— Это довольно забавный район.
По тому, как слегка сжались его губы, Дэзи поняла, что ему известно, какое множество романтических связей обычно скрывается за такого рода совместным проживанием.
— Ее зовут Кики Кавана, — спокойно продолжала Дэзи. — Возможно, вы знаете ее отца, президента «Юнайтед моторс»! Нет? На этой неделе она поехала домой к родителям. Они рассчитывали, что мы приедем вместе. У дяди Джерри, отца Кики, день рождения. И меня считают там членом семьи. Но я решила, что не смогу бросить студию сейчас. Мои помощники, увы, не так надежны, как мне бы хотелось. К тому же я только недавно уезжала в Нассау.
— Ваша работа… — начал Шеннон не совсем уверенным тоном. — Вы что, недавно устроились? Когда мы встречались в Мидлбурге, кто-то сказал мне, что вы художница… по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
— О, картины — это просто мое хобби. Я люблю детей, люблю лошадей, и мне нравится рисовать, так что иногда я позволяю себе все эти три вещи вместе и занимаюсь этим с большим удовольствием, — произнесла Дэзи с обворожительной беззаботностью. — Вообще-то я работаю на Норта еще со школы — так чудесно иметь возможность делать что-то, не правда ли? Иначе жизнь превращается в сплошное потакание собственным прихотям. Нужно всячески сопротивляться нашему желанию плыть по течению. Так что работа в студии это идеальное решение вопроса. Одна неделя не похожа на другую. Все время возникают новые проблемы. Разражаются новые кризисы. Требуется принимать новые решения — и ни секунды не остается, чтобы скучать.
Она улыбнулась довольной улыбкой Марии-Антуанетты, поучавшей своих придворных, и одновременно несколько раз похлопала ресницами, обращаясь с немой мольбой к святому покровителю Кики, прощавшему всех тех, кто лгал во спасение, делая себя лучше и благороднее, чем на самом деле.
Шеннон вопросительно взглянул на нее:
— Странно. У меня сложилось представление, что работа, подобная вашей, требует большой отдачи и постоянной занятости…
— О, конечно, — протянула Дэзи. — Но в этом-то вся и радость… Это тот вызов, на который надо ответить! А разве вам не нравится делать то, что отвечает на вызов, брошенный судьбой?
Дэзи томно откинулась на подушки с узором из водяных лилий, приняв позу, которая должна была убедить Шеннона, что долгие часы упорной работы — это и есть неизбежный выбор любой богатой женщины, если у нее имеется хоть что-нибудь в голове.
— Я так понимаю, что на Норта приятно работать?
— Когда это перестанет быть так, тот день станет последним днем моей работы у него, — легко бросила Дэзи, представив себе саркастический смешок Норта, будь он сейчас рядом. — Конечно, вы не должны судить по Нику по прозвищу Грек — тому самому, который настаивал на демонстрации моих волос. Он такой грубый, ему не хватает лоска, но все равно он мне нравится. А тогда… на него просто что-то нашло.
— По-моему, и на вас тоже.
— Что там обо мне говорить! Я, чуть что, сразу выхожу из себя.
И Дэзи улыбнулась той особенной улыбкой, которой обычно улыбаются люди, гордящиеся своими недостатками, поскольку сами они стоят так высоко, что им никто не осмеливается делать замечания. Вообще-то, подумалось ей, на сей раз она воспользовалась улыбкой Норта, его обычным оружием в подобных случаях.
В этот момент кто-то начал настойчиво скрестись в дверь одной из комнат, после чего послышался глухой звук с силой ударившегося о деревянную поверхность тела.
— Прошу меня извинить, — пробормотала Дэзи, встав и направившись к двери: при этом ее юбки грациозно заколыхались и, главное, Шеннону открылась ее спина, почти обнаженная до самой талии, если не считать прозрачной сетки с крапинками.
Патрик проводил ее восхищенным взглядом.
— Сейчас же прекрати, Тезей! — крикнула она через закрытую дверь.
— Это и есть ваш сторожевой пес? — осведомился Шеннон. — Мне бы хотелось с ним познакомиться. Или это она?
Ему на самом деле было любопытно все, так или иначе связанное с этим поразительным созданием по имени Дэзи. Скорей всего, прикинул он в уме, в ее представлении сторожевым псом должна быть или сверхпородистам афганская борзая, или вечно тявкающий пудель.
— В присутствии чужих он всегда очень нервничает, — пояснила Дэзи, открыв, однако, дверь.
Из комнаты сразу же показался Тезей — уши подняты, как флаги; походка неслышная и вразвалочку, будто у пьяного матроса.
При появлении в гостиной взъерошенного чудовища Шеннон тут же поднялся, с удивлением разглядывая необычную шерсть серых, коричневых и голубоватых тонов. Тезей в свою очередь бросил на незнакомца не слишком приветливый взгляд исподлобья и бочком потащился мимо Патрика по направлению к своей любимой подушке, валявшейся на полу. Однако, поравнявшись с гостем, Тезей неожиданно — к полному недоумению Дэзи — встал на задние лапы, оперся передними на плечи незнакомца и принялся облизывать и обнюхивать его в полном восторге. Шеннон со смехом затеял с ним возню: он щекотал, теребил и легонько отпихивал псину, чем навсегда сделал из Тезея своего послушного раба.
— Как странно… — холодно заметила Дэзи. — Первый раз вижу, чтобы он сам подходил к чужому человеку. Вы уверены, что у вас в карманах нет чего-нибудь съестного?
— Нет. Просто собаки меня любят, — спокойно ответил Шеннон. — Собаки и дети.
— А это, насколько я понимаю, верный признак того, что такому человеку можно верить, не так ли? — спросила она, потащив Тезея из комнаты с неожиданной для нее решительностью, которой, однако, не заметил никто, кроме самого Тезея, почувствовавшего на своем загривке всю силу ее крепких пальцев.
— Да, — проговорил он ей вслед, — так принято считать.
Дэзи вскоре вернулась — теперь это был уже совсем другой человек, при виде которого Шеннону на ум сразу же пришла сцена появления королевы в тронном зале при всем блеске драгоценностей, гвардейских знаков отличия и тому подобных вещей.
— Я вижу, — заметила она, — что вы даже не прикоснулись к своему бокалу. Могу ли я предложить вам что-нибудь другое?
— Может быть, имеет смысл отправиться на ужин? — спросил Шеннон, с изумлением глядя на стоявший перед ним нетронутый бокал и не совсем понимая, как это он тут очутился.
«Всамделишный сторожевой пес. Всамделишная подруга, которая с ней проживает. Что тут у нее скрывается?» — пронеслось у него в голове.
— Машина и водитель ждут внизу, — произнес он и не совсем уверенно добавил: — Во всяком случае, ждали. Надеюсь, что они все еще там.
— О, у нас тут вполне безопасно, — сохраняя все ту же королевскую невозмутимость, ответила Дэзи. — Нас стережет мафия. Здесь по соседству все еще живут их старейшины. Так что Сохо — самый безопасный район в городе. Никаких преступлений.
В устах Дэзи упоминание этого полутрущобного района прозвучало так, словно то была какая-то сказочная планета.
* * *
«Ле Сирк» был одним из тех больших и дорогих ресторанов, которые нравятся далеко не всем ньюйоркцам. Его не отличают ни особо изысканная кухня, как в иных подобных заведениях, ни исключительная роскошь обстановки — во многих нью-йоркских ресторанах интерьер куда роскошнее, — ни публика, которая могла бы быть и более элитной, и более шикарной. «Ле Сирк» выделялся тем, что здесь собиралась власть. Сюда приходили люди, обладающие властью. Об их положении можно было судить по тому, какой столик им удавалось здесь зарезервировать, и всем собравшимся доставляло удовольствие находиться в обществе других влиятельных и могущественных лиц.
Конечно, «Ле Сирк» был достаточно привлекательным местом и сам по себе: в глаза бросалась явно дорогая обстановка и фрески с изображением обезьян в маскарадных костюмах, выполненные в духе Ватто и Фрагонара, не говоря уже о тяжелых льняных скатертях и приятном ровном свете, лившемся из светильников, сделанных в форме букетов из тюльпанов.
Дэзи в «Ле Сирк» не бывала ни разу. Этот ресторан явно не относился к числу тех, куда ходил Норт, поскольку для него пиджак и галстук не существовали как предметы одежды.
В вечер их встречи для Патрика, как и всегда, был зарезервирован справа от входа один из трех лучших столиков у стены, где стояли банкетки. С первой же секунды, войдя в ресторан, Дэзи тотчас ощутила растворенный в самой его атмосфере аромат власти. Она проплыла к своему месту, ощущая на себе устремленные взгляды всех, кто находился в зале, хотя по ее виду могло показаться, что ей дела нет ни до кого из присутствовавших. Память ее хранила подобные сценки из ранней юности, когда она окуналась в такую же атмосферу. Она словно оказалась невосприимчивой к обстановке «Ле Сирк» — в конце концов, то был всего лишь ресторан. Что же до всех этих устремленных в ее сторону взглядов, то к подобному она успела в свое время привыкнуть: ведь как-никак Дэзи была дочерью Стаха Валенского и, где бы они ни появлялись вместе с отцом воскресным утром, их присутствие неизменно вызывало с трудом скрываемый всеобщий интерес.
Оглядевшись вокруг с одобрительным видом, она спокойно заметила:
— А здесь очень приятно…
Дэзи и в самом деле было приятно дышать этой пьянящей атмосферой власти, разлитой вокруг, атмосферой, в которой уживались чванливое самодовольство, самоуверенность и наглость, позволявшие всем этим людям оценивать ее как вещь (все они были так хорошо и удобно устроены в этом мире, что не считали зазорным или грубым подобное разглядывание незнакомки), и явная радость при виде друг друга (посетители как бы поздравляли себя с тем, что просто собирались в «своем» ресторане, и их настроение передавалось от столика к столику, создавая в воздухе, пропитанном ароматами духов и одеколонов, своего рода ауру).
Принесли меню, и Дэзи, к этому времени буквально умиравшая от голода, тем не менее нашла в себе силы заказать самые легкие блюда в истинно спартанском духе. Ей хотелось, чтобы Шеннон безошибочно понял: она устала от всех этих роскошных меню, одно грандиознее другого, так что еда для нее превратилась хотя и в обязательное, но все же довольно-таки скучное занятие.
Между тем Пэт Шеннон, пожалуй, впервые в жизни — такого с ним не случалось уже много лет — настолько оробел, что не мог вымолвить ни слова. Дэзи, в свою очередь, похоже, чувствовала себя, наоборот, на редкость комфортно и оглядывала зал, не делая ни малейшей попытки заговорить со своим спутником. Могла бы, угрюмо думал он, что-нибудь прощебетать, завести флирт или постараться вывести его на разговор о самом себе, как сделала бы на ее месте любая другая умная и раскованная женщина.
Наконец Шеннон все же заставил себя заговорить и начал рассказывать о своей недавней поездке в Токио. Время от времени она задавала ему вполне уместные, на его взгляд, вопросы, но все же казалась при этом сдержанной, ушедшей в себя или… может быть, просто скучавшей. Однако ни один из этих эпитетов не годился для точного определения ее слегка отстраненного, хотя и вполне приветливого облика. Всем своим видом она давала понять, что японский вояж ее собеседника не слишком интересовал ее по причине своего явно меркантильного характера. Когда подали филе камбалы, мимо них прошествовали несколько знакомых Шеннона, направлявшихся к выходу. Они приветствовали его столь сердечно, что оказалось просто невозможным не представить их его спутнице, что он и сделал.
«И чего этот старый осел Хармсворт вздумал целовать Дэзи руку? — подумал Патрик. — Тоже мне джентльмен! Родился и всю жизнь прожил на Среднем Западе, а туда же… Конечно, не надо забывать, что он владеет доброй половиной Чикаго… А Целлербах? Он-то зачем подмигнул со значением, словно я только что выиграл состязания по десятиборью и получил шикарный приз?»
Дэзи сидела выпрямившись и не позволяла себе расслабиться, откинувшись на мягкую спинку диванчика. Впрочем, поза ее не была чопорной, но в то же время как бы говорила: пусть другие наклоняются над тарелкой или, наоборот, откидываются на спинку своего сиденья; она, Дэзи, настолько приучена держаться по-королевски, что это стало ее второй натурой. К счастью, всего несколько дней назад она как раз смотрела по телевидению старую ленту с участием Грейс Келли, так что образец для подражания, слава богу, стоял у нее перед глазами.
Шеннон между тем перевел разговор на Дэзи, спросив, какой колледж она окончила. И хотя она ответила на его вопрос, перечислив сухие факты студенческой жизни, чувствовалось, что она не слишком воодушевлена перспективой делиться воспоминаниями юности со своим спутником. Что же до Хэма и Топси Шорт, единственных общих знакомых, то разговор на эту тему явно не показался ей интересным, с чем в глубине души Шеннон не мог не согласиться.
Оглядываясь назад, он со всей очевидностью понял, что заранее данное им обещание не говорить о делах было просто нелепостью. Что, черт подери, они вообще здесь делают — самая заметная пара во всем зале, на которую все пялят глаза?! Ведь этот ужин имел бы смысл только в том случае, если бы за ним можно было обсудить его предложение насчет рекламного имиджа для «Элстри»!
И тут Шеннон на мгновение представил себе целую череду подобных ужинов, во время которых ему опять придется молчать, чтобы, упаси бог, не вызвать гнева Дэзи. Но что же тогда будет с рекламной кампанией, задуманной во спасение «Элстри»? Она захиреет, это ясно, и каждая его новая встреча с Дэзи будет означать еще один шаг на пути гибели этой рекламы.
Он чуть было не выпалил все это вслух, но, не рискуя в очередной раз вызвать недовольство своей спутницы, задал, однако, совсем другой вопрос, вертевшийся у него на языке с того момента, как они вышли из квартиры Дэзи.
— Где вы достали свою овчарку?
Дэзи повернула голову — в ее темных глазах сверкнуло беспокойство, а губы слегка сжались.
— С чего вы взяли, что Тезей овчарка? — сурово потребовала она ответа.
— А, черт!.. — простонал Шеннон.
— Нет, почему? Я же сказала, что пес сторожевой!
— Да это Люси… — И Шеннон начал буквально давиться от смеха.
— Что за Люси? Кто она такая?.. Ясновидящая? В Нью-Йорке никто еще ни разу не признал в Тезее овчарку, — воинственно продолжала Дэзи.
— Люси — моя овчарка, — признался он.
— Ах, да… мужчина, которого обожают собаки и дети! Так вот что, значит, унюхал мой Тезей — запах овчарки-суки. Почему вы мне сразу не сказали, что у вас сука?
— Скорее всего я, наверное, просто пытался произвести на вас впечатление, — честно сказал Патрик. Его темно-голубые глаза под черными бровями явно приглашали ее посмеяться вместе. — Но у меня ничего не вышло. Правильно?
— Нет, почему же, — ответила Дэзи с улыбкой, по существу первой за весь вечер: она, похоже, решила наконец, что хватит держать его на крючке, а то еще, чего доброго, сорвется и уйдет.
Обрадовавшись этому первому знаку внимания, Шеннон решился начать обсуждение той проблемы, ради которой он привел ее сюда, то есть вопроса о рекламной кампании «Элстри». Он понимал, что рискует, зная гордый и вспыльчивый нрав Дэзи. Чем дольше он смотрел на великолепный профиль, чем дольше внимал ее низкому чарующему голосу, тем больше убеждался в том, что она в состоянии восстановить веру в наследственную аристократию в любой стране мира, включая красный Китай. А самое главное — продавать в огромных количествах косметику и духи американским женщинам.
— Дэзи… — начал он и тут же осекся.
Ее сердце, которое до этого учащенно билось при мысли о том, что ей самой придется начать разговор об «Элстри», чуть-чуть успокоилось. По тому, как он произнес ее имя, Дэзи почувствовала, что Шеннон вот-вот начнет важный для нее разговор.
— Да, Патрик? — пригласила она его к продолжению.
Взгляд, который она в него метнула, заставил его подумать о водопаде черных искрящихся звезд.
— Дэзи, я помню, что обещал не говорить об этом сегодня, но мне все же хотелось бы, чтобы вы пересмотрели свое отношение к рекламе для «Элстри». Да, я действительно обещал не оказывать на вас никакого давления, но мне представляется, что, возможно, вы не восприняли это предложение как вызов, на который вам следовало бы ответить. Вы ведь говорили, что любите принимать вызовы, брошенные вам, не так ли? Так что, может быть, если вы посмотрите на это дело именно в таком свете…
— Я уже смотрела. На самом деле я довольно серьезно к нему отнеслась.
— И?..
— Шеннон, если я подпишу контракт на роль «Княжны Дэзи» для рекламы продукции «Элстри», это будет означать потерю нескольких вещей, которые для меня крайне дороги. Во-первых, и это самое важное, я потеряю неприкосновенность своей личной жизни. Затем, пострадает мое известное нежелание хвастаться своим княжеским происхождением. Ну и моя работа, разумеется, поскольку я не смогу заниматься одновременно и тем, и другим. Я лишусь возможности бывать где хочу и когда хочу, оставаясь при этом незамеченной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
По тому, как слегка сжались его губы, Дэзи поняла, что ему известно, какое множество романтических связей обычно скрывается за такого рода совместным проживанием.
— Ее зовут Кики Кавана, — спокойно продолжала Дэзи. — Возможно, вы знаете ее отца, президента «Юнайтед моторс»! Нет? На этой неделе она поехала домой к родителям. Они рассчитывали, что мы приедем вместе. У дяди Джерри, отца Кики, день рождения. И меня считают там членом семьи. Но я решила, что не смогу бросить студию сейчас. Мои помощники, увы, не так надежны, как мне бы хотелось. К тому же я только недавно уезжала в Нассау.
— Ваша работа… — начал Шеннон не совсем уверенным тоном. — Вы что, недавно устроились? Когда мы встречались в Мидлбурге, кто-то сказал мне, что вы художница… по крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
— О, картины — это просто мое хобби. Я люблю детей, люблю лошадей, и мне нравится рисовать, так что иногда я позволяю себе все эти три вещи вместе и занимаюсь этим с большим удовольствием, — произнесла Дэзи с обворожительной беззаботностью. — Вообще-то я работаю на Норта еще со школы — так чудесно иметь возможность делать что-то, не правда ли? Иначе жизнь превращается в сплошное потакание собственным прихотям. Нужно всячески сопротивляться нашему желанию плыть по течению. Так что работа в студии это идеальное решение вопроса. Одна неделя не похожа на другую. Все время возникают новые проблемы. Разражаются новые кризисы. Требуется принимать новые решения — и ни секунды не остается, чтобы скучать.
Она улыбнулась довольной улыбкой Марии-Антуанетты, поучавшей своих придворных, и одновременно несколько раз похлопала ресницами, обращаясь с немой мольбой к святому покровителю Кики, прощавшему всех тех, кто лгал во спасение, делая себя лучше и благороднее, чем на самом деле.
Шеннон вопросительно взглянул на нее:
— Странно. У меня сложилось представление, что работа, подобная вашей, требует большой отдачи и постоянной занятости…
— О, конечно, — протянула Дэзи. — Но в этом-то вся и радость… Это тот вызов, на который надо ответить! А разве вам не нравится делать то, что отвечает на вызов, брошенный судьбой?
Дэзи томно откинулась на подушки с узором из водяных лилий, приняв позу, которая должна была убедить Шеннона, что долгие часы упорной работы — это и есть неизбежный выбор любой богатой женщины, если у нее имеется хоть что-нибудь в голове.
— Я так понимаю, что на Норта приятно работать?
— Когда это перестанет быть так, тот день станет последним днем моей работы у него, — легко бросила Дэзи, представив себе саркастический смешок Норта, будь он сейчас рядом. — Конечно, вы не должны судить по Нику по прозвищу Грек — тому самому, который настаивал на демонстрации моих волос. Он такой грубый, ему не хватает лоска, но все равно он мне нравится. А тогда… на него просто что-то нашло.
— По-моему, и на вас тоже.
— Что там обо мне говорить! Я, чуть что, сразу выхожу из себя.
И Дэзи улыбнулась той особенной улыбкой, которой обычно улыбаются люди, гордящиеся своими недостатками, поскольку сами они стоят так высоко, что им никто не осмеливается делать замечания. Вообще-то, подумалось ей, на сей раз она воспользовалась улыбкой Норта, его обычным оружием в подобных случаях.
В этот момент кто-то начал настойчиво скрестись в дверь одной из комнат, после чего послышался глухой звук с силой ударившегося о деревянную поверхность тела.
— Прошу меня извинить, — пробормотала Дэзи, встав и направившись к двери: при этом ее юбки грациозно заколыхались и, главное, Шеннону открылась ее спина, почти обнаженная до самой талии, если не считать прозрачной сетки с крапинками.
Патрик проводил ее восхищенным взглядом.
— Сейчас же прекрати, Тезей! — крикнула она через закрытую дверь.
— Это и есть ваш сторожевой пес? — осведомился Шеннон. — Мне бы хотелось с ним познакомиться. Или это она?
Ему на самом деле было любопытно все, так или иначе связанное с этим поразительным созданием по имени Дэзи. Скорей всего, прикинул он в уме, в ее представлении сторожевым псом должна быть или сверхпородистам афганская борзая, или вечно тявкающий пудель.
— В присутствии чужих он всегда очень нервничает, — пояснила Дэзи, открыв, однако, дверь.
Из комнаты сразу же показался Тезей — уши подняты, как флаги; походка неслышная и вразвалочку, будто у пьяного матроса.
При появлении в гостиной взъерошенного чудовища Шеннон тут же поднялся, с удивлением разглядывая необычную шерсть серых, коричневых и голубоватых тонов. Тезей в свою очередь бросил на незнакомца не слишком приветливый взгляд исподлобья и бочком потащился мимо Патрика по направлению к своей любимой подушке, валявшейся на полу. Однако, поравнявшись с гостем, Тезей неожиданно — к полному недоумению Дэзи — встал на задние лапы, оперся передними на плечи незнакомца и принялся облизывать и обнюхивать его в полном восторге. Шеннон со смехом затеял с ним возню: он щекотал, теребил и легонько отпихивал псину, чем навсегда сделал из Тезея своего послушного раба.
— Как странно… — холодно заметила Дэзи. — Первый раз вижу, чтобы он сам подходил к чужому человеку. Вы уверены, что у вас в карманах нет чего-нибудь съестного?
— Нет. Просто собаки меня любят, — спокойно ответил Шеннон. — Собаки и дети.
— А это, насколько я понимаю, верный признак того, что такому человеку можно верить, не так ли? — спросила она, потащив Тезея из комнаты с неожиданной для нее решительностью, которой, однако, не заметил никто, кроме самого Тезея, почувствовавшего на своем загривке всю силу ее крепких пальцев.
— Да, — проговорил он ей вслед, — так принято считать.
Дэзи вскоре вернулась — теперь это был уже совсем другой человек, при виде которого Шеннону на ум сразу же пришла сцена появления королевы в тронном зале при всем блеске драгоценностей, гвардейских знаков отличия и тому подобных вещей.
— Я вижу, — заметила она, — что вы даже не прикоснулись к своему бокалу. Могу ли я предложить вам что-нибудь другое?
— Может быть, имеет смысл отправиться на ужин? — спросил Шеннон, с изумлением глядя на стоявший перед ним нетронутый бокал и не совсем понимая, как это он тут очутился.
«Всамделишный сторожевой пес. Всамделишная подруга, которая с ней проживает. Что тут у нее скрывается?» — пронеслось у него в голове.
— Машина и водитель ждут внизу, — произнес он и не совсем уверенно добавил: — Во всяком случае, ждали. Надеюсь, что они все еще там.
— О, у нас тут вполне безопасно, — сохраняя все ту же королевскую невозмутимость, ответила Дэзи. — Нас стережет мафия. Здесь по соседству все еще живут их старейшины. Так что Сохо — самый безопасный район в городе. Никаких преступлений.
В устах Дэзи упоминание этого полутрущобного района прозвучало так, словно то была какая-то сказочная планета.
* * *
«Ле Сирк» был одним из тех больших и дорогих ресторанов, которые нравятся далеко не всем ньюйоркцам. Его не отличают ни особо изысканная кухня, как в иных подобных заведениях, ни исключительная роскошь обстановки — во многих нью-йоркских ресторанах интерьер куда роскошнее, — ни публика, которая могла бы быть и более элитной, и более шикарной. «Ле Сирк» выделялся тем, что здесь собиралась власть. Сюда приходили люди, обладающие властью. Об их положении можно было судить по тому, какой столик им удавалось здесь зарезервировать, и всем собравшимся доставляло удовольствие находиться в обществе других влиятельных и могущественных лиц.
Конечно, «Ле Сирк» был достаточно привлекательным местом и сам по себе: в глаза бросалась явно дорогая обстановка и фрески с изображением обезьян в маскарадных костюмах, выполненные в духе Ватто и Фрагонара, не говоря уже о тяжелых льняных скатертях и приятном ровном свете, лившемся из светильников, сделанных в форме букетов из тюльпанов.
Дэзи в «Ле Сирк» не бывала ни разу. Этот ресторан явно не относился к числу тех, куда ходил Норт, поскольку для него пиджак и галстук не существовали как предметы одежды.
В вечер их встречи для Патрика, как и всегда, был зарезервирован справа от входа один из трех лучших столиков у стены, где стояли банкетки. С первой же секунды, войдя в ресторан, Дэзи тотчас ощутила растворенный в самой его атмосфере аромат власти. Она проплыла к своему месту, ощущая на себе устремленные взгляды всех, кто находился в зале, хотя по ее виду могло показаться, что ей дела нет ни до кого из присутствовавших. Память ее хранила подобные сценки из ранней юности, когда она окуналась в такую же атмосферу. Она словно оказалась невосприимчивой к обстановке «Ле Сирк» — в конце концов, то был всего лишь ресторан. Что же до всех этих устремленных в ее сторону взглядов, то к подобному она успела в свое время привыкнуть: ведь как-никак Дэзи была дочерью Стаха Валенского и, где бы они ни появлялись вместе с отцом воскресным утром, их присутствие неизменно вызывало с трудом скрываемый всеобщий интерес.
Оглядевшись вокруг с одобрительным видом, она спокойно заметила:
— А здесь очень приятно…
Дэзи и в самом деле было приятно дышать этой пьянящей атмосферой власти, разлитой вокруг, атмосферой, в которой уживались чванливое самодовольство, самоуверенность и наглость, позволявшие всем этим людям оценивать ее как вещь (все они были так хорошо и удобно устроены в этом мире, что не считали зазорным или грубым подобное разглядывание незнакомки), и явная радость при виде друг друга (посетители как бы поздравляли себя с тем, что просто собирались в «своем» ресторане, и их настроение передавалось от столика к столику, создавая в воздухе, пропитанном ароматами духов и одеколонов, своего рода ауру).
Принесли меню, и Дэзи, к этому времени буквально умиравшая от голода, тем не менее нашла в себе силы заказать самые легкие блюда в истинно спартанском духе. Ей хотелось, чтобы Шеннон безошибочно понял: она устала от всех этих роскошных меню, одно грандиознее другого, так что еда для нее превратилась хотя и в обязательное, но все же довольно-таки скучное занятие.
Между тем Пэт Шеннон, пожалуй, впервые в жизни — такого с ним не случалось уже много лет — настолько оробел, что не мог вымолвить ни слова. Дэзи, в свою очередь, похоже, чувствовала себя, наоборот, на редкость комфортно и оглядывала зал, не делая ни малейшей попытки заговорить со своим спутником. Могла бы, угрюмо думал он, что-нибудь прощебетать, завести флирт или постараться вывести его на разговор о самом себе, как сделала бы на ее месте любая другая умная и раскованная женщина.
Наконец Шеннон все же заставил себя заговорить и начал рассказывать о своей недавней поездке в Токио. Время от времени она задавала ему вполне уместные, на его взгляд, вопросы, но все же казалась при этом сдержанной, ушедшей в себя или… может быть, просто скучавшей. Однако ни один из этих эпитетов не годился для точного определения ее слегка отстраненного, хотя и вполне приветливого облика. Всем своим видом она давала понять, что японский вояж ее собеседника не слишком интересовал ее по причине своего явно меркантильного характера. Когда подали филе камбалы, мимо них прошествовали несколько знакомых Шеннона, направлявшихся к выходу. Они приветствовали его столь сердечно, что оказалось просто невозможным не представить их его спутнице, что он и сделал.
«И чего этот старый осел Хармсворт вздумал целовать Дэзи руку? — подумал Патрик. — Тоже мне джентльмен! Родился и всю жизнь прожил на Среднем Западе, а туда же… Конечно, не надо забывать, что он владеет доброй половиной Чикаго… А Целлербах? Он-то зачем подмигнул со значением, словно я только что выиграл состязания по десятиборью и получил шикарный приз?»
Дэзи сидела выпрямившись и не позволяла себе расслабиться, откинувшись на мягкую спинку диванчика. Впрочем, поза ее не была чопорной, но в то же время как бы говорила: пусть другие наклоняются над тарелкой или, наоборот, откидываются на спинку своего сиденья; она, Дэзи, настолько приучена держаться по-королевски, что это стало ее второй натурой. К счастью, всего несколько дней назад она как раз смотрела по телевидению старую ленту с участием Грейс Келли, так что образец для подражания, слава богу, стоял у нее перед глазами.
Шеннон между тем перевел разговор на Дэзи, спросив, какой колледж она окончила. И хотя она ответила на его вопрос, перечислив сухие факты студенческой жизни, чувствовалось, что она не слишком воодушевлена перспективой делиться воспоминаниями юности со своим спутником. Что же до Хэма и Топси Шорт, единственных общих знакомых, то разговор на эту тему явно не показался ей интересным, с чем в глубине души Шеннон не мог не согласиться.
Оглядываясь назад, он со всей очевидностью понял, что заранее данное им обещание не говорить о делах было просто нелепостью. Что, черт подери, они вообще здесь делают — самая заметная пара во всем зале, на которую все пялят глаза?! Ведь этот ужин имел бы смысл только в том случае, если бы за ним можно было обсудить его предложение насчет рекламного имиджа для «Элстри»!
И тут Шеннон на мгновение представил себе целую череду подобных ужинов, во время которых ему опять придется молчать, чтобы, упаси бог, не вызвать гнева Дэзи. Но что же тогда будет с рекламной кампанией, задуманной во спасение «Элстри»? Она захиреет, это ясно, и каждая его новая встреча с Дэзи будет означать еще один шаг на пути гибели этой рекламы.
Он чуть было не выпалил все это вслух, но, не рискуя в очередной раз вызвать недовольство своей спутницы, задал, однако, совсем другой вопрос, вертевшийся у него на языке с того момента, как они вышли из квартиры Дэзи.
— Где вы достали свою овчарку?
Дэзи повернула голову — в ее темных глазах сверкнуло беспокойство, а губы слегка сжались.
— С чего вы взяли, что Тезей овчарка? — сурово потребовала она ответа.
— А, черт!.. — простонал Шеннон.
— Нет, почему? Я же сказала, что пес сторожевой!
— Да это Люси… — И Шеннон начал буквально давиться от смеха.
— Что за Люси? Кто она такая?.. Ясновидящая? В Нью-Йорке никто еще ни разу не признал в Тезее овчарку, — воинственно продолжала Дэзи.
— Люси — моя овчарка, — признался он.
— Ах, да… мужчина, которого обожают собаки и дети! Так вот что, значит, унюхал мой Тезей — запах овчарки-суки. Почему вы мне сразу не сказали, что у вас сука?
— Скорее всего я, наверное, просто пытался произвести на вас впечатление, — честно сказал Патрик. Его темно-голубые глаза под черными бровями явно приглашали ее посмеяться вместе. — Но у меня ничего не вышло. Правильно?
— Нет, почему же, — ответила Дэзи с улыбкой, по существу первой за весь вечер: она, похоже, решила наконец, что хватит держать его на крючке, а то еще, чего доброго, сорвется и уйдет.
Обрадовавшись этому первому знаку внимания, Шеннон решился начать обсуждение той проблемы, ради которой он привел ее сюда, то есть вопроса о рекламной кампании «Элстри». Он понимал, что рискует, зная гордый и вспыльчивый нрав Дэзи. Чем дольше он смотрел на великолепный профиль, чем дольше внимал ее низкому чарующему голосу, тем больше убеждался в том, что она в состоянии восстановить веру в наследственную аристократию в любой стране мира, включая красный Китай. А самое главное — продавать в огромных количествах косметику и духи американским женщинам.
— Дэзи… — начал он и тут же осекся.
Ее сердце, которое до этого учащенно билось при мысли о том, что ей самой придется начать разговор об «Элстри», чуть-чуть успокоилось. По тому, как он произнес ее имя, Дэзи почувствовала, что Шеннон вот-вот начнет важный для нее разговор.
— Да, Патрик? — пригласила она его к продолжению.
Взгляд, который она в него метнула, заставил его подумать о водопаде черных искрящихся звезд.
— Дэзи, я помню, что обещал не говорить об этом сегодня, но мне все же хотелось бы, чтобы вы пересмотрели свое отношение к рекламе для «Элстри». Да, я действительно обещал не оказывать на вас никакого давления, но мне представляется, что, возможно, вы не восприняли это предложение как вызов, на который вам следовало бы ответить. Вы ведь говорили, что любите принимать вызовы, брошенные вам, не так ли? Так что, может быть, если вы посмотрите на это дело именно в таком свете…
— Я уже смотрела. На самом деле я довольно серьезно к нему отнеслась.
— И?..
— Шеннон, если я подпишу контракт на роль «Княжны Дэзи» для рекламы продукции «Элстри», это будет означать потерю нескольких вещей, которые для меня крайне дороги. Во-первых, и это самое важное, я потеряю неприкосновенность своей личной жизни. Затем, пострадает мое известное нежелание хвастаться своим княжеским происхождением. Ну и моя работа, разумеется, поскольку я не смогу заниматься одновременно и тем, и другим. Я лишусь возможности бывать где хочу и когда хочу, оставаясь при этом незамеченной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58