаста Перри, – разрезал тишину чей-то голос.
Я не успела ответить или понять, откуда он исходит.
– Вы знаете, что такое чувствовать себя униженной? Преданной? Вы знаете, что такое боль? Не думаю, что знаете, потому что у вас нет сердца.
Ей чуть за тридцать. Она, вероятно, сидела тут и ждала, но я не замечала ее, пока она не окликнула. У нее красивые крашеные волосы до плеч, вот только прическа никуда не годится. Двенадцатый или четырнадцатый размер одежды. Не уверена, что знаю ее, хотя лицо мне как будто знакомо. Так выглядят многие женщины.
Она направляется ко мне через фойе, подходит вплотную и тычет в меня толстым пальцем – ее просто трясет от ненависти, – и ремень сумки все время сползает у нее с плеча. Каждый раз, когда это случается, она прерывается на секунду, чтобы водворить его на место. Модный плащ, сумка от «Гуччи». Откуда я знаю эту женщину?
– Вы понимаете, что заставляет людей писать вам? Вы имеете об этом хоть малейшее представление? – Я смотрю на охранника и делаю знак, чтобы он не вмешивался. Кто бы ни была эта женщина, она явно уже хорошо отметила Рождество. – Наверное, нет. Сразу видно, что вы так себя любите, что не можете любить кого-то другого, и вообще неспособны чувствовать.
Раз я ее не знаю, вряд ли она знает меня. Даже мои друзья не сказали бы, что они меня знают. Какое право она имеет делать такие выводы? Так клеветать?
Хотя она права.
Она не кричит и не угрожает, но явно разгневана. Она владеет собой, но лишь настолько, чтобы показать мне, что она на это способна. Я мысленно перебираю свою картотеку. И наконец вспоминаю.
– Я знаю, кто вы. Либби, да? – Я протягиваю ей руку. Либби участвовала в одном из наших первых шоу. Она подозревала, что ее жених по-прежнему поддерживает отношения с бывшей подругой. И она не ошиблась. Я запомнила Либби, потому что у нее хороший вкус. Помню, она показывала мне подвенечное платье и платья для подружек, очень изысканные. Да, прекрасный вкус, который не распространяется на мужчин…
Она коротко кивает.
– Я боялась его измен, но я была с ним. А теперь я тоже боюсь, но уже одиночества.
Я коснулась ее руки. Она пахнет молодежными духами, похожими на «Фэйри Ликвид». Я даже засомневалась, что это Либби, ведь у нее был безупречный вкус. Подозреваю, что она выпила первую рюмку после работы, и джин в сочетании с рождественскими песнями из музыкального автомата сделал ее сентиментальной. Представляю, как приятели подначивали ее разыскать меня и поговорить. Одна или две ее действительно хорошие подруги, наверное, пытались ее удержать. Но, не сумев отговорить, они все-таки сделали доброе дело – попрыскали ее своими духами.
– Но он все равно бы ушел, – утешаю ее я. Она начинает всхлипывать.
– Вы думаете?
Секретарь принес ей чашку чая, а охранник усадил на диван. Она рассказывает им, как она одинока. Думаю, ее следует вывести на улицу, но так как сегодня Рождество, я не стану сообщать об оплошности регистратора и охранника.
Я иду к выходу.
– С Рождеством, Либби, – кричу я. Я жду, что она поздравит меня с Новым годом.
Но она молчит. Вместо этого она хватает меня за руку и спрашивает:
– Вам случалось посмотреть в зеркало и испугаться того, что там видите? – Я повернулась к ней, и она встретила мой взгляд. – Лично мне совсем не хочется смотреться в зеркало.
7
Завтра Новый год, а сегодня я отмечаю два события.
Первое – Рождество кончилось. Я посмотрела с мамой «Звуки музыки» и теперь свободна до следующего Рождества, как Джули Эндрюс. А второе состоит в том, что, ура-ура, это не начало тысячелетия. Тогда было ужасно. И само ожидание было ужасно. Я начала готовиться ко встрече тысячелетия еще в феврале девяносто седьмого, потому что меня запугали, что я не сумею сделать правильный выбор и встречу это уникальное событие не так, как надо. Я никак не могла решить, что лучше. Коттедж в Котсуолдс? Бал в Вегасе? Пляж на острове Св. Маврикия? Выбор был слишком велик, и у каждого варианта имелись свои преимущества, так что решить было непросто. Я предполагала, что уж как-нибудь с этим справлюсь, но скоро пришла к выводу, что мой выбор будет говорить о том, что я из себя представляю. Что я выберу, Вегас или Котсуолдс? Что мне нужно, блеск или покой? А в итоге мы с Джошем и Иззи встретили новое тысячелетие втроем. Джош готовил, я принесла шампанское. А вклад Иззи, помимо ее квартиры, состоял в том, что она умудрилась тогда не страдать от несчастной любви. Впервые на моей памяти под Новый год. Мы хорошо надрались и гуляли по набережной Темзы, толкались среди людей, созерцали фейерверки и миллионы спин гуляющих. Это было здорово. Я не успела оглянуться, и вот уже снова Новый год с его отвратительной бутафорией. Не только мысль о маленьком черном платье лишила меня рождественского благодушия, но и то, что в этом году я не буду встречать его с Иззи и Джошем. Иззи едет на Новый год к родителям в Марлоу, а Джош сейчас в Шотландии вместе с родственниками своей девушки.
Я иду на шикарную вечеринку для сотрудников телевидения. Если мне не с кем встречать Новый год, я выбираю это. В «Глостер-отеле» в Мейфер сегодня сборище всех самых известных персон телеиндустрии. Мне нужно там быть. Особенно в этом году, когда я так высоко взлетела. Пожалуй, выше, чем когда-либо. Мое шоу среди наших стало притчей во языцех, и с этим невозможно не считаться. И я к этому готова. Думая об этом, я вспоминала последний неинтересный кусок своей жизни. В конце августа у меня был Джо. Потом неудачная попытка с Айвором, она не в счет. Я гоню эти неприятные мысли, успокаивая себя тем, что у меня остается мой успех и этот Новый год, а если добавить к ним свободные нравы нашей телевизионной тусовки, значит, сегодня мне гарантирован отличный секс.
Тестостероном несло еще на входе в вестибюль отеля. Я завелась. Мы пытаемся замаскировать вожделение духами и одеколонами «Кальвин Кляйн», галстуками-бабочками и шикарными платьями, но оно просто витает в воздухе, отравляя атмосферу напряжением. Это волнует. Это радует. Это и есть СЕКСтатическое состояние.
Буквально.
Мои мужчины делятся на две категории: жертвы или партнеры по спортивным играм. Я предпочитаю последних, но тут уж как выйдет. Этого я заметила, когда мы садились за стол. Он сел за соседний. Его костюм сверкает при свете свечей, и у него нет обручального кольца. После осторожных расспросов я узнала, что у него есть постоянная подруга, но сегодня он пришел один. Идеальный вариант – требующий изобретательности, но реальный. Мне нужна только одна ночь, и я не могу тратить много времени на подготовку. Вероятно, у него сейчас трудный период. Как у них у всех. Он будет говорить, что это случилось потому, что его девушка его не понимает. Но, конечно, на самом деле все наоборот.
Обед проходит в ауре смеха и шампанского. Бейл сидит надутый как индюк, но он хоть бы не пытается обнять меня под омелой, как это было однажды с Ди. Мы с Фи и Рики все время смеемся, сплетничаем, подливаем спиртного в воду и демонстрируем свои таланты на танцплощадке. Я так веселюсь, что даже забываю, что хотела с кем-нибудь переспать. Но когда часы пробили полночь, а Фи и Рики пошли обниматься с теми, кто им понравился, я глазами ищу того парня. И он, конечно, не случайно оказывается неподалеку. Он не забыл те горячие взгляды, которые я бросала на него поверх дынных шариков, – он охотно на них отвечал.
Я не целую его на площадке, потому что у него есть подруга. Обойдемся без сплетен и шума, которые нам просто обеспечены после такого открытого заявления о намерениях. Вместо этого я подхожу к нему очень близко, так что мои губы оказываются около мочки его уха. Его волосы задевают мои губы. Я придвигаюсь еще чуть ближе, чтобы моя грудь прижалась к его руке. Его трясет. У меня вздрагивает в паху.
– У тебя есть здесь номер? – Он кивает. Атмосфера пропитана похотью. – Какой номер? – он тут же его называет. Я чувствую себя такой могущественной. – Идите к себе. Только не очень спешите, потому что мне нужно выдержать приличную паузу, прежде чем исчезнуть, но мне не хочется вас отпускать. – Я сжимаю его руку. Мы оба все понимаем. Он пьяно кивает. Он с радостью выполнит все мои указания.
Я ушла минут через пять и нагнала его в коридоре. Я немного устала и не склонна заниматься этим у стены, а он все возится с ключом и никак не может попасть в замок. Непонятно, то ли он слишком много выпил, то ли просто нервничает или возбужден, но это плохой признак. Он наконец открывает дверь. Мое настроение необъяснимым образом меняется. Меня раздражает его неловкость, и я больше не в состоянии ждать. Но раз я здесь… Он ждет продолжения, и было бы нечестно бросить его теперь. Это было бы невежливо. Я способна на многое, но не люблю дразнить мужчин, и решаю как можно быстрее с этим разделаться. Я действительно устала, лучше бы пораньше лечь спать.
Я отказываюсь выпить с ним чего-нибудь из мини-бара.
– Давай начнем.
Он выпивает виски. Потом пытается зажечь сигарету, но не может и роняет спички на пол. Он очень нервничает, и я начинаю испытывать к нему нечто вроде материнских чувств. Может, он слишком молод для таких приключений? Или я слишком стара? Бедный, как хочется его ободрить. Мужское эго – очень деликатная вещь. Мне оно всегда напоминало мыльные пузыри, которые выдувают через такую пластмассовую рамку. Они раздуваются, потом лопаются и тут же появляются снова.
– Эй, зверь, – я беру из его рук стакан с виски и целую его. Прекрасно. Действительно очень хороню. Но это ведь только поцелуй. Он порывисто нащупывает молнию у меня на платье и дергает замок. Это платье от Версаче, оно стоит около тысячи фунтов! Я делаю легкое телодвижение, высвобождаясь из него и одновременно исполняя мини-стриптиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36