Сестра сказала, что они не знают — даже если она очнулась — они не знают, придет ли она в норму.
— Конечно, она поправится, — заявила Ханна. — В свое время я видела много людей в коме, и когда они начинали реагировать, то это всегда значило: они идут на поправку.
Клер слишком устала, чтобы спрашивать у Ханны, когда это она повидала много людей в коме. Она прислонилась к Алексу, тупо глядя на стол перед ними. Ханна принялась расчищать место от журналов и выкладывать оладьи. — Пойду принесу кофе, — сказала она.
— Врач сказала, сколько это продлится? — спросила Джина.
Клер кивнула:
— Думаю, несколько минут.
— Тогда у меня есть время позвонить. Я сейчас вернусь.
Она прошла по коридору к телефону и прислонилась к стене, прижав губы к трубке:
— Хэнк, это Джина, я хочу спросить, получил ли ты записки и отчеты тестов, которые я послала тебе по факсу.
— Я звонил твоей подруге Роз, что получил.
— Ага. Я просто не была дома и не говорила с ней; я сейчас в больнице с подругой. И что? Что вы собираетесь с ними делать?
— Мы собираемся их проверить, Джина, но не в рождественскую неделю. Даже у прокурора штата Коннектикут существуют праздники, ты понимаешь. Мы подождем до следующей недели, или, может быть, до первого января. В ближайшую пару недель ничего не случится.
— Ты хочешь сказать, что пошлешь людей обыскивать «Эйгер Лэбс»?
— Я хочу сказать, что кто-то из нас пойдет туда и поговорит с президентом компании. Пока продукция находится на складе, они не совершили преступления. У них возникнут неприятности, как только они погрузят товар, который, как они знают, вреден для здоровья…
— И вызывает слепоту.
— Только в одном случае, согласно материалам, которые ты мне прислала, и еще не доказано, что слепоту спровоцировала именно их косметика, хотя это весьма и весьма вероятно. Что меня интересует в этом деле — чтобы небезопасные продукты не попали на полки магазинов в Коннектикуте, так что, думаю, мы заставим их задержать погрузку до тех пор, пока мы все не проверим. Разве ты не этого хотела?
— Это мне весьма по вкусу. Я только еще хотела…
— Что такое?
— Я думала, что неплохо бы и совету директоров «Эйгер Лэбс», его партнерам, знать, что творится в их компании.
— А ты что думаешь, они не знают?
— Думаю, нет. Если бы ты мог позвонить им, Хэнк…
— Это не дело прокурора штата, и ты это знаешь. Мы были друзьями очень долго, Джина, я люблю тебя и думаю, что ты изумительная женщина. Ты молодец, что послала мне все эти материалы, но я не собираюсь играть в те игры, которые ты затеваешь.
— Тогда, я думаю, мне самой стоит им позвонить, — сказала Джина, и, едва повесив трубку, начала набирать заново один из двух номеров, которые были записаны в ее блокноте. Затем, набрав в грудь побольше воздуха, она быстро и исчерпывающе пересказала всю историю и вернулась в комнату ожидания, чтобы выяснить, как Эмма.
Едва вернувшись в свою контору, Брикс позвонил в Нью-Йоркскую больницу. Он поговорил с оператором, потом с кем-то из отделения скорой помощи и, наконец, с медсестрой из реанимационного отделения:
— Я хотел бы узнать, как себя чувствует Эмма Год-дар, ее привезли…
— Вы родственник? — спросила сестра.
— Я друг, очень близкий друг…
— Извините, мы даем информацию только родственникам.
— Она умерла? — выкрикнул он.
— Нет, сэр, — сказала сестра, смягчившись, когда расслышала тревогу в его голосе. — Она не умерла.
Брикс бросил трубку. Не умерла. Боже, ну и что ему делать теперь? Он рухнул на стул, уставившись в пол. Вероятно, он только ухудшил все положение. Если он волновался о том, что она проболтается тогда, когда она была от него без ума, то теперь уж точно всем все расскажет, когда она поняла, что он все разрушил. И если она жива и сказала врачам, что не принимала «Хальсиона», то все они, огромная орава, начнут размышлять, а как еще она могла его получить и первое, о чем они подумают — от него. Если только она не умрет прежде, чем они ее спросят, и он не сможет все снова уладить. Боже, что за мерзкая ситуация, подумал он.
Зазвонил телефон:
— Я хочу, чтобы ты зашел в мой кабинет, — сказал его отец.
Слишком быстро. Она не должна была прийти к Хейлу раньше сегодняшнего дня, и Хейл не мог позвонить ему и сказать, что ее нет. Ведь не сразу, не сразу. Слишком рано.
— Не принести что-нибудь? Какие-нибудь отчеты или…
— Нет, просто иди сюда немедленно.
Черт. Что случилось? Он два раза поспешно вдохнул кокаин, затем схватил пачку бумаг со стола, чтобы секретарша подумала, что он ушел по важному делу, и бросился по коридору к. кабинету отца.
— Да, сэр, к вашим услугам, — сказал он — пытаясь пошутить, но при взгляде на лицо отца ухмылка исчезла.
— Что там, черт возьми, происходит у тебя с Эммой?
— У меня с Эммой? — повторил Брикс. — Ничего. Я хочу сказать, я с ней гуляю, ты это знаешь…
— Что она знает о партии ПК-20?
Брикс почувствовал, как его желудок сокращается:
— Ничего. То есть, она знает, что это такое, ведь она достаточно фотографировалась со всякими баночками в руке и…
— Она знает что-то о тестах, и ты это знал, а мне не сказал. Откуда она узнала?
— Да откуда ты это взял? — спросил Брикс, думая, что это его единственный выход. Эмма все еще может умереть; он может отрицать любые слухи, он сможет пробиться, как только Эмма исчезнет со сцены. — Я хочу сказать, все похоже на то, что какой-то идиот сплел бредовую историю.
— Ее мать об этом знает. Приятель ее матери об этом знает. Насколько я понимаю, весь чертов мир об этом знает. Проклятье, что с тобой случилось? Ты что, не можешь трахаться, не выбалтывая своей девице всего, черт побери, что у тебя в башке?
— Я ничего ей не говорил, — сказал Брикс, но слова с трудом вышли из горла. Вернулось напряжение в желудке. Ее мать знает. Приятель матери знает. Она все разболтала и скрыла это от него. Маленькая сучка, она все время клялась, что никому не проболталась, глядела на него своими невероятными глазищами, и он верил ей, тогда как она врала. Врала ему! Что это за проклятая любовь такая? — Я ничего ей не говорил, — повторил он.
— Тогда откуда она знает? Будь оно все проклято! — Квентин зарычал, когда Брикс ничего не ответил.
Откуда она знает? Ты единственный, кто с ней спал, откуда она…
— Ну, в этом я не уверен. — Это была соломинка, надежда, и Брикс ухватился за нее. — Я хочу сказать, я не знаю, кто ее трахал. Это мог быть кто угодно. Хотя бы Курт. Или Хейл, после того как он съехал от Роз. Она ведь вертлява, ты понимаешь, я уже давно подозревал, что я у нее не единственный.
Квентин поглядел на него с презрением.
— Да она ни на кого другого не смотрела с тех пор, как встретилась с тобой и уж тем более не спала, она как дворняга за тобой увивалась, выпрашивала у тебя все, что ты мог ей дать, и если бы ты был мужчиной, а не плаксивым засранцем, то не стал бы прятаться за такой чушью. — Он встал, наклонился над столом, опершись на руки и навис над Бриксом. — Говори мне, откуда она узнала, и что именно. Я могу спросить ее саму, если захочу…
— Нет! Я хочу сказать, она не здесь. Глаза Квентина сузились:
— А где она?
— В Нью-Йорке, на съемках. Я приехал туда с ней прошлой ночью, но мне хотелось вернуться на работу вовремя, и я вернулся обратно сегодня утром. Я не знаю, что она делала вчера ночью после ужина: у нас были отдельные номера. Ей это не нравится, но я подумал, ты понимаешь — отель большой, так будет лучше для ее репу… — Он остановился. Слишком много наговорил.
— Она не пошла на съемки.
— Что? Не верю! Она никогда не пропускала. Может быть, она заболела. Хейл проверил в отеле.
— Я сказал ее матери, что она может ей передать: мы больше в ней не нуждаемся.
Брикс в ошеломлении уставился на отца:
— Ее матери? Ты говорил с ее матерью? Как так? Я думал, что вы больше не встречаетесь.
— Ее мать и приятель матери беспокоились за нее. Они боялись, что ты сочтешь ее угрозой, из-за того, что она выяснила что-то о ПК-20, они помнят, что ты сделал в колледже, когда решил, что кое-кто сделал нечто, что тебе не понравилось.
Брикс застыл на стуле, буквально заледенел от страха. Откуда они узнали о том, что случилось в колледже? Эмма этого не знала, она бы иначе что-нибудь да сказала. Откуда узнала ее мать? Во всяком случае, отец давно замял это дело, зачем кому-то понадобилось говорить о нем теперь? Он сжался, похолодевший и одинокий. Его отец заслонил все поле зрения, ничего другого больше в мире не было, кроме этой огромной, грозной фигуры, нависшей над ним далеко не с любовью.
— Они ворвались вчера ко мне в дом, искали ее, вытягивали у меня названия отелей, в которых ты обычно останавливаешься. Они думали, что она в опасности. Это так было? — Квентин подождал. — Она была в опасности?
Брикс качнул головой. Раз сделав это, он уже не мог остановиться. Голова задергалась взад-вперед, пока он пытался придумать, что же сказать.
— Я уверен, что они ее нашли — ее мать больше не звонила. Они нашли ее?
— Я не знаю, — квакнул Брикс.
— Ты отлично знаешь, что они нашли ее, иначе бы" мы о них еще услышали бы. Вероятно, она дома, раз ты не можешь придумать, где она может быть, — Квентин подождал. — Тогда я позвоню ей домой, или ты скажешь мне, что, черт возьми, творится. Все скажешь!
Брикс беспомощно уставился на отца. Он не мог придумать что сказать, кроме правды, но правда его ужасала.
— С самого начала, — рявкнул Квентин. — Все, с самого начала.
И Брикс сдался:
— Она была в моем кабинете в тот день, когда меня там не было. — Он поглядел на носок блестящего туфля Квентина, и забубнил:
— Я говорил ей, чтобы она не смела так делать, но она была там и увидела пару записок Курта в моем столе. Я миллион раз говорил ей не читать ничего из моих бумаг, но она прочла, открыла папку и прочла их, и потом, я не помню, когда именно, она спросила у меня о них, и я сказал, что они ничего не значат, что мы проводим новые тесты и что все отлично, но что ей не следует никому о них рассказывать, потому что это повредит нашей репутации, если выплывет на поверхность. Что-то в этом роде, по крайней мере, она поверила и сказала, что никому не расскажет. И она так и сделала, я знаю, что так: я напугал ее, сказал, что брошу, если выболтает, но потом она выяснила, что мы не проводим никаких новых тестов и… черт, я не знаю, но думаю, она кому-то рассказала. — Брикс поднял глаза. — Но я не знал этого. То есть, я не знал, что она кому-то рассказала до сегодняшнего дня, когда ты мне сказал.
— Итак, она не была в опасности. Ты это хочешь сказать?
— Как ее мать узнала о том, что было в колледже? — выпалил Брикс.
— Лоррэн ей рассказала.
— О, эта сучка Лоррэн, — пробормотал Брикс. Он поднял глаза. — Но ведь ты сказал ее матери, что я ко всему этому не имею отношения, да? Я хочу сказать, ты всем так отвечаешь. Всегда.
— Она была в опасности? Брикс молчал.
Квентин всучил ему телефонный аппарат:
— Звони ей домой.
Брикс вытянул руку. Но она была тяжелой и непослушной. Он взял трубку и медленно набрал цифры домашнего телефона Эммы. Послушал долгие гудки на том конце.
— Ее там нет. — Он положил трубку. — Они, вероятно, в Нью-Йорке. Может быть, они решили остаться там на ночь.
— Где она?
Брикс бросил короткий взгляд на комнату, как будто здесь мог быть какой-нибудь выход, а потом снова поглядел на носок туфли отца.
— Я думаю, она, должно быть, в больнице. Ей стало плохо в ресторане. Я хочу сказать, она была такая неуклюжая, пошла в дамскую комнату, а потом решила вернуться в отель. Я ее не видел и не хотел будить ее, но сегодня рано утром позвонил, и они сказали, что ее увезли в больницу. Они сказали, что это ее родители, наверное, ее мать с тем парнем.
— Что с ней?
— Я не знаю; говорю тебе, ей было не очень хорошо…
Квентин взял трубку:
— Какая больница?
— Она приняла чрезмерную дозу! Того лекарства, ты знаешь, снотворного, «Хальсиона», она слишком много его приняла и слишком много выпила за ужином, а затем захотела коньяку, а я ведь не знал, что она той дряни так много приняла и сказал, что немного коньяку можно. Наверное, мне надо было сказать «нет», но она же не сказала мне точно…
— Боже правый! — Квентин весь напрягся. — Ты видел, как она принимала?
— Нет, она сказала мне…
— Она сказала, что приняла чрезмерную дозу?
— Нет, не так, то есть, она сказала, что приняла немного, чтобы заснуть, ты понимаешь…
— И ты позволил ей пить за ужином?
— Я не знал! То есть, я хочу сказать, не знал, что она приняла много, я не знал, сколько. Она этого не сказала.
— А что еще она сказала?
— Все! Только это! Она сказала, что приняла немного. Но они нашли пустой пузырек в ее комнате…
— Откуда ты это узнал?
Брикс уставился на отца. Медленно его тело начало сжиматься. Он съежился на своем стуле.
— Ты тупой ублюдок, — бросил Квентин из-за стола, и Брикс скукожился еще сильнее, когда отец шагнул к нему. Но Квентин продолжал приближаться, припечатывая сына взглядом, а потом, дойдя до него, пошел дальше, и стал мерить шагами комнату, опустив голову. Глубокая ярость, как змея, свернулась внутри него, пуская яд в кровь и кости. Ему показалось, что грудь и голова сжались, он подумал, а не так ли протекает инфаркт. Он глубоко вдохнул, пытаясь превозмочь это сжатие и очистить голову, так, чтобы что-нибудь подумать. И подумал: я в ловушке. Вокруг одни дураки, и я в западне.
Но почему же? Он может управлять событиями. Просто ему надо подумать. Сперва — компания. Он думал о компании все то время после неожиданного визита Клер прошлой ночью, и на самом деле, все оказалось едва ли не хуже, чем тогда. Слухи — это реальность в любом бизнесе, но они преходящи, самое важное нанести встречный удар до тех пор, пока они не пустят корни. Если горстка незначительных людей поговаривает о проблемах с ПК-20, то «Эйгер Лэбс» должна дать несколько интервью осторожно отобранным журналистам и к самому началу года выпустить статью, основанную на отчетах, которые подправил Брикс. Никто не видел подлинных отчетов — никто не мог. Это пресечет слухи, и тогда останется время найти новую модель и начать вторую рекламную кампанию, с большим упором на телевидение, как они и планировали, и выпустить все в марте или, самое позднее, в апреле. Это будет тяжеловато, но возможно.
Но его сынок-ублюдок в этом не поучаствует. Он развернулся, пошел обратно к своему столу и сел на стул, глядя поверх полированной поверхности на фигуру съежившегося сына.
— Насколько она больна?
— Не знаю, — пробормотал Брикс. — Все что сказала сестра, это что она жива.
— Во что ты это подложил?
Голос отца был спокойным, почти дружелюбным. Брикс поглядел на него. Отец понял, и он не рассердился. Он ощутил, как начала спадать тяжесть с плеч, точно так же, как ощущал это раньше, тогда, в колледже, когда отец все уладил. Квентин был тогда как маленький ураган, он звонил, беседовал с разными людьми, объяснял Бриксу что говорить и когда отходить на задний план. Он был тогда как Бог, сотворяющий мир.
— В коньяк, — сказал он. — Она никогда его не любила.
Воздух в кабинете был спокоен. Казалось, что он застыл вокруг Брикса, как саван, и он неловко шелохнулся, как бы пытаясь освободиться. Но было слишком поздно: как только он сказал это отцу, все признав, то отец начал думать о нем, как о покойнике.
— Мать нашла ее, — сказал Квентин.
— Я не знаю, как это случилось. Мы ведь много раз ездили в Нью-Йорк и никто никогда нас не искал… Я не знаю, что было такого, что все переменило на этот раз.
— Ты вообще не так-то много знаешь, а? Ты не знаешь, как держать в секрете дела этой компании, ты не знаешь, как утихомирить свою девчонку, ты даже не можешь рассказать своему отцу о чем-то, что может погубить целую компанию, ты даже не подозреваешь что убийство — это пустая трата сил, о которой думают одни слабаки, это оружие бессильных людей, и у нее серьезная отдача. Ну что ж, может быть, теперь ты это узнал, по крайней мере, и понял.
— Я пытался помочь тебе! — крикнул Брикс. — Я беспокоился за компанию! — Квентин молчал. — Я хотел, чтобы ты гордился мной!
— Боже! — На короткое мгновение Квентин ощутил волну беспомощности. Ему не с кем поговорить, некому разделить с ним его проблемы. Ему недоставало Клер: она умела спокойно слушать и ясно понимать, что он имеет в виду, хотя он рассказал ей очень мало из того, что было важно в его жизни. Когда-нибудь он мог бы доверить ей несколько своих тайн, он мог бы даже полюбить ее, если бы они остались вместе. Но она не стала ждать. Нетерпеливая и пустая, подумал он. Как и все они.
Что же до сына, то он никогда не видел в Бриксе ничего, кроме слабака, который пошел в свою мать — ни коллегу, ни компаньона — никого. Но он думал, что Брикс сумеет найти себе место в компании и станет полезен; когда тот закончил колледж и близко подошел к орбите его деятельности, Квентин поверил, что какой-то прок от него все же будет.
Что ж, оказывается, больше нет.
— Ты должен убраться. — В его голосе была нотка усталости, что напугало Брикса гораздо сильнее, чем это сделала бы его злость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Конечно, она поправится, — заявила Ханна. — В свое время я видела много людей в коме, и когда они начинали реагировать, то это всегда значило: они идут на поправку.
Клер слишком устала, чтобы спрашивать у Ханны, когда это она повидала много людей в коме. Она прислонилась к Алексу, тупо глядя на стол перед ними. Ханна принялась расчищать место от журналов и выкладывать оладьи. — Пойду принесу кофе, — сказала она.
— Врач сказала, сколько это продлится? — спросила Джина.
Клер кивнула:
— Думаю, несколько минут.
— Тогда у меня есть время позвонить. Я сейчас вернусь.
Она прошла по коридору к телефону и прислонилась к стене, прижав губы к трубке:
— Хэнк, это Джина, я хочу спросить, получил ли ты записки и отчеты тестов, которые я послала тебе по факсу.
— Я звонил твоей подруге Роз, что получил.
— Ага. Я просто не была дома и не говорила с ней; я сейчас в больнице с подругой. И что? Что вы собираетесь с ними делать?
— Мы собираемся их проверить, Джина, но не в рождественскую неделю. Даже у прокурора штата Коннектикут существуют праздники, ты понимаешь. Мы подождем до следующей недели, или, может быть, до первого января. В ближайшую пару недель ничего не случится.
— Ты хочешь сказать, что пошлешь людей обыскивать «Эйгер Лэбс»?
— Я хочу сказать, что кто-то из нас пойдет туда и поговорит с президентом компании. Пока продукция находится на складе, они не совершили преступления. У них возникнут неприятности, как только они погрузят товар, который, как они знают, вреден для здоровья…
— И вызывает слепоту.
— Только в одном случае, согласно материалам, которые ты мне прислала, и еще не доказано, что слепоту спровоцировала именно их косметика, хотя это весьма и весьма вероятно. Что меня интересует в этом деле — чтобы небезопасные продукты не попали на полки магазинов в Коннектикуте, так что, думаю, мы заставим их задержать погрузку до тех пор, пока мы все не проверим. Разве ты не этого хотела?
— Это мне весьма по вкусу. Я только еще хотела…
— Что такое?
— Я думала, что неплохо бы и совету директоров «Эйгер Лэбс», его партнерам, знать, что творится в их компании.
— А ты что думаешь, они не знают?
— Думаю, нет. Если бы ты мог позвонить им, Хэнк…
— Это не дело прокурора штата, и ты это знаешь. Мы были друзьями очень долго, Джина, я люблю тебя и думаю, что ты изумительная женщина. Ты молодец, что послала мне все эти материалы, но я не собираюсь играть в те игры, которые ты затеваешь.
— Тогда, я думаю, мне самой стоит им позвонить, — сказала Джина, и, едва повесив трубку, начала набирать заново один из двух номеров, которые были записаны в ее блокноте. Затем, набрав в грудь побольше воздуха, она быстро и исчерпывающе пересказала всю историю и вернулась в комнату ожидания, чтобы выяснить, как Эмма.
Едва вернувшись в свою контору, Брикс позвонил в Нью-Йоркскую больницу. Он поговорил с оператором, потом с кем-то из отделения скорой помощи и, наконец, с медсестрой из реанимационного отделения:
— Я хотел бы узнать, как себя чувствует Эмма Год-дар, ее привезли…
— Вы родственник? — спросила сестра.
— Я друг, очень близкий друг…
— Извините, мы даем информацию только родственникам.
— Она умерла? — выкрикнул он.
— Нет, сэр, — сказала сестра, смягчившись, когда расслышала тревогу в его голосе. — Она не умерла.
Брикс бросил трубку. Не умерла. Боже, ну и что ему делать теперь? Он рухнул на стул, уставившись в пол. Вероятно, он только ухудшил все положение. Если он волновался о том, что она проболтается тогда, когда она была от него без ума, то теперь уж точно всем все расскажет, когда она поняла, что он все разрушил. И если она жива и сказала врачам, что не принимала «Хальсиона», то все они, огромная орава, начнут размышлять, а как еще она могла его получить и первое, о чем они подумают — от него. Если только она не умрет прежде, чем они ее спросят, и он не сможет все снова уладить. Боже, что за мерзкая ситуация, подумал он.
Зазвонил телефон:
— Я хочу, чтобы ты зашел в мой кабинет, — сказал его отец.
Слишком быстро. Она не должна была прийти к Хейлу раньше сегодняшнего дня, и Хейл не мог позвонить ему и сказать, что ее нет. Ведь не сразу, не сразу. Слишком рано.
— Не принести что-нибудь? Какие-нибудь отчеты или…
— Нет, просто иди сюда немедленно.
Черт. Что случилось? Он два раза поспешно вдохнул кокаин, затем схватил пачку бумаг со стола, чтобы секретарша подумала, что он ушел по важному делу, и бросился по коридору к. кабинету отца.
— Да, сэр, к вашим услугам, — сказал он — пытаясь пошутить, но при взгляде на лицо отца ухмылка исчезла.
— Что там, черт возьми, происходит у тебя с Эммой?
— У меня с Эммой? — повторил Брикс. — Ничего. Я хочу сказать, я с ней гуляю, ты это знаешь…
— Что она знает о партии ПК-20?
Брикс почувствовал, как его желудок сокращается:
— Ничего. То есть, она знает, что это такое, ведь она достаточно фотографировалась со всякими баночками в руке и…
— Она знает что-то о тестах, и ты это знал, а мне не сказал. Откуда она узнала?
— Да откуда ты это взял? — спросил Брикс, думая, что это его единственный выход. Эмма все еще может умереть; он может отрицать любые слухи, он сможет пробиться, как только Эмма исчезнет со сцены. — Я хочу сказать, все похоже на то, что какой-то идиот сплел бредовую историю.
— Ее мать об этом знает. Приятель ее матери об этом знает. Насколько я понимаю, весь чертов мир об этом знает. Проклятье, что с тобой случилось? Ты что, не можешь трахаться, не выбалтывая своей девице всего, черт побери, что у тебя в башке?
— Я ничего ей не говорил, — сказал Брикс, но слова с трудом вышли из горла. Вернулось напряжение в желудке. Ее мать знает. Приятель матери знает. Она все разболтала и скрыла это от него. Маленькая сучка, она все время клялась, что никому не проболталась, глядела на него своими невероятными глазищами, и он верил ей, тогда как она врала. Врала ему! Что это за проклятая любовь такая? — Я ничего ей не говорил, — повторил он.
— Тогда откуда она знает? Будь оно все проклято! — Квентин зарычал, когда Брикс ничего не ответил.
Откуда она знает? Ты единственный, кто с ней спал, откуда она…
— Ну, в этом я не уверен. — Это была соломинка, надежда, и Брикс ухватился за нее. — Я хочу сказать, я не знаю, кто ее трахал. Это мог быть кто угодно. Хотя бы Курт. Или Хейл, после того как он съехал от Роз. Она ведь вертлява, ты понимаешь, я уже давно подозревал, что я у нее не единственный.
Квентин поглядел на него с презрением.
— Да она ни на кого другого не смотрела с тех пор, как встретилась с тобой и уж тем более не спала, она как дворняга за тобой увивалась, выпрашивала у тебя все, что ты мог ей дать, и если бы ты был мужчиной, а не плаксивым засранцем, то не стал бы прятаться за такой чушью. — Он встал, наклонился над столом, опершись на руки и навис над Бриксом. — Говори мне, откуда она узнала, и что именно. Я могу спросить ее саму, если захочу…
— Нет! Я хочу сказать, она не здесь. Глаза Квентина сузились:
— А где она?
— В Нью-Йорке, на съемках. Я приехал туда с ней прошлой ночью, но мне хотелось вернуться на работу вовремя, и я вернулся обратно сегодня утром. Я не знаю, что она делала вчера ночью после ужина: у нас были отдельные номера. Ей это не нравится, но я подумал, ты понимаешь — отель большой, так будет лучше для ее репу… — Он остановился. Слишком много наговорил.
— Она не пошла на съемки.
— Что? Не верю! Она никогда не пропускала. Может быть, она заболела. Хейл проверил в отеле.
— Я сказал ее матери, что она может ей передать: мы больше в ней не нуждаемся.
Брикс в ошеломлении уставился на отца:
— Ее матери? Ты говорил с ее матерью? Как так? Я думал, что вы больше не встречаетесь.
— Ее мать и приятель матери беспокоились за нее. Они боялись, что ты сочтешь ее угрозой, из-за того, что она выяснила что-то о ПК-20, они помнят, что ты сделал в колледже, когда решил, что кое-кто сделал нечто, что тебе не понравилось.
Брикс застыл на стуле, буквально заледенел от страха. Откуда они узнали о том, что случилось в колледже? Эмма этого не знала, она бы иначе что-нибудь да сказала. Откуда узнала ее мать? Во всяком случае, отец давно замял это дело, зачем кому-то понадобилось говорить о нем теперь? Он сжался, похолодевший и одинокий. Его отец заслонил все поле зрения, ничего другого больше в мире не было, кроме этой огромной, грозной фигуры, нависшей над ним далеко не с любовью.
— Они ворвались вчера ко мне в дом, искали ее, вытягивали у меня названия отелей, в которых ты обычно останавливаешься. Они думали, что она в опасности. Это так было? — Квентин подождал. — Она была в опасности?
Брикс качнул головой. Раз сделав это, он уже не мог остановиться. Голова задергалась взад-вперед, пока он пытался придумать, что же сказать.
— Я уверен, что они ее нашли — ее мать больше не звонила. Они нашли ее?
— Я не знаю, — квакнул Брикс.
— Ты отлично знаешь, что они нашли ее, иначе бы" мы о них еще услышали бы. Вероятно, она дома, раз ты не можешь придумать, где она может быть, — Квентин подождал. — Тогда я позвоню ей домой, или ты скажешь мне, что, черт возьми, творится. Все скажешь!
Брикс беспомощно уставился на отца. Он не мог придумать что сказать, кроме правды, но правда его ужасала.
— С самого начала, — рявкнул Квентин. — Все, с самого начала.
И Брикс сдался:
— Она была в моем кабинете в тот день, когда меня там не было. — Он поглядел на носок блестящего туфля Квентина, и забубнил:
— Я говорил ей, чтобы она не смела так делать, но она была там и увидела пару записок Курта в моем столе. Я миллион раз говорил ей не читать ничего из моих бумаг, но она прочла, открыла папку и прочла их, и потом, я не помню, когда именно, она спросила у меня о них, и я сказал, что они ничего не значат, что мы проводим новые тесты и что все отлично, но что ей не следует никому о них рассказывать, потому что это повредит нашей репутации, если выплывет на поверхность. Что-то в этом роде, по крайней мере, она поверила и сказала, что никому не расскажет. И она так и сделала, я знаю, что так: я напугал ее, сказал, что брошу, если выболтает, но потом она выяснила, что мы не проводим никаких новых тестов и… черт, я не знаю, но думаю, она кому-то рассказала. — Брикс поднял глаза. — Но я не знал этого. То есть, я не знал, что она кому-то рассказала до сегодняшнего дня, когда ты мне сказал.
— Итак, она не была в опасности. Ты это хочешь сказать?
— Как ее мать узнала о том, что было в колледже? — выпалил Брикс.
— Лоррэн ей рассказала.
— О, эта сучка Лоррэн, — пробормотал Брикс. Он поднял глаза. — Но ведь ты сказал ее матери, что я ко всему этому не имею отношения, да? Я хочу сказать, ты всем так отвечаешь. Всегда.
— Она была в опасности? Брикс молчал.
Квентин всучил ему телефонный аппарат:
— Звони ей домой.
Брикс вытянул руку. Но она была тяжелой и непослушной. Он взял трубку и медленно набрал цифры домашнего телефона Эммы. Послушал долгие гудки на том конце.
— Ее там нет. — Он положил трубку. — Они, вероятно, в Нью-Йорке. Может быть, они решили остаться там на ночь.
— Где она?
Брикс бросил короткий взгляд на комнату, как будто здесь мог быть какой-нибудь выход, а потом снова поглядел на носок туфли отца.
— Я думаю, она, должно быть, в больнице. Ей стало плохо в ресторане. Я хочу сказать, она была такая неуклюжая, пошла в дамскую комнату, а потом решила вернуться в отель. Я ее не видел и не хотел будить ее, но сегодня рано утром позвонил, и они сказали, что ее увезли в больницу. Они сказали, что это ее родители, наверное, ее мать с тем парнем.
— Что с ней?
— Я не знаю; говорю тебе, ей было не очень хорошо…
Квентин взял трубку:
— Какая больница?
— Она приняла чрезмерную дозу! Того лекарства, ты знаешь, снотворного, «Хальсиона», она слишком много его приняла и слишком много выпила за ужином, а затем захотела коньяку, а я ведь не знал, что она той дряни так много приняла и сказал, что немного коньяку можно. Наверное, мне надо было сказать «нет», но она же не сказала мне точно…
— Боже правый! — Квентин весь напрягся. — Ты видел, как она принимала?
— Нет, она сказала мне…
— Она сказала, что приняла чрезмерную дозу?
— Нет, не так, то есть, она сказала, что приняла немного, чтобы заснуть, ты понимаешь…
— И ты позволил ей пить за ужином?
— Я не знал! То есть, я хочу сказать, не знал, что она приняла много, я не знал, сколько. Она этого не сказала.
— А что еще она сказала?
— Все! Только это! Она сказала, что приняла немного. Но они нашли пустой пузырек в ее комнате…
— Откуда ты это узнал?
Брикс уставился на отца. Медленно его тело начало сжиматься. Он съежился на своем стуле.
— Ты тупой ублюдок, — бросил Квентин из-за стола, и Брикс скукожился еще сильнее, когда отец шагнул к нему. Но Квентин продолжал приближаться, припечатывая сына взглядом, а потом, дойдя до него, пошел дальше, и стал мерить шагами комнату, опустив голову. Глубокая ярость, как змея, свернулась внутри него, пуская яд в кровь и кости. Ему показалось, что грудь и голова сжались, он подумал, а не так ли протекает инфаркт. Он глубоко вдохнул, пытаясь превозмочь это сжатие и очистить голову, так, чтобы что-нибудь подумать. И подумал: я в ловушке. Вокруг одни дураки, и я в западне.
Но почему же? Он может управлять событиями. Просто ему надо подумать. Сперва — компания. Он думал о компании все то время после неожиданного визита Клер прошлой ночью, и на самом деле, все оказалось едва ли не хуже, чем тогда. Слухи — это реальность в любом бизнесе, но они преходящи, самое важное нанести встречный удар до тех пор, пока они не пустят корни. Если горстка незначительных людей поговаривает о проблемах с ПК-20, то «Эйгер Лэбс» должна дать несколько интервью осторожно отобранным журналистам и к самому началу года выпустить статью, основанную на отчетах, которые подправил Брикс. Никто не видел подлинных отчетов — никто не мог. Это пресечет слухи, и тогда останется время найти новую модель и начать вторую рекламную кампанию, с большим упором на телевидение, как они и планировали, и выпустить все в марте или, самое позднее, в апреле. Это будет тяжеловато, но возможно.
Но его сынок-ублюдок в этом не поучаствует. Он развернулся, пошел обратно к своему столу и сел на стул, глядя поверх полированной поверхности на фигуру съежившегося сына.
— Насколько она больна?
— Не знаю, — пробормотал Брикс. — Все что сказала сестра, это что она жива.
— Во что ты это подложил?
Голос отца был спокойным, почти дружелюбным. Брикс поглядел на него. Отец понял, и он не рассердился. Он ощутил, как начала спадать тяжесть с плеч, точно так же, как ощущал это раньше, тогда, в колледже, когда отец все уладил. Квентин был тогда как маленький ураган, он звонил, беседовал с разными людьми, объяснял Бриксу что говорить и когда отходить на задний план. Он был тогда как Бог, сотворяющий мир.
— В коньяк, — сказал он. — Она никогда его не любила.
Воздух в кабинете был спокоен. Казалось, что он застыл вокруг Брикса, как саван, и он неловко шелохнулся, как бы пытаясь освободиться. Но было слишком поздно: как только он сказал это отцу, все признав, то отец начал думать о нем, как о покойнике.
— Мать нашла ее, — сказал Квентин.
— Я не знаю, как это случилось. Мы ведь много раз ездили в Нью-Йорк и никто никогда нас не искал… Я не знаю, что было такого, что все переменило на этот раз.
— Ты вообще не так-то много знаешь, а? Ты не знаешь, как держать в секрете дела этой компании, ты не знаешь, как утихомирить свою девчонку, ты даже не можешь рассказать своему отцу о чем-то, что может погубить целую компанию, ты даже не подозреваешь что убийство — это пустая трата сил, о которой думают одни слабаки, это оружие бессильных людей, и у нее серьезная отдача. Ну что ж, может быть, теперь ты это узнал, по крайней мере, и понял.
— Я пытался помочь тебе! — крикнул Брикс. — Я беспокоился за компанию! — Квентин молчал. — Я хотел, чтобы ты гордился мной!
— Боже! — На короткое мгновение Квентин ощутил волну беспомощности. Ему не с кем поговорить, некому разделить с ним его проблемы. Ему недоставало Клер: она умела спокойно слушать и ясно понимать, что он имеет в виду, хотя он рассказал ей очень мало из того, что было важно в его жизни. Когда-нибудь он мог бы доверить ей несколько своих тайн, он мог бы даже полюбить ее, если бы они остались вместе. Но она не стала ждать. Нетерпеливая и пустая, подумал он. Как и все они.
Что же до сына, то он никогда не видел в Бриксе ничего, кроме слабака, который пошел в свою мать — ни коллегу, ни компаньона — никого. Но он думал, что Брикс сумеет найти себе место в компании и станет полезен; когда тот закончил колледж и близко подошел к орбите его деятельности, Квентин поверил, что какой-то прок от него все же будет.
Что ж, оказывается, больше нет.
— Ты должен убраться. — В его голосе была нотка усталости, что напугало Брикса гораздо сильнее, чем это сделала бы его злость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58