Она давно жила в мире грез, где чудесные превращения — дело само собой разумеющееся, а ее богатое воображение издавна нашептывало ей, что ее судьба будет не похожа на ту, которая ожидает ее товарищей по школе. Ничто не может помешать ей достичь всего, что ей предназначено.
Франческа Верной, бывшая делла Орсо, стала звездой после первого же своего фильма. Ее слава росла с поразительной быстротой в те счастливые дни, когда киностудии могли позволить себе снимать одну и ту же актрису в трех-четырех больших фильмах в год. С 18 до 24 лет Франческа снималась непрерывно, переходя из одной картины в другую. Она была создана для того, чтобы играть самые великие романтические роли. Будучи более чем на десять лет моложе Ингрид Бергман, Бетти Дэвис, Авы Гарднер или Риты Хейворт, она заняла достойное место в их ряду, получая роли, на которые обычно приглашали актрис из Англии. Никто в Голливуде не мог сравниться с ней в амплуа героинь высокого стиля — величественных, мечтательных, окруженных трагическими легендами.
Франческа прожила год в доме Файерстоунов, пока не приобрела себе маленький домик по соседству. В редкие короткие перерывы между съемками она наезжала в Сан-Франциско навестить родителей, но к 1949 году они оба уже умерли. Поскольку Франческа не принимала никакого участия в светской жизни Голливуда, пресса очень скоро окрестила ее загадочной женщиной. Это мнение всячески поддерживал Мэтти, прекрасно понимая, как притягательна подобная репутация. Отдел по связям с общественностью киностудии полностью одобрил завесу таинственности, окружавшую Франческу, поскольку сотрудники не хуже Мэтти сознавали, что правда о звезде будет совершенно неприемлема для пуритански воспитанной публики 50-х годов. Дело в том, что Франческу отличала опасная склонность влюбляться почти во всех партнеров, однако ее бурные, но короткие романы кончались немедленно, как только бывал отснят последний кадр очередного фильма. Поначалу такая особенность Франчески в амурных делах буквально убивала Мэтти, пока он не уяснил себе, что все ее увлечения быстро и неизменно приходят к одному и тому же концу. Она никогда не была влюблена в конкретного живого мужчину. Она влюблялась в принца Датского и Ромео, Хитклиффа и Марка Антония, лорда Нельсона и в дюжину других героев своих фильмов, но, как только в конце концов оказывалось, что перед ней всего-навсего простой актер, она немедленно охладевала к нему. Необузданная театральная страсть сменялась невозмутимой холодностью.
Марго Файерстоун, озабоченная столь бурными романами Франчески, и притом очень часто с женатыми мужчинами, в конце концов поинтересовалась у нее, почему бы молодой актрисе не попытаться время от времени просто поразвлечься, как поступают все молодые женщины ее возраста. В ответ Франческа с негодованием уставилась на нее:
— Боже мой, Марго! Какого дьявола, неужели ты считаешь меня похожей на Джанет Лей или Дебби Рейнольде с их маленькими романчиками на потеху киножурналам? Почему, черт побери, я должна желать поразвлечься? Какое дурацкое слово! Я претендую на нечто большее — прекрасно понимаю, как напыщенно это звучит. Можешь не беспокоиться и не читать мне мораль. Ох, я по горло сыта актерами, но только с ними мне и приходится общаться.
Ей только исполнилось 24 года, когда состоялся этот разговор, и в тот вечер Марго решила, что Франческе пора менять образ жизни. Искусственный мир кино слишком сильно затянул ее, она чересчур много работала без отдыха, оттого и слишком уязвима. Да еще смерти родителей, одна за другой в течение двух лет, — все это угнетающе подействовало на нее.
— Если бы речь шла о моей дочери, то я бы встревожилась, — задумчиво произнесла Марго.
— Брось! Несмотря на все перипетии, она же в прошлом году завоевала «Оскар», — буркнул в ответ Мэтти.
— Вот это и беспокоит меня больше всего. Ты помнишь Луизу Райнер?
— Прошу тебя, не смей даже думать о подобном.
Мэтти постучал по дереву, чтобы отогнать прочь воспоминания о несчастной судьбе хрупкой австралийской актрисы, которая, завоевав два «Оскара» подряд, в конце 30-х годов неожиданно исчезла из кино. Боже упаси, если такое произойдет с Франческой! Или с ними…
— Давай пригласим ее поехать вместе с нами в Европу в следующем месяце, — предложила Марго.
— Но мне казалось, что мы вроде собирались устроить себе второй медовый месяц? — возразил Мэтти.
— Я не верю в медовые месяцы, будь то первый или второй, — твердо заявила Марго. — Поручи своим служащим посадить Франческу на первый же пароход, как только она закончит «Анну Каренину». Мы встретим ее в Европе.
* * *
К половине восьмого вечера того дня, когда состоялся матч по поло, Франческа, опекаемая взволнованной Марго, была уже готова. На ней было длинное бело-розовое вечернее платье из шифона, которое придумал для нее Жан-Луис. Открытое, без бретелек, многослойное, оно мягко облегало грудь. Самый нижний слой шифона был темно-розовым, следующий — тоже розовым, но более светлого оттенка и наконец верхний, последний слой — совершенно белый. На обнаженные плечи Франческа накинула шифоновую шаль, такую же многослойную, как и платье. Длинная, около ярда, ткань тут и там была расшита шелком — бледно-розовыми цветами. В целом ее туалет был выдержан в стиле XVIII века, и Франческа смотрелась в этом наряде словно героиня портретов Гейнсборо. Ее длинные волосы, которые она упорно отказывалась подстричь по новой моде «под пуделя», были собраны на затылке в громадный пучок, спереди выбивались небольшие завитки, падая на гладкий лоб до глаз.
Марго ревностно и с восхищением оглядела ее, после чего в гостиную Франчески был приглашен Мэтти, чтобы иметь возможность окинуть взором свою подопечную.
— Надеюсь, милочка, что этот парень тоже оденется соответствующим образом, — проворчал он.
— Мэтти, здесь, в Довиле, тебя без вечернего костюма не пустят даже в казино, — категоричным тоном заявила Марго.
Ей было прекрасно известно, как должно происходить первое свидание с князем, — ведь она с пятнадцати лет мечтала о подобной встрече с прекрасным принцем, правда о своей.
— Слушай, солнышко, — нерешительно продолжал Мэтти, — этот парень действительно настоящий князь, я навел справки. Но у него репутация бабника, и он уже один раз разведен, имей это в виду. Да-да, я знаю, что ты уже взрослая, можешь мне об этом не повторять…
Они сидели в ожидании, когда в дверь номера постучали. Мэтти открыл дверь и обнаружил гостиничного рассыльного с белой картонной коробкой в руках.
— Цветы для мисс Вернон, — объявил рассыльный.
Мэтти принял коробку и сунул пареньку чаевые.
— По крайней мере, он хорошо воспитан, — угрюмо заметил он.
Франческа открыла коробку — там лежала тройная гирлянда из белых бутонов роз, которую можно было обернуть вокруг запястья. Под гирляндой бдительная Марго заметила еще одну, небольшую темно-синюю бархатную коробочку, перевязанную голубой лентой. Франческа быстро открыла коробочку, и у нее дух перехватило от восторга. Внутри, плотно вдавленная в синий бархат, лежала хрустальная вазочка, казалось, на три четверти наполненная водой. Во флакон был вставлен букетик из трех связанных между собой цветков на золотых стебельках с нефритовыми листьями. У каждого цветка было пять круглых лепестков из бирюзы, а сердцевина выложена из бриллиантов. Франческа вынула букетик из футляра и поставила на стол. Это дивное произведение искусства размером всего в три дюйма отличалось кристальной прозрачностью — горный хрусталь, из которого была вырезана вазочка, создавал полную иллюзию налитой в сосуд воды.
— Что?.. Что это такое? — спросила она.
— Искусственные цветы, — ответил Мэтти.
— Фаберже… не что иное, как Фаберже, — выдохнула Марго. — Прочти, что написано на карточке.
Только теперь Франческа решилась извлечь визитную карточку, лежавшую в старинной бархатной коробочке с выдавленным на ней двуглавым орлом, символом поставщика царского двора.
«Эти незабудки принадлежали моей матери. До сегодняшнего дня я уже было потерял надежду встретить ту, которая могла бы обладать ими. Стах Валенский».
— Горазд на выдумки, — строго сказал Мэтти, но даже на его далекий от сентиментальности взгляд, крошечная вазочка с букетиком незабудок представляла огромную ценность. Кем бы ни был этот тип, он не стал бы бездумно бросаться такими вещами.
Не успела Франческа обернуть розовую гирлянду вокруг запястья, как звонок от портье известил о прибытии князя Валенского.
— Слушай, милочка, только не забывай, что тыква может превратиться в карету, — торопливо проговорил Мэтти, но Франческа так поспешно выскочила из номера, что не расслышала его слов. Мэтти с огорченным лицом повернулся к Марго: — Черт побери, я хотел сказать «карета — в тыкву». Как ты думаешь, она поняла?
— С равным успехом ты мог бы обратиться к ней по-китайски, — ответила Марго. — Ты же видел, в каком она состоянии.
По безмолвному согласию Валенский и Франческа быстро миновали переполненный вестибюль «Нормандии», где люди застыли на месте, провожая ее взглядами с того самого мгновения, как она вышла из лифта, окутанная колышущимся облаком шифона, не скрывавшего, но лишь подчеркивавшего ее красоту. Открытый белый «Роллс-Ройс» Стаха с откидным верхом ждал ее у дверей, и несколько секунд спустя они уже катили по почти пустынным улицам города, большинство обитателей которого либо выпивали перед ужином, либо еще только одевались на выход.
— Вы не находите, что еще неприлично рано? — спросил он.
— Но вы сами сказали — в восемь.
— Я не был уверен, что мои нервы выдержат до девяти.
— У вас расстроены нервы?
Ее замечательный голос, всегда такой глубокий и мягкий, сейчас звучал напряженно, слова с трудом слетали с внезапно пересохших губ.
— Да, начиная с сегодняшнего дня…
Его шутливый тон испарился. Он снял одну руку с рулевого колеса и накрыл ладонью сложенные руки Франчески. Это неожиданное простое прикосновение лишило ее дара речи. Никто из ее многочисленных любовников никогда, даже в самые интимные мгновения, не дотрагивался так до нее. Она ощутила волнующую власть пальцев спутника.
Минуту спустя он продолжал:
— Я думал повести вас обедать в «Казино»… там сегодня бал в честь игроков в поло… сейчас самый пик сезона. Что вы скажете насчет того, чтобы пропустить его? Мы можем поехать в один известный мне ресторан на дороге в Онфлер. Он называется «Чез Маку», там хорошо и тихо, по крайней мере, должно быть тихо сегодня вечером, когда все отправятся в Довиль.
— О да… пожалуйста.
В «Чез Маку» вскоре выяснилось, что они способны говорить только о самых незначительных вещах. Стах пытался рассказывать о поло, но Франческа слушала рассеянно, завороженная резкими движениями его загорелых рук, поросших светлыми волосами, — рук большого самца.
Да и сам Стах с трудом понимал то, о чем говорил. Франческа затронула самые тонкие струны его души, разбудила давние, глубоко запрятанные и тщательно оберегаемые мечты. За прожитые годы у него было много женщин, столько, сколько ему хотелось, умных, искушенных, практичных, невероятно красивых женщин, принадлежавших к «Интернэшнл сет». И вот теперь он, закаленный, многое повидавший, оказался, что называется, влюбленным с первого взгляда, испытав неожиданное, словно удар грома, увлечение, кружившее ему голову.
Она такая юная, думал он, и столь ослепительно величественная. Ее яркая, волнующая красота в равной мере могла быть как русской, так и итальянской. Она напоминала ему миниатюрные, в золотых с бриллиантами окладах портреты юных санкт-петербургских княжон, множество которых в ностальгическом излишестве украшали каминные полки в доме его матери. Кожа ее плеч, когда она сбросила шаль, показалась ему невероятно, неправдоподобно свежей и гладкой. Округлость щеки там, где она смыкалась с ухом, казалась столь щемяще целомудренной, что он был уверен: этот абрис навсегда останется в его памяти.
Франческа слушала низкий голос Валенского, отмеченный чисто английским произношением, мужественный голос, слегка вибрировавший от скрытой нежности, когда он рассказывал о новорожденном жеребенке, и думала, насколько же он не похож на мужчин того сорта, что она встречала до этого, будто вылеплен совсем из другого теста. Каждый раз, когда она осмеливалась заглянуть в его горевшие хищным блеском серые глаза, ей казалось, что она делает очередной шаг в неизвестность. Он сообщил, что ему уже сорок, однако его окружал такой волнующий ореол силы и целеустремленности, что любой юноша показался бы рядом с ним неуклюжим младенцем. Мэтти было всего сорок пять, но по сравнению со Стахом он выглядел на двадцать лет старше.
Когда они допили кофе, он спросил ее, не хотела бы она вместе с ним навестить его лошадей.
— Я никогда не ложусь спать, не заглянув на конюшню, — пояснил он. — Они ждут встречи со мной.
— А им нравятся посетители женского пола?
— Они никогда не видели их прежде.
— Ах так!.. — Франческа вздрогнула, уловив суровую простоту сделанного ей комплимента. — Хорошо, тогда я еду.
Они поехали назад в сторону Донилл и на самой окраине Трувиля свернули на проселочную дорогу, которая примерно с полмили петляла среди старых яблонь, пока не уперлась в ворота, сделанные в стене из грубого камня. На звук клаксона появился мужчина, распахнувший перед ними ворота, и они въехали внутрь. Во дворе помещались внушительный каменный фермерский дом и многочисленные хозяйственные постройки.
— Жан, мой управляющий, живет здесь со своей семьей, — пояснил Валенский, — а конюхи проживают в деревне и приезжают сюда каждое утро на велосипедах.
Он взял Франческу под руку и повел ее к конюшням, расположенным на некотором удалении от дома. Заслышав звуки их шагов, пони немедленно откликнулись, заржав и беспокойно задвигавшись в стойлах.
— У них, бедняжек, не так много развлечений, — рассмеялся Валенский. — Я для них нечто вроде ночного шоу.
Он медленно переходил от одного стойла к другому, задерживаясь, чтобы сообщить Франческе кличку каждой лошадки и рассказать о достоинствах своих любимцев, одновременно окидывая животных острым, проницательным взглядом, оценивая их физическое и психическое состояние. Стах мог говорить о своих лошадях бесконечно.
Но, заметив, что она не слушает его, он умолк. В лунном свете ее вечернее платье казалось вырезанным из глыбы белого мрамора.
— Поехали, — нехотя предложил он. — Я отвезу нас назад. Бал еще не кончился, и мы сможем добраться до «Казино» меньше чем за пятнадцать минут.
— «Казино»? Ни в коем случае! Я хочу побольше узнать об этой лошади. Как вы сказали ее зовут — Тайгер-Мосс?
— Не думаю, что вам было интересно.
— Но я действительно хочу.
Франческа вошла в пустое стойло, где хранились попоны и сбруи, и присела на тюк чистой соломы, лежавший у стены. Откинув голову назад, она прислонилась затылком к стене, позволив шали небрежно соскользнуть с плеч и хорошо сознавая, насколько обещающим может показаться ему это движение. Он сразу понял, что она не собирается кокетничать или дразнить его. Одним широким шагом Валенский оказался рядом с ней, обнял и привлек к себе.
— «Тайгер-Мосс» был основным учебным самолетом в королевских ВВС, — шепнул он ей в ухо.
— Основным… — выдохнула Франческа.
— Самым-самым… — Валенский поцеловал ее в ямочку за ухом, а потом его губы медленно скользнули по ее щеке, пока не встретились с ее губами, и в этот миг все сразу и навсегда переменилось для них обоих.
Они будто перешагнули через невидимый барьер и очутились за крутым поворотом судеб. Они почти ничего не знали друг о друге, но теперь им обоим было уже не до расспросов, обещаний или предварительных условий. Случилось так, что они, прежде два независимых существа, соединившись, создали еще одно, совершенно новое, которому уже никогда больше не суждено было снова разделиться надвое.
Франческа оторвалась от его губ и, закинув руки за голову, вытащила шпильки, скреплявшие прическу. Водопад черных волос обрушился ей на плечи. Нетерпеливым движением она откинула их назад и, глядя в глаза Стаху, ловко выскользнула из платья и кринолина, отбросив их в сторону, как ненужные, ничего не стоящие тряпки. Выпорхнув из окутывавшего ее шифонового облака, она предстала перед ним во всем великолепии своей плоти и, совершенно обнаженная, лежа на кипе лошадиных попон, тихо смеялась, наблюдая за тем, как онемевший от изумления и тотчас же пришедший в дикое возбуждение Стах сражается со своим вечерним костюмом, торопясь избавиться от него. Очень скоро он был так же наг, как Она, и набросился на ее бесстыдно раскинувшееся тело с неистовством, которого не испытывал уже многие годы. И жемчужно-розовое создание волшебным образом преобразилось, превратившись в требовательное существо, хрипловатым нетерпеливым голосом умолявшее его как можно скорее овладеть ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Франческа Верной, бывшая делла Орсо, стала звездой после первого же своего фильма. Ее слава росла с поразительной быстротой в те счастливые дни, когда киностудии могли позволить себе снимать одну и ту же актрису в трех-четырех больших фильмах в год. С 18 до 24 лет Франческа снималась непрерывно, переходя из одной картины в другую. Она была создана для того, чтобы играть самые великие романтические роли. Будучи более чем на десять лет моложе Ингрид Бергман, Бетти Дэвис, Авы Гарднер или Риты Хейворт, она заняла достойное место в их ряду, получая роли, на которые обычно приглашали актрис из Англии. Никто в Голливуде не мог сравниться с ней в амплуа героинь высокого стиля — величественных, мечтательных, окруженных трагическими легендами.
Франческа прожила год в доме Файерстоунов, пока не приобрела себе маленький домик по соседству. В редкие короткие перерывы между съемками она наезжала в Сан-Франциско навестить родителей, но к 1949 году они оба уже умерли. Поскольку Франческа не принимала никакого участия в светской жизни Голливуда, пресса очень скоро окрестила ее загадочной женщиной. Это мнение всячески поддерживал Мэтти, прекрасно понимая, как притягательна подобная репутация. Отдел по связям с общественностью киностудии полностью одобрил завесу таинственности, окружавшую Франческу, поскольку сотрудники не хуже Мэтти сознавали, что правда о звезде будет совершенно неприемлема для пуритански воспитанной публики 50-х годов. Дело в том, что Франческу отличала опасная склонность влюбляться почти во всех партнеров, однако ее бурные, но короткие романы кончались немедленно, как только бывал отснят последний кадр очередного фильма. Поначалу такая особенность Франчески в амурных делах буквально убивала Мэтти, пока он не уяснил себе, что все ее увлечения быстро и неизменно приходят к одному и тому же концу. Она никогда не была влюблена в конкретного живого мужчину. Она влюблялась в принца Датского и Ромео, Хитклиффа и Марка Антония, лорда Нельсона и в дюжину других героев своих фильмов, но, как только в конце концов оказывалось, что перед ней всего-навсего простой актер, она немедленно охладевала к нему. Необузданная театральная страсть сменялась невозмутимой холодностью.
Марго Файерстоун, озабоченная столь бурными романами Франчески, и притом очень часто с женатыми мужчинами, в конце концов поинтересовалась у нее, почему бы молодой актрисе не попытаться время от времени просто поразвлечься, как поступают все молодые женщины ее возраста. В ответ Франческа с негодованием уставилась на нее:
— Боже мой, Марго! Какого дьявола, неужели ты считаешь меня похожей на Джанет Лей или Дебби Рейнольде с их маленькими романчиками на потеху киножурналам? Почему, черт побери, я должна желать поразвлечься? Какое дурацкое слово! Я претендую на нечто большее — прекрасно понимаю, как напыщенно это звучит. Можешь не беспокоиться и не читать мне мораль. Ох, я по горло сыта актерами, но только с ними мне и приходится общаться.
Ей только исполнилось 24 года, когда состоялся этот разговор, и в тот вечер Марго решила, что Франческе пора менять образ жизни. Искусственный мир кино слишком сильно затянул ее, она чересчур много работала без отдыха, оттого и слишком уязвима. Да еще смерти родителей, одна за другой в течение двух лет, — все это угнетающе подействовало на нее.
— Если бы речь шла о моей дочери, то я бы встревожилась, — задумчиво произнесла Марго.
— Брось! Несмотря на все перипетии, она же в прошлом году завоевала «Оскар», — буркнул в ответ Мэтти.
— Вот это и беспокоит меня больше всего. Ты помнишь Луизу Райнер?
— Прошу тебя, не смей даже думать о подобном.
Мэтти постучал по дереву, чтобы отогнать прочь воспоминания о несчастной судьбе хрупкой австралийской актрисы, которая, завоевав два «Оскара» подряд, в конце 30-х годов неожиданно исчезла из кино. Боже упаси, если такое произойдет с Франческой! Или с ними…
— Давай пригласим ее поехать вместе с нами в Европу в следующем месяце, — предложила Марго.
— Но мне казалось, что мы вроде собирались устроить себе второй медовый месяц? — возразил Мэтти.
— Я не верю в медовые месяцы, будь то первый или второй, — твердо заявила Марго. — Поручи своим служащим посадить Франческу на первый же пароход, как только она закончит «Анну Каренину». Мы встретим ее в Европе.
* * *
К половине восьмого вечера того дня, когда состоялся матч по поло, Франческа, опекаемая взволнованной Марго, была уже готова. На ней было длинное бело-розовое вечернее платье из шифона, которое придумал для нее Жан-Луис. Открытое, без бретелек, многослойное, оно мягко облегало грудь. Самый нижний слой шифона был темно-розовым, следующий — тоже розовым, но более светлого оттенка и наконец верхний, последний слой — совершенно белый. На обнаженные плечи Франческа накинула шифоновую шаль, такую же многослойную, как и платье. Длинная, около ярда, ткань тут и там была расшита шелком — бледно-розовыми цветами. В целом ее туалет был выдержан в стиле XVIII века, и Франческа смотрелась в этом наряде словно героиня портретов Гейнсборо. Ее длинные волосы, которые она упорно отказывалась подстричь по новой моде «под пуделя», были собраны на затылке в громадный пучок, спереди выбивались небольшие завитки, падая на гладкий лоб до глаз.
Марго ревностно и с восхищением оглядела ее, после чего в гостиную Франчески был приглашен Мэтти, чтобы иметь возможность окинуть взором свою подопечную.
— Надеюсь, милочка, что этот парень тоже оденется соответствующим образом, — проворчал он.
— Мэтти, здесь, в Довиле, тебя без вечернего костюма не пустят даже в казино, — категоричным тоном заявила Марго.
Ей было прекрасно известно, как должно происходить первое свидание с князем, — ведь она с пятнадцати лет мечтала о подобной встрече с прекрасным принцем, правда о своей.
— Слушай, солнышко, — нерешительно продолжал Мэтти, — этот парень действительно настоящий князь, я навел справки. Но у него репутация бабника, и он уже один раз разведен, имей это в виду. Да-да, я знаю, что ты уже взрослая, можешь мне об этом не повторять…
Они сидели в ожидании, когда в дверь номера постучали. Мэтти открыл дверь и обнаружил гостиничного рассыльного с белой картонной коробкой в руках.
— Цветы для мисс Вернон, — объявил рассыльный.
Мэтти принял коробку и сунул пареньку чаевые.
— По крайней мере, он хорошо воспитан, — угрюмо заметил он.
Франческа открыла коробку — там лежала тройная гирлянда из белых бутонов роз, которую можно было обернуть вокруг запястья. Под гирляндой бдительная Марго заметила еще одну, небольшую темно-синюю бархатную коробочку, перевязанную голубой лентой. Франческа быстро открыла коробочку, и у нее дух перехватило от восторга. Внутри, плотно вдавленная в синий бархат, лежала хрустальная вазочка, казалось, на три четверти наполненная водой. Во флакон был вставлен букетик из трех связанных между собой цветков на золотых стебельках с нефритовыми листьями. У каждого цветка было пять круглых лепестков из бирюзы, а сердцевина выложена из бриллиантов. Франческа вынула букетик из футляра и поставила на стол. Это дивное произведение искусства размером всего в три дюйма отличалось кристальной прозрачностью — горный хрусталь, из которого была вырезана вазочка, создавал полную иллюзию налитой в сосуд воды.
— Что?.. Что это такое? — спросила она.
— Искусственные цветы, — ответил Мэтти.
— Фаберже… не что иное, как Фаберже, — выдохнула Марго. — Прочти, что написано на карточке.
Только теперь Франческа решилась извлечь визитную карточку, лежавшую в старинной бархатной коробочке с выдавленным на ней двуглавым орлом, символом поставщика царского двора.
«Эти незабудки принадлежали моей матери. До сегодняшнего дня я уже было потерял надежду встретить ту, которая могла бы обладать ими. Стах Валенский».
— Горазд на выдумки, — строго сказал Мэтти, но даже на его далекий от сентиментальности взгляд, крошечная вазочка с букетиком незабудок представляла огромную ценность. Кем бы ни был этот тип, он не стал бы бездумно бросаться такими вещами.
Не успела Франческа обернуть розовую гирлянду вокруг запястья, как звонок от портье известил о прибытии князя Валенского.
— Слушай, милочка, только не забывай, что тыква может превратиться в карету, — торопливо проговорил Мэтти, но Франческа так поспешно выскочила из номера, что не расслышала его слов. Мэтти с огорченным лицом повернулся к Марго: — Черт побери, я хотел сказать «карета — в тыкву». Как ты думаешь, она поняла?
— С равным успехом ты мог бы обратиться к ней по-китайски, — ответила Марго. — Ты же видел, в каком она состоянии.
По безмолвному согласию Валенский и Франческа быстро миновали переполненный вестибюль «Нормандии», где люди застыли на месте, провожая ее взглядами с того самого мгновения, как она вышла из лифта, окутанная колышущимся облаком шифона, не скрывавшего, но лишь подчеркивавшего ее красоту. Открытый белый «Роллс-Ройс» Стаха с откидным верхом ждал ее у дверей, и несколько секунд спустя они уже катили по почти пустынным улицам города, большинство обитателей которого либо выпивали перед ужином, либо еще только одевались на выход.
— Вы не находите, что еще неприлично рано? — спросил он.
— Но вы сами сказали — в восемь.
— Я не был уверен, что мои нервы выдержат до девяти.
— У вас расстроены нервы?
Ее замечательный голос, всегда такой глубокий и мягкий, сейчас звучал напряженно, слова с трудом слетали с внезапно пересохших губ.
— Да, начиная с сегодняшнего дня…
Его шутливый тон испарился. Он снял одну руку с рулевого колеса и накрыл ладонью сложенные руки Франчески. Это неожиданное простое прикосновение лишило ее дара речи. Никто из ее многочисленных любовников никогда, даже в самые интимные мгновения, не дотрагивался так до нее. Она ощутила волнующую власть пальцев спутника.
Минуту спустя он продолжал:
— Я думал повести вас обедать в «Казино»… там сегодня бал в честь игроков в поло… сейчас самый пик сезона. Что вы скажете насчет того, чтобы пропустить его? Мы можем поехать в один известный мне ресторан на дороге в Онфлер. Он называется «Чез Маку», там хорошо и тихо, по крайней мере, должно быть тихо сегодня вечером, когда все отправятся в Довиль.
— О да… пожалуйста.
В «Чез Маку» вскоре выяснилось, что они способны говорить только о самых незначительных вещах. Стах пытался рассказывать о поло, но Франческа слушала рассеянно, завороженная резкими движениями его загорелых рук, поросших светлыми волосами, — рук большого самца.
Да и сам Стах с трудом понимал то, о чем говорил. Франческа затронула самые тонкие струны его души, разбудила давние, глубоко запрятанные и тщательно оберегаемые мечты. За прожитые годы у него было много женщин, столько, сколько ему хотелось, умных, искушенных, практичных, невероятно красивых женщин, принадлежавших к «Интернэшнл сет». И вот теперь он, закаленный, многое повидавший, оказался, что называется, влюбленным с первого взгляда, испытав неожиданное, словно удар грома, увлечение, кружившее ему голову.
Она такая юная, думал он, и столь ослепительно величественная. Ее яркая, волнующая красота в равной мере могла быть как русской, так и итальянской. Она напоминала ему миниатюрные, в золотых с бриллиантами окладах портреты юных санкт-петербургских княжон, множество которых в ностальгическом излишестве украшали каминные полки в доме его матери. Кожа ее плеч, когда она сбросила шаль, показалась ему невероятно, неправдоподобно свежей и гладкой. Округлость щеки там, где она смыкалась с ухом, казалась столь щемяще целомудренной, что он был уверен: этот абрис навсегда останется в его памяти.
Франческа слушала низкий голос Валенского, отмеченный чисто английским произношением, мужественный голос, слегка вибрировавший от скрытой нежности, когда он рассказывал о новорожденном жеребенке, и думала, насколько же он не похож на мужчин того сорта, что она встречала до этого, будто вылеплен совсем из другого теста. Каждый раз, когда она осмеливалась заглянуть в его горевшие хищным блеском серые глаза, ей казалось, что она делает очередной шаг в неизвестность. Он сообщил, что ему уже сорок, однако его окружал такой волнующий ореол силы и целеустремленности, что любой юноша показался бы рядом с ним неуклюжим младенцем. Мэтти было всего сорок пять, но по сравнению со Стахом он выглядел на двадцать лет старше.
Когда они допили кофе, он спросил ее, не хотела бы она вместе с ним навестить его лошадей.
— Я никогда не ложусь спать, не заглянув на конюшню, — пояснил он. — Они ждут встречи со мной.
— А им нравятся посетители женского пола?
— Они никогда не видели их прежде.
— Ах так!.. — Франческа вздрогнула, уловив суровую простоту сделанного ей комплимента. — Хорошо, тогда я еду.
Они поехали назад в сторону Донилл и на самой окраине Трувиля свернули на проселочную дорогу, которая примерно с полмили петляла среди старых яблонь, пока не уперлась в ворота, сделанные в стене из грубого камня. На звук клаксона появился мужчина, распахнувший перед ними ворота, и они въехали внутрь. Во дворе помещались внушительный каменный фермерский дом и многочисленные хозяйственные постройки.
— Жан, мой управляющий, живет здесь со своей семьей, — пояснил Валенский, — а конюхи проживают в деревне и приезжают сюда каждое утро на велосипедах.
Он взял Франческу под руку и повел ее к конюшням, расположенным на некотором удалении от дома. Заслышав звуки их шагов, пони немедленно откликнулись, заржав и беспокойно задвигавшись в стойлах.
— У них, бедняжек, не так много развлечений, — рассмеялся Валенский. — Я для них нечто вроде ночного шоу.
Он медленно переходил от одного стойла к другому, задерживаясь, чтобы сообщить Франческе кличку каждой лошадки и рассказать о достоинствах своих любимцев, одновременно окидывая животных острым, проницательным взглядом, оценивая их физическое и психическое состояние. Стах мог говорить о своих лошадях бесконечно.
Но, заметив, что она не слушает его, он умолк. В лунном свете ее вечернее платье казалось вырезанным из глыбы белого мрамора.
— Поехали, — нехотя предложил он. — Я отвезу нас назад. Бал еще не кончился, и мы сможем добраться до «Казино» меньше чем за пятнадцать минут.
— «Казино»? Ни в коем случае! Я хочу побольше узнать об этой лошади. Как вы сказали ее зовут — Тайгер-Мосс?
— Не думаю, что вам было интересно.
— Но я действительно хочу.
Франческа вошла в пустое стойло, где хранились попоны и сбруи, и присела на тюк чистой соломы, лежавший у стены. Откинув голову назад, она прислонилась затылком к стене, позволив шали небрежно соскользнуть с плеч и хорошо сознавая, насколько обещающим может показаться ему это движение. Он сразу понял, что она не собирается кокетничать или дразнить его. Одним широким шагом Валенский оказался рядом с ней, обнял и привлек к себе.
— «Тайгер-Мосс» был основным учебным самолетом в королевских ВВС, — шепнул он ей в ухо.
— Основным… — выдохнула Франческа.
— Самым-самым… — Валенский поцеловал ее в ямочку за ухом, а потом его губы медленно скользнули по ее щеке, пока не встретились с ее губами, и в этот миг все сразу и навсегда переменилось для них обоих.
Они будто перешагнули через невидимый барьер и очутились за крутым поворотом судеб. Они почти ничего не знали друг о друге, но теперь им обоим было уже не до расспросов, обещаний или предварительных условий. Случилось так, что они, прежде два независимых существа, соединившись, создали еще одно, совершенно новое, которому уже никогда больше не суждено было снова разделиться надвое.
Франческа оторвалась от его губ и, закинув руки за голову, вытащила шпильки, скреплявшие прическу. Водопад черных волос обрушился ей на плечи. Нетерпеливым движением она откинула их назад и, глядя в глаза Стаху, ловко выскользнула из платья и кринолина, отбросив их в сторону, как ненужные, ничего не стоящие тряпки. Выпорхнув из окутывавшего ее шифонового облака, она предстала перед ним во всем великолепии своей плоти и, совершенно обнаженная, лежа на кипе лошадиных попон, тихо смеялась, наблюдая за тем, как онемевший от изумления и тотчас же пришедший в дикое возбуждение Стах сражается со своим вечерним костюмом, торопясь избавиться от него. Очень скоро он был так же наг, как Она, и набросился на ее бесстыдно раскинувшееся тело с неистовством, которого не испытывал уже многие годы. И жемчужно-розовое создание волшебным образом преобразилось, превратившись в требовательное существо, хрипловатым нетерпеливым голосом умолявшее его как можно скорее овладеть ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58