– И что дальше?
– Ваша передача воздействует на аудиторию, но поверхностно. – Я непонимающе смотрю на него. – Телевидение не требует никакой ответственности. Каждый из ваших зрителей, предвкушавших измену, совершил маленькое предательство по отношению к нормам жизни. Но по-вашему никто, исключая несчастных обманутых, не должен отвечать за свои поступки. Я дотрагиваюсь до своих висков. Мне понятен его аргумент, но он ошибается.
– Нет, Даррен. Телевидение только созерцает и отражает общество. Нельзя считать его виновным в упадке. Вам это, наверное, неприятно, но я просто говорю, как есть на самом деле. Почему вас это так злит? – вздыхаю я.
– А почему вы не хотите признать, что это злит вас? – вопрошает он.
Я пожимаю плечами и пробую мороженое.
– Хотите?
– Ну, давайте. – Мы останавливаемся, и он пробует мое мороженое. Ему приходится держать меня за руку, потому что она дрожит. Наверное, от холода. Он прав – не стоит есть мороженое в январе. У него розовый и узкий язык.
– Я не купилась на вашу идею о коллективной ответственности, об общественном благе и тому подобное. Пошло оно все! Чем больше людей я знаю, тем больше разочаровываюсь в них.
– А за кого отвечаете вы?
– За себя. Еще я присматриваю за мамой, Иззи и Джошем, когда есть время.
Мы оба умолкаем. Я смотрю на него. Смотрю прямо ему в глаза, что я редко делаю, во всяком случае, не тогда, когда он тоже на меня смотрит. У меня бурчит в животе. Это от стресса.
– Я не стану участвовать в вашем шоу. – Он произносит это так, будто искренне этим огорчен. – Я не считаю, что это может вам помочь. – Я снова пожимаю плечами. Сказать честно, я даже не уверена, что хочу, чтобы Даррен появился в шоу. Даже уверена, что не хочу.
– Не стоит обо мне беспокоиться. Я привыкла сама заботиться о себе. – И я быстро иду вперед, даже не посмотрев, задел ли его мой отпор настолько глубоко, как я хотела. Ему не нужно знать, что он мне больше не нужен.
Все гораздо хуже. Просто я его хочу.
Звоню Бейлу и с облегчением слышу, что он на совещании и что я могу оставить ему сообщение. В сообщении я вру. Я говорю ему, что Даррен очень близок к тому, чтобы согласиться на участие в шоу. Что мне было совершенно необходимо заставить его согласиться, и что он не может мне позвонить, потому что у моего телефона села батарейка.
Я знаю, что это неправда – во всех отношениях. Но стараюсь не думать о плохом.
Когда Даррен с девочками возвращаются домой (на десять минут позже меня), я – сама безмятежность и покой. Я часто проделываю с мужчинами этот трюк. То я мрачная, то веселая. Это заставляет их быть обходительными.
Уже поздно, мы пропустили чай, но хуже всего, что девочки не пили чай по нашей вине. Миссис Смит предлагает сделать сэндвичи, но я не могу больше есть. Меня просто тошнит.
Сара ведет девочек купаться. Мистер и миссис Смит, Шелли и Ричард решают идти в паб. И меня пригласили, а мне ужасно хочется выпить. И, как только я промолвила, что пойду, Даррен хватает свое пальто и говорит, что идет тоже. Мало он меня сегодня изводил.
В пабе все бурлит. Полным-полно грубых и суровых рыбаков. Как ни удивительно, все они выглядят довольно сексуально, даже обутые в эти свои странные калоши. На них черные шапочки и непромокаемые костюмы, и в отличие от модных новинок, они подлинные. Я соблазняю Смитов, предложив купить им что-нибудь выпить, и дохожу до того, что вместе с ними пью густой, крепкий портер, очевидно, их любимый напиток. Паб грязный, безвкусный, обшарпанный и явно ими любим. Удивительно, до чего быстро я забываю о липком драном линолеуме, который загнулся и открывает еще более липкий деревянный пол. Я не замечаю оборванных диванных подушек, измочаленных обоев и обтрепанных ковриков и таю в алкогольном забытье.
Ко второй пинте я вообще ничего этого не вижу. Вместо этого меня окружают смех, тепло и доброжелательность. Она обвивает меня, как сигаретный дым, пристает к волосам, льнет к одежде и проникает внутрь.
К третьей пинте мистер Смит-старший кажется мне мудрейшим мужчиной на земле. Его рассказы об Уитби очаровательны, а его молчание проникновенно. Я больше не опасаюсь, что местные жители до сих пор балуются петушиными боями, и даже говорю об этом мистеру Смиту. Я стараюсь избавиться от предубеждения, признав, что оно абсолютно безосновательно.
– Предубеждение – оно предубеждение и есть, – замечает он.
Шелли и мистер Смит очень общительны. Мы играем несколько шумных партий в домино, я одерживаю победу, и этой победы мне хватает, чтобы целый вечер тешить свое тщеславие. Ричард общителен и многим интересуется. От Даррена он знает, что у меня «обширные познания в истории». Я в восторге оттого, что он догадался об источнике моих познаний: «Об аббатстве вам сказал кто-то с вашей студии?» Вначале я киваю с опаской, – а вдруг он выдаст меня Даррену? Но он таинственно подмигивает, щелкает себя по носу и добавляет: «Даю слово, что никому не скажу». И я в приливе благодарности готова его расцеловать. А Даррен?
Даррен бесподобен.
Даррен лучше всех. Он даже сексуальнее, чем рыбаки. Анекдоты у него мудрее, забавнее и глубже, чем у его отца. Он веселее, чем все его родственники в самый разгар веселья. Он азартен. Он осторожнее, чем Ричард – думаю, никто не заметил, что он положил руку мне на колено. Он ядро этой радостной атмосферы, которая меня поглотила. Он тянется ко мне сильнее и упорнее, чем кто бы то ни было.
И это пугает.
Я пьяна. Но не слишком, как я и ожидала, хмель напоминает мне о чувстве меры.
Без четверти девять объявляю, что мне нужно ехать укладывать вещи. Даррен спешит сказать, что едет со мной, и я так признательна миссис Смит за то, что она тоже едет с нами. Я слегка опьянела и знаю, что если Даррен захочет коснуться не только моего колена, то я наверняка ему это позволю.
Когда мы уже дома, Даррен направляется прямо в переднюю. Миссис Смит на кухне складывает чистое белье для глажения, а я выпиваю целое ведро воды.
– Хорошо провели день, детка? – спрашивает она. Я энергично киваю. – Вы просто красавица, когда улыбаетесь. Вы прекрасно выглядите. – И она выходит из кухни, чтобы я могла насладиться ее комплиментом. Мне так приятно. Слово «прекрасно» звучит у меня в голове.
Прееекрасно.
Прекрррасно.
Прекрасно.
Я слышу массу комплиментов от мужчин, которые хотят меня трахнуть, от девушек с «ТВ-6», которые слишком меня боятся, чтобы не говорить мне комплименты, от матери, от Иззи и Джоша. Но мама это мама, а Иззи и Джош, наверное, довольно искренни, они обо всех хорошо отзываются. По моим понятиям, незаслуженные похвалы обесценивают подлинные достоинства. Но комплимент миссис Смит действительно чего-то стоит. У меня сложилось впечатление, что она не так часто раздает комплименты.
Задняя дверь распахивается, и вваливается Линда, которая весь вечер околачивалась с друзьями около автобусной остановки. Она прерывает мои размышления.
– Вы похожи на кошку, напившуюся сливок.
– Наверное, ты права. Будешь пить чай? – И я ставлю чайник прежде, чем она успевает ответить. Она улыбается.
– Вы, кажется, освоились здесь за эти два дня.
– Да. Может, оттого что выспалась, а может, из-за морского воздуха…
– Или потому, что побыли с Дарреном.
А это еще что? Для своего возраста она слишком нахальна. Да нет, я не права, Линда совершенно нормальная девочка. Не отвечая, я раскладываю на тарелке шоколадные стимуляторы пищеварения.
– Он всегда так действует на женщин, – добавляет она.
Естественно.
– Всегда? – осмеливаюсь спросить я. Линда выпучила глаза:
– Он же красивый. – Она права. – Все женщины обращают на него внимание. Всем он нравится, начиная от подруг Шарлотты и заканчивая моими и Сары. Даже маминым подругам, представляете! – Меня как будто ударили. И я мгновенно трезвею. – И то же самое в Лондоне. Я заметила это, когда приезжала к нему на летние каникулы. К нему все время заходили женщины. «Даррен, не хотите выпить?», «Даррен, откройте, пожалуйста, крышку! Какой вы сильный!», «Мужчина, умеющий готовить, – это такая редкость».
Мне неприятно слышать все это, но Линда так забавно их передразнивает, что невозможно удержаться от смеха. И потом, она не стала бы мне все это рассказывать, если бы не понимала, что я отличаюсь от остальных.
Это правда? Ну, возможно, это и не так. Все-таки ей только семнадцать. Может, она дает мне понять, что я не единственная его поклонница.
– Он действительно хорошо готовит, – говорю я. – Вчера вечером он приготовил для меня необычайно вкусный тост с сыром.
– Необычайно! – говорит Линда иронически и имеет на это право, учитывая то, что я сказала. Я ловлю ее взгляд, она все видит, хотя дико вращает глазами.
– И вы тоже! Я думала, вы не поддадитесь!
– Что? – переспрашиваю я и тут же жалею. Она так непосредственна и хочет высказать мне все.
– Вы в него влюбились.
– Ничего подобного.
– Разве вы в него не влюблены?
– Нет.
– Как жалко. А мне показалось, что он в вас влюблен.
Хвала Господу!
Линда берет яблоко, откусывает большой кусок, пожимает плечами и оставляет меня наедине с самой собой.
Где коробка для сыра? Где свежая зелень? Авокадо? В холодильнике полно еды, но нет ничего подходящего. Я обозреваю бесчисленные упаковки от «Роунтри» и «Кэдбери». Но рыбные палочки, картофельные ломтики «Алфавит» и соус «Хайнц» не подходят для романтического ужина на двоих. Где еда для взрослых?
Что я говорю? Романтического? У меня ни разу в жизни не было романтического ужина.
Были стратегические, а вот романтических не было.
Но конечный результат один и тот же – секс. Поэтому неважно, как это назвать.
Я должна переспать с Дарреном. Это и ежу ясно, почему я не подумала об этом раньше? Самый надежный способ рассеять странные иллюзии, которые я питаю помимо собственной воли. Секс с Дарреном поставит его на одну доску со всеми остальными моими любовниками. Он явно не собирается участвовать в шоу. Так что если я с ним пересплю, это не повредит делу. Вряд ли у меня будет возможность снова с ним встретиться, и это избавляет от неизбежных душераздирающих сцен. А так как он чертовски сексуален, то почему бы не попытаться?
И я решаю пренебречь своим новогодним решением так же, как и прежде, когда я тайком выкуривала лишнюю сигарету или выпивала лишний коктейль.
Как ни странно, я волнуюсь. Я уже искусно соблазнила самую блестящую и самую глупую часть британского общества. Даррен станет всего лишь одним из них. Он должен соответствовать одному из моих типов, и, определив его тип, я смогу выбрать эффективную стратегию.
Я исключаю что-то явно подходящее для легкомысленных мальчиков.
Я исключаю нечестные приемы, которые применила бы к менее щепетильным мужикам, которых выгоняла.
Исключаю все, что требует изображать подлинные чувства – он уже слишком хорошо меня знает.
Перебрав свои теплые вещи, выясняю, что у меня есть только то, что мне дали поносить Шелли и Сара, плюс две или три теплые одежки, которые Иззи все-таки незаметно запихала в мою сумку. Я выгляжу ужасно, и поэтому исключаю все, что полностью зависит от моего гардероба. У меня есть только одна ночь, и я исключаю все варианты, требующие времени.
Приготовлю для него что-нибудь – так сказать, проявлю самоотверженность, зажгу свечи, а если все это не сработает, то должно помочь вино. Но после осмотра холодильника, а также приняв во внимание трудности готовки на чужой кухне, я отказываюсь от этого плана. Все-таки завтра я уезжаю. Мне нужно сесть на утренний поезд. Бейл лопнет от ярости, если я не появлюсь, хотя, по-моему, в этом нет необходимости, Фи сама справится со съемками до моего возвращения.
Смотрю на часы.
Сейчас девять пятнадцать.
Сейчас или никогда.
«Никогда» меня не устраивает. Нужно спешить.
Я нахожу Даррена в передней, он слушает Радио-4. И предлагаю:
– Пойдемте, прогуляемся. Может, в Уитби найдется ресторан, работающий после девяти?
– Полно. Надевайте пальто.
11
У нас с Дарреном разное представление о том, что называется рестораном. Можно, в конце концов, купить еду в ларьке с хот-догами, но я сомневаюсь, чтобы девушка из рекламы их ела. В «ресторане» всего полдюжины разномастных столиков, и вокруг каждого стоит как попало от двух до шести разрозненных стульев. На столах пластиковые скатерти в красно-белую клетку и пластмассовые цветы. А из музыкального автомата звучит музыка. Тем не менее свечи настоящие, а кормят вкусно, хотя выбор блюд ограничен – спаг. бол. и больше ничего.
И мы взяли спагетти по-болонски. Даррен заказал бутылку красного вина. Никто из нас не осмелился спросить карту вин.
В ресторане еще три пары, а одна женщина явилась с собакой. Меня окружают рыхлые груди и обширные животы. В такие места я никогда не хожу. Одно хороню – я так далеко от дома, что здесь меня никто не узнает. Поразительно, что Даррен чувствует себя здесь так же свободно, как и в «Оксо Тауэр». Я чувствую себя неловко и боюсь заразиться провинциальной скукой. Боюсь начать думать, что можно носить синее с зеленым или что можно хорошо провести вечер, распевая песни в каком-нибудь убогом пабе. А ведь это уже происходит. Нужно быстренько обстряпать то, что я задумала, и возвращаться в цивилизацию, пока во мне не произошли необратимые изменения.
Приносят еду и напитки. Даррен притих, я гоже, как назло, онемела. Я же никогда не лезу за словом в карман. Почему это случилось сейчас, когда мне нужно его обольстить? Я знаю, что мне нужно. Неужели так трудно затащить его в постель? Но теперь это, кажется, просто невозможно. Я вздыхаю и оглядываю ресторан. Пожилая пара просит официанта их сфотографировать, и, как ни удивительно, на его лице нет ни презрения, ни жалости, которые он вроде бы должен испытывать. Они улыбаются, замерев с бокалами в руках. Я хочу съязвить, но замечаю, что Даррен тоже смотрит на них с улыбкой.
Нежно смотрит.
– Разве это не удивительно? – кивает он в сторону безобразной парочки. Он, кажется, не понимает, как они ужасны, и говорит, как здорово встретить пожилых, счастливых и по-прежнему любящих друг друга людей. Я перебиваю его и говорю, что пара, возможно, встречается тайно, а так как в Блэкпуле и Брайтоне не было мест в гостиницах, то они решили поехать в Уитби. Он смеется и, не обращая внимания на мои слова, продолжает говорить, как он верит в дружбу, преданность и понимание.
– И в секс, – добавляю я. Вернемся к делу.
– Это только составляющая любви. Конечно, это тоже важно.
Он имеет в виду этих стариков, и, как ни странно, пока он разводит всю эту лирику, я почти верю во все это. Его оптимизм заразителен. Наверное, это от вина.
Но я вовремя прихожу в себя.
– Какая сентиментальность, – фыркаю я. Не знаю, почему я такая злая. Наверное, по привычке.
Даррен не обижается, а улыбается.
– Возможно, но лучше быть сентиментальным, чем циником.
– Я не циник, я…
– Реалист, – договаривает он. – То есть не верите в вечную любовь?
– Вечную любовь! – фыркаю я презрительно. – Ее не существует. Люди используют друг друга и идут дальше. Это встречается на каждом шагу. Вы, наверное, верите и в лох-несское чудовище, и в Санта-Клауса, – бросаю я резко. И смотрю на Даррена, но он молчит. То ли он злится, то ли огорчен. Оказывается, и то и другое.
– Почему вы не умеете быть воспитанной? Не забывайте, я оказываю вам любезность. Вы сами напросились ко мне в гости. Разве вам было так уж плохо здесь со мной и моими родными?
Вначале я теряюсь и не знаю, что сказать. Вздыхаю и, пригубив вино, отвечаю честно.
– Нет, мне с вами не было плохо. Я… – тут пришлось преодолеть колебания и сделать над собой усилие, – я действительно прекрасно провела время. У вас хорошая семья.
Даррен тут же смягчается и начинает улыбаться:
– Я на это надеялся, но не был уверен. Вы то улыбаетесь, а то…
– Что?
– Рычите, по-другому и не скажешь.
Я снова вздыхаю, признавая его правоту.
– Я, конечно, верю, что люди могут любить или хотя бы хотеть друг друга. Мы вообще довольно слабые создания. И из-за нашей слабости не можем сохранить любовь, поэтому страдаем. Я считаю, лучше вообще избегать неприятностей.
– А вы не впадаете в крайность?
– Здесь не бывает середины. Быть слегка влюбленной – это не выход.
– Теперь я с вами соглашусь. – Он недолго молчит, а потом мягко спрашивает: – Помните тот вечер в ресторане «Оксо»?
Неужели это было три дня назад? Как будто прошла целая вечность.
– Я спросил, что вас задевает по-настоящему. А потом понял, что это не мое дело, и сменил тему. – Я киваю. – Интересно, вы по-прежнему считаете, что это не мое дело? Я действительно хочу знать, что вас так обидело, что вы замолчали? – он говорит все это, не глядя на меня и играя баночкой с перцем.
Я удивлена, что его это интересует, и хочу все объяснить. Но получится ли?
– Просто меня не устраивают эти руины. – Он смотрит на меня с насмешкой. – Эти жалкие обломки чувств, которые выдают за отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36